Официантка действительно не сводила с Шахова глаз, как только услышала голос Ферзя. Всё остальное с того момента воспринималось ею, как в тумане: она машинально принимала заказы, сервировала столы, приносила и уносила блюда. Её глаза и уши были прикованы к столику, где пьяная иностранка и… Ботан? После того, как ботан заговорил голосом Ферзя, это определение к сидящему за столиком никак не подходило. Сделать бы так, чтобы он на минутку снял свои окуляры…

– Zwei Bier! – потребовала у Килькиной Барбара.

– Барби! – одёрнул её Михаил.

– Да-да, конечно, – как смиренная овечка, пролепетала Аннушка и почти бегом бросилась на кухню.

О, да она уже понимает по-немецки! Миша наполнил свой фужер, выпил водку и осмотрелся: филёры по-прежнему восседали на своих рабочих местах.

– Ваше пиво! – официантка появилась с подносом, на котором стояли две неоткрытые бутылки и два пивных бокала.

«Слишком скоро, – снова отметил про себя Ферзь. – Да и чего она бутылки припёрла? Могла бы наполнить бокалы и на кухне…»

Поставив поднос на краешек стола, Аннушка взяла одну бутылку, свернула ей пробку и, закрыв горлышко большим пальцем, стала интенсивно трясти.

– Что Вы делаете? – успел спросить Миша, перед тем, как ему в физиономию ударила пивная струя.

– Ё.. твою мать! – вскочил Ферзь, рефлекторно стаскивая с себя залитые пивом очки. – Ты совсем рехнулась?

Их взгляды встретились.

– Фе-ерзь… – ошарашенно протянула Килькина, опуская бутылку. – Мишка… Это ведь ты?

Барбара Шульц, наблюдая происходящее мутным взором, смогла лишь приподнять брови. Выразить большее удивление ей не позволил выпитый алкоголь.

– Да Вы хулиганка! – завизжал Мишенька Шахов, тряся перед лицом официантки очками. – Я требую администратора! – он даже топнул ногой, оглядываясь по сторонам и фиксируя боевое напряжение милицейских наблюдателей.

– Администратора? Дефлоратора, б…! – Килькина в ярости отшвырнула использованную ёмкость и, проделав со второй бутылкой те же энергичные манипуляции, стала поливать пивом фрау Шульц.

Барбара вскочила, но, потеряв равновесие, тут же рухнула на бок.

– Эт-то есть полировка? – проворочала она немецким языком уже из-под стола.

– Чё стоишь? – заорала на Ферзя Аннушка, поразив очередную цель. – Беги, б…, оказывай своей мочалке неотложную сексуальную помощь!

Она замахнулась на Михаила пустой бутылкой, Михаил поставил блок, но руку разбушевавшейся официантки уже перехватывал подоспевший охранник. Скрутив Аннушку, он поволок её в направлении кухни. Второй вышибала помогал фрау Шульц принять вертикальное положение.

– Тебе хана, Ферзь! – орала Килькина, не обращая внимания на происходящее с ней. – Ты реально на срок попадаешь!.. Тебе пятерик при лучших раскладах ломится!.. Гуляй, Мишенька, последние денёчки!.. Е..и баб, пока не закрыли!..

Михаил Шахов смотрел на неё, как смертельно обиженный человек тонкой душевной организации. При этом он успел засечь, как один из соглядатаев, встав со своего места, спешно направился вслед за охранником и его пленницей. Второй (он, видимо, пас журналиста) остался на «посту».

– Мы очень сожалеем, – рядом с Шаховым появился метрдотель, маленький и лысый мужчина во фраке с бабочкой. – Наше кафе готово компенсировать нанесённый Вам ущерб. Вы можете сделать бесплатный заказ в любой день, кроме пятницы, субботы и воскресенья, с 12-ти до 18-ти часов, при условии, что сумма заказа не превысит…

– И каждый раз нас будут обслуживать таким вот образом?! – возмущённо перебил его Миша. – Нет уж! Увольте!

– Официантка, нанёсшая Вам ущерб, уволена, – тут же переключился на другую пластинку метрдотель. – С неё будет взыскана стоимость Вашего ужина…

– Уваааааааа… Кха-кха… Увааааааа.... – прервала спич метрдотеля Барбара.

Усаженная охранником на стул, она выдавала съеденные блюда обратно, не заботясь об их точном попадании в тарелку. Несколько гостей кафе, с интересом наблюдавших сценку между посетителями и официанткой, брезгливо встали и поспешили покинуть зал.

– Как видите, мы возвращаем съеденный ужин, – пафосно возгласил Шахов. – Так что его стоимость компенсацией являться не может.

– Misha… И-ик!

Изнурённая алкогольным отравлением и экстремальными впечатлениями вечера, Барбара возлежала на заднем сидении такси. Её растрёпанная голова покоилась на коленях у Михаила.

– Fe-еrs… – она сделала попытку приподняться и дотронуться до щеки Шахова.

– Лежи, отдыхай, тебе нельзя двигаться, – ласковым тоном медбрата отодвинул её руку журналист.

– Я люблю тебя… – устало выдохнула Барби, обдав Мишу запахом блевотины.

– Я тебя тоже очень люблю, – стараясь не дышать носом, заверил её Шахов.

Пылкие чувства к Барбаре смешивались в сознании Михаила с мыслями об Аннушке Килькиной, которая, скорей всего, повествовала сейчас следователю Штатскому о своей встрече с Ферзём.

«А что собственно у них против меня есть? – оптимистично подумал Шахов. – Я сидел в кафе с дамой, никого пальцем не тронул, а меня какая-то маньячка оскорбила, пивом облила… А всё потому, что не любит гражданка Килькина интеллигенцию, и готова на неё любой поклёп возвести – из тихого ботаника гопника сделать! Да я же здесь опять потерпевший, по ходу, – вспомнив любимое выражение Аннушки, Михаил улыбнулся. – Жаль, что полирнуть не успели! – он вздохнул. – Хотя…»

– Остановите, пожалуйста, у ближайшего продуктового магазина, – обратился Шахов к водителю. – Барби, я выйду пива купить? – спросил он по-английски у спутницы.

– O, nein! – простонала немка. – Не пей, пожалуйста, при мне никакого алкоголя, а то я от одного спиртового запаха снова начну… blevat, – выговорила она новое для неё русское слово.

– Нет, blevat не надо, – Миша нежно погладил женщину по спутанным, мокрым от пива волосам. – Магазин отменяется, – объявил он водителю, аккуратно оборачиваясь назад.

За такси, в котором находились Миша и Барбара, следовал ничем не приметный «Форд Фокус». Шахов зафиксировал этот автомобиль ещё у ресторана. «Пасёте? Ну-ну…», – едва заметно усмехнулся Ферзь.

– Я позвоню маме, – сообщил он Барбаре и достал мобильный телефон.

***

Открывать купальный сезон ещё не следовало. Майская вода была до ужаса холодной, но после всего пережитого она казалась Алику парным молоком. Доплыв до середины озера, Лунц перевернулся на спину и, стараясь лежать неслышно, приподнял голову. Похоже, за ним никто не плыл. Ныряя, а, фактически, сползая в озеро, Алик ожидал выстрелов, погони, а потому долгое время плыл под водой, изредка выныривая, чтобы хватануть воздуха. От пиджака и ботинок, тянувших его ко дну, шеф-редактор избавился сразу. Плыть стало легче, но дыхание всё равно сбивалось, и Лунц почувствовал, что без отдыха ему не обойтись. Алик погрузил затылок в воду и смотрел на синее небо, в котором безветренно висели одинокие тучки, подёрнутые заходящим солнцем. Коллекционер подумал о том, что он мог и не увидеть этого заката, что сегодняшний день по счастливой случайности не стал для него последним.

Ещё час назад Алик Лунц очнулся… на том свете. Потусторонний мир, на первый взгляд, оказался не таким покойным, как о нём думали живые. Прибывшего на тот свет Лунца покачивало, трясло, временами даже подбрасывало и било об основание и крышку… гроба. В гробу было темно и тесно, что, впрочем, понятно любому живущему на Земле и хоть раз видевшему этот футляр для человеческого тела. Но вот почему Алик испытывал чувство духоты? С общепринятой точки зрения, мёртвые в свежем, да и вообще ни в каком воздухе не нуждаются, а потому душно им не может быть ни при каких обстоятельствах. Ещё у Лунца страшно, как после тяжёлой пьянки, болела голова, и его немного мутило. Эти ощущения тоже смущали «умершего» Алика. Неужели ему уготован лёгкий ад, так называемый – ад-лайт, где не варят в котлах, не поджаривают на сковородках, а обрекают незначительного грешника на вечные мучения в виде похмельного синдрома или чего-нибудь подобного? Стоило Лунцу подумать о такой форме загробного наказания, как ему тут же захотелось курить. Ну, вот ещё никотиновым голодом терзать будут. И ведь ни закурить, ни бросить на веки вечные!

Гроб с размышляющим телом Алика Лунца ещё раз основательно тряхнуло, и подброшенный «покойник» вдруг различил звуки, похожие на шум движущегося автомобиля. Лунц попытался вспомнить все известные ему мифологические сюжеты о перемещении людей в царстве мёртвых, но его память не нашла в своих анналах ни одного фрагмента, где бы мертвецы, ожидающие Божьего Суда, перемещались на автомобиле. Голливуд какой-то! А может, в Голливуде ничего и не выдумывают, может, они всего лишь транслируют действительность небесной канцелярии, но в гордыне своей не ведают, что являются обыкновенным зеркалом неподвластного их воображению загробного бытия.

Но даже голливудские герои, перемещающиеся в мир иной, плавно парили по небесным дорогам, а покойного Алика Лунца швыряло, как на самом обычном российском просёлке. Откуда в воздухе, а возможно, и в безвоздушном пространстве взялись ухабы? А ну как здесь тоже две беды – дураки и дороги?

Мысль о первой беде, присущей его земному Отечеству, бросила Алика в холодный пот (реакция для мертвецов, надо сказать, тоже несвойственная). А ну как черти дров наломают? Последнее предположение обрело для Лунца вполне конкретный образ в виде существ с копытами, рогами и длинным хвостом, занимающихся подкладыванием березовых дров под чугунные котлы со смолой. Требовать от них справедливого и законного отношения к себе, по крайней мере, странно. Скорее всего, они склонны к загробному беспределу. Вот Божий Суд ещё не состоялся, а Лунц уже испытывает адские муки, хотя и в режиме «лайт». Надо мучить – мучайте, но только по приговору Высшего Суда!

Алик повернул голову, и вдруг перед ним забрезжил свет. Светом в конце туннеля, о которой рассказывают пережившие клиническую смерть, данный лучик назвать было нельзя. Свет походил на вполне земной, сочившийся в щель неплотно прикрытой двери или… крышки гроба. Лунц приник к щели и увидел сумрачное пространство, обтянутое велюром. Он попытался расширить диапазон обзора, но его попытки приоткрыть крышку вызвали только лязгание каких-то замочков, по звуку похожих на чемоданные. Забыв о предстоящих вечных муках или райском блаженстве, Лунц потянулся к карману, где у него при жизни находилась зажигалка с выкидным ножом и штопором. Во время корпоративных мероприятий на «Радио Фокс» эти два приспособления неоднократно выручали всю компанию. Достать из кармана зажигалку оказалось нетрудно: рука Алика была к нему плотно прижата, и он залез туда одним движением пальцев. Намного сложнее было переместить руку с предметом к замочкам. Подтянув живот и выпрямив спину, как это делает любой мужчина при встрече на пляже с очаровательной красоткой, Лунц освободил поле деятельности для манипуляций ножиком. Он тыкал в замочек с каким-то необъяснимым чувством уверенности, и под нажимом этого, скорее, психологического давления, запор поддался. Алик сделал попытку перевернуться на бок и… гроб приоткрылся! Лунц мог хоть сейчас выходить на свободу, возвращаться к земной жизни, но вдруг он ощутил… полёт.

Ощущение полёта, появившееся у Алика, было вызвано тем, что перевозивший его «Cadillac Escalade» резко затормозил, и футляр для контрабаса с обрётшим надежду пленником скользнул по поверхности багажника в направлении спинки задних сидений. Интуиция подсказала шеф-редактору, что свою нынешнюю оболочку ему пока лучше не покидать.

Машина проехала несколько десятков метров по какому-то спуску и остановилась. Мерный шум двигателя исчез, зато вместо него раздались хлопки дверей.

Яркий свет ударил в щель футляра: багажник автомобиля открыли.

– Заканчивайте с ним и концы в воду! – сумрачно приказал очень знакомый Алику голос. – А я пойду покурю.

– Заканчивайте? – удивился в ответ ему густой внушительный бас. – Это что-то новенькое…

– Нас попросили одного человечка до озера подкинуть, – поддержал обладателя баса не менее «авторитетный» баритон. – А чтобы его убирать… Такого базара не было.

– Базар здесь держу я! – жёстко ответил голос, который оглушённый Алик, не мог вспомнить. – Делайте, что говорю.

– А не много ли ты на себя берёшь? – с едва слышной угрозой спросил бас.

– Очки для понта напялил, и уже крутого из себя строит! – опять поддержал его баритон.

– Вы не осознаёте уровень людей, на которых я работаю, – носитель очков сдаваться не собирался. – Я сейчас позвоню одному человеку, и вы сами поймёте, что препирательства со мной неуместны.

– Звони, – флегматично согласился баритон.

Несколько секунд прошли в молчании.

– Чёрт! – раздосадованно воскликнул очкастый. – Здесь мобильник не ловит: низина. На холмик подняться надо…

Алик услышал удаляющиеся шаги.

– Ты куда? – бас прозвучал чуть громче.

– Я же говорю – на холм подняться, чтобы связь была! – голос раздался с некоторого удаления, и Алик, наконец-то, его узнал.

– Он что, свалить вздумал? – тихо предположил баритон.

– Да никуда он не денется, – успокоил его бас. – Пойдём.

И двое, судя по звукам, поспешили вслед очкастому.

Лунц остался совершенно один. Осознав своё спасительное одиночество, он открыл гроб, оказавшийся футляром для контрабаса, и, щурясь от яркого света, огляделся.

В двух метрах за открытым багажником простиралась водная гладь озера. К счастью, окуляры Алика Лунца во время перевозки не пострадали и, даже сидя в мнимом «гробу», он различил ясные контуры другого берега. Впрочем, других шансов у Лунца не было.

Алик вылез из футляра, высунулся из багажника, глянул по сторонам. Его похитителей вблизи не наблюдалось. Пытаясь перевоплотиться в змею, что при полноватой комплекции шеф-редактора было несколько проблематично, Лунц соскользнул с багажного пола, и по-пластунски, вжимаясь в землю, пополз к воде. Словно бобёр, ввалился Алик в недавно освободившееся ото льда лесное озеро. Но инстинкт самосохранения не позволил ему оцепенеть от холода. Он набрал в лёгкие побольше воздуха и погрузился под воду. Алик грёб изо всех сил, главной из которых являлась сила жизни.

***

– Товарищ генерал! – Васнецов, войдя в кабинет Репина, встал по стойке смирно. – Разрешите доложить.

– Докладывай… – медленно проговорил Ефим Ильич, предчувствуя что-то недоброе.

Он уже вышел из-за стола, чтобы поздороваться со своим подчинённым, но, увидев бледное лицо следователя и оценив его нарочито официальный тон, руку протягивать не стал.

– Товарищ генерал… – кадык Васнецова задвигался. – Подозреваемый в хищении «Портрета купчихи Нечетовой», шеф-редактор «Радио Фокс», гражданин Алик Лунц пропал.

– То есть, как пропал? – уставился на следователя генерал.

– По всей видимости, имея целью скрыться от правосудия… – продолжил более уверенным голосом Васнецов.

– Какого правосудия? Что ты несёшь? – перебил его Репин. – Лунц вообще ничего не должен был знать о ходе операции.

– Он не знал, – следователь сглотнул слюну. – Он сбежал, ничего не зная.

– Ты дурак? – спокойно спросил генерал.

– Никак нет, – ещё больше бледнея и вытягиваясь, проговорил Васнецов.

– Ошибаешься, – генерал подошёл к столу и взял стакан чая в золотистом подстаканнике. – Ты самый настоящий, стопроцентный, законченный дурак, – с интонацией научного определения подытожил Репин и прихлёбнул чай. – А вот шеф-редактор и гражданин Лунц – умный человек. Как идиота, тебя вокруг пальца обвёл.

– Лунц объявлен в розыск – деловито сообщил следователь. – Имеются все основания полагать, что он будет найден в течение суток.

– Это он тебе сам пообещал: «Найдусь в течение суток»? – Репин смаковал чаёк.

– Консьержка в подъезде дома, где проживает Лунц, – в голосе следователя наметился оптимизм, – показала, что в день исчезновения к нему приходили трое неизвестных с контрабасом, и очень быстро ушли. Вероятней всего, их визит имел целью показать, что Лунц в тот момент якобы находился дома, хотя на самом деле его там уже не было. Пришедшие уехали на большом чёрном джипе. Марка джипа уточняется.

– Осталось только инвентарный номер контрабаса сверить, и местоположение Лунца будет определено – генерал поставил стакан с чаем на стол. – Да ты садись! – нисколько не злясь, предложил он подчинённому. – Как там, у Гёте: в ногах правды нет, но правды нет и выше. А? Хорошо сказано! – Репин отодвинул стул и сел за приставной стол для совещаний.

– Да-да, так точно, – пробормотал Васнецов, садясь напротив начальника.

– Вот ты скажи мне, Михаил Викторович, – словно к давнему фронтовому товарищу, обратился к собеседнику Репин. – Если ты, конечно, не дурак…

Ефим Ильич пристально посмотрел на Васнецова. В ответном взгляде следователя читалась явная обида.

– А ты ведь не дурак! – с каким-то категоричным разочарованием сделал вывод генерал. – Совсем не дурак. Мышление у тебя широкое, стратегическое… Инициативу, если надо, проявить можешь… С той же Нечетовой вот так придумал! – Репин поставил на стол кулак с поднятым большим пальцем. – Только вот широта со стратегией тебе, брат, – Ефим Ильич цокнул языком. – Иногда медвежью услугу оказывают.

Васенцов с вопросительным недоумением взглянул на генерала. Генерал же, оглядев свой кабинет, будто прикидывая необходимость в нём ремонта, продолжил:

– Ну, вот скажи ты, Михаил Викторович, на кой нам, по большому счёту, твой Алик Лунц?

– Алик Лунц – главный подозреваемый в деле о хищении «Портрета купчихи Нечетовой», – выпрямив спину, отчеканил Васнецов.

– А в нашем деле главное, – генерал встал и решительно отодвинул стул. – Найти портрет! Вернуть государству художественную реликвию! Нашли портрет – грудь в крестах! – Репин хлопнул себя ладонью по прокурорскому мундиру. – Не нашли… – он ударил себя по задней части брюк. – Жопа в кустах! И представь мы хоть сотню подозреваемых – без портрета они ничего не стоят! Кстати, портрет готов?

– Готов, – проговорил следователь, чувствуя, как учащается его пульс.

– Вот и отлично! – Ефим Ильич направился к стакану с чаем. – Возьмёшь картину, приедешь в гараж этих маршруток накануне соревнований, чтоб там уже никого не было… – Репин сделал глоток. – И спрячешь портрет в автомобиле Шумандера.

– Сам? – почти с испугом пролепетал Васнецов.

– А кто лучше тебя это сделает? – удивлённо взглянул на него Репин. – Как говорится, сказал «А» – скажи и «Ха»!

– Ефим Ильич! – лоб Михаила Викторовича покрылся нездоровой испариной. – Но если я засвечусь…

– А ты не засвечивайся! – генерал почти ударил подстаканником по столу. – Ты следователь по особо важным делам и обязан, если того требуют интересы следствия, не дышать и не пукать!

– Подождите, товарищ генерал, – заёрзал на стуле Васнецов. – Но ведь изначально мы планировали, что Алик Лунц, появившись в гараже, должен попасться на глаза максимальному количеству людей. И эти свидетели потом вспомнят именно его, да ещё со свёртком, похожим на полотно картины.

– А теперь они вспомнят тебя! – генерал, запрокинув голову, раскатисто захохотал.

– Я серьёзно, товарищ генерал, – не разделил его восторга следователь. – Провалим дело…

– И я серьёзно, – оборвал смех Репин. – Если ты сам подозреваемого упустил, то сам это упущение восполнить и должен. Собой, другим человеком – но должен!

– Разрешите высказать соображения… – Васнецов неожиданно встал.

– Да соображай сидя! – не глядя на него, махнул рукой Репин. – Или стул на твой орган мысли давит?

– Никак нет, – медленно сел Михаил Викторович. – Среди подчинённых Алика Лунца, – осторожно заговорил он. – Есть некий Михаил Шахов, журналист, ведущий новостей «Радио Фокс». Этот Шахов будет находиться рядом с Михаэлем Шумандером, в его маршрутке и вести оттуда прямой репортаж, – следователь сделал паузу. – Считаю целесообразным за отсутствием Алика Лунца сделать главным подозреваемым Михаила Шахова, – Васнецов выжидательно посмотрел на своего босса.

– Ну, уж так сразу и главным! – недовольно забурчал генерал. – Главный у нас – Алик Лунц – бывший сотрудник музея, коллекционер, убийца. Лунц – это фигура! – казалось, Репин гордится шеф-редактором. – А кто этот Шахов? Да и нужен ли он нам, вообще? Этого Шахова хоть раз в милицию-то забирали?

– Забирали, – утвердительно кивнул Васнецов.

– Вот как! – информация стала для Ефима Ильича полной неожиданностью.

– В качестве свидетеля.

– Тьфу ты! – сухо плюнул Репин. – А я, было подумал, что он тоже антиквариатом спекулирует.

– Михаил Шахов, – со значением в голосе сообщил Васнецов, – контактирует с разыскиваемым в настоящий момент бандитом по кличке Ферзь.

– Ты специалист по уличной гопоте или по особо важным делам? – генерал дивился тупости подчинённого. – На кой чёрт нам Ферзь? На кой чёрт нам твой Шахов?

– А на кой чёрт, товарищ генерал, нам международный скандал? – учтиво гнул свою линию Васнецов. – Вы же сами приказали: никаких иностранцев. Кого мы предъявим в качестве обвиняемого толпе журналистов? Лунца нет, против кандидатуры Шахова Вы решительно возражаете… Остаётся только Шумандер.

– Шумандер? – Репин чуть не вздрогнул. – Нет, Шумандера не надо! Там же такие адвокаты, дипломаты… Они же нас в порошок сотрут и по ветру развеют. Нет, пусть Шумандер остаётся не при делах.

– И я думаю, товарищ генерал, что нам необходим обвиняемый, которого мы сможем взять с поличным и предъявить присутствующей на мероприятии прессе, – Васнецов иезуитски улыбнулся. – Кстати, Шахов работает вместе с Лунцем. Его друг, можно сказать.

– Друг – обосрался вдруг! – злобно скаламбурил Ефим Ильич.

– Вот-вот! – продавливал свою идею Васнецов. – Скажи мне, кто твой друг…

– И я скажу тебе, – оборвал его Репин, – что ты опять версию за уши притягиваешь! Лунца и двумя Шаховыми не заменить!

– Попробуем заменить одним.

– Заменяй, – холодно прищурился Репин, закладывая руки за спину. – Заменяй, Михаил Викторович. Только одно помни. Если твоя замена не пройдёт… – он размеренными шагами приблизился к переставшему улыбаться подчинённому. – Я заменю… – скулы Ефима Ильича задвигались. – Я заткну все дырки операции «Находка» тобой. И ты из ферзя-важняка превратишься в маленькую пешку в далёком городе Мухосранске. Подумай об этом, полковник Васнецов. Пока полковник.

«Уже подумал», – молча выдержал взгляд начальника следователь.

***

Заплаканная, опустошённая, убитая горем, Аннушка Килькина безвольно сидела в машине рядом с Семёном Борисовичем Штатским. Её рыжая голова покоилась на плече следователя.

Семён Борисович примчался в кафе, где отдыхали Шахов и Шульц, сразу после звонка одного из своих агентов, наблюдавших за журналистом. Такая удача Штатскому не могла привидеться и в самом радужном сне! Наконец-то, опасный организатор массовых беспорядков будет разоблачён! Да-да, именно организатор массовых беспорядков. После столь тяжёлой работы по поиску бандита-невидимки Штатский намеревался инкриминировать Шахову-Ферзю не злостное хулиганство, а политический террор. Ну, не простой же хулиган водил за нос одного из опытнейших сыщиков города! И почему Штатский сразу не догадался сопоставить фотографии Шахова и Ферзя, почему не поручил эту, в общем-то, несложную работу экспертам? А Мишенька Шахов – молодец: такого немощного, больного из себя строил, и не курит он, и только кипячёную водичку пьёт, и невинной жертвой преступлений всё время оказывается… Артист! Настоящий артист! Но теперь свидетельские показания Аннушки быстро выведут эту «кошку-мышку-невидимку» на чистую воду и смоют его чистоплюйский грим.

Штатский нежно погладил Аннушку по рыжим волосам:

– Ну не расстраивайся так, всё позади!

Аннушка, глядя перед собой невидящим взором, молчала. Лишь изредка её фигура сотрясалась от беззвучных всхлипываний – последствий минувшей истерики.

После того, как охранники кафе оттащили её от Ботана-Ферзя и водворили на кухню, с Килькиной случился настоящий припадок. Она упала на пол, плакала, кричала, билась головой, и администратор ресторана хотел даже вызвать ей скорую психиатрическую помощь. От помещения в психбольницу Аннушку спасло появление Семёна Борисовича Штатского. Удостоверение следователя МВД моментально сняло все вопросы, и Аннушка вместо койки буйного отделения оказалось на мягком сидении служебной «Волги». Впрочем, Килькина относилась ко всему происходящему вокруг неё с полным равнодушием. Ферзь! Мужчина её мечты, её жизни, Миша Ферзь, не просто изменял ей с другими чувихами. Ферзь обманывал Аннушку по полному беспределу: он косил под отвратительного, мерзкого, убогого ботана-лоха! Хуже этого мог быть только закос под пидора! Впрочем, строящий из себя ботана Миша Ферзь выглядел не лучше. То, что Аннушка всегда презирала в мужчинах (да и не считала она ботаников за мужчин), вдруг самым неожиданным образом вскрылось в человеке, которого она самозабвенно полюбила телом и душой. Но теперь после всего увиденного она не чувствовала своего тела, а раздавленную, растоптанную душу терзали невыносимые муки. Ферзь – ботан!! Пережить такое Аннушка Килькина была не в силах, и её организм, повинуясь инстинкту самосохранения, просто отключил функцию восприятия окружающей действительности.

Способствовало такому отключению и то, что Семён Борисович Штатский велел водителю на обратном пути не торопиться, и Аннушку то ли вводило в забытьё, то ли усыпляло плавное покачивание машины, едущей по вечерним городским улицам.

Как водителю был ясен маршрут, так и следователю Штатскому почти до мельчайших деталей были очевидны дальнейшие процессуальные действия. Он снимает показания с Аннушки Килькиной, поручает экспертам изобличить Шахова по фотографиям Ферзя, затем… Об аресте журналиста Штатский думал, как об уже свершившемся действии. Он мог задержать Михаила прямо в зале ресторана, но делать этого не стал: Семён Борисович решил приготовить Ферзю-Шахову впечатляющий сюрприз. Он арестует зарвавшегося афериста в момент его журналистского торжества! Когда закончивший гонку вместе с самим Михаэлем Шумандером репортёр победоносно выйдет из машины, первым с блестящей работой его поздравит… следователь Штатский. Он просто защёлкнет на запястьях Шахова наручники. Ферзь должен оценить такой эффектный пассаж. А когда с Мишенькой поработают гримёры, которые быстро перевоплотят его мнимо интеллигентное лицо в истинно бандитскую рожу, а потом сразу же пойдут опознания и очные ставки с обманутыми подельниками… Мц! Семён Борисович даже причмокнул губами, предвкушая спектакль, безропотным зрителем которого станет Шахов-Ферзь.

– Аннушка! – мягко заговорил следователь, продолжая водить ладонью по волосам девушки. – Ты не бойся ничего. Я скажу – и они обратно тебя на работу возьмут и ещё зарплату в два раза увеличат. А захочешь – я тебя в другое заведение устрою: хоть в ресторан, хоть в супермаркет… Ты нам так помогла! Если бы не ты, мы этого афериста-террориста ещё недели три… – Штатский глянул на едущие в соседнем ряду автомобили. – А то и целый месяц вычисляли! Рано или поздно мы бы его, конечно, разоблачили, но за это время он мог такого наворотить. А ты, считай, предотвратила особо опасное государственное…

Слово «преступление» Штатский произнести не успел. Чёрный «Cadillac Escalade», вылетевший на перекрёсток под красный свет, словно таран, сбил служебную «Волгу» с проезжей части и выбросил её на тротуар. Семён Борисович, сидевший слева, налетел на Аннушку Килькину, и через мгновение их тела слились отнюдь не в любовном экстазе.

– Что ж Вы делаете, сволочи! – заорала на всю улицу бабулька, чудом увернувшаяся от пролетевшей мимо неё «Волги». – Ах, да это же та махина преступная! – озарило её при виде джипа. – Так Вы, значит, покушение на свидетельницу? Ну, я сейчас ваши лапы мафиозные скручу! – и бабуля бросилась к «Кадиллаку». – Это они, гады, у жильца моего контрабас спёрли! Ну, я вам не Интерпол, я с вами по-свойски разделаюсь!

Проскочив к джипу между экстренно затормозивших автомобилей, старушка резко рванула пассажирскую дверь. Прямо на неё из салона вывалилось массивное тело, с бритой головы которого упал курчавый парик. Выпавший человек выглядел абсолютно целым и во всех смыслах здоровым, но, тем не менее, он был мёртв.

С водительской стороны дверь «Кадиллака» открыл случайный очевидец. Водитель совершившего аварию джипа мирно покоился на раскрывшейся подушке безопасности. Его остекленевшие глаза смотрели сквозь любопытных прохожих.

– Готовченко! – разочарованно констатировал мужчина, открывший дверь. – И подушка не спасла…

– МЧС вызывайте! – крикнула старушка людям, пытавшимся открыть «Волгу». – Да и отвалите подальше! Рвануть может!

Её голос, контрастировавший с весьма непрезентабельным видом российской пенсионерки, звучал столь убедительно, что добровольные спасатели подчинились и поспешили вернуться на тротуар. Несколько из них достали мобильные телефоны.

Старушка тоже вынула из потёртой сумочки мобильник.

– Михаил Викторович! – прокричала она в трубку, после того как набрала указательным пальцем номер. – Это Марья Филипповна Чатова, консьержка из парадной Алика Лунца. Я их задержала!.. Как кого? Бандитов этих, что с контрабасом сегодня приезжали! Тёпленькими взяла! Правда, пока Вы доедете, остынут они… Почему остынут?.. Дык в аварии разбились они на своей махине! Тут на перекрёстке в другую машину врезались… Приезжайте быстрее! Жду, – она назвала адрес и указательным пальцем другой руки нажала кнопку сброса вызова.

– Марья Филипповна, Вы точно уверены, что именно эти люди приезжали сегодня к гражданину Лунцу с контрабасом? – за неполный час, что следователь Васнецов провёл на месте аварии, на него обрушился такой шквал информации, что Михаил Викторович с трудом выстраивал схему дальнейших действий.

По мнению врачей «Скорой», и водитель, и пассажир «Кадиллака» умерли за несколько секунд до аварии, т.е. врезались они в милицейскую «Волгу» уже мёртвыми. Конечно, окончательные выводы оставались за судебно-медицинскими экспертами, но отсутствие у погибших каких бы то ни было телесных повреждений подсказывало Васнецову, что правота медиков «Скорой», вероятней всего, подтвердится.

Ни контрабаса, ни какого-либо другого музыкального инструмента в «Кадиллаке» не обнаружилось, а вот привилегированные номера джипа, как сообщили Васнецову гаишники, оказались поддельными. Небезосновательно полагая, что с такими номерами их никто не остановит, оба погибших не удосужились отяготить свои карманы ни одним документом, включая водительские права.

Третьей загадкой стал серьёзно пострадавший и находящийся в бессознательном состоянии пассажир «Волги». Вездесущая консьержка почему-то знала его по делу о наезде на какого-то журналиста радио, и на основании этого утверждала, что авария была подстроена с целью «эту важную милицейскую шишку задавить насмерть и следствие прекратить». Впрочем, вылет следовательской «Волги» на тротуар она тоже объясняла покушением на свою свидетельскую персону.