Под сенью жёлтого дракона. Том 2

– Живут же люди! – чуть насмешливо заметил Орлов. И продолжил: – Так вот этот Окано прекрасно говорит на английском. Оказывается, он несколько лет жил в США. Из разговора с ним я понял: к американцам он относится с уважением…

Пока они говорили, Риммар сходил на кухню и они вместе с Чаном накрыли стол. Пододвигая к себе тарелку с салатом, Орлов, вдруг, сказал:

– Други мои, а знаете, какая у меня мечта?

– Какая, Андрей Яковлевич? – спросил Риммар.

Орлов качнул головой и прикрыл глаза.

– Вдоволь поесть московского чёрного хлеба!..

Владимиров рассмеялся.

– Ну-у-у… Андрей Яковлевич!.. – произнёс он. – Такая мечта нам не по зубам…

Уже после ужина Орлов вспомнил.

– Да!.. Ещё одна интересная вещь!.. Я сегодня был у Жэнь Биши. Надо было решить с ним вопрос об обеспечении городских больниц перевязочным материалом. И знаешь, что я от него узнал? Политбюро приняло решение включить в список литературы, необходимой для чтения делегатами седьмого съезда партии две работы Ленина: «Детская болезнь левизны в коммунизме» и «Две тактики»… Я даже не поверил сначала. Потом он показал мне этот список!..

Владимиров воспринял эту новость молча. И Орлов даже слегка обиделся.

– Ты чего молчишь? – спросил он.

Владимиров усмехнулся.

– Как сказал древнегреческий поэт Гомер – об одном следует говорить, а о другом помолчать, – ответил он.

Орлов недоуменно пожал плечами.

– Ну, как знаешь… А я пошёл отдыхать. Завтра с утра мне надо проехать по городским больницам и разобраться с питанием больных. Какой-то дурак распорядился перевести больных на двухразовое питание… По этому поводу Гомер ничего не говорил? – чуть насмешливо спросил он.

– Нет, Андрей Яковлевич, – ответил Владимиров. И продолжил: – Зато в Китае говорят: от богатства рождается пресыщенность, от пресыщенности – спесь. А вот от чего рождается равнодушие к людям – не известно…

Глава третья

1

Тринадцатого марта весь город облетел слух: на границе Шанси-Хэбэй-Чахарского района начались бои с японцами и что они продвинулись вперёд на несколько десятков километров. На другой день уже пошёл разговор о боях с гоминдановскими войсками, а не с японцами.

…Четырнадцатого марта в Яньани состоялось срочное заседание Политбюро. Об этом Владимиров узнал от Бо Гу, к которому приехал выяснить, что на самом деле происходит. На удивление Владимирова, тот ответил:

– Ни у кого нет чёткого представления о том, что там происходит… Есть два человека, которые могли бы всё объяснить – это командир пограничными войсками в этом районе Не Жунчжэнь, он, кстати, тоже делегат седьмого съезда, и командующий войсками это зоны Сяо Кэ, но их сейчас в городе нет… Я полагаю, через день-другой всё прояснится…

И о том, и о другом Владимиров уже слышал. Сяо Кэ был земляком Мао Цзэдуна и считался одним из самых опытных командиров, участник «Северного похода». Куда более интересная биография была у Не Жунчжэнь. Родился он и вырос в богатой семье, учился сначала во Франции, затем в Бельгии. В 1923 году вступил в КПК. Учился в Москве. И тоже был участником «Северного похода».

Бо Гу оказался прав. Уже пятнадцатого числа стало известно, что пограничные части КПК действительно атаковали японцы, но потом отступили на свои позиции. Однако, тревожные разговоры о нападении японцев продолжались в Яньани ещё несколько дней. Говорили и о множестве раненых, размещенных в центральном госпитале, среди которых были и японские военнослужащие. На вопрос Владимирова о японских военнослужащих, Орлов сказал, что в госпиталь привезли трех японских офицеров. С ними сейчас работает Окано. И добавил:

– По-моему, безуспешно… А почему они тебя заинтересовали? – спросил он.

Владимиров махнул рукой.

– В общем, Андрей Яковлевич, не они… Я удивляюсь, как здесь быстро распространяются панические слухи. Ты помнишь, что происходило в прошлом году? С одной стороны, такая мощная пропаганда против Гоминьдана и японцев, а с другой – панический страх перед ними…

Орлов усмехнулся.

– Ты знаешь, в чём я убедился за свою жизнь?.. Можно натравливать одних людей на других, и даже народы, но, если эти люди или народы нищие и обездоленные, для них любые призывы к сплочению – пустой звук! На собраниях и митингах человек скажет что угодно, но придёт домой, увидит голодных детей и возненавидит и себя, и того, кто поручил ему выступить. Если бы мы могли отличать добро от зла, это была бы высочайшая человеческая мудрость…. И я Америки не открыл. До меня эту мысль высказал основатель диалектики Сократ. Прошли сотни лет, а мы так и не научились отличать добро от зла, правду от неправды. С благодарностью принимаем лесть, полагая, что это добродетель…

Орлов хотел ещё что-то сказать, но в эту минуту за дверью раздались торопливые шаги и на пороге появился Дэн Фа. Его приход означал только одно. И действительно, Дэн Фа торопливо поздоровался и сообщил, обращаясь к Владимирову.

– Товарищ Сун Пин, вас приглашает к себе товарищ Мао Цзэдун!.. Прямо сейчас… – добавил он.

На этот раз, к удивлению Владимирова, Дэн Фа был на лошади, но держался в седле неуверенно и заметно волновался. Когда они уже подъезжали к Ваньцзямину, Владимиров не выдержал и спросил:

– Верхом удобнее передвигаться? Не правда ли?

– Кому как… – ответил Дэн Фа. – А по мне пешком надёжнее…

…Завидев подъезжающих к пещере Мао Цзэдуна, Владимирова и Дэн Фа, охранники стали наперебой приветствовать Владимирова.

– Ну вот… – сказал Дэн Фа. – Видите, как вас тут уважают…

Дверь в пещеру была открыта и завешана москитной сеткой. Видимо, Мао услышал приветственные возгласы своих охранников и вышел наружу.

– Это вас, товарищ Сун Пин, так приветствует моя охрана? – спросил он, добродушно улыбаясь.

– Да, товарищ председатель… – ответил Владимиров. – Они хорошие ребята…

– Ну, здравствуйте, товарищ Сун Пин. – Прервал его Мао и крепко пожал руку. – Проходите…

Усадил Владимирова в кресло и, перехватив его взгляд на стену за рабочим столом, на которой невесть каким образом были прикреплены десятка два исписанных листов бумаги, пояснил:

– Вот, решил поработать над одной статьей… Меня очень волнует и настораживает позиция нашей внепартийной интеллигенции. Она, по-моему, заражена непониманием необходимости классового подхода к решению проблем нашей революции…

Владимиров уже знал: Мао часто делал так – писал текст статьи, развешивал листки бумаги на стене, затем читал, снимал со стены и делал поправки.

– …Вот и выходит у нас, – продолжал говорить Мао тихо, словно рассуждал сам с собой, – буржуазия выступает против наших идей, рабочий класс – малочисленный. Преобладающее большинство населения Китая – крестьянство, но оно по своей природе мелкобуржуазно. Откуда нам черпать свежие силы для партии?..

Мао Цзэдун сделал паузу и Владимиров воспользовался этим.

– Из тех же рабочих и крестьян, – заметил он. – Вы же, наверное, помните, Конфуций говорил: «Если я иду с двумя людьми, то у них обязательно есть чему научиться. Надо взять то хорошее, что есть у них, и следовать ему. От нехорошего же надо избавиться».

Мао Цзэдун довольно улыбнулся.

– Браво, товарищ Сун Пин! – и медленно трижды хлопнул в ладони. – Порой, мне кажется, что вы, когда идёте ко мне, перечитываете Конфуция. Я понимаю, это сделать невозможно, но вы не перестаёте меня удивлять…

В это время в помещение из кухни вошёл один из охранников с медным тазиком, наполненным горячей водой и махровым полотенцем через плечо. Молча поставил тазик у ног Мао, положил рядом с ним на подлокотник кресла полотенце и так же молча удалился. Мао взял полотенце, опустил его в горячую воду, сильно выжал и приложил к лицу. Подержал несколько минут и только после этого пояснил:

– Я таким образом снимаю головную боль. Не знаю, как кому, а мне помогает… Так на чём мы остановились? – спросил он.

– Откуда партии черпать свежие силы, – напомнил Владимиров.

– Да, да… Верно!.. – Мао встал, подошёл к книжной полке и снял с неё томик работ Ленина. Это было довоенное издание в темно-коричневом переплёте. Открыл где-то на середине и стал читать: – «…Социал-демократического сознания у рабочих и не могло быть. Оно могло быть привнесено только извне. История всех стран свидетельствует, что исключительно своими силами рабочий класс в состоянии выработать лишь сознание тред-юнионистское…» – Мао прервал чтение и вопросительно посмотрел на Владимирова. – Разве китайский рабочий класс не в таком состоянии? Послушайте, что товарищ Ленин пишет дальше: «…Учение же социализма выросло из тех философских, исторических и экономических теорий, которые разрабатывались образованными представителями имущих слоев, интеллигенцией».

Мао закончил читать, закрыл томик, поставил его на место и продолжил:

– Наша партия, что бы мы ни говорили и не предпринимали, стоит сегодня на перепутье: пойдёшь прямо – неизвестно куда придёшь. Пойдёшь налево – там враги. Пойдёшь направо – там ещё больше врагов. – Чему-то усмехнулся и сменил тему разговора. – На днях на заседании Политбюро было высказано мнение, что некоторые наши руководители безнадёжно устарели. И надо искать им замену среди молодёжи. В частности, речь шла о товарище Чжу Дэ. Даже вспомнили, что он когда-то служил в армии у милитариста Цай Э. Это наш китайский фашист. – И Мао небрежно махнул рукой. – Ну, допустим, мы согласимся на замену товарища Чжу Дэ. А кого поставить на его место?

Мао умолк и выжидающе посмотрел на Владимирова.

«Так вот зачем я здесь…» – подумал Владимиров, а вслух проговорил:

– Это, конечно, ваше право, но я знаю, к Чжу Дэ в Яньани и в войсках относятся с особым уважением, как к одному из основателей вашей Красной Армии.

Мао коротко кивнул головой, потянулся к пачке сигарет, достал одну и прикурил.

– Не могу отвыкнуть от курения… – проговорил он. – Жена не раз настаивала, чтобы я бросил курить. Пробовал – не получается… Да! – вдруг вспомнил Мао. – Она тоже хотела вас видеть! Но, приболела… Потому просила передать вам… – Мао с трудом дотянулся до ящика стола, открыл его и двумя пальцами извлёк из ящика книгу. – Это стихи… – пояснил он. – Почему она решила потчевать вас стихами – не пойму. Тут два поэта: Лу Цзя и Цзя И. Что она в них такого нашла… Я, если у меня выдаётся свободное время, больше люблю читать старинные китайские романы. В них есть чему поучиться…

Владимиров взял из рук Мао книгу стихов и поблагодарил его.

– Передайте, пожалуйста, вашей супруге моё пожелание скорее поправиться, – добавил он.

– Непременно передам, – ответил Мао, встал из кресла и подал Владимирову руку. – До свидания, товарищ Сун Пин.

…Уже по дороге домой Владимиров старательно перебрал в памяти содержание состоявшегося с Мао разговора, пытаясь понять, что было главным в нём, и что хотел Мо донести до него. «Разговор о партии – это была прелюдия», – решил он. Наверное, главным было то, когда он снял с полки томик Ленина и прочитал выдержку из его работы, и тем самым продемонстрировал себя марксистом и заодно, как подтверждение своей правоты относительно его тревоги за интеллигенцию. Разговор о Чжу Дэ и о том, что у того есть противники – это всего-навсего информация для размышления. Если же Мао хотел проверить его реакцию на мнение кого-то из членов Политбюро по отношению к Чжу Дэ, проверил.

…Владимиров подъехал к дому уже в сумерках и увидел у ворот Риммара с Орловым. Риммар был с ружьём.

– Что случилось? – спросил Владимиров, спешиваясь с лошади.

– Волк приходил к нам в гости! – ответил Орлов.

– А как вы узнали?

– Машка учуяла его и такой лай подняла…

– Огромный! – добавил Риммар. – Я ещё таких не видел…

Владимиров отвёл лошадь на конюшню и вернулся к Орлову и Риммару.

– А почему не стреляли? – поинтересовался он и тут же вспомнил требование охранников Мао не стрелять и не беспокоить обитателей Яньцзалина.

Орлов промолчал, а Риммар проговорил:

– Помните, вы говорили о волке, с которым зимой встретились на тропе? Это он приходил…

Владимиров недоверчиво посмотрел на Риммара.

– Ну, Коля, ты у нас гений!.. Все волки серые…

– Нет, нет, Пётр Парфёнович, – вступился за него Орлов. – Это он приходил. Николай поднял ружьё, а он стоит и смотрит ему в глаза…

– Ну, я и опустил ружьё, – добавил Риммар. – А волк развернулся и медленно ушёл…

Владимиров недоверчиво качнул головой.

– Ну и чудеса в решете! – проговорил он. – Интересно, зачем он приходил?..

Ответ на вопрос Владимирова появился совсем неожиданно. Через два дня Чан пошёл за дровами и недалеко от дома в кустах нашёл мёртвого волка с короткой металлической стрелой, которая глубоко вонзилась ему в бок. Когда Чан рассказал о своей находке, Риммар – глянул на Владимирова, затем перевёл взгляд на Орлова.

– Это что же выходит?.. Он к нам за помощью приходил?.. Не может такого быть…

Владимиров промолчал. Действительно, случай невероятный и, на первый взгляд, неправдоподобный. А Орлов сказал:

– Всё, Коля, в жизни бывает… Звери, живущие рядом с людьми, становятся умнее, а люди становятся наподобие зверей…

2

На следующий день во время завтрака Владимиров поинтересовался у Орлова.

– Ты никуда не торопишься?

– Нет, – ответил тот. – У меня в одиннадцать часов встреча с Жэнь Биши, а во второй половине дня одна операция в госпитале, другая в городской больнице. А почему ты спросил? – в свою очередь задал вопрос Орлов.

– Я всё вот о чём думаю… – начал говорить Владимиров. – Давай проведём мозговой штурм. – И, заметив, что Орлов не понял его, пояснил: – Давай вспомним всё, что мы знаем… О Мао. Итак, родился он в 1893 году в семье зажиточного крестьянина. Южин как-то говорил, что у Мао ещё в начальной школе появилась тяга к старинной китайской литературе. В 1911 году он бросил учёбу и добровольно вступил в отряд Сунь Ятсена, который участвовал в свержении последнего отпрыска династии Цин…

– Был связным в одном из отрядов, – добавил Орлов. – Об этом тоже Южин говорил. В это время Мао и стали называть «жёлтым драконом».

Владимиров удовлетворённо кивнул головой.

– Идём дальше… – сказал он. – Через год Мао по состоянию здоровья уходит из отряда, возвращается домой и продолжает учёбу в коммерческой школе. Где-то в районе 1918 года он поступает в педагогическое училище в Чанша. Затем уезжает в Пекин, где находит себе работу в библиотеке Пекинского университета. Что ещё?

Орлов пожал плечами.

– Насколько я знаю, во время пребывания Мао в Чанша, он был одним из организаторов общества «Новый народ» или «Новый Китай». Я точно не помню…

– «Новый народ», – подсказал Владимиров. – Хорошо… Идём дальше. В 1919 году Мао, это уже из его биографии, знакомится с марксистской литературой и становится горячим сторонником марксизма. В 1920 году Мао возвращается в Чанша и организует «Общество культурного чтения для распространения революционных идей». Длинное, конечно, название, но определённое. В этом же году он женится.

– Девушку звали Ян Кайхай, – подсказал Орлов. И пояснил: – Она была дочерью одного из бывших учителей Мао…

Владимиров отрицательно качнул головой.

– Нет, Андрей Яковлевич! В Китае бывших учителей не бывает!.. Здесь учитель на всю жизнь! Китайцы говорят: «Родители дарят детям жизнь, а учителя – добрую жизнь». Ладно… Пошли дальше. В 1921 году по биографическим данным, Мао избирается делегатом от провинции Хунань на учредительный съезд КПК, который проходит в Шанхае. Если мне не изменяет память, это происходило в июле 1921 года. А вот дальше происходит нечто непонятное… Мао вместе с несколькими членами КПК примыкает к откровенно националистической партии Гоминьдан. Но вскоре он снова возвращается в Хунань, где организует профсоюз рабочих и крестьян. В 1925 году переезжает в Кантон. И получает здесь работу в крайне радикальном еженедельнике. Название его не помню… И привлекает к себе внимание Чан Кайши. Вскоре Мао становится руководителем отдела пропаганды Гоминьдана. Но ненадолго. У него появляются серьёзные разногласия с Чан Кайши и Мао лишается своей должности. С этого момента, мне кажется, – предположил Владимиров, – Чан Кайши и Мао становятся непримиримыми врагами…

– Нет, Пётр Парфёнович, – на этот раз возразил Орлов. – Это произошло после того, как гоминдановцы в 1930 году казнили жену Мао. Чисто по-человечески, его понять можно…

– Согласен, – ответил Владимиров. – Мао уходит в подполье и становится одним из организаторов революционных отрядов для борьбы с Гоминьданом. И даже возглавлял восстание, которое было жесточайшим образом подавлено. После этого Мао с остатками своих сторонников уходит в горы, где вместе с Чжу Дэ формирует вооружённые отряды. Им даже удалось создать в горах Цзингана советскую республику, граничащую с провинциями Хунань и Цзянси. Ну, а дальше всё как на ладони, – сделал заключение Владимиров. Какое-то время в комнате стояла ватная тишина. Её нарушил Орлов.

– А ты знаешь, Пётр Парфёнович, ко всему тому, что сейчас происходит здесь, мне кажется, и Мао, и его окружение пришли не сразу. Давай вспомним. После разгрома гоминдановцами в 1934 советской республики в горах Цзингана, Мао и Чжу Дэ со своим отрядом пришлось пробиваться на Север Китая. Если верить неофициальным данным из Цзингана с Мао и Чжу Дэ вышло девяносто тысяч человек бойцов вместе с семьями, а до провинции Шаньси дошло немногим более четырёх тысяч человек. И ещё один немаловажный факт, – продолжил Орлов. – В декабре 1936 года после того, как японские войска вторглись в Китай, Мао нашёл в себе силы помириться с Чан Кайши. Что случилось потом, известно одному богу. Я не собираюсь защищать Мао, я пытаюсь проанализировать… Как ты сказал?

– Провести мозговой штурм, – усмехнулся Владимиров.

– Вот-вот… А о том, что Мао незаурядная личность, говорить не приходится… Но почему в Москве сделали ставку на Чан Кайши, будто на нём свет клином сошёлся – трудно понять…

3

Девятнадцатого марта Совинформбюро сообщило о продолжении успешного наступления всех советских фронтов: войска Первого Украинского с боями наступали в общем направлении на Львов – Перемышль с задачей выйти на государственную границу СССР в районе Западного Буга; войска Второго Украинского фронта наступали в направлении на северную Молдавию для выхода к Днестру через Могилев и Ямполь; в это же время ударные группировки Третьего Украинского фронта стремительно продвигались в направлении на Николаев с задачей овладеть Тирасполем и Одессой. Войска Второго Белорусского фронта с тяжелейшими боями продвигались в направлении на Ковель и Брест.

Радио Чунцина в этот день сообщило о неудачных боях союзников в Бирме, разрыве отношений Центрального правительства с Шаньсинским милитаристским государством во главе с Янь Сишаням и о приказе Чан Кайши провести очередную мобилизацию в армию.

…В полдень на обед приехал Орлов. Владимиров поделился с ним своим мнением о последних событиях. Тот молча выслушал, затем сказал:

– У меня тоже есть новость. Я был у Ван Мина. Он практически уже на ногах. Правда, до полного выздоровления ещё далеко. Травлю против него прекратили, и он стал более спокойный… Чего не могу сказать о Розе Владимировне. – И пояснил: – она очень переживает за то, что произошло с ним… Понимаешь, о чём я говорю…

Владимиров кивнул головой.

– Не нам его судить… – обронил он.

Уже после обеда, собираясь снова ехать в госпиталь, Орлов неожиданно заявил:

– Единственное светлое пятно здесь это Цзян Цин.

Владимиров с удивлением глянул на него.

– Неужели и ты попался под её чары? – чуть насмешливо спросил он.

– Нет, Пётр Парфёнович, – ответил тот. – Я доктор и не могу не замечать женской красоты. Она и лечит, и калечит… Да, ты знаешь, что она в больнице?

– А что с ней? – поинтересовался Владимиров.

– Женское хроническое заболевание, – ответил Орлов.

Всё это Владимирову показалось странным. На медицинские осмотры она ездила к Орлову, а положили Цзян Цин в городскую больницу.

– Если не трудно, узнай о её состоянии, – попросил Владимиров. – Ты же её смотрел всё это время…

– А тебе это важно? – в свою очередь поинтересовался Орлов.

Владимиров слегка пожал плечами.

– В общем, не важно… – ответил он.

4

День двадцать восьмого марта с утра выдался по-настоящему весенним. В тёплых лучах солнца, казалось, купалась не только яркая молодая зелень, но и скалистые горы выглядели так, словно они сбросили с себя тяжесть тысячелетий. И только из ущелий, где с шумом неслись потоки воды, тянуло сырой прохладой.

…В этот день Владимиров решил съездить к Бо Гу и уже стал одеваться, но в это время во двор верхом на лошади въехал Мао Цзэдун в сопровождении двух охранников. Владимиров вышел его встречать. Вид у Мао был усталый.

– Здравствуйте, товарищ Сун Пин! – вяло проговорил он, с трудом слезая с лошади. Подал Владимирову руку и продолжил: – Ночью работал, а потом уснуть не мог. Решил прогуляться верхом, а потом подумал: а почему бы к вам не заехать…

– Гостям мы всегда рады, – ответил Владимиров. – Я могу угостить вас чаем…

– Нет-нет! Спасибо!.. – отказался Мао. – Я с утра напился чая. – Когда они уже вошли в дом, Мао неторопливо достал из кармана старенькой куртки вчетверо сложенный лист бумаги и положил перед собой на стол. – Это телеграмма, – пояснил он. – Я попрошу вас отправить её в Москву моему сыну Ань Ину… С нашей радиостанции отправлять не могу… Сами понимаете… – Мао похлопал ладонями по своим карманам в поиске сигарет.

Владимиров подал ему коробок со спичками. Мао прикурил и продолжил:

– Не люблю я лишних разговоров вокруг меня и моей семьи…

– Я сегодня же отправлю, – пообещал Владимиров.

– Да… Да… Отправьте… В ней ничего секретного нет… – зачем-то добавил Мао. И тут же встал с места. – Не стану обременять вас своим присутствием. Я вижу, вы куда-то собирались…

– По делам, в город… – ответил Владимиров. Говорить о том, что он собирался ехать к Бо Гу, не стал.

Мао Цзэдун подал ему руку и молча направился к выходу, но у самой двери вдруг остановился и, обернувшись, сказал:

– Я поздравляю вас с блестящими успехами вашей Красной Армии. Возможно, этот ад скоро закончится…

После отъезда Мао Цзэдуна Владимиров вернулся в дом, взял со стола телеграмму и стал её читать. Мао сообщал сыну, что все письма, которые он шлёт ему, Мао получает и радуется за его успехи в учёбе. И просил передать привет руководству академии. «…И ещё прошу, – писал Мао, – если состоится у тебя встреча с товарищами Димитровым и Мануильским, передай им от меня, что руководство китайской компартии во многом обязана им в том, что китайская молодёжь проходит обучение в учебных заведениях Советского Союза, который взял на себя материальную обязанность содержать китайскую молодёжь. И высоко это ценит».

Час спустя телеграмма Мао была отправлена в Москву. К Бо Гу в этот день Владимиров так и не поехал.

…Уже глубокой ночью Риммар принял новую сводку Совинформбюро о ходе наступления советских войск и боёв, которые развернулись за город и порт Николаев, форсировании Южного Буга и захвату нескольких важных плацдармов на его правом берегу.

Утром Владимиров, пока отдыхал Риммар, поймал волну, на которой работало московская «Радио Москва», как раз в тот момент, когда диктор сообщил о ночном штурме Николаева и полном освобождении города от неприятеля. Днём Владимиров встретился с Бо Гу в редакции газеты «Цзефан Жибао».

– …Я в курсе всех ваших событий, происходящих на восточном фронте, – сказал Бо Гу. – Но меня удивляет распространяемые западными средствами массовой информации сведения о, якобы, продолжающемся конфликте между Москвой и союзниками по поводу передачи Советскому Союзу его доли боевых кораблей Италии. Возможно, Сталин и прав, требуя немедленного раздела итальянского флота, но видимо, кому-то это не нравится. – И Бо Гу неопределённо пожал плечами. – Насколько я знаю, союзники предлагают отдать Москве вместо итальянских кораблей восемь английских эсминцев, а итальянский флот не делить до лучших времён… Ну Ладно… Это не самое главное. Так что вы хотели узнать у меня? – спросил Бо Гу и внимательно посмотрел на Владимирова.

– У меня всего один вопрос к вам, – ответил тот. – Скажите, это верно, что люди Кан Шэна пытаются налаживать контакты с представителями США в Чунцине?

– Верно, – ответил Бо Гу. – Насколько я знаю, уже есть предварительная договорённость разрешить американцам открыть в Яньани свой корреспондентский пункт. В дальнейшем планируются широкие контакты с американцами с целью проведения переговоров о военно-технической помощи со стороны США. Правда, об этом предпочитают пока не говорить особо…

– Тогда можно задать ещё один вопрос? – спросил Владимиров, слегка шокированный услышанным.

Бо Гу усмехнулся.

– Задавайте…

– Мао Цзэдун знает об этом?

– Конечно! – уверенно ответил Бо Гу. – Без его согласия Кан Шэн на такое бы не решился…

…День был уже на исходе, когда приехала Цзян Цин в сопровождении новых охранников. Владимиров мысленно перекрестился, увидев, что почти одновременно к воротам подъехал и Орлов. Владимиров вышел встречать Цзян Цин и не сдержался от вопроса.

– У вас снова новая охрана? Те не оправдали доверия?

– Наверное, не оправдали, – ответила Цзян Цин. – Мне не докладывают. – И обратилась к Орлову: – А я на днях собиралась к вам приехать… Проконсультироваться надо… – И снова обратилась к Владимирову: – Я к вам по делу… – И, когда они уже были в доме, проговорила: – В нашем жилище до сих пор прохладно, а у вас тепло…

– Переезжайте к нам, – пошутил Орлов.

Цзян Цин насмешливо спросила:

– Вместе с мужем?

– Мы готовы принять у себя всё Политбюро! – пришёл на выручку Орлову Владимиров.

Цзян Цин беспомощно развела руками.

– Мы сегодня с мужем поспорили. Я сказала ему, что драматургия существовала не только в древнем Китае, но и на Западе. И назвала ему древнегреческого драматурга Эсхила, который написал много драм, в том числе, и знаменитые драмы «Прикованный Прометей» и «Персы». А он высмеял меня… – И Цзян Цин посмотрела на Владимирова такими глазами, словно, от него теперь зависела её жизнь.

– Вы абсолютно правы! – вступил в разговор Орлов. – И, хотя я не специалист в области драматургии, я уверяю вас: Эсхил, действительно, написал и драмы «Прикованный Персей» и «Персы»!

У Цзян Цин от радости засияли глаза.

– Вы спасли меня! – сказала она Орлову, подошла к нему и поцеловала в щеку. – Спасибо!

– А вы никак поспорили на что-то? – предположил Владимиров.

Цзян Цин в ответ загадочно улыбнулась.

– Да, – и стала прощаться. – Муж попросил меня нигде не задерживаться, – сказала она. – Сегодня у нас чуть ли не все правительство собирается. Приезжал Кан Шэн и доложил мужу, что уже все формальности решены и к нам скоро должны приехать какие-то американцы… Может, это вам не важно?..

– Очень важно, – ответил Владимиров. – Разрешите, я вас провожу?..

Цзян Цин молча кивнула головой.

Вернувшись в дом, Владимиров поинтересовался:

– Андрей Яковлевич, откуда у тебя такие познания в древнегреческой драматургии?

Орлов махнул рукой.

– Где-то слышал…

– Но ты же рисковал!.. Она не просто так приезжала!.. Они на что-то поспорили…

– Риск – благородное дело, Пётр Парфёнович, – ответил Орлов. И тут же продолжил. – А ты знаешь, кто был у Цзян Цин просветителем в её познаниях древней западной драматургии? Режиссёр шанхайского театра, к которому она ушла от своего мужа актёра Тан На, оставив ему двоих детей…

Владимиров недоверчиво посмотрел на Орлова.

– Андрей Яковлевич, ты ничего не путаешь? – спросил он.

– Нет, Пётр Парфёнович, ничего не путаю! После ухода Цзян Цин, Тан На пытался покончить с собой, выпил яд, но выжил. Об этом каким-то образом узнали шанхайские газетчики и стали на сторону бедного актёра. Во всех газетах появились ядовитые статьи, в которых Цзян Цин называли гулящей деревенской девкой. Её перестали принимать в хороших домах. Дорога в кинопрокат тоже была закрыта. И вот тут Цзян Цин под руку подвернулся Кан Шэн, с которым она сначала приехала в Чунцин, а затем сюда!

Владимиров удивлённо покачал головой.

– Андрей Яковлевич, откуда у тебя такая информация о Цзян Цин? – спросил он.

– Скажу – не поверишь, – ответил тот. – Был у меня сегодня Кан Шэн. Нёс разную чепуху, а потом завёл разговор о Цзян Цин и проговорился… А может, специально это сделал…