Нет мочи смотреть.
По щекам стекает кровь
из пустых глазниц.
Глодаю руку
осторожно – учила
мать не грызть ногти.
Создав род людской,
Бог бдит и с трепетом ждёт
их вымиранья.
Раскинулся ад
на земле там, где ступал
Чёрный Человек.
Бездна смотрит в мир
лицами тех, кто сгинул
в ней в поисках дна.
Стежок за стежком
многоколенчатую
тварь сшивает врач.
На старой бойне
истошным крикам вторит
рёв бензопилы.
Марионетки
черты живее моих.
Деревенею.
В клочья изодрав
кожу, трёт ключ невеста
Синей Бороды.
Без глаз, рта, носа,
рук, ног, ушей я в плену
своего тела.
Лица выродков
в засаленных окнах. Я
вернулся домой.
Мне остался лишь
рабский труд, пусть плоть лёгких
от сажи черна.
Росчерком пера
души горожан бесам
продал бургомистр.
Отрицание,
гнев, торг, депрессия. Без
боли не принять.
Лик на картине
глодают черви, а франт
по-прежнему юн..
В ПЛЕНУ ЛЬДОВ
Тысячи лет лëд
незыблемо хранит пыль
минувших веков.
Пыль столь чëрную,
что, взглянув, не сумеешь
рассудок сберечь.
Даже солнца свет
отводит взор вдаль от недр
прозрачной глади.
Даже бог смотреть
отказался на этот
порок его дел.
Чернота копит
злобу и ждëт, лазейку
ища из теснин.
Миг придёт, когда
на жаре станут талой
водой ледники.
День придёт, когда
сеть трещин алчно сгложет
просторы тюрьмы.
И тогда моря
выкипят чëрной смолой,
разъев берега.
И тогда небо,
смрадом затмившись, станет
гнилым полотном.
Но дотоле тьма
лишь плетëт сеть мести, тьма
лишь грезит и ждëт.
Ничто не прольëт
свет на то, сколько злобы
таится во льду.
Лишь редкий путник,
в край мерзлоты забредя,
почувствует взгляд.
Отмахнëтся – мол,
лишь отраженье Луны —
и дальше пойдёт.
Знал бы он, сколько
лет отраженье Луны
мечтает моргнуть.