Взрослый Йори забарахтался, ударил ногой о дно и, словно дельфин, выпрыгнул из воды. Не такая уж и большая глубина нужна, чтобы утонуть. Тамура стоял по плечи в воде. Мокрая одежда приятно липла к пористой загорелой коже.

Он вышел, на пляже никого не было.

Надвигалась туча. Он стоял. Одинокая спица. Как роспись в паспорте.

***

Спустя время холодный ветер налетел на побережье. Тамура трясся, укутанный в плед, весь сырой и колючий от кристалликов соли. Шум ветра не давал уснуть, но в то же время болезненно баюкал его. В полусне он думал…

А что, если Снаудера вообще нет?

Тамура хотел предстать перед ним во всей красе…

Что если это всё мне просто приснилось…

В чистой рубашке…

A predatory sea snail blurred in the young Rene’s eyes…

Хищная морская улитка расплылась в глазах юной Рене…

…dream enveloped her limp body…

От холода всё тело дрожало. Тамура достал ненавистную книжку. Не ту, что подарил бангорец. Ту, ту самую, первую. Ужасная печать. Ужасный перевод, отвратительная бумага.

Боги, как же холодно.

Страница. Страница. Ещё одна. Иссохшие от ветра руки рвали их. Тамура терзал книжку. Одну за другой, одну за другой. Страницы, страницы, страницы.

Охваченный отвращением, он изорвал её в один огромный цветок, запихнул его в опустевшую яму и бросил в неё с трудом зажжённую спичку. Огонь очищал память. Неприятные воспоминания горели. Никакого мазута. Никакой нефти. Этот запах природной чистоты он запомнит надолго.

и уносил в далёкие миры, что испокон веков находятся во власти Морфея. Раковина её закрутилась…

Кристалликов на сохнущей одежде становилось всё больше.

…merged into one monolithic obelisk and cut through a c asc ade …

…шесть.

Мысли дробились. Грань между сном и реальностью стиралась всё сильнее. Вдруг Тамура сквозь прочие шумы едва услышал звук ключей в замке и чей-то раздражённый голос. В замке того самого дома, который он так долго искал.

– Я, это я-то? Да пошла ты нахрен, долбаная шлюха!

Стрела повернулась на 180 градусов и больно пронзила затылок. Рата-роуд десять, Дэвонпорт, Оклэнд, 0624. Стрела не промахнулась.

Ветер сорвал с него грязный плед и унёс его далеко-далеко в море. В сторону острова Рангитото. Взъерошенный, Тамура размял онемевшее от ветра лицо, выхватил из чемодана в яме чистый пиджак и побежал с ним в руках по направлению стрелы. Стопроцентное попадание. Убит наповал. Так радуется охотник, подстрелив оленя. Пуля нашла свою цель и стала маленькой звездой.

Но не только это заставляло сердце молодого человека радостно биться и гонять по крови чистое счастье.

Он слышал чужие английские слова. Но были они как родные. Будто в голове сидит суфлёр и без единого звука старательно пересказывает всё услышанное.

Страх перед языком пропал.

Казалось, мысль Снаудера наконец-то пробила барьер и вдарила ключом во всеуслышание.

…Сжатая в один монолитный обелиск и прорезалась каскадом фонтанов в шесть этажей.

***

Ещё не видя любимого писателя, Тамура вдруг остановился за поворотом. Огненная стрела влекла его. Но маленькая льдинка в сердце больно кольнула. Это была не льдинка. Кристаллики побуревшей морской соли на рубашке неприятно липли и кололись.

Может, стоит вернуться? Переодеться…

Из-за забора снова донеслись громкие ругательства. Тамура накинул пиджак и расправил штаны. На пальцах остались липкие кристаллы с серебристой коркой и разных оттенков вкраплениями, словно ржавчина.

Ржавчина на боевом мече. Так-то ты приветствуешь своего хозяина?

Переборов стыд, Тамура шагнул на участок. Десятый дом на Рата-роуд. Ворота были открыты. На парковке дома стоял незапертый автомобиль неизвестной Тамуре марки, весь в пробоинах, изъеденный огромной химической молью. Во всяком случае такая аналогия напрашивалась. Ещё одна солёная льдинка кольнула Йори в сердце. Может ли бог разъезжать в ржавой тарантайке?

Кто сказал тебе, что это его машина.

– И правда.

Из-за стен раздались несколько громких криков. Дверь в дом распахнулась и из него выбежал неопределённого возраста светловолосый человек. На нём были слепые чёрные очки. Кожа его была высушенной. Видимо, постаралось местное солнце. Там, где она обхватывала трицепсы и непокрытые шортами икры, дрябло болтались ещё короткие кожные мешки. Человек был загорелым. С трёх-четырёхдневной щетиной. На лице его читались паника и ужас.

Этот блондин на миг бросил на Тамуру взгляд, но из окна раздался гневный крик и парень глянул в торону двери. На порог выскочила растрёпанная женщина. Такая же сухая. На ней были короткие потрёпанные джинсовые шорты с расстёгнутой ширинкой. Трусиков на ней явно не было, либо у них такая неестественно короткая посадка, что можно было разглядеть поросший острой чёрной щетинкой лобок. Её растрёпанные охристые кудри обрамляли лоснящееся лицо с первыми морщинами и плохо закрашенными кругами под глазами. Её широко расставленные в дверном проёме руки держали меж собой плотный чёрный топик и короткую куртку из кожзама жёлтого цвета со следами отваливающегося покрытия, точно кусочки шпатлёвки на старом потолке. Женщина стремительно теряла свою природную привлекательность, постепенно рассыпаясь.

В голове Йори мелькнул образ сдуваемого ветром песочного замка.

– Ах вот ты где, говна кусок!

Женщина злобно рванула раскрытую дверь, выдернув из неё облезлую ручку. В следующее мгновение она запустила ею в жилистого блондина в гавайской рубашке.

Тамура всегда представлял его себе всего в чёрном. Загадочного, как пустота. Но вот он. Весь цветной, пёстрый, как попугай и такой…

Снаудер еле уклонился от летящей дверной ручки и кинулся нарезать круги вокруг дома, жалко хлюпая шлёпанцами. Секунд тридцать они бегали друг за другом по всему участку. Женщина сняла одну туфлю, затем другую и по очереди запустила ими в павшего героя . Сделав крюк по участку, они вернулись ко входу. Дав крюк, они сцепились у входа, навешивая друг другу оплеухи. Щедро обмениваясь ругательствами и тычками. Один из них даже прилетел Тамуре, когда Снаудер попытался спрятаться за ним.

В конце концов попугай в гавайской майке в гавайской майке и шлёпках попытался спрятаться в доме, но поскользнулся и упал на ступеньках. Подруга ухватила его за волосы и принялась пинать босыми грязными ногами.

– Урод! Импотент! Червь гальюнный!

Она щедро крестила его самыми последними именами. Награждала пинками и оплеухами, брызжа слюной прямо ему в лицо.

Плевки оседали большими белыми пузырями на круглых чёрных очках. Но всё, что великий литератор мог ей противопоставить, это жалкое бормотание и протянутые вверх в тщетной попытке защититься дряблые руки. Вся поза его с затравленно подогнутыми под себя ногами выражала полную беспомощность перед этой растрёпанной фурией. На короткий миг Тамура впервые увидел его глаз. Не прикрытый очками. Зрачок его сузился, ещё чуть-чуть и мог бы засосать в себя всю вселенную. И вдруг… нет, может быть это только показалось. Потрясённый Тамура уловил едва заметное движение. Снаудер посмотрел на него, будто бы моля о спасении. Всего один короткий молящий взгляд. И Тамура выпрямился, натянулся, как лук. Стал твёрдой огненной стрелой. Острым, точно меч, прокаленный в адском пламени.

Он со звоно вскрыл всю свою ржавчину. Йори стянул с себя пиджак и в два коротких прыжка добрался до скулящего, барахтающегося клубка дерущихся, словно две дворовые шавки, обезьян и одним уверенным движением накрыл женщину пиджаком. Быстро завязав вокруг узлом рукава, он оттащил женщину и вытолкал её прочь за ворота.

Снаудер быстро поднялся и с лязгом их запер.

В позе его появилась какая-никакая уверенность. Он явно почувствовал себя в безопасности. Женщина сняла с себя импровизированную смирительную рубашку и продолжила поносить уже их обоих. Она попыталась достать Ганса через прутья ограды, но тот предусмотрительно отошёл на почтительное расстояние . И прежде, чем та ушла, послал ей легким броском обе её туфли одним лёгким броском. Пара обуви стукнулась о фонарный столб и разлетелась в разные стороны. Тамура подумал, что, должно быть, именно в таких любовных ссорах и появляются висящие на проводах кроссовки. Женщина обулась, ещё раз хорошенько плеснула словесной желчью и удалилась. Снаудер послал ей воздушный поцелуй, показав средний палец. Ещё некоторое время он смотрел ей вслед, пока та не скрылась из виду. Только теперь он обратил свое внимание на гостя. Ганс ненадолго отвернулся, пожевал губами и расправил плечи, как будто обдумывая дальнейшие действия.

Тамура не знал, как начать разговор. Он поднял отломанную ручку от двери. Тихо кашлянул. Они обменялись взглядами. И наконец Тамура поздоровался.

– Добрый день, Снаудер-сан.

– Наверное… откуда вы меня знаете? И кто дал вам адрес.

– Никто. Я сам вас нашёл.

– Удивительно.

– Ну то есть… один ваш друг, он из Бангора, рассказал мне, что вы живёте на Челтнем-бич. Номер дома я не знал. У меня в голове есть одна горящая стрела, она указала мне ваш дом, Снаудер-сан.

– Твоя помощь пришлась как нельзя вовремя. Кстати, как тебя?

– О, прошу прощения!

Тамура бросился Гансу в ноги. Тот опешил.

– Меня зовут Йори Тамура. До недавнего времени я жил в Осаке.

– Прекрати валяться у меня в ногах – Снаудер жестом приказал Тамуре подняться, он повиновался – Надо же. По твоему голосу так и не скажешь. То есть, мне тут подумалось, что если бы я не видел, что ты японец, я бы ни за что не подумал… ну, знаешь, ваша братия любит коверкать мой язык. Особенные проблемы у них вызывает звук «Эл». Liberty, Love, Lemon – ахаха – Снаудер расплылся в улыбке – должно быть ничего из этого у вас попросту нет.

– Отчего же. Любви у нас хватает!

– Да? И много женщин ты в этом году уложил на лопатки?

Тамура нахмурился.

Ловко он тебя.

– Ни одной.

– А в прошлом?

– И в прошлом ни одной.

– Странно. Парень ты… – Снаудер окинул его оценивающим взглядом – симпатичный.

Солевые пятна на майке. Белые от соли штаны.

– А это что, сперма у тебя на штанах?

– Прошу меня простить – Тамура по-солдатски прижал руки вдоль бёдер и смущённо поклонился – Я три дня жил на побережье, не имея крова и попросту не успел сменить одежду. Если пожелаете, я могу сходить переодеться.

– Не стоит. Всё это уже достаточно… странно. Если вы понимаете, о чём я.

Снаудер поднялся по ступенькам ко входу в дом и, нервно улыбаясь, протянул руку к поломанной ручке, неосознанно пытаясь её закрыть. Он промахнулся и вдруг потерял равновесие. Тамура было ринулся вперёд, чтобы поймать падающего мужчину, но тот нашёл ногами опору и смог удержать себя от очередного падения (да, просто «удержался наногах» – не усложняй).

– Не пойми меня неправильно, но… твоё поведение, оно… я очень признателен тебе за помощь с этой старой гаргульей, видит чёрт, один я не справлялся, но… ты говоришь довольно странные вещи. Какая-то стрела, Осака, три дня на пляже, друг из Бангора…

– Прошу простить меня за непрошеное вторжение и сумбурный рассказ. Думаю, мне стоит начать с начала.

– Предположим – с сомнением, но не без интереса сказал Снаудер, всё ещё стоя в дверях.

– Вот уже больше двадцати лет как я каждый читаю и перечитываю все ваши работы…

Мужчина несколько напрягся.

– И в Осаке у меня была огромная коллекция всех ваших книг. Она до сих пор там. Понимаете, в Японии так мало людей разделяют мой интерес к вашим, вне сомнения, шедеврам. Однажды… и мне стыдно это признать… – Тамура вспомнил про ручку от двери и подал её Снаудеру, тот, не отрывая от него взгляда, взял предложенный предмет – Однажды я имел непростительную глупость заказать перевод вашей ещё не вышедшей на японском книги. Английский тогда ещё давался мне с огромным трудом. Вернее даже будет сказать, что он не давался мне вовсе. Так вот… перевод был отвратительный. И всё же от осознания причастности к вам я был… как аист в небесах. Всю жизнь рядом с вами я чувствовал себя как клинок в своих ножнах. Пока я был ребёнком, я страдал от одиночества и многих других болей, но познакомившись с вами через книги… я обрёл сильнейшее болеутоляющее. И не было предела моей радости, когда я встретил в своём дворе одного старика (он открыл свой книжный магазинчик), так вот он оказался вашим знакомым. И он подарил мне вашу книгу, надо отметить, с превосходным переводом. «Каскад шесть».

При этих словах лицо Снаудера переменилось в выражении, вот только Тамура никак не мог уловить сути этих изменений.

– Старик был из Индии и много о вас рассказывал.

– Из Индии?

– Совершенно верно.

– Не уверен, что у меня есть такие знакомые. Как, говоришь, его имя?

– Его имя…

Тут Тамура застыл в ступоре. Глупость ли, за это время они с добродушным бангорцем так и не спросили друг друга.

Быть может, живым людям имена и не нужны, кто вообще сказал, что они что-то значат? Присвоить бы каждому номер. Да нет, зачем же – дайте ему заговорить и вы вмиг поймёте, кто перед вами. У мыслей каждого человека есть своя тон, свои круги, свои всходы, свой запах…

– Он не сказал его мне.

– Так, это всё звучит уже крайне подозрительно.

– Простите… простите меня! – Тамура вдруг испугался, что его выгонят. Снаудер выгнул шею, явно заглядывая за калитку.

– Кажется, это там твой пиджак валяется? – Он делал недвусмысленные намёки – Так, давай я сейчас открою ворота и ты… – Он сделал несколько шагов в сторону выхода.

Книга. В ней должна быть его подпись.

– Всё это, конечно, очень трогательно, но, ты сам понимаешь. В Новой Зеландии чтят понятие частной территории. – Он приобнял Тамуру за плечо и собрался было его выпроводить.

– Прошу, повремените – Тамура достал из глубокого кармана брюк книгу с машинной печатью – Вот! – Сказал он, откидывая главную обложку – Это его именная печать.

Снаудер бросил взгляд на красные иероглифы, машинально отвёл глаза в сторону, затем снял очки, убрал руку с плеча Тамуры и посмотрел на печать снова. Взял книгу в руки, бегло пролистал её.

– Аа, этот… Я уж думал, его давно убил этот… филиппинец.

Ладно, если уж старый хрен, можно сказать, поручился за этого японца, наверное, что-то в нём есть – подумал Ганс – он захлопнул книгу и вернул её Тамуре.

– Хорошо, будешь гостем. Но сначала подбери свой пиджак. А то неловко как-то – он немного задумался – а ещё какие-то вещи у тебя есть?

– На песке под деревом лежит чемодан с запаской. Ещё зубная щётка и…

Но Снаудер не слушал, он уже поднялся и попробовал приделывать ручку на её законное место. Тамура разблокировал ворота, вышел на дорогу, поднял пиджак и вернулся.

– А где саквояж?

– Ничего с ним не сделается – секунду подумав, он добавил – мне надо с вами говорить.

Снаудер отложил ручку на пол.

– Ну так, никто не мешает.

– Нет. Я имею в виду, мне нужно говорить с вами откровенно.

Снаудер одарил его непонимающим взглядом.

– Это важно.

– Да, но у меня тут… сам видишь – он вернул очки с воротника рубашки на нос и указал на сломанную дверь

– Тогда я помогу?

Тамура подошёл, с трепетом взял у него из рук металлическую деталь с четырьмя саморезами и приложил её к нужному месту. Замок был цел, нужно было только прикрутить её обратно.

– У меня нет инструментов. Я только недавно переехал и не успел как следует обзавестись необходимыми инструментами.

Тамура посмотрел на него сверху-вниз.

– У меня такое не часто.

Йори посмотрел на свои толстые нестриженые ногти.

Глупая затея. И всё же.

Он попробовал закрутить ими один саморез с крестовиной, но на шестом обороте ноготь его обломался. Снаудер улыбнулся с плохо скрываемым удовольствием. Тамура сунул раненый палец в рот, со звуком множества лопающихся маленьких пузырьков всосал кровь из ранки и осмотрел её. Трещина заходила далеко на территорию чувствительной мякоти. Кровь не переставала собираться и уже начала мерно капать. Ганс предложил ему пластырь. И пока он ходил по дому за аптечкой, Тамура нащупал в заднем кармане открывашку от консервов, согнул её здоровыми пальцами пополам и быстро вкрутил три самореза. И уже через считанные минуты он сидел за плотно закрытой дверью в гостевом кресле напротив Снаудера который грел что-то в ложке над маленьким столиком.

Он пытался завести с ним разговор о последнем романе. Но Ганс наотрез отказывался вспоминать хотя бы и одну строчку из него… Он отпирался и, кажется, даже не был всерьёз уверен, что лично писал его. Тамура не выдержал и хотел было снова показать ему книгу, но заметил странный предмет в его руке. Предмет был как будто инопланетный, продолговатый и почти прозрачный. Со множеством чёрных чёрточек и непонятных цифр. Присмотревшись получше, клерк разглядел, что это шприц.

Снаудер наполнил его тем, что только что нагрел в ложке. Тамура умолк и принялся пожирать своего идола взглядом. Ганс отложил шприц, достал из-под стола какой-то зелёный порошок, занюхал его, предложил Тамуре, тот отказался. После Ганс достал жгут и попросил помочь поставить себе укол.

– Что это?

– А ты не знаешь?

– Ума не приложу.

– О, это такое лекарство. Сердце у меня шалит. А работать с дурным мотором мне никак.

И когда одинокая Рене наконец-то затянула петлю ремня вокруг своей тонкой бледной шеи, впадая в смертельный экстаз…

– Я уже давно не могу работать без моих лекарств – Сказал он, распуская жгут – оххх!

Снаудер закинул голову в блаженстве.

– Подай мне мой – Он неловко попытался указать рукой на нужную вещь – мой мак.

Тамура не сразу нашёл ноутбук. Он был завален какими-то пустыми папками. Снаудер сжал мак коленями и запустил его.

– Было дело, я писал книжки от руки. Потом перешёл на печатную машинку. Как знать, может быть какая-нибудь прелестная фрау… А теперь этот поганый кусок алюминия. Пиши – не пиши – сказал он, потягиваясь – всё одно дерьмо.

Громкий звон заложил Тамуре уши. Экран разлетелся на крупные осколки. Снаудер надел его на деревянную пику перил, ограждавших лестницу на второй этаж.

– И больше ни строчки этой параши. Ни капли дерьма. Никогда больше.

Снаудер странно извивался, двигался, будто бы танцуя.

– Я свободен. Свободен. Свободен – Он говорил с кем-то далёким, но кто, как он считал, вполне мог его слышать – Нахуй идите, вот вы кто, челядь подзаборная, я всех вас ебал.

Тамура с ужасом смотрел на его.

– Червь гальюнный, как же, как же. И ты, манда дряблая, жопу пососи.

Он снял шлёпанец и запустил им в закрытое окно. По чистому стеклу поползла тонкая трещина. Придя в себя, Тамура ответил.

– Кстати об этом.

– А?!

– О книгах.

– А, да пошли они. Никому они не нужны были, пока этот чёртов фильм не вышел.

– Мне нужны были.

– А?

– Я же рассказывал.

– Да-да, что-то такое припоминаю – Сказал он, поворачиваясь.

Снаудер прерывисто и глубоко вдыхал. Его рот был широко открыт, как у персонажа картины «Крик» Эдварда Мунка. Во рту у него пересохло. Ганс, шатаясь, как моряк, дошёл до буфета, откупорил бутылку и до половины осушил её. Подавился и выплюнул довольно крупный комок прямо на пол. В комнате запахло еловыми шишками, хвоей и множеством других трав. Очевидно, это был какой-то бальзам.

На сердце настала беспощадная зима…

Льдинка вновь кольнула в груди. От увиденного Тамуре подурнело. Отдышавшись, Снаудер начал поносить свои книги. Казалось, войдя в раж он тут же вспомнил и «Каскад_6» и многие другие вещи, которые даже такой литературный наркоман, как Тамура, не мог бы с такой скоростью вспоминать, резать и компоновать между собой. На его глазах всё, что было ему дорого, всё, что было свято, сам создатель безвозвратно втаптывал в грязь, ломал и проклинал на вечные муки и разложение. По щекам его покатились слёзы. Тамура зарыдал, как маленькая девчонка.

Как давно я не плакал

– Прошу…

Нет, с меня довольно

– Хватит…

Это больно

Снаудер катался по полу и чертыхался, поносил всё и вся на чём свет стоит.

– Весь мир – порнография. Прав был отец. Порнография – последнее искусство. Последнее, оставшееся в живых.

Эти слова Тамура, пребывая в шоке, как будто бы пропустил мимо ушей.

– Понимаете? Понимаете…

– Что?

– На фестивале “Burning Flag” вы сказали, что у вас есть ещё десять рассказов. Ранних.

– К чёрту их.

– Я понимаю ваше нежелание писать новые.

– Ещё бы, мелкий ты ублюдок.

– С вами плохо обошлись. Но, молю вас. Вы же понимаете, каково это, не иметь доступа к источнику своего счастья.

– Каково же?

– Это как… как вам жить без лекарства.

– Без лекарства? – Снаудер перевернулся на спину и расхохотался.

– Да. Ваши стихи, романы, ваше перо и печатная машинка, ваши слова – это лекарство для меня. Молю… только вы один во всём мире можете меня спасти.

– Их всё равно опубликуют после моей смерти.

– Я не хочу вашей смерти.

– Тебе не придётся долго ждать – Ганс громко расхохотался – Кажется, я скоро кони двину. Свет в конце тоннеля. Длинный и волосатый, как моя двенадцатипёрстная. Жизнь – дерьмо, мой мальчик!

– Нет! Только не это!

– Спокойно. Всё в порядке. Я уже чувствую. Как черви едят меня изнутри.

Тамура втащил Ганса на софу. Тот широко раскинул ноги, как вожак горилл.

– У меня большая-большая коллекция дома. Я обещаю, каждый рассказ послужит мне великим уроком. Прежде чем перечитать его, я проглочу все остальные книги. От первой до последней буквы. Даже цифры тиражей, все даты с именами редакторов и вашим именем. Это будут самые долгие десять кругов забытья.

В мозгу Снаудера мелькнул образ медового толстяка – ухмыляющегося восточного божества. Жёлтая субстанция стекала с него тонкими-тонкими, но широкими лепестками. Он усмехнулся сквозь чёрные очки.

– Я всё что угодно сделаю – Взмолился Тамура.

В опьянённых глазах за черными очками мелькнул садистский проблеск. Как будто открыли окошко и тут же выключили свет. То, что последовало за этой вспышкой, не поддаётся ни какому прощению. Ганс унижал Тамуру, называл червём без крыльев, заставлял целовать его ноги. Обещал дать ему рассказы и тут же брал слова обратно. Заставлял гадать, где лежат черновики. Йори обыскивал полку за полкой, но нигде не было никаких следов. Снаудер заставлял его проклинать родных, друзей, словесно топтать всё, что ему дорого. Он даже обозвал свою начальницу распутной девкой. В какой-то момент Снаудер потребовал отдать кошелёк и Тамура выпотрошил всё его содержимое прямо на диван. Он отдал пиджак, часы, галстук. Снаудер заставил его плюнуть в свой синий японский паспорт и выгрызть из него страницу с местом жительства. Наконец он приказал уткнуться носом ему в пах.

Тамура, окончательно униженный, роняя слёзы, дрожа в ознобе, повиновался.

– Любишь ли ты свою пушку, бога и государство так, как люблю его я!? – Хрипло спросил Снаудер.

– Да… – сквозь слёзы проронил Тамура.

– Я не слышу!

– Даа!

– А теперь слушай сюда.

Снаудер больно сжал его голову бёдрами.

Он достал из-за спинки дивана сигареты и закурил, откинувшись на спину и раскинув руки. Сделав глубокую затяжку и пустив струю в потолок, он опустил голову.

– Смотри на меня!

– Тамура с трудом поднял голову.

Ганс ещё раз затянулся ядовитой папиросой и, выждав паузу, пустил дым прямо в лицо японцу. Тамура закашлялся. Слёзы упали на ширинку шорт. Громкий вонючий взрыв кишечных газов ударил Тамуре прямо в лицо. Он попытался вырваться, но сил не хватило. Откинувшись, Ганс мерзко расхохотался. Наконец он расслабил ноги и Тамура освободился.

Он чувствовал себя в полусне. Униженный, низведённый до зверя, он не находил ни звуков, ни слов, ни иных образов, чтобы выразить свою боль от разочарования. Утешало лишь одно…

– Идолопоклонство… ничего омерзительнее не знаю. Если ты и правда читал мои книги, ты знаешь, как я его ненавижу. Как я его презираю. Я писал их, чтобы посеять семена. Но семена мертвы. Столько хвалили, столько поносили меня, но никто… никто не захотел сделать своё, новое. Я не родил ни одного нового человека. Только это жалкое ничтожество. Наркоман. Мягкая машина с кнопкой удовольствия в голове. А может…

Он снова посмотрел на несчастного японца.

– Ты – единственный, кто никогда не прочтёт ни одного из моих рассказов. Я накажу своим редакторам. Я напишу это в завещании. Это будет выбито на моей могильной доске: «Йори Тамура не прочтёт моих рассказов». Это – то, ради чего я жил. Я родил червя, я же его и брошу на съедение черепахам, слепым кротам. Червь, ты никогда не станешь змеем-соблазнителем, не соблазнишь Еву, не проникнешь в её лоно. Не родишь антихриста. Я прерву твоё существование на корню. Я растопчу тебя, как букашку. Ты не изведаешь любви. От твоей болезни не будет лекарства.

От твоей Красной Болезни.

– Видишь эту нижнюю полку с дисками. Там лежат мои тетради. Ты никогда их не получишь.

Снаудер устало положил голову на плечо. Силы покидали его.

– Прошу…

Ганс удавом посмотрел на него. В зрачках его мелькнула животная жестокость.

Красная Болезнь наступила.

– Ни-за-что.

Каждая слеза как капля лавы.

Руки сомкнулись вокруг его шеи.

Снаудер улыбнулся. Тамура надавил на его горло. Тот принялся отпираться, но не выдержал и, слабо дёргая конечностями, обмяк. Тамура вскочил от испуга. Но увидел, как Ганс снова делает вдох. Он подобрал сколок экрана раненой рукой и прежде чем Ганс пришёл в сознание, полоснул его по горлу.

И прорезалась каскадом фонтанов в шесть этажей

Кровь ринулась прочь из тела. Тамура мысленно кромсал его тело.

Снова, снова и снова.

Один широкий мазок ладонью, полной кровавой густой жижи.

По собственному лицу.

Клинок нашёл свою жертву.

Пуля стала звездой.

Во лбу дикого животного.

Мама говорит, я произошёл от бога.

Папа говорит, я рождён от обезьяны.

Обезьяна. Палка. Человек. Ружьё.

Тамура бросился перерывать личные вещи Ганса. Боевые трофеи. Лекартсва от рака 21-го века. Лекарство от одиночества.

Карманный бог.

Читая тетради, он испытывал нечто невообразимое. Никогда ещё кривые английские буквы не были такими стройными. Прямыми и понятными. Глотая их, Тамура утопал в рассказах. Полный надежды, он желал скрыться от боли, окружавшей его снаружи и съедавшей его голову изнутри. Стальная стрела вела его от строки к строке. Но погрузиться не получилось. Океан оказался бесконечно длинной пристанью, бродом, в котором даже самое мелкое судно обречено сесть на мель.

Рассказы были пусты, вычурны, даже ничтожны. Английский язык, в считанные минуты ставшие ему родным, теперь казался бедным, примитивным.

Сжигая глазами страницу за страницей, он испепелил последнюю тетрадь и заплакал. Острое напряжение прорезало его тело. Будто к правой ноге и к макушке присоединили два электрода и замкнули фазу.

Тамура катался по полу в адских судорогах, задыхаясь навзрыд. Сознание, слова, картинки и образы рассыпались в его воспалённом и перемолотом раскалённой стрелкой часов мозгу. На какое-то мгновение ему удалось сделать глубокий вдох и, неестественно изогнувшись, кое-как овладеть своим телом. Он встал на ноги, подошёл к зеркалу. Его отражение перемежалось кровавыми пятнами дождя на жидком зеркале, словно вода озера при дожде.

Тамуре захотелось сбежать из своего лица. Голова заболела от новой вспышки боли. Одно лицо потянуло его влево, другое вправо. Тамура готов был поклясться, что в зеркале его лицо растянулось в две зловещие безглазые и беззубые кричащие маски. Борясь с головокружением, он опёрся на руку мёртвого тела. Он попытался сбежать в левую маску, но та, словно однополярный магнит, отвергла его. Тогда он со всей силой повернул голову навстречу правой маске. Невероятными напряжениями мускулов и душевных сил он смог пересилить свою маску и был уже готов влиться в неё, но в самый последний момент…

Холодок прошиб его.

Волосы вздыбились на спине.

Яркий белый свет опалил его глаза.

Белый цвет смерти.

Тамура оказался лицом к лицу с широкой улыбкой разреза на шее Снаудера. Рядом со своим мёртвым карманным богом.

– Голос в моей голове, это всё он. Это он меня заставил. Это всё не я. Это ты.

Но в голове была тишина. Никакого голоса. Никакого другого тебя никогда не существовало. Всё это – твоих рук дело. Только раскалённые стрелки часов в мозгу бешено вращались: секундная, минутная, часовая. Вращались, превращая воспоминания и чувства в кашу, замешанную на чистой боли.

Холод сковал его сердце. Мороз сжал его мозг. От резкого перепада температур кровоток не выдержал.

Кроваво-синяя вспышка…

Фиолетовый взрыв угасающей боли..

И чёрная кома.

Тамура треснул, как раскалённое стекло в воде.

Это была смертельная кома, не давшая забытья.

У пациента высокий риск апоплексического удара!

Далёкие миры, что испокон веков находятся во власти Морфея, впервые отказались принять в себя жаждущего.

Первого из многих.

_________________________________________

Красота и ум в глазах смотрящего подчас в намного большей власти…

31.08.2022