– Что?
– Когда они эти ящики вынесли…
– Что за ящики? Армейского образца?
– Нет, что-то, на наши сундуки похожее, только все резьбой покрытые, мелкой такой, как будто бы буквы арабские. Так вот, они их до границы кишлака донесли, а дальше ни в какую, на машины, говорят, сами их грузите. Тут и началось препирательство почему-то, никто к этим "сундукам" прикасаться даже не хочет, они их ещё, сразу, как на землю поставили, так и коврами накрыли. Может, если б они этого не сделали, так и наши бы так не "пересрались". Рядовые прям "в отказку", лучше говорят под трибунал пойдём, короче, вызвались…
Внимательно слушающий майор раскрыл папку и вынув из неё литок положил перед Атоном:
– Правильно?
– Дааа…, а откуда Вы знаете? Ведь сами же сказали…
– Вы, всё четверо, пропали с места инцидента. Ты обнаружился хотя и далековато, но хоть кое-как, но объяснимо, правда как ты умудрился, в контуженном состоянии, двадцать километров, по горам, – отрицательно помотал головой военный прокурор, – маловероятно это, совсем маловероятно. А вот прапорщик Шамсутдинов, обнаружился в ста пятидесяти километрах от места действия. Без оружия. В состоянии помешательства. Сейчас в медчасти, под усиленной охраной. Мы надеемся, что он, всё-таки, в себя придёт, но медики говорят, что вряд ли…, а ещё двоих, прапорщика Газарова и старшину Кима, обнаружить так и не удалось. Продолжай.
– Так вот, сначала вызвались Газаров с Кимом, эти "сундуки" с виду нетяжёлые показались, потому что, небольшие, где-то сорок на сорок, и сантиметров двадцать в ширину. И ручки с боков такие удобные приделаны. А когда попробовали, то поняли, почему эти ручки такие толстые, массивные…,
– А из кишлака их кто принёс?
– Так опять же, непонятка, вроде как бабы ихние, двенадцать человек, по четыре на каждый "сундук". А потом, когда мы уже вчетвером, каждый этот ящик, чуть не обсираясь, на грузовик, Газаров и говорит, нихрена мол это не бабы были, они своих женщин холят и лелеют, никогда бы они такую тяжесть не подняли, а те несли как будто и не напрягаясь. После, когда команду выдвигаться дали, смотрю, все наши пацаны, да и сами "старшЫе"…, как на похоронах, короче. Эти два аксакала, на броню, на передок машины уселись, бороды на ветру развеваются, ну ни дать, ни взять, два "Хоттабыча" на ковре-самолёте…, у меня ещё, почему то, мысль такая дурацкая пришла, что не "охрана" они нам, не гарантия безопасности, а прям ориентиры…
Антон запнулся и смолк от звука дерзко зазвеневшего телефона. Прокурор выждав паузу в три-четыре секунды, снял трубку:
– Слушаю… Да… Да… Понял… Хорошо, сейчас.
Положив трубку обратно, посмотрел на Антона:
–Наряд за тобой, из твоей части, прибыл.
Вызвав комендантский конвой и отдав приказ, передавая Антону, придерживающему левой рукой спадающие штаны, пожал обеими своими правую руку прапорщика с зажатыми в ней личными документами:
– Будь Здоров, Солдат.
– Спасибо, товарищ майор, – повернувшись на выход, Антон обернулся, – знаете, какая странность, те ящики, мне показалось, что в них лежало что-то живое и шевелилось, хотя бред конечно, я после сколько не думал, ничего живого, чтобы оно при таком малом объёме таким весом обладало – нет и быть не может…]
Антон проснулся от сладко-слюнявого посапывания в шею чуть пониже уха.
"Когда я на кровать перелёг? Не помню… Ведь вроде сидел в кресле и сидел, и спать совсем не хотелось."
Катя, как будто услышав его, что-то замычала сквозь сон, закинула свою ногу на низ живота мужчины и начала тереться ею об него.
– Катя, чего ты делаешь? Не надо.
– Нужен ты мне, – прогнусавила сквозь сон девушка, – "обосрался бы триста лет", это может просто по привычке, инстинкт так скажем.
– Ладно, ладно, не бузи, – удержал Антон пытающуюся отвернуться "лежачую сиделку", – не обижайся, я ж больной? Ну вот. А на больных обижаться нельзя, – потеснее прижал, обнял льнущее к нему тельце, – давай ещё поспим, так мне с тобой хорошо…
– Мне надо Машку подменить, – объясняла лежащему, сонно лупающему на неё глазами Антону шмыгающая туда-сюда, полуодетая Катя, – она вчера за меня до обеда работала, с ночной осталась, а сегодня она в день, вот, а ей надо, до обеда, так что, она меня выручила, а то б меня, завотделением, точно с "говном бы съел"!
– Видишь, какая у тебя подруга – молодец.
– Во-первых, не подруга, а пока ещё просто так, знакомая по работе; во-вторых, она это не без выгоды сделала, сегодня воскресенье и большой праздник у неё, день каких-то апостолов первоверховных. А она, вся такая правильная, одевается и ведёт себя прям так, "девочка-ромашка", бэээ, – скривила тошнотно-блевательную рожицу заканчивая "боевую раскраску".
– Всё равно, хорошая девушка, не ругается…, – начал было Антон
– Дааа?! – сразу же, возмущённо, перебила его Катя, – а чего ж тогда, ты меня "плохую", а не её "хорошую" к себе позвал?!
– Катька!!! Дура!!! – встревоженно вскинулся и сел на кровати Антон, – не начинай!!!
– Не "начинай", не "кончай", – обиженно пробубнила себе под нос дёргающая замок маленькой сумки девушка, – вот блин, опять поломался!
– Дай сюда, – тихо и примирительно попросил Антон, поправив перекосившуюся "молнию" и застегнув сумочку, отдал обратно, – вот, всё в порядке.
– Ты волшебник, – мурлыкнула "оттаявшая" Катя и чмокнув, вздрогнувшего от неожиданности Антона, в нос, хихикнув побежала к двери, – давай пока, до вечера, не забудь помаду стереть, а то так и будешь до вечера ходить, на клоуна похожий.
Антон снова упавший на кровать и недолго поворочавшийся с боку на бок, вспомнил вчерашний разговор с молодым священником и решил вставать. Неспешно собравшись, позавтракав остатками вчерашнего ужина, вышел из дома и побрёл в сторону храма.
"Рано ещё совсем, наверное и не начиналось ещё, может пойти немного погулять?" – подумалось подходящему к церкви Антону, – "упс! А это что ещё за "ведро с болтами?!" – ошарашенно оглянулся услышав натужный вой мотора и разномастное бряканье "убитой" ходовой. Оглянувшись и увидав проезжающую мимо него, годную только на металлолом "десятку", машинально кивнул поздоровавшемуся с ним водителю:
"Так это же он! Тот батюшка! Ну и машина у него! Вот тебе и "попы на мерседесах"! А я то блин!" – сокрушенно покачал головой заходя вслед за нырнувшей во двор храма машиной.
Зайдя в практически пустое, пахнущее строительной новизной, помещение, накупив опять "охапку" свечей под непонятное бормотание, откуда то опять сверху, старушечьего голоса, пошёл по кругу, не глядя – куда и кому, "тыкать" свечи. Дойдя по часовой стрелке до задней правой стены, остановился и поставив последнюю свечу, поднял взгляд на икону и:
– Да как же это так?! Руки бы оторвать тому, кто это рисует! – проговорил, вслух, шёпотом, гоняя туда-сюда по горлу удушающий его "комок", – разве можно в женщину, в молодую, вот так, раз, два, три…, семь! Семь стрел! Это же каким извергом надо быть!
"А ты?! Ты сколько над своей женой измывался? Думаешь не больно ей было? Что, просто так она с тобой разошлась? Помнишь, как она после твоих гнусных выходок кричала? Как будто от физической боли", – всплыло внутри, выдавливая наружу слёзы, осознание своей вины.
Запрятавшись там же, в правом уголку, отстоял, как казалось, нескончаемую службу.
– С Праздником! – радостно-пискляво поприветствовал его настоятель храма, – как хорошо, что Вы пришли, и как хорошо, что дождались меня! В-общем, я про Вас обо всём договорился!
Ожидающая его у подъезда Катя то присаживалась на скамейку, неспокойно дёргаясь на ней и крутя головой туда-сюда, то подскочив начинала быстро ходить вдоль подъезда, нетерпеливо выглядывая, как оказалось, его. Увидав Антона ещё издали, приподнявшись на цыпочках и убедившись, что это именно, ринулась как дождавшаяся своего хозяина, верная собачонка:
– Всё! Собирайся, я договорилась! Будешь в нашей больнице, бесплатно лежать! – и сразу, как-то "побито" сникнув, увидав уверенный и спокойный взгляд Антона, обиженно заскулила, – что значит нет? Ты ж там под постоянным присмотром будешь, а здесь что? Антоша, ну не могу же я с тобой здесь целыми днями, а там хоть, считай, ночь, потом, через день в день, потом через двое суток…, ну хочешь, я ещё по дням буду? И по ночам, то есть вечером тебя навещать? С "конторы" я сказала, что увольняюсь, и пусть что хотят делают, хоть на куски режут!
– Никто тебя пальцем не тронет. Обещаю, – обнял и прижал к себе Антон плачущую девушку, – не переживай. А со мной, ты понимаешь, какое дело…
(Через три дня)
– В-общем, Лена, Саша, – объяснял обстоятельства дела Антон сидящим рядом с ним на кухне, по своим местам, жене и сыну, – я в монастыре пока поживу, здесь недалеко, от Города часа три езды всего на машине, на хорошей конечно, – вспомнив предварительную поездку с батюшкой, – у них там всё, в-общем то, приспособлено именно для таких, как я, врачи и среди монахов прям есть, и "гражданские" приходят, круглосуточное наблюдение в-общем…