Под сенью жёлтого дракона. Том 1

– Чан, я для тебя не хозяин. Это, во-первых. Ты просто работаешь у нас. И во-вторых, считаешь нужным завести собаку – заводи.

На следующий день во дворе на привязи у кухни появилась молодая собака. Посмотреть на неё вышли все.

– Как её зовут? – спросил Чана Долматов.

– Никак, – ответил тот.

– Никак – нет такой клички, – возразил Долматов. – Давайте назовём Шариком.

– А может Тузиком? – съязвил Южин. Кличка Шарик ему явно не понравилась. Хотя собачка была пушистая с короткими ушками и симпатичной мордочкой.

– Лучше Шариком, – продолжал стоять на своём Долматов.

– Тоже придумали! – вступил в спор Алеев. – Шарик… Тузик!.. Назовём лучше Рексом…

Пока шёл спор, собака испуганно поглядывала на столпившихся вокруг неё людей.

Спор неожиданным образом прервал старик Чан.

– Это девочка, – сказал он.

У Долматова, Алеева и Южина даже вытянулись лица. Глядя на них Владимиров рассмеялся.

Когда все успокоились, он предложил:

– Давайте её Машкой назовём.

Долматов разочарованно махнул рукой.

– Ну что это за собака… Был бы кобель – другое дело…

И ушёл в дом. За ним последовали Алеев и Южин.

Владимиров остался во дворе.

День был на исходе. Солнце уже потускнело и, окружённое горячим маревом, медленно опускалось к безжизненному горизонту, за которым расстилалась каменная пустыня. Где-то в горах противно затявкали то ли дикие собаки, то ли шакалы, словно, в подтверждение слов старика Чана.

– Там у них много нор, – сказал Чан. – Зимой от холода прячутся, летом от жары… Туда лучше не ходить…

Владимира взглянул на Чана. Маленький, худощавый с морщинистым лицом он выглядел лет на восемьдесят, хотя Владимиров знал: Чану не было и шестидесяти лет.

– Чан, – обратился он к старику, – мне сказали, что видели тебя у Кан Шэна. Ты сам к нему ходил или тебя вызывали?

Казалось такой вопрос мог смутить любого, однако Чан не смутился.

– Сам ходил, хозяин… – бесцветным голосом ответил он.

– Зачем?

Старик Чан ответил не сразу. Прошло не меньше минуты, прежде чем он заговорил.

– Мой сын у них в тюрьме сидит… За что, он не знает… Сказали отпустят, если будет хорошо себя вести… Он у нас с женой один остался. Было пятеро. Трое погибли во время похода сюда, один умер два года тому назад. Остался один… Если хотите, можете прогнать меня. Но поверьте мне – я им ничего плохого о вас не говорил, и не буду говорить…

Глава третья

1

В ночь с первого на второе июня Риммар принял шифровку от «Кедра». В ней сообщалось, что с японских островов в Маньчжурию переброшено ещё три пехотные и одна моторизованная дивизии, а генерал-лейтенант Доихара назначен ответственным за формирование белогвардейских диверсионных групп.

Шифровка тут же была переправлена в Москву.

…На следующий день, ближе к обеду, в доме появился Сяо Ли и сообщил Владимирову, что его срочно вызывает к себе Кан Шэн.

Владимиров был немало удивлён, когда увидел у Кан Шэна Чжу Дэ и Бо Гу.

Лица у всех были мрачные.

«Интересно, – подумал про себя Владимиров, – это что же могло такое произойти, чтобы они собрались вместе?»

Кан Шэн встал из-за стола, вяло пожал Владимирову руку, почему-то справился о состоянии его здоровья, затем предложил присесть за стол рядом с Бо Гу и Чжу Дэ.

– Товарищ Сун Пин, – начал говорить Кан Шэн тусклым голосом, – мы пригласили вас, чтобы сообщить вам важные новости. По нашим сведениям, японцы намерены в ближайшее время ввести свои войска на территорию Монголии. Вы догадываетесь для чего это делается?

– Да, товарищ Кан Шэн. На случай войны с нами.

– Совершенно верно, товарищ Сун Пин, – по губам Кан Шэна скользнула довольная улыбка. – Японское руководство, надо полагать, убедилось в том, что им уже ничего не угрожает, и они готовы к нападению на СССР. Поэтому мы, – Кан Шэн обвёл взглядом сидящих за столом, словно призывал их в свидетели, – снова обращаемся к вам: помогите убедить своё руководство в необходимости оказать нам помощь в перевооружение наших армий. Большего мы не просим. Хотя у нас не хватает многого, в том числе и медикаментов. – Кан Шэн умолк. Было заметно, что говорить ему это было нелегко. Он шумно, сквозь зубы втянул в себя воздух и продолжил: – Мы, что бы и кто бы о нас не думал и не говорил, остаёмся верны интернациональному долгу и готовы на сотрудничество с Гоминьданом, несмотря на горький опыт этого сотрудничества в недалёком прошлом…

Кан Шэн говорил и говорил, время от времени поглядывая на молчаливо сидящих Чжу Дэ и Бо Гу и изредка на Владимирова. Казалось, что он больше старается убедить в правоте своих слов себя, а не кого-то другого. Затем он стал говорить о неспособности гоминдановских войск, несмотря на их многочисленность, противостоять японцам. Однако Владимиров знал: в последнее время войска центрального правительства добились заметных успехов. В ответ на наступление японцев из района Кантона правительственные войска в ходе многодневных боёв прорвали позиции японцев в провинции Хубэй и окружили большую группировку японских войск, часть из которых была уничтожена, а часть взята в плен. В тоже время четвертая и восьмая армии просто бездействовали.

Наконец, выговорившись, Кан Шэн обратился к Чжу Дэ:

– У тебя будет, что к товарищу Сун Пину?

– Будет, – ответил тот. – Я хотел бы спросить. Это верно, что немцам удалось окружить ваши шестую и пятьдесят седьмую армии и разбить их?

За столом наступила такая тишина, что было слышно, как за дверью переговаривались охранники.

– Я не располагаю такими сведениями, – ответил Владимиров, чувствуя, как в душу проникает неприятный холодок. Ибо слышал он это впервые.

Кан Шэн хмыкнул.

– Если это действительно так, – продолжил он, – надеяться на вашу помощь навряд ли придётся… – И снова обратился к Чжу Дэ и Бо Гу: – Больше не будет вопросов к товарищу Сун Пину?

– У меня просьба есть, – сказал Бо Гу. – Если получите по своим каналам какую-нибудь информацию… в связи с этими событиями, сообщите нам.

Владимиров пообещал это сделать, попрощался и вышел из кабинета Кан Шэна с ощущением студента, который не сдал зачёт своим экзаменаторам.

…За ужином, когда все собрались за столом, Владимиров неожиданно сказал, обращаясь к Риммару:

– Коля, налей нам по полчашечки… Что-то на душе муторно.

Риммар с готовностью выполнил просьбу Владимирова.

Когда все выпили, Орлов, внимательно поглядывая на Владимирова, спросил:

– Пётр Парфёнович, что-то случилось?

Владимиров в нескольких словах пересказал содержание разговора, который состоялся у Кан Шэна.

– Ну и что теперь? – не то спросил, не то возразил Орлов. – Война ест война. Даже, если это и так… До конца света ещё далеко!..

2

Седьмого числа произошло сразу два события: Орлова уже официально утвердили в должности заведующего хирургическим отделением, а Алеев с Южиным, наконец, выехали в расположение войск восьмой армии.

К этому времени прояснилась и картина на всех театрах боевых действий: Великобритания оказалась в сложном положении. Война на Средиземном море не приносила ей успеха. Значительные силы английское командование было вынуждено привлекать к защите своих коммуникаций, по которым доставлялось сырьё на Британские острова из колоний. Своего сырья в Великобритании было крайне мало.

США к войне в Азии оказались тоже не подготовленными и свои действия ограничивали лишь военно-морскими операциями и ударами авиации.

Единственный страной, которая в это время изо всех сил сопротивлялась немецко-фашистскому нашествию и представляла угрозу для Японии, был Советский Союз. И поэтому Владимиров был уверен: случись сегодня серьёзное поражение Красной Армии, и уже завтра японцы, как и Гитлер, без объявления войны нападут на СССР с целью заполучить Сибирь.

К японской, широко распространённой среди населения страны идеи «Азия только для азиатов!», теперь присоединилась другая идея: «Сибирь для японцев!».

…В последнее время все попытки Владимирова встретиться с Мао Цзэдуном заканчивались неудачей. Его вежливо встречали и вежливо говорили, что председатель товарищ Мао Цзэдун занят и не может его принять.

…Восьмого июня уже поздно вечером вернулся из госпиталя Орлов. От ужина отказался. Выпил только чай. И сказал:

– …Кан Шэн установил за мной слежку. Я случайно обнаружил…

– Может ты ошибся? – засомневался Владимиров.

– Нет, Пётр Парфёнович, – возразил тот. – Я проверил, – спокойно, даже как-то равнодушна, продолжил Орлов. – Санитар мой… Да! Вот что ещё! В компании по упорядочиванию трех стилей в работе партии стали упоминать «московскую группу» догматиков. Об этом мне сказал Ван Цзинвэй. Он сегодня приезжал ко мне с нарывом на ступне ноги. Он прямо не сказал, но по его словам, я понял, что в «московскую группу» догматиков входят Вам Мин, Бо Гу и многие из тех, кто в разное время учился в Москве.

Владимирова это не удивило. Всё шло к тому.

– Мишенью выбраны люди, которые стоят на позиции Коминтерна, – сказал он. – Так надо понимать?

– Видимо так, – согласился Орлов. Допил свой чай и продолжил: – Два дня тому назад из расположения частей восьмой армии привезли троих больных младших командиров. У всех лёгочные заболевания. Я беседовал с ними. И понял, что с японцами они не собираются воевать. Японцы их тоже не трогают. Вся агитационная работа в войсках направлена против Гоминьдана. Вот и делай выводы.

Владимиров усмехнулся.

– Час от часу не легче… – Обронил он. – надо пробиваться к Мао и поговорить с ним. Интересно, что он скажет…

– Тоже и скажет, – махнул рукой Орлов и вдруг оживился. – Сегодня ко мне заходила жена Ма Хайдэ. Зовут её Су Фи. Очень привлекательная женщина. Правда, вела себя слишком привольно…

– Это как? – уточнил Владимиров.

– Развязано, – односложно пояснил Орлов. И добавил: – И даже пыталась меня старого пня очаровать.

– Так это же хорошо, Андрей Яковлевич! – рассмеялся Владимиров. – Значит ты напрасно считаешь себя старым пнём!

Однако Орлов не воспринял шутку Владимирова.

– После её ухода, – продолжил он, – ко мне заглянул один из моих хирургов и кое-что рассказал о ней… В общем, особа ещё та! И что интересно – она является подругой Цзян Цин! Как это тебе нравится?

Владимиров внимательно посмотрел на Орлова.

– Да-а-а… – проговорил он задумчиво. – Это уже интереснее, чем появление у тебя главы правительства Ван Цзинвэя с нарывом на ступне. Это что же выходит… Ма Хайдэ появляется в Яньани вместе с Кан Шэном и Цзян Цин. Та попадает на глаза Мао, надо полагать, не без участия Кан Шэна. Мао, вопреки мнения политбюро, жениться на Цзян Цин…

– Подруге Су Фи! – добавил Орлов.

Владимиров слегка развёл руки.

– Занимательная история! Теперь я понимаю, почему даже Чжу Дэ осторожничает с Ма Хайдэ, хотя и подозревает его в том, что тот чей-то агент…

После того, как Орлов ушёл к себе, Владимиров внезапно почувствовал, как тоскливая волна стала заполнять его душу. Он не ожидал от тебя такого. Решил, что сдают нервы. Однако каким-то шестым чувством уже понимал: сказываются натянутые отношения с местным руководством, которые кем-то подогреваются.

Владимиров настолько был поглощён своими не весёлыми мыслями, что не сразу услышал голос Долматова.

– …Пётр Парфёнович! Ты слышишь меня?.. – с тревогой в голосе спросил он. – Я уже дважды к тебе обратился!

– Извини, Леонид Васильевич… Задумался. Что у тебя?

– Агентство «Рейтер» передало сообщение, что на Севере Африки, в районе Эль-Адем идут ожесточённые танковые бои между Роммелем и англичанами…

– А у нас что? – прервал его Владимиров.

– Ничего, Пётр Парфёнович, – ответил Долматов. – Какой уже день молчат…

– Плохо… – Владимиров встал и медленно прошёлся по комнате. Без надобности передвинул на столе с места на место подсвечник. Пламя свечи испуганно вздрогнуло и за малым не погасло. – Вот так и в жизни… – Проговорил он. – Горит человек ярким пламенем, пока к нему не коснётся чья-то недобрая рука…

– Пётр Парфёнович, ты это о чём? – не понял Долматов.

– Так… Ни о чём, – усмехнувшись, ответил тот. – Пойду-ка я подышу свежим воздухом перед сном грядущим, а то уже вторую ночь в голову чёрт знает, что лезет…

Когда Владимиров вышел во двор, его поразило высокое небо, усеянное множеством ярких звёзд. Они мерцали в вышине завораживающим светом и казались неестественными, словно чья-та могучая рука сотворила это чудо для всех людей. Со стороны гор уже веяло прохладой, и воздух, раскалённый днём до того, что им трудно было дышать, сейчас приятно освежал грудь. Где-то в ущелье «запели» шакалы. Их пронзительные голоса доносились в долину и заставляли местных собак испуганно умолкать.

Владимиров невольно вздрогнул, когда совсем рядом раздались лёгкие шаги, и из-за угла дома появился старик Чан с собакой.

– А ты почему домой не пошёл? – спросил Владимиров, стараясь в темноте разглядеть лицо старого китайца.

– Я ребят домой отпустил, – ответил тот. – Один ещё днём ушёл. Ему надо крышу на доме починить. Лето кончится, дожди придут. А у другого отец заболел. Очень заболел. Пусть побудет с ним…

– А ты решил сам нас караулить? – уточнил Владимиров, тронутый до глубины души проявленной заботой старика Чана.

– Приходится, хозяин, – ответил тот.

– Чан, я тебя уже просил не называть меня хозяином. Ваши хозяева в Европе и Маньчжурии, и кое-кто ещё дальше, – стараясь как можно убедительнее, сказал Владимиров.

– Как прикажете, хозяин, – согласился Чан и добавил. – Я днём тут видел человека… На китайца совсем не похожий, на японца не похожий и на европейца не похожий…

– И кто он? – нетерпеливо прервал Чана Владимиров.

– Скорее всего, он из Монголии, – невозмутимо продолжил старик. – Больно уж близко подходил к дому. Высматривал что-то. Долго высматривал. Потом как сквозь землю провалился. Скорее всего, в ущелье спустился и по ущелью ушёл. С добрыми намерениями человек не скрывается от людских глаз, – Сделал заключение Чан.

Владимиров согласился с ним, однако серьёзно к рассказу старика не отнёсся. «Мало ли кто бродит в окрестностях», – решил он про себя. Однако уже через два дня Долматов сообщил, что на горе кто-то пытался снять фидерное устройство на антенне…

3

Наконец, десятого июня, Владимирова пригласили к Мао Цзэдуну.

И произошло это следующим образом: во второй половине дня в доме неожиданно появился Кан Шэн. Поздоровался со всеми, огляделся по сторонам и сказал:

– Хорошо устроились… – потом обратился к Владимирову. – Товарищ Сун Пин, сегодня в девять часов вечера вас будет ждать председатель, товарищ Мао. Если у вас накопились к нему вопросы, заранее продумайте, о чём спрашивать, потому как на ваш приём отводится всего полчаса.

Всё это он произнёс серым будничным голосом, ещё раз осмотрел комнату и направился к выходу, но у двери остановился и сказал:

– Я слышал, кто-то пытался вывести из строя вашу антенну… Скорее всего, это были люди, которые промышляют воровством и разбоем. Придётся их, как гоминдановских шпионов, расстреливать…

Владимиров успел заметить в прищуренных глазах Кан Шэна, как на какое-то мгновение в них мелькнули хитрые искорки, и он вдруг понял: Кан Шэн знает, чьих это рук дело.

…В девять часов вечера Владимиров уже был у Мао Цзэдуна. Пожимая ему руку, Мао поинтересовался самочувствием Владимирова, затем добавил:

– …Тут у нас от жары можно с ума сойти. Или любую болезнь подхватить. Хотя вам, товарищ Сун Пин, – Мао эти слова подчеркнул особенно, – никакая болезнь не угрожает. У вас есть свой доктор. Мне доложили, что он очень старается наладить работу хирургического отделения нашего госпиталя. Это хороший пример для наших врачей… – Мао на этом месте прервал свою речь, взял со стола пачку сигарет, извлёк одну и неторопливо прикурил от свечи, стоящей в центре стола в старинном бронзовом подсвечнике.

Мао Цзэдун, видимо, перехватил взгляд Владимирова на подсвечник и пояснил:

– Цзян Цин на рынке купила… Ей нравятся такие вещи… Я вспоминаю иногда трудности, которые нам пришлось преодолевать во время перехода из Цзинчана сюда… Да, мы потеряли тогда многих верных своих товарищей. Гоминдановцы шли за нами по пятам, не давая нам возможности остановиться и отдохнуть… Сегодня у нас снова достаточно большая армия, однако она требует постоянного внимания. Надо перевооружиться, хорошо одеть и обуть, кормить солдат и командиров, заботиться о их семьях. Всё это не так просто. Мы уже обращались в Москву с просьбой оказать нам помощь, хотя я и мои товарищи понимаем, что и вам трудно. Мы будем терпеливо ждать, – Мао затянулся дымом, стряхнул пепел сигареты прямо на пол и продолжил. – Когда японцы напали на нас, мы помирились с Чан Кайши. Я простил ему даже казнь моей супруги. Мы надеялись, что вместе дадим отпор захватчикам и освободим нашу многострадальную землю от иностранных захватчиков. И мы добились заметных успехов. Однако Чан Кайши чего-то испугался и пошёл на сепаратные переговоры с японцами. КПК для него была страшнее японских фашистов… И он вероломно обрушился на нас…

– Мао снова прервал свою речь и пристально посмотрел на Владимирова, словно хотел убедиться, что его слова доходят до сознания человека, на помощь которого он рассчитывал. – Я знаю, зачем вы здесь. – Вдруг сказал он. – Москве и исполкому Коминтерна надо, чтобы мы с Гоминьданом выступили единым фронтом против японцев. Мы не против. Но где гарантия, что Чан Кайши снова не предаст нас? Я скажу вам откровенно: нам здесь виднее, чем из Москвы, что делать. На нашей стороне истина. Знаете, в чём её сила? Вы пытаетесь её опровергнуть, но сами ваши опровержения возвышают её. – Мао потушил в пепельнице сигарету, достал новую, но прикуривать не стал. И продолжил: – Многие наши товарищи не понимают, почему Сталин так верит Чан Кайши и не верит нам. Вы можете мне объяснить?

И снова Владимиров ощутил на себе внимательный взгляд Мао.

– Вы, наверное, знаете, что сейчас в Чунцине находится большая американская делегация для подписания нового договора об оказании Чан Кайши военно-технической – и финансовой помощи. Мне некоторые товарищи советуют тоже обратиться к США с просьбой о помощи, но тогда это пойдет вразрез с политикой Москвы в Китае. Разве я не прав? – И, не дожидаясь ответа от Владимирова, сам ответил: – Прав!

В это время из кухни вышла Цзян Цин с подносом, на котором стояли фарфоровые чашки с чаем. Мило улыбнулась Владимирову, сказала Мао: «Извини». Поставила поднос на край стола и удалилась на кухню.

– Берите чай, товарищ Сун Пин, – предложил Мао Цзэдун, чуть заметно чему-то усмехнувшись. Подождал, когда тот взял чашку с чаем, взял свою и, шумно отхлебнув, с явным удовольствием произнёс: – Моя жена прекрасно заваривает чай. – Поставил чашку на стол и продолжил: – У нас внутри партии есть люди, которым не терпится, невзирая ни на что, идти на примирение с Гоминьданом на любых условиях. Но вы же сами понимаете: этого делать нельзя! Нас бросят в бой, как бросают на убой штрафные батальоны! Есть и другие. Они за полный разрыв отношений с Гоминьданом. Однако и это делать нельзя. Есть и третья группа людей. Я называю их субъективистами, потому что они потеряли веру в нашу революцию и пытаются искать какие-то новые пути. К моему великому сожалению, к этой группе относятся и один из моих старых товарищей по многолетней борьбе Чжоу Эньлай… Он хороший политик, но этого мало. Искусство быть политиком непростое. Оно требует от человека и ума, и хитрости, и даже коварства ради достижения поставленной цели. Вы можете со мной не согласиться. Это ваше право. Но я в этом уверен, ибо на своем горьком опыте убедился в этом…

Владимиров отметил про себя, что Мао за всё время разговора первый раз назвал имя человека.

– …В таких непростых условиях, – продолжил Мао Цзэдун, – мы вынуждены наводить порядок в нашей партии, совершенствовать стиль своей работы. В противном случае мы будем похоже на корову, которая вышла на скользкий лёд и не может сдвинуться с места…

По-видимому, это сравнение понравилось и самому Мао, потому, как он вдруг улыбнулся и обратился к Владимирову:

– Скажите мне только откровенно, как вы поступили бы на моём месте?

Этот вопрос Мао Цзэдун задал, скорее всего, с расчётом на то, что Владимиров не сможет на него ответить. Однако он ошибся.

– Для того, чтобы ответить на ваш вопрос, – сказал Владимиров, – надо хотя бы мысленно пройти с вашими товарищами весь тяжкий путь, который вы прошли с ними. И даже это не является гарантией того, чтобы не ошибиться в них.

Мао внимательно выслушал Владимирова и усмехнулся.

– Вы умный человек, товарищ Сун Пин, – сказал он. – И с вами приятно говорить. Я время от времени перечитываю нашего великого мыслителя Конфуция. Его учение оказало большое влияние на культуру не только китайского народа, но и народов всей Восточной Азии и даже Западной Европы. Оно стало главным в формировании жизни и поведении не только князей, чиновников, военачальников, но и простых людей. Даже после падения империи Цин, где учение Конфуция было признано главным в истории нашего народа, конфуцианство оставалось идеологией всех последующих государства, пришедших на смену империи Цин. И это учение торжествовало до середины двадцатого века, не уступая даже буддизму. Нередко конфуцианство называли религией, но это неверно, – Мао решительно качнул головой. – В учении Конфуция нет и малейшего признака религии. Согласитесь со мной, это скорее этика. Потому как главной целью учения Конфуция является формирование гармонично развитого общества, в основе которого заложены в первую очередь идеи преданности, уважения между подчинёнными и начальниками, какие бы посты они не занимали. Скажите, товарищ Сун Пин, разве это не справедливо?

– Справедливо, – согласился Владимиров.

– Вот, вот! – оживился Мао Цзэдун. – И это очень важно! Конфуций оставил нам в наследство одно из золотых правил: не делай другому человеку то, что не желаешь себе! Разве это не мудро?

– Мудро, – снова согласился Владимиров. И, воспользовавшись паузой, которую сделал Мао, заметил: – Вы сказали о влиянии учения Конфуция на развитие культуры Западной Европы. Как тогда понимать критическое отношение к конфуцианству известного в то время немецкого историка Иоганна Гердера и философа Гегеля?

Мао Цзэдун с нескрываемым удивлением посмотрел на Владимирова, хмыкнул и проговорил:

– Я вижу, вы знакомы с конфуцианством и его распространением в Западной Европе. Следовательно, должны знать мнение и других европейских учёных, которые стали известны только благодаря пропаганде учения Конфуция в своих странах. Вам что-нибудь говорит имя Филиппа Купле? – и, не дав Владимирову ответить, продолжил: – Он долгое время жил в Китае. А в 1686 году вернулся на Родину в Версаль. И с того времени привезённое им во Францию учение Конфуция стало покорять умы европейских философов, и даже был сделан перевод трудов Конфуция на многие европейские языки! А вы говорите мне про какого-то Гегеля… – Мао встал из-за стола, прошёл в дальний угол комнаты и уже оттуда продолжил. – Нам стало известно, что ваш министр иностранных дел Молотов совершил визиты в Лондон и Вашингтон. Я могу понять Сталина в данный непростой момент, но позвольте спросить, что будет потом? Непримиримые враги никогда не станут вашими друзьями. Всегда найдётся та чёрная кошка, которая перебежит вам дорогу…

4

Последние дни Долматов и Риммар не отходили от радиоприёмника сутками. Он теперь был основным источником информации о том, что происходило и на китайско-японском театре военных действий, и за пределами Китая.

…Двенадцатого июня японская радиостанция сообщила о массированном налёте американских тяжёлых бомбардировщиков на Токио, больших разрушения в городе и многочисленных жертвах среди местного населения.

Это сообщение вызвало у Владимирова смутное чувство раздражения, но отнюдь не радости… Когда гибли женщины, дети и старики, даже в условиях войны – это было чем-то противоестественным.

Налёт американских бомбардировщиков был совершён с аэродрома в провинции Чжэцзян. И словно в отместку за налёт на Токио, два дня спустя японцы начали мощное наступление из района Хинчжоу в Юго-Западном направлении. В результате кровопролитных боёв обороняющиеся под Цзиньхуа китайские войска были окружены и уничтожены все, даже те, кто сдался в плен.

В Бирме между японцами и союзниками время от времени происходили только воздушные бои.

Шестнадцатого июня американское агентство «Ассошиэйтед Пресс» передало сообщение о морском сражении у острова Мидуэй, которое закончилось разгромом японского флота. В ходе сражения японцы потеряли четыре авианосца, несколько крейсеров и более трёхсот самолётов. По сообщению Совинформбюро, на советско-германском фронте существенных изменений не произошло. И это вызывало тревогу и у Владимирова, и у его товарищей.

– …Лучше бы что-то происходило, – высказался Алеев. – Всё легче было бы на душе…

Из бесед с Мао, Бо Гу, Чжу Дэ и другими китайскими руководителями, у Владимирова постепенно сложилось устойчивое мнение: большинство руководство Особого района видят в Коминтерне, если не своего врага, то помеху, от которой надо избавляться. И это ещё больше усугубляло настроение.

В поддержку линии Исполкома Коминтерна о выступали только Ван Мин, Бо Гу, Ло Фу и ещё несколько членов ЦК КПК.

Всё это наводило на мысль: впереди бескомпромиссная борьба и за власть в партии, и за будущее Китая. И Чженфын – прелюдия в этой борьбе.

…После встречи с Мао десятого июня Владимирова неожиданно через два дня снова пригласили к Мао Цзэдуну. На вечеринку. Владимир немало удивился, когда среди приглашённых увидел доктора Ма Хайдэ с супругой Су Фи.

Завидев Владимирова, Цзян Цин взяла Су Фи под руку и подвела её к Владимирову.

Су Фи действительно была очаровательна и, надо полагать, знала себе цену.

– Товарищ Сун Пин, – обратилась Цзян Цин к Владимирову, – разрешите представить вам мою лучшую подругу Су Фи. Она уже наслышана о вас и просила меня познакомить с вами. Я своё слово сдержала, – сказала она Су Фи. – Вы пока беседуйте, а я пойду на кухню распорядиться. Все гости уже в сборе.

И ушла.

Однако побеседовать Владимирову и Су Фи не удалось. К ним тут же подошёл Кан Шэн и, извинившись перед Су Фи, отвёл Владимирова в сторону.

– Мне надо вас предупредить, товарищ Сун Пин, – сказал он и оглянулся в сторону Су Фи. – Это роковая женщина… Она приносит мужчинам одни неприятности… Имейте это ввиду… – и вдруг весело рассмеялся. – Я пошутил. Я хочу сказать вам другое. В Чунцине ожидается прилёт ещё одной высокопоставленной делегации из США. – И Кан Шэн поднял вверх указательный палец правой руки. – Надо полагать, у американцев свои планы на Китай. И эти планы на вряд ли совпадают с планами Москвы. Думайте! – Он снова оглянулся в сторону, где стояла Су Фи. К ней в это время подошёл Ма Хайдэ. Затем продолжил: – Я понимаю, не вы всё решаете, однако и от вас многое зависит…

…Вспоминая теперь об этой вечеринке, Владимиров не мог отделаться от мысли о том, что затеянный в Особом районе Чженфын может быть не только «чисткой партии», как тут уже говорили, открыто, а прелюдией к изменению курса всей политики руководства Особого района.

…В ночь с восемнадцатого на девятнадцатое июня Риммар принял шифровку от «Кедра». В ней сообщалось о прибытии в Маньчжурию специального уполномоченного японского императора, его брата принца Такамада и о встрече принца с командующим Квантунской армией и генералами Главного штаба.

Сообщение «Кедра» было передано в центр.

На следующий день Владимирова пригласил к себе Кан Шэн и сразу заявил, как только тот переступил порог его кабинета:

– Вот видите, товарищ Сун Пин, до чего доводит недальновидная политика Москвы! – Он шумно, с раздражением втянул в себя сквозь зубы воздух и продолжил: – Вы помогаете Чан Кайши, а что получается? Ни-че-го! Японцы на днях без труда взяли город с миллионным населением Цзиньхуа и почти всю провинцию и повели наступление на другой город – Цюичжоу! А что делает Чан Кайши? Что он делает? Бежит отовсюду!..

Владимиров терпеливо выслушал Кан Шэна и, когда он уже выдохся, спокойно спросил:

– Что вы хотите от меня?

В глазах Кан Шэна на какое-то мгновение мелькнули злобные огоньки, но он тут же взял себя в руки.

– Я хочу, – начал говорить почти свистящим шёпотом Как Шэн, – чтобы вы здесь, и в Москве, наконец, поняли, кто ваш друг, а кто враг!..

И умолк.

Этим и воспользовался Владимиров.

– Товарищ Кан Шэн, – сказал он всё тем же спокойным голосом, хотя гнев и негодование распирали его изнутри, – мы, здесь, всего лишь корреспонденты ТАСС…

– Товарищ Сун Пин! Об этом вы можете говорить старику Чану! – прервал его Кан Шэн. – А мне не надо голову морочить!.. Да! Кстати!.. Его сына мы уже освободили. И если старик вам не нужен, можете избавиться от него!..

– Пусть работает, – ответил Владимиров. – Он нам не мешает…

По всей видимости, Кан Шэн не ожидал от Владимирова такого ответа, потому как его белёсые брови слегка приподнялись вверх и на лице появилось удивление.

– Вот как… – удивлённо обронил он.

– Мы уже привыкли к нему, – добавил Владимиров.

Кан Шэн махнул рукой и отошёл в дальний угол своего кабинета, и уже оттуда проговорил.

– Ну как хотите… Что-то я ещё хотел сказать… – Кан Шэн наморщил лоб. – Ах, да! Вспомнил!.. Я прошлый раз говорил вам о Су Фи… Ну о супруге доктора Ма Хайдэ…

– Помню…

– Забудьте об этом. Она просто несчастная женщина…

Двадцатого числа из своей «командировки» вернулись Алеев и Южин.

Владимиров был рад безмерно. Вернулись здоровыми и невредимыми – как выразился Долматов.

Поездка в войска восьмой армии была сопряжена со многими трудностями, ибо районы, через которые они добирались, местные власти не контролировали в силу своей слабости. И на дорогах зачастую хозяйничали бандиты. То впечатление, с которым Алеев и Южин вернулись, привело Владимирова в удручающее состояние: по словам Южина, везде, где они побывали, воинские части больше походили на военизированные поселения, чем на армию.

А Алеев добавил:

– …Пётр Парфёнович, ты знаешь, чем они занимаются? Опиумом!.. Выращивают целые поля мака, которые закреплены за подразделениями. Перерабатывают и продают!.. А из вырученных денег выплачивают денежное содержание военнослужащим. Такого я не мог себе представить даже в страшном сне. А у вас как тут?

Владимиров коротко рассказала о своих встречах с Мао и Кан Шэном и местных новостях.

– …У меня такое предчувствие, – сказал он, – что мы скоро можем оказаться нежелательными свидетелями происходящих здесь событий, – добавил он.

– Интересно… – усмехнувшись, проговорил Алеев и тут же спросил. – А что нового на наших фронтах?

– Пока без перемен, – ответил Владимиров. – Бои идут в Крыму. Севастополь держится… Если судить по передачам иностранных радиостанций, немцы готовятся к наступлению и с территорий Норвегии и Финляндии. Концентрируют в их водах свои транспортные суда… Правда, есть и обнадёживающие новости. – Продолжил Владимиров. – Возможно, скоро американские самолёты будут перебрасываться к нам через Аляску…