Аджимушкай. Красные звезды в каменном небе. Том 2

Глава 9

– Солнце… Как оно восхитительно и грандиозно! – вдохновенно произносит и поднимает голову вверх оберштурмбаннфюрер Перштерер, прикрывая ладонью козырек фуражки, – Оно как древний забытый бог! Могучее и беспредельное в своей силе. Это Жизнь! Наша Апполоническая культура. Это все…

– Да ты прав, уникальное создание природы, – рассеянно отвечает гауптштурмфюрер Книппе, глядя в сторону моря, – светило небесное! Дарующее благодать существования.

– А эти красные крысы в подземелье его лишены… И в этом наше преимущество! Мы пьем от источника жизни, наполняемся его сиянием и расцветом, и всеми вытекающими безграничными возможностями, а они питаются Тьмой и Смертью! Таков расклад. Сама судьба распределила наши роли по справедливости.

– Как они вообще там выживают? Я иногда думаю и не перестаю удивляться этому редкому безумию. По всем законам они уже должны разложиться и сгинуть во мраке!

– Они это заслужили. Им там и место… Сами пришли туда, куда нужно. Всех «унтерменшей», всю заразу мира надо загонять в подобные катакомбы и там замуровать и захоронить навеки! Как вредные отходы… Установить карантин! И очистить свет от мерзости.

Офицеры «СС» стоят на сопках, в районе передовых позиций у оцепленной территории каменоломен.

– И каковы их шансы? Нулевые… Брошенное подземелье, абсолютная темнота, жесточайший холод и невыносимая жажда убьют их! До последнего красного фанатика… – продолжает Перштерер, – Особенно жажда! Без воды в нашем мире никто не может жить. Ни человек, ни зверь, ни насекомое, ни растение. Да и без света тоже…

– Да, с колодцами ты замечательно придумал. Уничтожив их, ты перерезал красным горло… Еще и таким экзотическим способом! Великолепно… Забросать трупами и живыми, это поразительный эффект! С глубоким смыслом, достойным немецкой философии!

– После войны надо будет обратиться к философской античной и нашей национальной мудрости, – улыбается оберштурмбаннфюрер, – укрепить дух! Наверстать упущенное…

А тут, в наших полевых буднях, нужно идти не на один шаг вперед, опережая врага, а как минимум на десять! Путать его до оцепенения и ужаса! Тогда можно победить! А честная шахматная возня по правилам – это тупиковый путь. Бой должен быть непредсказуемым для противника. Тем более здесь, в этих катакомбах, где все колышется на грани сумасшествия! Здесь мы должны писать свои законы войны. Быть всемогущими богами!

– Думаешь блокада в первую очередь жаждой, поставит точку в этой упрямой комиссарской обороне?

– По данным разведки, ситуация с водой у большевиков все хуже. Колодцы взорваны. В самих каменоломнях никаких источников воды нет… Все, конец! Любой, даже самый больной и одержимый фанатизм когда-нибудь заканчивается. И этот тоже скоро затухнет…

– Но они по-прежнему упорно сопротивляются! И пулеметы из подземных амбразур все еще стреляют… А значит, есть чем охлаждать стволы! Выходит, вода у них откуда-то еще есть!

– У них оставались кое-какие запасы. Это последние. Скоро все закончится! Мы ударили в самое уязвимое место. И это уже скоро принесет самые спелые плоды! – улыбается Перштерер.

– Да, ты прав, Алоиз! Этот блестящий выпад немецкого клинка изумительной и стальной мысли, будет фатальным для упрямых комиссаров. Подземной орде Ягунова придет конец. Они действительно безумцы! Стоило так мучиться и огрызаться, в заведомо обреченном положении. Чтобы все равно умереть или выйти с поднятыми руками. Жажда, как Смерть, косит всех, не выбирая…

– Это точно. Если просто хорошо знать механизмы природы, как наши древние ученые и алхимики, можно играть с врагом как кошка с мышью… Нужно изучить всю анатомию материи и скрытые процессы, которые управляют всеми нами и встать выше их… Вознестись подлинным сверхчеловеком! Установить Новый Порядок! Природа в целом – это тоже обыкновенная машина, нужно лишь выучить как она работает, и уметь ею управлять. Видишь, дорогой Пауль, автомеханик во мне так и не умер, перешел на новый уровень… И каждый из нас в силу своих талантов будет писать новую историю!

А это что такое? Что за явление?

Из-за сопки, по едва видимой дороге, среди опаленной травы, покачивающейся под ветром, выруливает подвода, запряженная резвой лошадью, которую понукает мужичок зрелого возраста около сорока лет.

Перштерер с немым вопросом на лице поворачивается к Книппе.

– Один из местных. Что не так? – невозмутимо поясняет гауптштурмфюрер.

– Я это понял, что это не солдат Вермахта и не арабский принц. Но почему на запретной территории, фактически на позициях, в зоне боевых действий? – черты оберштурмбаннфюрера темнеют, становятся похожими на хищный профиль коршуна, перед роковым броском, – Может еще большевиков с Тамани пригласим?

– Не заводись, Алоиз! Здесь трудятся рабочие команды из гражданского населения. Они заняты на хозяйственных работах. Все в порядке!

– Кто разрешил?

– Рихтер. По объективным причинам, они нам нужны. Эти животные используются на самой грязной и трудоемкой работе. Должна же быть от них хоть какая-то польза…

– Он болван. Здесь из жителей не должно быть никого! Это армейская зона, фронт! По-другому быть не может… Иначе все наши операции проваляться.

– Мы не справляемся с объемом свалившихся земляных и прочих работ в каменоломнях. Пионерам, саперам необходима помощь. Военнопленные не так многочисленны. И толку от них мало. Они измотаны и большей частью больны, еле ноги передвигают. А здесь простой расчет.

Местные, что нам симпатизируют, полны сил и желания работать за еду и прочие блага. Во всем готовы услужить… К тому же очень изобретательны. И это один из них. Очень толковый малый. Исполнительный, трудолюбивый, выносливый. Настоящий бауэр! Хоть и русский…

– Доннер вертер! Что вы тут развели без меня? Стоит только уехать в город на несколько дней, все уже трещит по швам… Партизаны гуляют где хотят. Ну-ка, гони его сюда, сейчас разберемся!

– Эй! – кричит Книппе с акцентом, – Русишь! Давай сюда! Ком! Бистро! Сюда-сюда! Вот так!

Груженная подвода резко останавливается и поворачивается к офицерам. Вскоре перед ними предстает крепкий смуглый мужчина, возможно греческой крови, или чистой или смешанной с другим народом. Скинув картуз и слегка поклонившись, улыбаясь, он смотрит на «эсесовцев» даже с некоторым подобострастием.

– Добрый денек, господа офицеры! Гутен таг! Глюк фюа Зи… Чем могу служить?

– Кто такой? Зачем здесь? – всаживает испепеляющий взгляд Перштерер, – Как ты тут оказался? Твое место как минимум, в 300-х метрах отсюда, за ограждением!

– Так работаю я здесь… – делает удивленно округлые глаза мужик, – Вон и господин Книппе меня знает. Я уж давно здесь. Как вы пришли, освободили нас от коммунистического гнета, я сразу к вам поступил на службу! Все исправно выполняю.

– Как звать?

– Тарасенко Александр, – слегка вытягивается как солдат, мужичок, – рад стараться для Великой Германии!

– Почему не в Красной Армии? – хитро прищуривается оберштурмбаннфюрер.

– И остался в тылу?

– Так возраст уже… Господин офицер! Какой из меня воин? Уж старость на пороге! Силы не те. Да и не люблю я особо Советскую власть! Чтобы за нее кровь проливать…

– Возраст? – усмехается Перштерер, – У них и постарше воюют! Деды с опытом первых еврейских революций. Это не аргумент. Годы самые подходящие, зрелые, с закалкой Гражданской войны, как раз… Самое лучшее для профессионального шпиона и диверсанта. Alte Krähen sind schwer zu fangen! (Старых ворон трудно поймать).Так что скажешь, товарищ?

– Я мирный человек… Герр офицер! – конфузится Тарасенко, переминая картуз в руках, – К тому же болен я! Не годен к военной службе. Почти инвалид. И документы все имеются….

– Что-то по тебе не скажешь, здоров как бык! – улыбается оберштурмбаннфюрер, оценивающе разглядывая мужика.

– Да какой бык!? Шутить изволите, господин офицер! Дас ист айн гуте Витц, так сказать… Это я с виду, может быть, и крупный… А внутри все стонет и чахнет. Распухший я просто, от болезни меня съедающей!

– Что везешь? – хмуро нависает Перштерер.

– Кабы я знал… Груз дали, унтер-офицер Фойгт! Вот и доставляю, значит до означенного пункта! Вот документы смотрите, все с подписями и печатями, все как полагается!

– Не надо. К Рихтеру Берия придет, он его на работу примет! Еще и при себе поставит. Типичный армейский дуб! Крепкий, добротный, и без лишних мыслей. Можно делать отличную мебель… для любого интерьера!

– Да что случилось, герр офицер? Что я не так сделал? – разводит руками Тарасенко, – Я все делаю, что скажут… Рад работать на благородное немецкое командование. Мне и добавку к жалованию обещали, за прилежный труд. Я от зари до зари здесь… Готов и ночью, если потребуется!

Книппе кивает:

– Хороший работник. Гут! Видимо славянской крови мало. Ведь так?

– Правда ваша, господин Книппе! – кланяется Александр, – Я больше грек, чем русский… Тем и горжусь! Наш народ древний и великий, не то что славянские дикие варварские орды! И эта земля Крыма, на которой мы стоим, исконно никогда не была русской! Здесь изначально наши греческие города-колонии были – Феодосия, Херсонес, Тиритака, Нимфей, Гераклий, Парфений ну и конечно жемчужина всего – Пантикапей, наша Керчь… Вот если бы все это вернуть под немецким флагом, было бы замечательно! Возродить растоптанную культуру античности…

– Хорошо мыслишь, Александр! – по лицу Перштерера скользит легкая едва заметная улыбка, – Древняя Греция – это уникальная цивилизация! Колыбель европейской культуры! А сейчас здесь все загажено славянскими нечистотами…

Ничего! Очистим порушенные храмы, восстановим все руины, вдохнем в них новую жизнь и новую мудрость! Златокудрый солнечный Аполлон вновь засияет над этой многострадальной землей… И прольет на нее свой живительный свет. А мы поможем ему! Освободим ее от жидо-большевистских тиранов, от всей этой дикой монгольской тьмы! И снова зацветут сады забытых богов!

– Когда всю мерзость коммунистическую сожжем! До тла… – добавляет гауптштурмфюрер, – И с ней все темное и уродливое в этом мире! Вернем Золотой Век… Ты ведь хочешь жить в счастливом, справедливом мире, Александр! Гордиться своими предками? И продолжить их дело? И имя то у тебя, как у Великого Завоевателя – Македонского! Это сама судьба…

– Конечно, господин Книппе! Когда не будет евреев и комиссаров, мир вздохнет свободно! Все чистые народы получат по праву своему! И займут достойное место в Новом Порядке мира! Так говорит Фюрер… Я слежу за политикой, и его речи нам читали, когда вы пришли.

– Да, не зря ты его нахваливал! – улыбается оберштурмбаннфюрер, – Один из немногих, у кого светлая голова и крепкая трудовая рука! Нам такие нужны!

– Рад стараться, господин офицер! Я прямо ожил в последние дни. Когда зашли немецкие войска, все изменилось… Наконец-то почувствовал себя человеком. А это самое важное. Поэтому и счастлив служить вам. Вы платите достойно. Есть смысл… И ощущение своей значимости и нужности.

– Я же говорил! – одобряюще произносит Книппе, – Это пример наших верных союзников. У таких как Александр, есть будущее! И весьма перспективное. Во благо Великого Нового мира!

– Не сомневаюсь, – уже как-то отрешенно озирается вокруг Перштерер, – главное усердие и чистота помыслов! Преданность нашему делу… Хороший день сегодня, тепло и не жарко, ветер прохладный с моря, не такой бешенный, как обычно, прямо гармония парит над всей этой степью! Значит хозяйственные работы?

– Так точно, господин офицер! Я все исполняю добросовестно, четко и в срок! Никаких замечаний никогда не было…

– А если Вас задействовать на военной службе, – легкая улыбка играет на лице оберштурмбаннфюрера, – скажем, в диверсионной школе? Вы – «свой», знаете все повадки и слабости советских людей, один из них, вас никто не заподозрит. Вы бы нам очень помогли! Что скажете, герр Александр?

– Я даже не знаю… – переминается Тарасенко, – Я вообще-то с оружием не очень. Даже из ружья плохо стреляю. Не военный я… Сугубо мирный человек! Простой труженик. Но такое предложение… Как же быть-то! Я мог бы попробовать. Но не уверен, что смогу!

– Там всему обучат, – доверительно уверенным тоном произносит Перштерер, – особых талантов не нужно. Чтобы заложить самую примитивную мину в тылу противника и уничтожить объект. Железнодорожное полотно или склад… Убивать проще, чем созидать! Хотя это две стороны одной медали. Но это уже иная плоскость, философская. Нам не до этого сейчас… В конце концов можно просто собирать сведения о противнике. Мирно наблюдать и сообщать связному! Ничего сложного… Обычная жизнь. С некоторой долей внимания. Так как?

– Мне нужно подумать… Боюсь не оправдать ваше доверие. Какой из меня шпион? Я обычный крестьянин. Открыт для всех, душа нараспашку! Притворяться не умею… Не обучен всем премудростям тайным разведчиков и других подобных секретных солдат. Для меня эта китайская грамота!

– В этом и вся соль, так у вас говорят? – почти смеется оберштурмбаннфюрер, – Чем обычней, натуральней, тем лучше! Меньше подозрений. Покажите себя, пойдете вверх по службе. Получите очень много. О чем не мечтаете! Вы уже знаете, мы можем быть очень щедрыми. Ну как?

– Захватывает дух, господин офицер! Я готов служить вам, но может не так, как Вы предлагаете. Мне нужно все взвесить, чтобы не подвести вас.

– Что ж, думайте, – рассеянно произносит оберштурмбанфюрер, – ваши предки в Греции тоже много думали и создали философию, как отдельное предметное знание. Хорошая привычка! Полезная… Если что надумаете, сообщите в полевую жандармерию, или прямо на имя гауптштурмфюрера Книппе, и мы начнем с Вами работать. А сейчас можете продолжать свой путь. Опаздывать нельзя! Вы и так потратили время на эту остановку… А Вы должны доставить груз в срок! Никаких сбоев быть не должно. Порядок – это все!

– Благодарю, господин офицер! Груз привезу, как нужно. Я нагоню в дороге. Тут ведь близко… Так мне уже ехать?

– Езжайте, – машет перчаткой Перштерер, – возможно скоро увидимся! Уже совершенно в другой обстановке…

– Буду рад встрече с Вами, герр офицер! Всего Вам доброго!

– И Вам… того же, – странно цедит сквозь зубы оберштурмбаннфюрер.

Тарасенко лихо вскакивает на повозку и присвистнув, тянет вожжи, понукает и пускает лошадь резвой рысью. Груженный транспорт, покачнувшись, на кочках, быстро устремляется вперед, взбивая густые облака пыли.

– А ты полон сюрпризов, как всегда, – с ухмылкой замечает Книппе, – и меняешься как местная морская погода. Даже не ожидал…

– Ты о чем? – задумчиво произносит Перштерер, – Не понял тебя, Пауль!

– Ну об этом мужике, то ты накинулся на него, теперь предлагаешь служить в наших рядах. Я порой не успеваю за тобой.

– Я ему не верю, – с холодной сталью в голосе произносит Перштерер, глядя вслед удаляющейся повозке, – очень неприятный персонаж.

– Тогда ты просто сфинкс египетский и разгадать загадки твоего настроения не смог бы даже Эдип!. Что сейчас не так?

– Сильно исполнительный тип. Без изъянов. Очень гладко, как по маслу! Много рвения. Это не присуще местным племенам. Никаким! Они все делают из-под палки и требуют постоянного контроля. Доверить ничего нельзя. И широкий доступ даже на обычные работы может стать хорошим проникновением для целой диверсионной группы… Преступная халатность! Мне еще за этим следить? – морщится обрештурмбаннфюрер, – Вы набираете черт знает кого, толком не разобравшись! И руководствуясь только горячим желанием работать на благо Рейха. Будь я шпионом, я бы уже сделал у Рихтера головокружительную карьеру!

– Услужливый пыл понятен. Он пытается выжить в сложившихся условиях, строить свою маленькую судьбу при новой власти. Все логично и объяснимо.

– Как-то очень артистично строит. Легко. Будто все заранее уже продумано и расписано.

– Да кем он может быть? Агентом НКВД? Смешно. Мы проверяли… Все чисто, так как он и говорит. Обычный рядовой работник. К тому же он возит хозяйственные грузы и вывозит мусор. Без доступа к военным объектам. Мелковат для советской разведки. Знать что-либо важное он просто не может. Видит только то, что любой житель окрестных поселков. Он даже не полицай. Если уж внедрять своего человека, то хотя бы на полицейскую службу! Там хоть что-то можно выведать… А этот – простой трудяга. Без особых талантов и амбиций.

– Это может быть очень хитрым Началом. Все начинается с малого и неприметного, Пауль! Самое маленькое и незаметное насекомое заползает куда угодно, в отличие от внушительного грозного слона. И нанесет вред гораздо больший, чем громадный мастодонт! Одна инфицированная бактерия может выкосить целую армию! Как это было в старину. Помнишь эпидемии в истории? Ну вот и здесь что-то подобное…

– Мне кажется, ты просто сегодня не в духе, Алоиз! Вот и цепляешься за первого попавшегося крестьянина. И срываешься на нем. Пройди тут старая русская баба с ребенком, ты и их запишешь в красных разведчиков! Чем ты подтвердишь свои подозрения?

– Чутье… Нюх профессионального пса нашего ордена «СС»! Когда еще разум спит, а внутренняя оптика уже определяет кто перед тобой. И в каком обличье он не был – я не верю никому в этой варварской стране! Ни услужливым крестьянам, ни бабам, ни детям. Все они ведут войну против нас! И подлежат самой тщательной проверке! Понимаешь?

– Примерно. Но я все-таки за прямую доказательную базу. Только факты. Интуиция хороша с набором неопровержимых улик. Ну, хорошо, ты в нем неуверен. Пойдем от этого… Зачем ты ему предложил службу у нас и даже не «хиви», а диверсионную школу?

– Это крючок… Посмотреть его реакцию! На предложение залезть к нам поглубже… Такой шанс для красного крота, потрясающая удача! Открытые ворота… Где его ждет либо победа, либо провал.

– И что? Твои выводы?

– Посмотрим. Где и как он проклюнется. А если честно, вообще не до этой мелкой рыбы. Хватает других, более важных дел. Такими «Тарасенками» должны заниматься люди рангом пониже. Я лишь даю ориентировку. Во всяком случае, дай распоряжение полевой жандармерии, чтобы приглядывали за ним, и за всеми, кого там набрал Рихтер, добрая душа! Включая пленных… Советы будут стремиться пролезть сквозь кольцо нашей блокады и установить связь с подземным гарнизоном. И пойдут на все… Использовать местных – самый лучший вариант. Мы обязаны создать тут непробиваемую стену!

Глава 10

Темноты больше нет… Незыблимое пространство величавых титанических скал вдруг трескается, покачивается и разлетается изнутри ошеломительным огнем… Будто лопнувший пузырь с ослепительными брызгами! Каменный панцирь вскрывается неистовой могучей силой, и острые осколки летят во все стороны, прошивая спертый воздух, и снося все на своем пути. Склеп окружающего осыпается как осенний листопад. Только не невесомыми листьями, а вековыми глыбами и перекошенными стенами…

Старшего лейтенанта Петра Мишустина подхватывает мощнейший поток будто штормовая волна и бросает в темноту… Заваливает обломками породы. Вокруг стоит темный звенящий гул. Мишустин начинает осторожно выбираться… Как проклюнувшийся новорожденный он пробивает прочную скорлупу упавших скал, выкарабкивается из завала и озирается вокруг. Разобрать толком ничего невозможно. В предвходовой зоне каменоломен, где он оказался со своим подразделением, огненными молниями мечутся трассы выстрелов, прорезая медленно оседающую известковую взвесь… Кто где и куда стреляет непонятно. Пламя стрельбы полыхает по кругу, в каком-то завораживающем бешенном плясе. Часть потолка рухнула, образовав большие и малые отверстия, и создав причудливые рваные руины, в которых и разворачивается упорное отчаянное сражение. С края провалов немцы ведут плотный огонь, бросают гранаты… А также напирают со стороны развороченного входа, пытаясь закрепиться и проникнуть внутрь катакомб.

Откуда-то сверху ослепительно бьет поток света, режет глаза и заставляет уползать дальше в темноту… На границе света и мрака, все путается, вызывая почти полную дезориентацию. Раскаленный свинец хлещет над головой. Бешенный рикошет не позволяет даже толком приподняться. Мишустин кое-как оглядывает поле боя, пытается оценить обстановку… Все залегли кто где. Кто уцелел. Часть отряда погребена под рухнувшими глыбами, часть расстреляна, чернеет размытыми пятнами на вывороченных скалах… Даже на первый сырой взгляд картина складывается невеселая. Преимущество явно у фашистов. И хотя они поливают огнем сверху и спереди бестолково и почти наугад, плохо различая цели в темноте, эта схватка ненадолго. Мишустин пытается организовать прочную оборону, командует, кричит, но никто не откликается – все разбросаны взрывами по углам, или не слышат в грохоте, или в ступоре, или увлечены в горячке боя… Получается каждый сам за себя.

– Твою мать! – переворачивается старший лейтенант, занимая более удобную позицию, осматривая свой ППШ-а, и выставляя ствол между камней, – Что за хрень такая?

Он трет глаза, засыпанные известковой крошкой и ищет цели. Висящий призрачный туман едкой пыли мешает что-либо четко разглядеть. Все смазано Одни какие-то мелькающие тенями смутные контуры. Тогда Мишустин начинает бить короткими очередями по вспышкам, и видимо не без успеха… Так как в определенных местах стрельба стихает. Но в других разгорается с новой силой. Поединок идет почти вслепую. Кого зацепит сплошным потоком горящего металла, и кто окажется изворотливей и ловчее…

Где-то сзади кто-то ворочается. Мишустин смещается и быстро наводит оружие на источник шума. Вдруг фриц сверху рухнул? Такое бывает и часто во время боя… В скалу рядом вгрызается несколько пуль, выбивая фонтанчики каменной крошки… Командир невольно пригибается, но держит шевелящиеся камни на прицеле.. Из груды обломков показывается сначала расцарапанная рука, потом голова с кровоподтеками, рядом по склону скатывается помятая каска, потом из колыхающегося сумрака проступает перепачканное и засыпанное белой изестью лицо, с густыми отвисшими усами… И советская зеленая форма.

– Ты кто? – сипло выдыхает старший лейтенант.

– Комбат Золкин… Не признал что ли?

– Федор Михайлович? Это ты? Ну и дела! Повезло, что живой… Попробуй тут разбери, в этой свистопляске, кто есть кто. Себя не узнаешь… Ты как здесь?

– Шли на строительство заградительных стенок, согласно плану… укрепления линии обороны, – отплевывается от каменной крошки комбат, – Потом шибануло! Разметало всех… Ничего не разобрать. Камень валунами сверху сыплется, как град огроменный, а ты как лилипут под ним бежишь… Пытаешься куда-то в сторону увернуться! Меня тоже шарахнуло… Хорошо еще вскользь, по каске! Потом еще… Я думал, все кранты! Ну и ожил вроде, выбрался!

– Это хорошо, значит будем вместе дальше продвигаться. Выпутываться из этой каменной сетки… С оружием как?

– Черт! – сжимает виски Золкин, – Голова разламывается… Будто на сотню полыхающих кусков. Что же это такое? Автомат у меня был. Только сейчас его уже точно не найдешь. Но кое-то осталось. Припасы всегда найдутся. На войне все может сгодиться. И большое, и малое.

Комбат достает из кобуры револьвер:

– Ничего отобьемся! Мы железнодорожники и кайлом можем… И голыми руками! – внушительная фигура вырастает из под земли и грузно перекатывается за выступ скалы, – С нами лучше в ближнем бою дело не иметь! Сломаем враз… Мне только до горла дотянуться! У меня хват железный… Мои то, где?

– А поди разбери! Все вперемешку! – выпускает длинную очередь Мишустин, – По всему изуродованному тоннелю раскиданы, по ямам и завалам. Отбиваются, кто как может… Что вообще произошло? Как они сумели здесь камень обвалить?

– Саперная команда поработала. Взрывчатку видимо по квадрату заложили по длине козырька и разом рванули… Вот и результат! Где выдержало, где обвалилось… И получилась весьма замысловатая позиция. Для нас не очень удачная, с такой вон вентиляцией обширной. Теперь через эти прорехи они и пытаются сунуться… Твари ползучие!

– Мы кружимся на месте… Увязли в этих развалинах! Вокруг ничего не видно. Куда не ткнись – везде стена и проломы в потолке. Почему мы застряли? Где выход? Куда идти?

– Только туда! – кивает в сторону прямого светящегося прохода Золкин, – Наружу! Наверх и в степь… И как повезет!

– Это почему? А назад, в катакомбы? Вглубь штолен? Немца сдержать и отступить? А там глядишь, и подкрепление подойдет…

– Не получится! Нас отрезало взрывами! – поясняет Золкин, – Мы прижаты к стене! Загнаны в угол…

– Вот так, так! Надо как-то выбираться! Что-то придумать!

– Тут особо думать и нечего, – стреляет из револьвера комбат, – наверху фашисты не меньше роты, а нас около двадцати, как я вижу, если еще наберется, а сзади за нами монолитная скала возвышается! Такой распрекрасный расклад! Сидим в изорванном коридоре под прицелом врага… Еще как-то огрызаемся! И даже держим врага на расстоянии. А по сути, мы как мыши в коробке мечемся, кусаемся, царапаемся, ругаемся пока нас не передавят.

– Ну это мы еще посмотрим! Кто кого… Нас так просто тоже не взять в этих скалах! Попробуем фрицев отогнать, они нас все равно плохо видят, судя по характеру огня! И не догадываются сколько нас… Держат дистанцию! Это можно использовать. Или хотя бы не пускать их сюда. Тянуть время, а там наши должны на выручку подойти! У нас система взаимовыручки для таких случаев отлажена.

– Если есть, кому поблизости выручать! – сомневается Золкин, перезаряжая оружие, – Там наверху нечто невообразимое творится. Громыхает по всем полю! Атака массированная, по всем направлениям линии входов каменоломен. Серьезно гансы подготовились! Налетели как черная буря…

Какое-то время мы, конечно, здесь еще побарахтаемся в пыли и свалке камней! Но потом нас просто огнем выжгут. Других вариантов быть не может. Глянь сколько дыр много, щелей и трещин – еще серия взрывов и остальная часть рухнет! Там вон вообще кусок неба просматривается, облака видно проплывают… Пролом величиной с грузовик! И скалы сдавливают со всех сторон, после взрывом перепутанные. Особо не разгуляешься!

– Нужна слаженная оборона! Давай-ка так, товарищ капитан! Я пойду вдоль этой рухнувшей стены, а ты вон туда в нависшую арку, там скопление наших бойцов. Постараемся из этой кутерьмы наладить четкую систему боя. Чтобы это была не пальба как на свадьбе у басмачей, а скоординированные действия – кто прощупывает врага, кто снимает основные цели, кто прикрывает. И необходимо рассредоточиться грамотно, чтобы перекрыть периметр и контролировать все подходы к нам!

– Понял. Тактика – твой конек! Так что, Петро, командуй! Я весь в твоем распоряжении. Что делать конкретно? Говори уже…

– Добро! Когда доберешься до солдат, Федор Михайлович, займите позиции дугой у той выступающей гряды, так вы перекроете возможный доступ в катакомбы и уйдете с линии огня сверху! А я вон там у завалов поколдую… Не суетитесь, делайте все вдумчиво и аккуратно. Как на обычной работе. И еще… Экономьте боеприпасы! Неизвестно сколько нам тут отбиваться придется!

– Ясно, прорвемся! Проделаем сей кульбит! Схему я понял. А ты со своими главное держись ближе к стенам, больше шансов выжить при обвале, и когда…

Внезапно сверху падают продолговатые деревянные и металлические ящики, с шумом ударяясь о камни…

– Что за чертовщина? – поднимает взгляд Мишустин, – Это что за хрень, посылки из Германии? Почта прямо от Гитлера?

– Точно не с конфетами! Все гораздо хуже… Это саперные премудрости мы с таким знакомы. Адские штучки – фугасы! Сейчас здесь настоящий смерч плясать будет… Ну-ка, Петро, пригнись! И поглубже…

Мишустин и Золкин вжимаются в скалы. И во время! Тугой удар о перекрытия, гром разрываемого пространства, полыхнувший жар и ливень осколков – железных и остро отточенных каменных….

Стены качаются, где-то опять рушится свод. Темные столбы взмывают к потолку, и пронзительный грохот гулко бьет по сплетению тоннелей отражаясь от преград, значительно протяжно увеличивается как в гитарной деке, безжалостно разрывая слух… Вслед сразу же секут очереди автоматического оружия, пробивая квадрат за квадратом, метр за метром… Вязкий туман поднявшейся известковой пыли ковром застилает вздыбленные скалы, где засели красноармейцы. Видимость падает до нулевой. Сквозь едкую мглу прорезаются отдельные выкрики и невнятные фразы… Кто-то инстинктивно пытается отвечать, стреляя наугад. Но различить цель в ползущей хищно-смутной массе, трудно и почти не реально, и мистерия смерти продолжается…

Вырастающие словно из ниоткуда, хищные сумасшедшие фонтаны огня, железа и камня разносят попавшиеся маленькие группы красноармейцев буквально в клочья… Куски ракушечника вместе с расплавленным металлом и окровавленной человеческой плотью хлещут по насупленным стенам каменоломен…

В водовороте пляшущего разрушения всего и вся, мелькают резко очерченные тени, слышатся редкие возгласы, угадывается непонятное скрытное движение. Бой переходит в какую-то новую, непредсказуемую стадию… И тут неожиданно бурлящую обрывками действительности темноту взрывает настоящее огненное безумие, как извержение мифического чудовища – черноту режет густая струя клокочущего, завивающегося огня. Это в дело уничтожения блокированных красноармейцев включаются фашистские огнеметчики. С разных точек, как лучи прожекторов, гуляют, перекрещиваясь шипящие струи подлинно адского пламени! Несколько солдат вспыхивают живыми факелами, бегут, катаются по земле, бьются о скалы… Истошный крик последней агонии взмывает, бьется о своды подземелья… Немцы методично продолжают свою черную работу, методично заливая пространство ревущим огнем, обугливая камни и сжигая живое человеческое как ворох соломы! Огонь льется лавиной, как в металлургическом цеху! Кто-то не выдерживает, вскакивает, бежит и тут же попадает под пули. Кто-то пытается забиться в какую-нибудь расщелину потемней и поглубже…

– Ах вы, суки! – зло сплевывает старший лейтенант Мишустин, поправляя съехавшую каску, – Сейчас я с вами разберусь! Поговорим тет-а-тет…

Он перебегает вперед, падает за грудой обломков и дальше ползет с гранатой, выбирая наилучшую позицию. Замирает, выжидает момент и кидает, сразу уходя в сторону! Оглушающий грохот, вспышка пламени, визг осколков, сдавленные вскрики, возня, стелющийся темный дым. Старший лейтенант приподнимается и простреливает длинными очередями. Кажется, на мгновение все останавливается. Несколько смертоносных лучей пропадает….

– Ловко ты их! – гремит сбоку Золкин, – А я вон пулеметчика снял и карабином разжился!

– Отлично! Федор Михайлович, идем дальше. И быстро… Очень быстро! Медлить нельзя. Нужно перехватить инициативу! А то они нас по стенам красными помидорами размажут и зажарят как куропаток в печи! Держимся плана, пробиваемся к своим. Сцепляемся в единый кулак!