– Я не вижу будущего, – тихо прошептал он.
Лир застыл на мгновение, потом сел на своё место, иногда бросая гневные взгляды на Арса, но не смея и пикнуть. Остальные тоже молчали, глядя на заговорившего и ожидая продолжения. Минута проходила за минутой, но никто не пробовал переспросить или поторопить его.
Наконец, тот открыл глаза, в которых отразились алые язычки пламени, и повторил, почти без эмоций, можно было уловить только тень удивления:
– Я не вижу будущего. Тьма впереди.
Босоногий чумазый мальчишка лет десяти, стиснув зубы и время от времени ругаясь вполголоса, волочил за собой огромную вязанку хвороста. Торчащие во все стороны ветки задевали камни, цеплялись за высокую траву, росшую вдоль тропинки, но он не сдавался – сегодня в первый раз за восемь дней они смогли выйти из деревни, запасы топлива уже подходили к концу.
Отец остался в лесу: его вязанка будет раза в два больше, чем у сына. Конечно, было бы неплохо свалить пару деревьев посуше и нарубить нормальных дров, но это могли бы услышать чуткие орочьи уши. И тогда орда бы вернулась, и у них был бы повод зайти в деревню и взять «компенсацию за несанкционированное уничтожение зелёных насаждений на чужой территории». Сами орки таких умных слов не знали, они только и могли, что реветь «Моё!» и «Дай!», но так было написано в грамоте, которую в деревню привезли представители Великих Магов, чтобы они сдохли… Хотя, нет, если сдохнут маги, то оркам будет некого бояться, и они придут не за едой, а за кровью. Пусть маги живут, по крайней мере, пока…
Навстречу мальчишке из чащи метнулась тёмная фигура, он даже вскрикнуть не успел, как одна ладонь, затянутая в шершавую перчатку, закрыла ему рот, другая легла на шею и слегка надавила. Мальчишке этого хватило: глаза его закатились, и он начал падать, но неизвестный подхватил его тело и, закинув на плечо, скрылся в зарослях. На тропинке осталась только никому теперь не нужная вязанка хвороста.
Отца мальчишки схватили через несколько минут: он даже не увидел, откуда вылетела стрела с тяжёлым тупым наконечником. Сотрясение мозга, а может, что и похуже, бедолаге было гарантировано, но это уже не имело значения – жить ему всё равно оставалось недолго.
С деревней тоже управились быстро: стрелами сняли осоловевшего от жары часового, после чего большая часть нападавших перемахнула через невысокий частокол и начала методично осматривать кособокие избы, глуша всех встречных-поперечных. Нескольких отчаянных, попытавшихся скрыться, сняли оставшиеся за частоколом лучники. Сработано было почти чисто: пришлось вскрыть глотки только троим, попытавшимся оказать сопротивление, да одному младенцу на которого не подействовал дым дурман-травы, и он начал орать, как только его оторвали от груди матери, полечившей лёгкий удар по темечку. Мелкого, конечно, было жалко терять – такие Тёмным богам милее всего.
Хлипкие ворота открыли, и внутрь завели две телеги, в которые, словно мешки с картошкой, покидали связанные тела деревенских. Кто-то был без сознания, кто-то уже пришёл в себя, и некоторые из них, единицы, пытались выплюнуть кляпы и что-то сказать захватчикам, закричать, позвать на помощь, надеясь только на ненавистных орков, расслабить путы, но большинство безучастно смотрели прямо перед собой, уже зная, что их ждёт впереди – от Жрецов ещё никто не возвращался.
Через несколько минут деревня опустела, тишину нарушало только поскуливание собаки, которая успела спрятаться в тёмном углу сарая, и проявила достаточную сообразительность, или трусость, чтобы не выбежать, лая, навстречу незнакомцам и получить саблей по морде.
Телеги, тем временем, катились по узкой лесной дороге, укрытой сверху густыми кронами деревьев. Всадники, полностью укутанные в чёрные свободные одежды, так что были видны только глаза, ехали спереди и сзади, почти не опасаясь нарваться на патрули орков: местная орда уже прошла, другие на чужие территории заходили крайне редко – только если очень хотелось помахать ятаганами. Да и ближние и дальние дозоры в случае чего должны были вовремя предупредить о неприятностях. Единственно, кото стоило опасаться, так это эльфов, но они тоже не любили орочьи угодья (им и своих лесов хватало), и здесь они оказывались только по прямому приказу Великих Магов, для которого сейчас причин не было – ни стычек, ни бунтов, ни отказов заплатить налог на этих землях не было уже давно.
Через пару часов отряд свернул с дороги и исчез в, казалось бы, непролазной чаще, вскоре добравшись до подножия невысоких гор, скорее даже холмов, с лишь кое-где выходившими на поверхность тёмно-серыми скалами. Лес вплотную подступал к их склонам и даже местами забирался по ним почти до самых вершин. Всадники спешились, один из них подошёл к отвесному в этом месте склону, опустился на колени, наклонился и прижался лбом к усыпанной мелкими камешками земле. Молился?