Наверное, показалось… Просто не обратил внимания, не расслышал.
Я провёл ладонью по полу и снова ничего не услышал. Заработал уже обеими руками, прижимая их к полу изо всех сил, чтобы острее чувствовать боль, загребая как можно больше мусора… Тщетно. Тихо. Зашаркал ногами, с трудом разомкнул сухие губы и громко выдохнул… То есть, попытался громко выдохнуть. Воздух покинул мои лёгкие беззвучно, а подтверждением этой попытки стала только возникшая внутри них пустота. Я хриплю, шепчу, кричу… Но ничего не слышу. Темноту вокруг я не потревожил ни единым децибелом.
Страшно.
В лесу, то есть во сне, так страшно не было. Сейчас много хуже. Там я мог делать хоть что-то: идти, ползти, падать, подниматься и, самое главное, – видеть и слышать. А что здесь? Здесь ничего. Нет даже звуков. Только вонь. Запах смерти и разложения…
Совсем рядом что-то прошелестело. Показалось? Голова дёрнулась, глаза уставились в черноту, пытаясь высмотреть хоть что-то, но нет – я будто внутри банки с чернилами. Или я и не мог ничего увидеть? Что если я ослеп? И оглох. А шорох – игра воображения… Короткий смятый звук повторился, только теперь с другой стороны. Словно мышь пробежала, задев брошенный клочок бумаги. И ещё. Но теперь сзади, у самой макушки.
Теперь точно не показалось. Теперь шуршит и тут, и там, и здесь, везде, вокруг. Я даже обрадовался. Не глухой, а значит, скорее всего, и не слепой. Ну я бы почувствовал, ведь правда?
Но что это за шорох? Радость улетучилась так же быстро, как возникла.
Я медленно поднял руки и сложил их на груди. Иллюзия защиты. Это не спасёт, если что, но так я хотя бы собран в одну кучу. Самообман. А ноги? Я подавил огромное желание подтянуть их под себя, лечь на бок, свернуться калачиком, обхватить себя руками, занять как можно меньше неудобного холодного пола. Нельзя уходить в себя, нельзя отгораживаться от реальности, нужно просто подумать и потом сделать. В конце концов, как-то ведь я здесь провалялся настолько долго, что тело затекло, и никто меня не съел…
Шорох наседает уже со всех сторон, как будто тысячи мышей носятся по кипам упаковочной бумаги. Может, и правда, безобидные домашние грызуны? Непонятно, правда, как при этом ни одна из них всё ещё меня не задела, хотя порою они шумят в считанных миллиметрах от моих ушей. А если это крысы? Они сожрут меня… Или полчища насекомых? Тараканы? Пауки?! Сколопендры?!!
Вдруг чернота стала белеть. Нет, светлее не становится, просто чернила в банке превращаются в молоко. Превращаются в слепящий непрозрачный свет, словно передо мной медленно разгорается энергосберегающая лампочка.
Так же, как совсем недавно поднималась изнутри волна тошноты, каждую клеточку тела начала заполнять паника. И словно в ответ шорох усилился, потом ещё и ещё. Чей-то палец начал методично нажимать на кнопку громкости, прибавляя единичку за единичкой. А лампочка становится всё ярче. Словно к кнопке громкости подключен и диммер.
И звук, и свет уже невыносимы.
Ручейки крови потянулись из ушей и глаз, капельки её стали проступать на поверхности кожи. Это могли бы быть слёзы и пот, но нет, я знаю – это кровь, и она сочится из меня вместе с жизнью.
Паника не успела овладеть мною – растворилась в заполнившем тело шорохе и размылась всепоглощающим светом. Они проникли внутрь, пробив барабанные перепонки и спалив сетчатку, ворвались в мозг, ринулись дальше, по венам и капиллярам просочились в сердце и лёгкие, обосновались в каждой косточке, распухая и заполняя собой поры и пустоты.
Я чувствую, как рассыпаются мои внутренности, как я перестаю существовать.
Меня бросило в жар и подбросило вверх, вырвало из слепого оглушающего ада.
Я резко сел, тяжело дыша и исходя испариной, тряся головой и оглядываясь выпученными глазами.
Шок понемногу отступает. Дыхание успокаивается, пульс замедляется.
Тихо. И я вижу.
Со мной и вокруг меня наконец-то ничего не происходит. Точнее, ничего ненормального.
Я на широкой кровати, раскрытый, чёрно-белое одеяло откинуто, ладони ощущают ещё не утраченную свежесть и хрусткость накануне застеленной простыни. Через задвинутые шторы пробивается пахучее солнце, из приоткрытого окна тянет ярким воздухом – осенним, приправленным опавшей листвой и недавним дождём. Оттуда же в комнату залетают и порхают в солнечных лучах бесцветные звуки размеренных взмахов дворницкой метлы и шороха сметаемых листьев.