Под сенью жёлтого дракона

Глава тринадцатая

1

На конец ноября выпал целый ряд событий, которые изменили отношение к группе Владимирова со стороны многих руководителей Особого район. Этому, по мнению Владимирова, способствовало продолжение успешной сталинградской операции «Уран» по уничтожению немецко-фашистской группировки и начало успешного наступления Красной Армии на Центральном фронте.

И, чтобы не отстать от событий на Восточном фронте, британское агентство «Рейтер», со ссылкой на секретный источник, сообщило о готовящейся союзным командованием операции по форсированию весной будущего года пролива Ла-Манш с целью разгрома немцев в районе Па-де-кале и на северном побережье Франции.

Одна из американских радиостанций, со ссылкой на закрытый источник в правительстве, передала сообщение о готовности Турции выйти из договора с Германией и заявить о своём нейтралитете.

– Всё верно, – заметил по этому поводу Алеев, – даже разбойники бояться за свою жизнь…

…Декабрь подкрался незаметно.

Второго числа Южин с утра собрался ехать в город на встречу с Бо Гу, чтобы узнать о подготовке к партийному съезду. Накануне из Москвы пришла телеграмма с просьбой дать хотя бы какой-нибудь материал в «Известия».

– Я поеду с тобой, – сказал Владимиров. – Ты – к Бо Гу, а я «лейкой» кое-что в городе поснимаю. Потом, если у нас будет время, поднимемся к их главной па́годе. Я хочу сделать там пару снимков. А то вернёмся в Москву и показать ребятам будет ничего.

Южин согласился.

Пока он был у Бо Гу, Владимиров съездил в новый район, который располагался между рекой и крепостной стеной, разрушенной годами, но до сих пор выглядевшей грозно.

День выдался на редкость солнечным и тихим, и потому народа здесь оказалось много.

Возле харчевен и лавок были привязаны лошади, мулы и ослы. Время от времени они ревели страшными голосами, взывая к совести своих хозяев, засевших в харчевнях, из которых несло запахом чеснока и похлебки.

Владимиров сделал несколько удачных, на его взгляд, снимков и собрался уже ехать к редакции газеты «Цзефан Жибао», где его должен был ждать Южин, как вдруг увидел возле ближайшей харчевни человека, как две капли воды похожего на Сяо Ли. Тот передавал какой-то сверток пожилому китайцу, взял деньги и торопливо направился в сторону крепостных ворот. Однако Владимиров всё же успел его сфотографировать.

Когда Владимиров подъехал к редакции, Южин уже ждал его.

– Ну что? – поинтересовался Владимиров.

Южин отрицательно качнул головой.

– Глухо, как в танке, – ответил он. – Не определились ещё даже с датой проведения Пленума, на котором должны утвердить и доклад, и дату проведения съезда…

После того, как они тронулись с места, Владимиров рассказал об увиденном им человеке очень похожем на Сяо Ли.

– Я успел сфотографировать его, – сказал Владимиров.

Южин махнул рукой.

– Все они на одно лицо… А, впрочем, всё может быть. Плёнку проявим и посмотрим.

Со стороны Восточных ворот хорошо просматривалась великолепная панорама небольших ажурных пагод, построенных ещё в древние времена по вершинам гор, обрамляющих Яньань почти со всех сторон. И в центре этой панорамы возвышалась десятиярусная большая па́года. Сколько веков она задумчиво смотрела на долину, никто не знал. Говорили, что она была построена тысячу лет тому назад, и её не смогло разрушить ни время, ни набеги многочисленных врагов.

Оставив лошадей у привези под охраной двух маузеристов дежуривших здесь, Владимиров с Южиным стали подниматься по довольно крутым каменным ступеням вверх, которые через каждые сто шагов заканчивались площадкой для отдыха. На одной площадки Владимиров с Южиным остановились перевести дыхание и вдруг увидели спускающаяся вниз по ступенькам Цзян Цин и Су Фи без охранников.

Женщины тоже увидели их и поспешили навстречу.

Цзян Цин сложила ладони вместе на уровне груди и слегка поклонилась, но сделала это она изящно и с достоинством.

Су Фи тоже слегка поклонилась Владимирову и Южину – каждому отдельно. Выглядело это очень трогательно.

– Мы рады видеть вас, – проговорила Цзян Цин, – и немного удивлены, что вы оказались здесь. Сюда приходят только верующие…

У Владимирова за малым не сорвалось с кончика языка: «А вы верующие?», но он вовремя сдержался.

– Мы тоже верующие, – ответил Южин. – Но у нас своя вера. И она не запрещает нам познавать другой духовный мир, не менее прекрасный, чем наш.

Цзян Цин очаровательно улыбнулась в ответ.

– Я не перестаю восхищаться вами, – проговорила она, слегка прищурив и без того раскосые глаза. – Чтобы мы тут делали без вас!

И Цзян Цин повернула голову к Су Фи, словно призывая её подтвердить сказанные слова. Су Фи согласно кивнула головой.

– Действительно, это так, – согласилась она.

А Цзян Цин продолжила:

– Я открою вам один маленький секрет: мой муж много работает, и он очень устаёт, но я заметила, когда вы приходите, он становится совсем другим… – Она на мгновение умолкла, видимо подбирая нужные слова, затем продолжила: – У него проходит усталость, и он становится спокойнее. Поэтому приезжайте к нам чаще…

Цзян Цин говорила настолько искренне, что Владимиров не сдержался и улыбнулся.

– Спасибо. Мы постараемся поддерживать хорошее настроение вашего мужа, – и тут же поинтересовался: – А как это вас отпустили без охраны?

– Они внизу, – ответила Цзян Цин. – Хотя всё это лишнее… Ну, мы пошли, – Проговорила она и не сдержала вздоха. – Нас отпустили всего на час…

Когда Цзян Цин и Су Фи уже спустись вниз на несколько ступеней и смешались с вереницей прихожан, Южин спросил:

– Ну и что это было?

– Ты о чём? – не понял его Владимиров.

– О том, что они тут оказались…

Владимиров с некоторым удивлением посмотрел на Южна:

– А ты, Игорь Васильевич, что думаешь?

– Я?.. – почему-то переспросил тот.

– Да, ты…

Южин слегка пожала плечами.

– Да, в общем ничего особенного, – ответил он. Но тут же насмешливо добавил: – Засиделись обе красавицы дома и решили проветриться…

Южин хотел ещё что-то сказать, но в это время снизу, куда ушли Цзян Цин и Су Фи, один за другим раздались выстрелы. Они прозвучали громко и нелепо в спокойной тишине, которую, казалось, ничем нельзя было нарушить.

Владимиров с Южиным переглянулись. Не сговариваясь бросились вниз и буквально на середине спуска увидели на площадке лежащую на спине Су Фи и рядом с ней на коленях рыдающую Цзян Цин. И их охранников. А в десяти шагах на склоне горы лежал в неестественной позе какой-то человек в стареньком ватнике. Тут же валялись листья, шапка и обрез от старой японской винтовки.

Су Фи была ранена в плечо. Южин осмотрел рану и покачал головой, затем снял с себя ватник, рубашку, разорвал её на широкие ленты и сделал перевязку.

Пока Южин делал перевязку, насмерть перепуганные охранники рассказали Владимирову, что увидели подозрительного человека и пошли за ним. Всё остальное произошло мгновенно. Человек, поравнявшись с ними, выхватил из-под ватника обрез и намеревался выстрелить в Цзян Цин, но промахнулся почему-то, и пуля попала в Су Фи. Всё это выглядело странно и непонятно. После того, как Южин закончил перевязывать Су Фи, один из охранников поднял её на руки и понёс вниз, где стояли лошади.

– Игорь Васильевич, – обратился Владимиров к Южину, – сопроводи Су Фи в госпиталь к Андрею Яковлевичу. Только не в городскую больницу. – Предупредил он. – А я с Цзян Цин хочу поговорить…

2

Пятого декабря Долматов сделал запись сообщения британского агентства «Рейтер» о переговорах между президентом США Рузвельтом и премьер-министром Великобритании Черчиллем о возможной встрече со Сталиным. И даже называлось место встречи – Южный Алжир или Хартум. Однако в этот же день одна из вашингтонских радиостанций опровергла сообщение агентства «Рейтер» по поводу места предполагаемой встречи. И назвала Исландию.

Южин прокомментировал это сообщение следующим образом:

– Чтобы завести немцев в заблуждение…

– И себя тоже, – продолжил Алеев.

…Седьмого числа Владимиров и Южин были приглашены к Кан Шэну. Тот сразу завёл разговор о покушении на Цзян Цинн, невольными свидетелями которого они стали.

– …Мы уже знаем, кто это сделал, – заявил Кан Шэн, медленно рассказывая перед сидящими Владимировым и Южиным. – Человек, который стрелял в Цзян Цин, принадлежит тайному обществу «Триада», с руководством которого в своё время был тесно связан Сунь Ятсен, а сейчас поддерживает связи Чан Кайши… – Кан Шэн сделал выжидательную паузу и поочерёдно посмотрел сначала на Владимирова, затем на Южина.

Владимиров воспользовался этой паузой.

– Товарищ Кан Шэн, позвольте узнать, какое отношение к случившемуся имеют названные вами люди?

– Прямое, – чуть насмешливо ответил Кан Шэн.

– Но Сунь Ятсена давно уже нет в живых! – не стерпел молчавший до этого Южин.

– Зато живой Чан Кайши! – парировал Кан Шэн. – И покушение было задумано для того, чтобы принести боль товарищу Мао Цзэдуну! Су Фи здесь не причём!.. Убить должны были Цзян Цин!..

– Допустим, – согласился Владимиров. – Насколько нам известно, и ваши. Некоторые руководители поддерживают отношения с людьми не только из тайного общества «Триада», но и с такими, как «Жёлтые тюрбаны» и «Белая лилия»…

По лицу Кан Шэна скользнула мрачная тень, но он тут же заставил себя улыбнуться.

– Я всегда высоко ценил и вас, товарищ Сун Пин, и ваших людей, – примирительно заговорил он. – А сейчас ценю ещё больше. Я не открою вам секрет, если скажу, что за этими тайными обществами стоят миллионы людей, которыми надо управлять. Иначе мы получим в результате хаос, который приведёт к гибели весь наш народ. – И тут же вернулся к разговору о покушении на Цзян Цин: – Нам удалось установить, что действовал этот наёмник по заданию спецслужбы Гоминьдана. У нас уже есть доказательства тому…

Вывод, сделанный Кан Шэном, не удивил ни Владимирова, ни Южина. И потому они не стали ни о чём больше спрашивать.

…К концу дня приехал Орлов и рассказал, что состояние здоровья Су Фи нормальное. Пуля, выпущенная из обреза, прошла навылет и не зацепила важные органы.

– …Мне сказали, что стреляли не в Су Фи, а в Цзян Цин, – проговорил Орлов, – а Су Фи оказалась случайной жертвой…

Владимиров в ответ согласно кивнул головой.

– Ты знаешь, Андрей Яковлев, я уже перестаю понимать, кто является случайной жертвой, а кто преднамеренной, – и сменил тему разговора. – Надо навестить Ван Мина и узнать о состоянии его здоровья. Не нравится мне всё это… После ареста Чан Кайши в Синьцзяне в 1936 году, Ван Мин, вопреки мнения Мао Цзэдуна, поехал в Синьцзян разобраться на месте в случившемся. Будучи в Синьцзяне он приказал арестовать виновных в незаконном задержании Чан Кайши. Среди них оказались такие видные члены партии, как Юй Сюсун, Хуан Цай и Ли Тэ, которые вскоре, неожиданно для всех, были казнены. Это произвело угнетающее впечатление на многих товарищей Ван Мина и они перешли на сторону Мао Цзэдуна. Но когда Ван Мин вернулся в Яньань большинство членов ЦK и военных руководителей стали выражать поддержку позиции Ван Мина, направленной на создание единого антифашистского фронта. Среди них оказались Чжоу Эньлай и Пэн Дэхуай. Это привело Мао Цзэдуна в ярость, которую он тщательно скрывал. Масло в огонь конфликта подлил и сам Мао, когда высказал идею о создании единого антияпонского фронта, но без участия КПК. По его мнению, КПК должна вести независимую национальную политику. Однако Ван Мин настаивал на выполнении решения секретариата Коминтерна о том, что КПК должна быть одним из основных участников антияпонского фронта. И эта настойчивость теперь может дорого обойтись ему…

3

Спустя два дня после разговора с Владимировым Орлову удалось встретиться с Ван Мином под предлогом внести в его медицинскую карту запись о последних наблюдениях.

Начальник госпиталя не стал возражать.

После посещения Ван Мина Орлов сразу поехал к Владимирову.

– …Выглядит он совсем плохо, – сказал Орлов. – Накануне я переговорил с его лечащим врачом Цзином. Правда, сначала он насторожился, но потом даже поделился своими наблюдениями. В общем, они не в пользу Ван Мина…

– Может сообщить об этом в Москву? – предложил Владимиром. – Димитрову…

– А что мы сообщим? – в свою очередь спросил Орлов. – О том, что Ван Мин болен?.. Как его лечат?.. Вопрос в том, что никто не знает, чем он болен… Если честно говорить, я почему-то не верю этому доктору Цзину.

– И что делать? – спросил Владимиров, ощущая своё полное бессилие в надежде помочь Ван Мину.

– Не знаю, – ответил Орлов. – Давай подождём ещё немного.

Поздно вечером тринадцатого декабря Риммар принял сводку Совинформбюро, в которой сообщалось о результатах боёв под Сталинградом после полного окружения немецко-фашистской группировки войск. Было уничтожено тысяча пятьсот десять танков противника, захвачено в ходе боёв две тысячи сто тридцать четыре орудий и минометов, сбито в воздухе и уничтожено на аэродромах сто пять самолётов, взято в плен семьдесят две тысячи гитлеровцев.

Когда Риммар сообщил об этом, все разом, не сговариваясь, закричали «Ура!»

Наконец, кое-как успокоившись, стали переспрашивать Риммара о количестве уничтоженной и захваченной техники противника и пленных.

– …Интересно, – проговорил Южин, – а почему об убитых не сообщается?

– Потому что там их немерено!.. – ответил Долматов. – Да и кто их сейчас будет считать?..

– Ну, всё!.. Успокойтесь и по своим комнатам! – сказал Владимиров. – Если вы не забыли, завтра нас всех пригласили к Мао на ужин! Так что набирайтесь сил…

…В девять вечера Владимиров с Южиным, Орловым и Алеевым уже были у Мао. Риммар и Долматов остались дома: один дежурил, другой, как сказал сам Долматов, на всякий случай. Встретил их Мао Цзэдун радушно.

– …Чувствуйте себя, как дома, – добавил он.

У Мао собралась целая компания: кроме главы правительства Линь Боцюя и министра обороны Чжу Дэ, Владимиров увидел чуть ли не весь состав Политбюро.

Стол уже был накрыт, и Цзян Цин с двумя поварами делала последние приготовления.

К Владимирову подошёл Линь Боцюй. Он был земляком Мао и старшие его лет на десять. Учился в Москве, был участником «Великого северного похода». Ещё Владимиров знал, что он возглавлял китайскую делегацию на первой конференции по латинизации китайской письменности, которая проходила в сентябре 1931 года во Владивостоке.

– Я тоже рад вас видеть, – сказал он, и на его лице появилась широкая улыбка. – И заодно поздравляю всех вас с выдающимся, историческим успехом Красной Армии под Сталинградом!…

Он хотел ещё что-то сказать, но его остановил Мао Цзэдун.

– Не задерживай наших гостей! У них говорят: «Соловья баснями не кормят». Проходите к столу!

Пока все шумно рассаживались за столом Алеев, тихо шепнул Владимирову:

– Мао сегодня уже два раза угостил нас русскими пословицами. К чему бы это?

– Посмотрим, – так же тихо ответил Владимиров.

Выждав, когда разлили рисовую водку по стаканам, Мао Цзэдун, на правах хозяина, не вставая с места, произнёс негромко, но его услышали все:

– Друзья мои, мы сегодня собрались за этим прекрасным столом, – и он с благодарностью посмотрела в сторону Цзян Цин, – чтобы поздравить наших советских товарищей с большим успехом Красной Армии в боях за Сталинград. Товарищ Бо Гу, как только наши радисты приняли это сообщение, сразу же доложил мне и я, поверьте мне, почувствовал в душе надежду на скорый разгром фашизма не только на Западе, но и на Востоке. – На этом месте Мао Цзэдун умолк и на несколько мгновений задумался. И всё это время за столом стояла гробовая тишина. Казалось, что все перестали даже дышать. Наконец Мао продолжил: – И это будет нам под силу. Ибо и китайский, и советский народы объединяют общие идеи и задачи. И мы победим, несмотря на происки наших врагов, как внешних, так и внутренних. За это давайте и выпьем!

Мао проследил, как выпил каждый, затем выпил сам.

Рисовая водка оказалась настолько крепка, что у Владимирова даже перехватило дыхание.

На закуску на стол поставили варёную свинину, жареную утку, отварной рис, тушёную капусту, приправу из горького красного перца и соевый соус.

Не успели закусить, как с места поднялся Линь Боцюй и попросил, чтобы каждый налил себе водки. Выждал и тоже поздравил Владимирова и его товарищей с успехом Красной Армии на всех фронтах, высказал надежду на скорую победу над фашизмом во всём мире и, как Мао, выразил уверенность в победе над всеми внешними и внутренними врагами. Кто они – не сказал.

– А Кан Шэн молчит… – тихо заметил Южин.

– У него рот занят, – ответил Владимиров. – Ты же сам видишь, какой кусок утки он положил перед собой.

После того как закусили, снова заговорил Мао Цзэдун.

– А сейчас я прошу, чтобы своё слово сказал нам товарищ Сун Пин. Разливайте водку!

Владимиров не готовился к такому повороту и потому слегка растерялся.

Сидящий напротив него Чжу Дэ налил себе и Владимирову по полстакана водки и чуть заметно подмигнул.

Владимиров взял стакан и поднялся с места.

– Я хочу предложить этот тост за нашу победу, – сказал он. – За дружбу между нашими народами. За единство великого китайского народа!

Все за столом одобрительно закивали и только Кан Шэн мрачно заметил:

– Но только без вашего Гоминьдана…

Однако на его слова никто не обратил внимания.

Двое поваров убрали со стола использованную посуду и поставили чистую, появились новые бутылки рисовой водки. Тосты закончились. Теперь пили, говорили и закусывали. Цзян Цин за столом не было. Она ушла, но через полчаса вернулась и села в кресло с таким усталым лицом, что Владимирову стало её жалко.

Прошло ещё не меньше часа, когда Мао Цзэдун грузно встал из-за стола. Цзян Цин тут же подошла к нему и провела к креслу, в котором только что сидела сама. Затем направилась к столику, на котором стоял патефон. Поставила пластинку с китайской оперой.

Следом за Мао один за другим из-за стола стали подниматься и все остальные, и разбредаться по углам.

К Владимиру подошёл Кан Шэн и насмешливо спросил:

– У вас, товарищ Сун Пин, не заболела голова от похвал в ваш адрес?

Владимиров не мог не заметить, что Кан Шэн был трезвый, хотя и пил вместе со всеми…

– Нет, товарищ Кан Шэн, – ответил он. – Голова у людей чаще всего болит не от похвалы, как вы выразились, а от горьких мыслей.

Кан Шэн хмыкнул.

– Конечно, вы, несомненно, правы, – согласился он. – Однако я хотел бы дать вам один совет…

Но он не успел договорить. К ним подошла Цзян Цин и сказала, обращаясь к Владимирову:

– Вас просит подойти муж…

Кан Шэн досадливо поморщился и молча направился к стоящим у камина Чжу Дэ и Линь Боцюй.

Когда Владимиров подошёл к Мао, тот вялым жестом руки указал на стоящее рядом кресло.

– Присаживайтесь, товарищ Сун Пин, – проговорил он. И выждав, когда Владимиров сел, продолжил: – Вы правильно сказали о единстве нашего народа. И здесь немаловажную роль играют власти. Ещё великий Конфуций, говоря о власти, не раз подчеркивал, что она должна строиться на основе справедливости. Иначе всё будет пустым звуком. Но как это сделать в обыденной жизни, когда вокруг сплошная несправедливость? – Мао умолк и чему-то усмехнулся. Затем продолжил: – И в древние времена, и сегодня перед государственными правителями стояли и стоят одни и те же проблемы: как усилить свою власть, как удержаться на вершине этой власти и возможно подольше, и наконец, как заставить своих подданных честно и преданно служить им. Ну, если хотите, власти. Можно и так сказать. Это уже не имеет особого значения. – Добавил он, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

Так прошло минуты две-три.

Сначала Владимирову показалось, что Мао слушает оперу, голоса и звуки которой заполняли всё пространство и при свете восковых свечей вызывали ощущение пребывания в мире говорящих теней.

К Владимирову подошла Цзян Цин и, виновато улыбнувшись, тихо сказала:

– Он уснул… И до утра я его из кресла уже не подниму…

4

Почти все длинные декабрьские ночи Владимиров просиживал у приёмника или с Долматовым, или с Риммаром.

Зарубежные радиостанции начинали свои передачи со срочных сообщений о боях в районе Сталинграда и на Юге России. И Владимиров всё больше укреплялся в мыслях: Япония навряд ли теперь отважится на войну с Советским Союзом. Хотя Квантунская армия по-прежнему была сосредоточена на границе СССР и находилась, по сведениям, которые регулярно поступали от «Кедра», в боевой готовности, приковывая к себе десятки советских дивизий, так необходимых сейчас на Западном фронте.

По сообщениям американских и британских радиостанций наметился успех союзников и на Севере Африки.

Радио Чунцина время от времени сообщала о тяжёлых боях с японцами в районе городов Хубэй и Шаньдун.

…В ночь с девятнадцатого на двадцатое декабря Совинформбюро передало сообщение о мощном наступлении советских войск из района среднего течения Дона и прорыве обороны противника на глубину до ста километров. В ходе этого наступления, по данным Софинформбюро, было уничтожено девять пехотных дивизий противника, большое количество танков и артиллерии.

…Утром за завтраком царило оживление. Постарался и Чан. Он приготовил гречневую кашу с отварной курицей.

На вопрос Владимирова, где он достал гречку, Чан, не без гордости, ответил:

– Один хороший человек подсказал, где взять.

– Ну, спасибо тебе, – поблагодарил Владимиров. – Денег много отдал?

Чан сложил ладони на груди.

– Так дали… Я сказал для вас… И мне так дали…

И, видимо заметив удивление на лице сидящих за столом, пояснил:

– Тот человек немного торгует и долго жил в России. Он рассказал мне, что однажды очень сильно заболел его единственный сын, и чтобы спасти его, нужно было делать срочное переливание крови. Русский доктор, который лечил его сына, отдал ему свою кровь и ничего не взял за это. С тех пор он очень хорошо относятся к русским.

Южин качнул головой.

– Надо же… – проговорил он. – Такое не часто случается…

Что имел ввиду Южин он не пояснил.

В полдень приехал Орлов.

– Накормите? – коротко спросил он и почти рухнул на стул. – Сегодня даже позавтракать не успел. Привезли двух тяжелораненых бойцов. Откуда – не говорят. И ещё: вчера я был у Ван Мина. Лечит его целая бригада врачей из первой городской больницы, однако состояние его здоровья не улучшается. Пётр Парфёнович, я, конечно, не медицинский бог, но мне сдаётся, у него отравление, и оно его медленно убивает…

Предположение Орлова потрясло всех.

– Да они что совсем одурели? – возмутился Южин. Но тут же засомневался: – Андрей Яковлевич, может ты, ошибаешься?

– Может, и ошибаюсь… – согласился тот.

Однако предположение Орлова поддержал Алеев.

– Всё может быть, – проговорил он. – Ван Мин неудобная фигура для многих здесь. Он является единственным представителем Коминтерна в Особом районе. Не станет Ван Мина – не будет свидетеля того, что здесь происходит…

Уже пообедав, Орлов вдруг хлопнул ладонью себя по лбу.

– Совсем забыл! – проговорил он. – В городе повсюду и на стенах домов, и на заборах развешивают плакаты с надписями: «Чан Кайши – убийца!», «Смерть гоминдановским шпионам!» К чему бы это?

Владимиров неопределенно пожал плечами. Зато Южин, не раздумывая, ответил:

– Воевать собираются с Гоминьданом! Вот к чему!

Сообщение Орлова заставило Владимирова задуматься.

– Борис Васильевич, – обратился он к Алееву, – выбери время и съезди сегодня к Бо Гу. Может он что-то скажет… – И уже провожая Орлова до привези, где стояла его лошадь, поинтересовался: – А что с Су Фи?

– Она уже дома, – ответил тот. – Ма Хайде дома её долечивает…

…К вечеру вернулся от Бо Гу Алеев. По нему было видно, что он съездил не напрасно.

– Два дня тому назад, – сообщил Алеев, – от Чан Кайши на имя Мао снова пришло предложение провести встречу в Чунцине и обсудить все спорные вопросы. Бо Гу говорит, что в руководстве Особого района по-прежнему нет единого мнения. Одни за переговоры, другие против. По его мнению, Мао в растерянности…

– А эти плакаты в городе? – не стерпел Южин.

– Наверное, ответ на предложение Чан Кайши, – ответил Алеев. – Да! Ещё! Он рассказал о довольно интересном случае. Оказывается, за неделю до нападения японцев на американскую военно-морскую базу Перл-Харбор Чан Кайши предупредил американцев о нападении, однако те проигнорировали его информацию и в результате поплатились за это. Японцы тогда практически уничтожили весь их флот на Тихом океане. И с тех пор у Чан Кайши с американцами натянутые отношения.

Владимиров усмехнулся.

– Это похоже на янки, – проговорил он. – Они самоуверенны до безобразия… – И тут же спросил: – Известно, когда будут проводить съезд?

– Нет, – ответил Алеев. – Никто ничего не знает…

– Кроме Мао?

– Возможно, – согласился Алеев. – Хочешь, я тебя удивлю? У Бо Гу я встретил заместителя Кан Шэна… Ну, ты его, наверное, уже видел: рябоватый такой, высокого роста – Гао Ган…

– Видел, – ответил Владимиров.

– И знаешь, зачем он к Бо Гу приходил? Уговаривал, чтобы тот убедил Ван Мина публично покаяться за свои ошибки, которые этот допустил по отношению к Мао!

Первая мысль, которая пришла Владимирову в голову: или съезд уже не за горами, или компания Чжэнфына набирает новые обороты.

– И что Бо Гу ответил Гао Гану?

– Вот как раз этого он мне и не сказал… – ответил Алеев.

…Уже глубокой ночью двадцать второго декабря Риммар принял сообщение Совинформбюро, в котором говорилось о успешном продвижении советских войск в районе среднего Дона в глубину обороны противника, в результате которого было разгромлено шесть немецких и румынских дивизий.

На Северном Кавказе по сведениям Совинформбюро продолжалось наступление советских войск, начатая из района Юго-Восточнее Нальчика.

Радиостанция американского агентства «Вашингтон пост» передала заявление президента США Рузвельта, в котором говорилось о готовности США в случае нападения Японии на СССР предоставить в распоряжение военного командования СССР на Дальнем Востоке сто тяжелых бомбардировщиков.

Прочитав утром это сообщение, Владимиров спросил:

– Коля, а о втором фронте что-нибудь говорят?

– Нет, Пётр Парфёнович, – ответил тот. – Они полагают, наверное, что мы и сами справимся… – Усмехнулся и добавил: – Им второй фронт в Европе не нужен! Неужели не понятно?..

Успехи советских войск под Сталинградом, в районе среднего Дона и на Северном Кавказе заметно отразились и на настроениях в Яньане.

…Тридцатого декабря Владимирова, Алеева и Южина пригласили в качестве корреспондентов на расширенное совещание партийного актива Особого района, на котором с докладом выступил Мао Цзэдун.

Почти половина полуторачасового выступления Мао посвятил анализу проводимого в Особом районе Чжэнфына. При этом он часто отвлекался от текста и, заговариваясь, называл Чжэнфын то борьбой с троцкизмом и бюрократизмом, то эффективным средством в решении финансовых и хозяйственных проблем. Затем Мао перешёл к освещению экономических вопросов. А когда заговорил об острой необходимости развития сельского хозяйства, неожиданно вспомнил о Карле Марксе.

– …Согласно учения Карла Маркса, – сказал он, – для жизни и борьбы необходимо, чтобы сюда… – Мао Цзэдун широко открыл рот и показал на него указательным пальцем, – что-то входило! А отсюда… – он указал на свой зад, – выходило!

Зал сначала онемел, затем одни дружно захлопали в ладони, а другие стали смеяться.

Южин повернул голову к Владимирову.

– Как тебе нравится такой выразительный пример? – спросил он.

– Совсем не нравится, – ответил тот. – Я сомневаюсь в том, чтобы Карл Маркс, если говорил об этом, имел в виду то, что показал товарищ Мао.

После совещания партактива Владимиров с Алеевым поехали в госпиталь. Орлов уже несколько дней не появлялся в их доме. И Владимиров забеспокоился.

Орлова они застали на месте живым и здоровым, однако, как всегда, озабоченным.

– …Молодцы, что приехали, – обрадовался он. И тут же посетовал: – Работы прибавилось. Теперь не только военным, но и гражданским разрешили обращаться сюда за медицинской помощью. Не всем конечно… В Яньане четыре больницы, и они переполнены. А врачей не хватает… Чаю хотите? – Предложил он.

– Хотим, – ответил Алеев.

Пока Орлов готовил чай, успел рассказать о состоянии здоровья Ван Мина.

– …Пётр Парфёнович, я боюсь за него… – сказал он. – Залечат… Да и ещё! Ма Хайде стал чуть ли не каждое воскресенье проводить у себя в доме вечеринки, на которые приглашает, высокопоставленных партийных и военных работников…

– Нам так не жить, Андрей Яковлевич, – усмехнулся Алеев.

– Не знаю, как это сделать, но за ним не мешало бы присмотреть, – продолжил Орлов. – Я на сто процентов уверен: он не тот, за кого себя выдает. Да и как врач он не внушает мне доверия… Новый год, где будем встречать? – вдруг поинтересовался он.

– У нас, Андрей Яковлевич!.. – ответил Владимиров. – Где же ещё… Долматов, насколько я знаю, с Чаном уже начали подготовку. Правда, до уровня вечеринок Ма Хайде мы не дотянем, но надеюсь, посидим хорошо…