– Я всё равно тебя не понимаю, – признался Пьер. – По твоей аналогии нечто ужасное – это действия нашего полка. Мне казалось, ты достаточно сознателен, чтобы хранить верность армии, даже несмотря на свой проступок. Ты ведь добровольно пошёл на службу, если память мне не изменяет.
– Я был гордец, – Адел рассмеялся. – Я хотел доказать, что могу стать великим, а теперь сижу в камере с человеком, которого невольно втянул в этот ужас.
Фриншлайт ненадолго замолчал. Он продолжил, только после того как подавил в себе чувства.
– Не знаю, может, эта ситуация изменила меня. Во всяком случае, гордыня отступила, и к войне я охладел. Ведь я думал, что всё будет иначе. Что солдаты окажутся благородными и честными людьми, хотя бы, офицерский состав, что командование будет нам чем-то вроде семьи, а на деле… Нет, я разочаровался в службе. В службе и в себе. Я больше не хочу смотреть ни на жизнь полка, ни на сражения, ни на что. Не хочу слышать приказов… Я хочу покоя и свободы. Но что я могу…
– Знаешь, я не виню тебя, – сказал Врей. – Когда нас забрали, мне было чертовски страшно, но теперь всё равно.
Он немного помолчал и снова заговорил:
– Там, в госпитале, я влюбился в девушку, признался ей и после отказа едва не сошёл с ума. Но теперь я даже не вспоминаю об этом. Возможно, оттого, что я не знаю, как долго протяну… Быть может, я умру завтра. Буду расстрелян как военный преступник или что-то вроде того. А раз так, то смысла бередить раны нет.
Адел не ответил, но Пьер услышал, как его собеседник ухмыльнулся. Юноша прикусил губу и подумал, что зря затеял этот разговор, но что-то заставило его продолжить.
– Мне тоже надоела армия. Поэтому, если нас вдруг простят, я уйду и никогда больше не возьму в руки оружия… Ну, может быть, если только, сам этого захочу, – промолвил Пьер.
– Я поступлю так же, – отозвался Адел. – Но, думаю, мы зря тешим себя иллюзиями. Нас не отпустят. По-крайней мере, без веской причины. И…
Офицер хотел сказать что-то ещё, как вдруг у входа в фургон раздались шаги, и в замочной скважине послышалась возня. Дверь со скрипом открылась, и внутрь с электрическими фонарями вошли четверо мужчин. Он приблизились к камерам, и один из них пробасил: «Живо к стене!».
Заключённые повиновались.
– Что-то случилось? Нас отпускают? – спросил Пьер.
– Заткнись, – ответили ему, после чего парень услышал, как солдаты отпирают решётчатую дверь камеры. Вскоре на запястьях Пьера и Адела оказались наручники, и нерадивых солдат повели к выходу.
«Едва ли нас ведут, чтобы погрозить пальцем и простить. Нет, здесь что-то не так», – решил Адел. Он покорно шёл и не решался задавать вопросов, рассудив, что пока не время и не место. Наконец, он вместе с Пьером оказался на заснеженной поляне перед металлической камерой. Офицер ожидал увидеть всё, что угодно, включая эшафот, но к его удивлению перед ними предстал Инстернис Граус собственной персоной. Он был одет в офицерскую форму – чёрные брюки и китель, руки в перчатках, на голове – фуражка с чёрным козырьком.
– А вот и они, – губы эовина расплылись в улыбке. – Думаю, вы оба весьма напуганы…
– С чего бы? – огрызнулся Адел. – Я один здесь виноват, значит, один и должен бояться! Правда, мне плевать, отдадите вы меня под трибунал или убьёте прямо здесь по законам военного времени.
– То есть, своей вины ты не признаёшь? – Граус лукаво сощурился.
– Признаю, – Фриншлайт потупился, – я не должен был позволять эмоциям и гордыне взять над собой верх. Впрочем, тех ничтожеств, которые теперь, наверняка, остались калеками, мне ничуть не жаль. Я просто подогнал их тела под их души, ничего больше. Нет, я виноват не в том, что покалечил их, а в том, что позволил себе – дворянину и офицеру, пасть до мести этим ничтожествам. В былые времена, члены моего рода на такую шваль даже не посмотрели бы!
Инстернис после того как Адел замолчал начал увесисто хлопать ладонями, не произнося ни слова. Эта реакция вызвала у Пьера жуткое ощущение того, что Граус на что-то решился.
– У тебя будет возможность доказать своё высокое происхождение, – промолвил мужчина. – Весьма хорошая возможность.
Ⅷ
– Ты пришёл по своей воле… Это не может не радовать. Проходи, садись, – Эйрих указал ладонью на одно из кресел, стоявших у подножия тронного возвышения. Сам фон Сфорце сидел за столом и смотрел на вошедшего Коби сверху вниз. Молодой человек нервничал, но, тем не менее, после приглашения подошёл.
– Я постою, – ответил он.
– Как хочешь, – Эйрих пожал плечами. – Не будем тянуть. Зачем ты явился?
Юноша молчал.
– Не волнуйся.
Сфорце встал и неторопливо спустился по ступеням. Приблизившись к юноше, он взял его за запястье и провёл к чёрному кожаному креслу. Усадив Ацфела, Эйрих отошёл на два шага и сцепил руки за спиной, давая понять, что он по-прежнему ждёт, что скажет его гость.
– Ладно, – сказал парень, – ты всё равно поймёшь, лгу я или нет. Скажи, зачем ты послал Резу? Что случилось?
– Она тебе не сказала? Мои марионетки почти сделали то, для чего я их использовал, и теперь пришло время от них избавиться, иначе они решат воспользоваться оружием, которое временно оказалось в их руках.
– То есть, ты собираешься перехватить Машину? А если они уже успели доработать её? – Коби старался не смотреть в глаза своему собеседнику. – Что будет тогда?
– Без разницы. Реза, так или иначе, справится. Эта Принцесса Хаоса способна на многое. Ты пришёл, чтобы узнать это?
– Да. Как я и думал, грядёт бойня. Скажу прямо, мне надоело это! – Коби, вдруг забыв о страхе, словно напружиненный, вскочил с места и, округлив глаза, уставился на бледное лицо своего мучителя.
Эйрих развёл руками и усмехнулся, будто услышав слова неразумного ребёнка.
– Очередной протест? Очень мило, но скучно. Ты делаешь так всякий раз при нашей встрече, – промолвил эовин. – Я понимаю твою усталость, но ради всеобщего блага надо иногда чем-то жертвовать. Если бы не твои полномочия и моё инкогнито, которое надо сохранить, я бы отпустил тебя, но, увы…
– Какого блага? Какого, чёрт тебя подери, блага?! – не своим голосом заорал парень, сам испугавшись этого вопля. – Хватит нести бред! Чудовище!
Коби, возбуждённый и озлобленный, подскочил к эовину и схватил того за воротник чёрной рубашки. Сфорце не сопротивлялся. Он лишь посмотрел на взбесившегося Ацфела, и в глазах его мелькнуло скорбное чувство. Мгновением позже Коби пришёл в себя и отпустил Эйриха. Отойдя от него, парень закрыл глаза, готовясь к худшему, но наказания не последовало. Фон Сфорце вздохнул и сел на пол.
– Ступай, – сказал он. – Подожди, и ты увидишь призрак того мира, который я хочу построить. И если эта иллюзия тебе понравится, то ты извинишься. Если же нет – можешь уходить. В конце концов, я действительно чудовище, но ты не имеешь права говорить это.
Ацфел с удивлением смотрел на Эйриха, и в душе его смешивались жалость и горечь. Юноша не мог даже представить, что монстр, который без колебания обрекал тысячи людей на смерть, может быть таким покорным и жалким.
– Ты ещё здесь? – спросил Сфорце. – Иди. Иначе останешься здесь навсегда.
Ацфел сорвался с места. Он знал, Эйрих непредсказуем, и за лживой маской спокойствия может скрываться самое неуёмное бешенство.
***
Стены завода дрожали. Чёрные трещины перерезали цемент и бетон, опутывали строение, словно сеть паутины. Откуда-то изнутри чудовищного здания исходил оглушительный скрежет, так что казалось, что нечто острое скользит по гигантской металлической поверхности. Балки рушились, фундамент рассыпался и медленно с дрожью выступал из земли. Вокруг в воздух поднимались громадные клубы песка и пыли. Центральная башня гудела, раскачивалась из стороны в сторону и через несколько минут с дьявольским лязгом обрушилась на ангар лавиной бетона, стекла и стали. Крыша основного здания тоже рухнула, и откуда-то из под земли в воздух начала подниматься громада, объятая дымом и пеплом. Где-то в её центре адским пламенем горел алый прожектор, вокруг которого из многочисленных труб вырывались оранжевые языки пламени. Воздух оглашался оглушительными раскатами, исходившими из утробы дьявольского механизма, и страшный жар обдавал всё вокруг на многие метры.
Машина ожила, и теперь двигалась по направлению к Арпсохору, направляемая рукой Максима Раапхорста. Находясь в рубке управления – мрачной и закопчённой комнате с протяжёнными техническими панелями, мужчина многочисленными ловкими движениями заставлял адскую машину плыть по воздуху. Учёные, согласившиеся сотрудничать с сопротивлением, помогали ему, находясь на нижних технических этажах Греббенкрига. За спиной эовина стоял командир, остальные повстанцы рассредоточились по телу стального монстра.
– Поторопись, – приказал пожилой мужчина. – Мы должны быть у Лайда как можно скорее, пока есть шанс доказать Арпсохору, что мы достойны помощи в борьбе с Атерклефером.
***
Адел и Пьер с сумками, нагруженными взрывными устройствами, приближались к городским стенам глубокой ночью следующих суток. То и дело, друзья по несчастью дотрагивались до своих голов и тихо постанывали – блок, наложенный Инстернисом, причинял тупую тяжёлую боль. Звёзды сверкали в ночной вышине, было спокойно, и воздух полнился холодной тишиной. Едва чувствуя собственные ноги, молодые люди шагали вперёд, не осознавая, что обрекают себя на смерть. Они не могли воспротивиться, ведь беспрерывно в сознании звучали слова: «Идите. Как только послышится первый взрыв, вы станете свободны».
Эта формула парализовала людей, сделала их покорными и слабыми, заставила их забыть о собственных жизнях, о самих себе в угоду желаний жестокосердного эовина.
– Больше не могу, – чувствуя, как спина наполняется судорожной болью, прохрипел Пьер. Молодые люди двигались на пределе сил, пытаясь сопротивляться гипнозу Грауса. Всё тщетно… Единственное, что они могли сделать, это выполнить приказ и только после этого освободится от гибельного воздействия. Медленно, но верно, солдаты продвигались к крепостным стенам Лайда, и с каждой минутой те вырастали, становились больше, заслоняя всё большую часть неба.
– Отвлечь… Мы должны отвлечь их внимание, – в бреду бормотал Адел, и Пьер согласно кивал, чувствуя, как отнимаются ноги, как плечи, натруженные и тяжёлые, сводит судорогой.
Наконец, это случилось. Раздался мерзкий звук серены, и многочисленные прожекторы на крепостных стенах осветили дорогу, ведущую к городу. Пьер и Адел остановились. Закрыв глаза, они одновременно рухнули на колени, будто показывая, что готовы сдаться на милость врагу. Тотчас откуда-то сверху раздался голос, многократно усиленный: «Кто вы? Что вам нужно? Немедленно поворачивайте назад, иначе мы откроем огонь. У вас есть тридцать секунд!»
Но мужчины не двигались, будто ничего не слышали и не видели. Голос Грауса всё настойчивее приказывал им вплотную подойти к стенам Лайда и активировать взрывчатку, но напрягая последние силы воли, солдаты сдерживались и стояли на коленях. Капли пота стекали по их лицам, от напряжения Пьер и Адел мелко дрожали.
– Двадцать секунд! – снова вскричал неизвестный на стене. – Кем бы вы ни были, вас ждёт смерть, если не повернёте. Ну же!
Пьер и Адел не шевелились. Им стоило неимоверных усилий не подчиниться голосу Инстерниса, гулко звучавшему в сознании. Лишь чудом им удалось заставить себя остановиться, когда осознание близкой гибели стало совсем невыносимым.
– Проклятье! – раздался всё тот же голос. – Спуститесь и проверьте их! Что? Не положено? Кому ты рассказываешь, идиот! Я лучше тебя знаю наши порядки! Да, возможно, они солдаты Дексарда, но, чёрт возьми, я не пристрелю их, пока не удостоверюсь! Можешь доложить начальству!
Несколькими минутами позже городские ворота открылись. Пьер и Адел, заметив это, едва были способны держаться в сознании. Из города вышел небольшой отряд. Члены его, вооружённые винтовками, подошли к вражеским солдатам, которые теперь дрожали так сильно, что могло создаться впечатление, что они бьются в судорогах.
– Болезные какие-то, – сказал один из воинов. – Проверьте, что у них в сумках. Если ничего подозрительного, отпустим их.
Кто-то подошёл к полуживым друзьям, и вдруг вскричал:
– Здесь взрывчатка! Чёрт побери, пристрелить их?
– Не вздумай, вскричал другой солдат! Там есть счётчик? Что? Проверь!
Несчастному солдату ничего не оставалось, кроме как снова подойти и осмотреть содержимое заплечных сумок.
– Есть, – изрёк он после нескольких секунд тишины. – Правда, они не активированы.
– Тогда оставьте сумки и приведите этих двоих, – последовал приказ. – Кажется, им плохо, и они не могут сделать того, что им было приказано. Заберём их и допросим.
– Это ловушка! – воспротивился кто-то из отряда. – Если возьмём их, можем подставиться.
– Возможно, ты прав, – согласился командующий. – Но у нас может появиться шанс узнать больше о вражеской армии. К тому же, в чём смысл такой ловушки? Заслать шпионов, притворившихся больными неудачниками-подрывниками? Как-то странно. Помимо прочего, они не эовины, хотя и есть в их сознании что-то, что меня настораживает. Возможно, на них наложен блок. Решено, мы…
***
– Что ж, дорогой Найкри, кажется, наш обманный манёвр не сработал. Как бы я ни был силён, но эти ребятишки не могут сделать и шагу. Раз так, нам предстоит напасть сейчас, – Инстернис прошёл к выходу из тента.
– Прикажите, – добавил он, – выпустить птиц. Я думал, ложным взрывом у городских стен мы сможем посеять панику, но раз мы потерпели неудачу, нам стоит как можно скорее ударить. Лайд падёт, как и множество других городов, в этом я уверен. Но действовать нужно решительно!
Ⅸ
– Значит, вы считаете, что Машина пришла в движение… – Реза обернулась к человеку в стальной броне. – Просчитать траекторию возможно?
– Разумеется, если повстанцы резко не повернут, – послышался глухой голос из под железной маски.
Девушка сложила руки за спиной и прошла два шага по сетчатой металлической площадке, вмонтированной в верхнюю часть шагохода. Громадная паукообразная машина гудела, и из её сопел, расположенных над кабиной, вырывался густой дым.
– И где же, милый, она окажется, например, завтра? Я бы хотела перехватить её до того, как повстанцы ринутся в Лайд, – Тиен приблизилась к солдату и обвила руками его стальную шею. Её пальцы белые, словно снег, заскользили по холодному металлу.
– Боюсь, к тому моменту будет поздно, – прогудел воин. Та помрачнела и отпустила его.
– Сфорце это не понравится… – негромко произнесла она. – Если бы я могла стереть память каждому, кто увидит Машину… Но, конечно, найдётся кто-нибудь, кто выживет и успеет сбежать. Хорошо, что хоть вы, безмозглые солдаты, ничего и никому не расскажете.
– Так что вы прикажете?
– Выдвигаться к Лайду, как можно скорее! Мне всё равно, что о нас станет известно. В данном случае, тайна не так важна, как оружие, что мы можем потерять. Если это произойдёт, то в дело придётся вступать Эйриху, а это едва ли входит в его планы. Его терпение поистине необъятно, и если он ждал так долго, то сейчас открывать карты явно рановато.
***
Город, ставший последним серьёзным препятствием для войска Дексарда на пути к столице Арпсохора, пылал. Птицы чёрными стаями носились в воздухе, желая до последнего человека истребить жителей Лайда. Некоторые из эовранов сгорали в языках пламени, танцующих над крышами домов, некоторые поднимались выше и оттуда своими воплями разрушали и без того покорёженные дома и башни. Центральная улица города в первые минуты нападения превратилась в адский канал, в котором бушевали газ и огонь. Многие дома стояли, объятые жаром, в их стенах зияли дыры, пробитые осколками первого взрыва. Ночное небо поминутно озарялось новыми вспышками сгорающего газа, и звёзды блекли от этого света.
Инстернис Граус наблюдал за падением Лайда издалека. Его глаза сверкали, и сердце занималось от наслаждения безумием нынешней ночи. В руках этого человека сосредоточилась невероятная мощь, и он опьянел от неё. Эовин не думал о мучениях арпсохорцев, не боялся с минуты на минуту послать в пекло собственных солдат: сейчас для него не существовало ни сожаления, ни совести, ни страха, лишь неуёмное стремление продлить мгновения безграничного могущества.
Полк, которым он руководил, стоял далеко позади него, скрытый от глаз гипотетических наблюдателей густыми кронами старых сосен. Солдаты тоже смотрели на полыхающий Лайд, и настроение между ними было неопределённым. Одни воины разделяли чувства своего командира – радостно смеялись, не отрывая глаз от города, другие же, напротив, видели в происходящем самую страшную бойню за всю историю недолгой войны и потому стояли мрачные и подавленные. Их не впечатлял вид смерти, не впечатлял вражеской город, истлевающий от жара, так как, несмотря на безусловность этой победы, она досталась войску Дексарда едва ли честно.
«Мы даже пальцем не пошевелили, не произвели ни единого выстрела, и вот оно – результат налицо – город пал», – думали солдаты. Они почти не держали строй и позволяли себе переглядываться и перебрасываться тихими фразами. Да и был ли смысл соблюдать дисциплину, когда сам командующий полком смеялся, будто сумасшедший, глядя на то, как где-то вдали гибнут люди?
– Он безумец… – сам себе сказал Бертрам Найкри, стоя от эовина на довольно приличном расстоянии. – Только безумец может смеяться, глядя на то, как в буре огня, сметающей всё на своём пути – и бетон, и сталь – умирают живые существа. Даже во время войны у нас должно быть чувство уважения к врагу. В конце концов, мы находимся на их земле, но это… Нет, пора в отставку. Больше я не собираюсь быть участником подобных боен.
– Найкри! – весело вскричал Инстернис, и у старика ёкнуло сердце.
«Неужели услышал…» – испуганно оглядевшись, подумал Бертрам.
– Ну же, подойдите! – не переставая смеяться, кричал Граус, и оттого его голос звучал гротескно и пугающе.
Всё-таки старик приблизился.
– Посмотри, мой друг, – нежно проговорил специальный офицер. – Эти несчастные не успели ничего понять, как вдруг Лайд взлетел на воздух. По-моему, мы встали на совершенно новую ступень ведения войны. Столица будет в восторге, как вы думаете?
Найкри молчал.
– А, впрочем, неважно. Мне безразлично, что обо мне думает правительство. Я лишь эовин, не достойный высокого положения. Но здесь я ваш безусловный бог, и, честно говоря, это чертовски мне нравится. Скажи, старик, отречёшься ли ты от своих недавних мыслей и присоединишься ко мне, или же бросишь своих солдат в самый разгар войны? – Инстернис выглядел весёлым и расслабленным, но в его глазах, то и дело, мелькал гневный огонёк.
– Я не пойду за вами. Передам полномочия и удалюсь, – чувствуя, как от страха его ноги подкашиваются, прохрипел Бертрам. – Я не могу принять ваших методов. Послать двух молодых людей, пусть и провинившихся, на верную смерть – это чудовищно!
– Разве? – Граусам приподнял левую бровь. – Не думал, что вы такой человеколюбец. Неужели вам не всё равно?
– Я сказал своё слово, – повторил Найкри. – Как только всё закончится, мне придётся послать донесение в столицу и снять с себя полномочия. Подождите немного, и меня не станет.
Инстернис усмехнулся. Обернувшись и подойдя к старику, он прошептал:
– Ты сам выбрал свою судьбу. Тебя не станет сейчас.
Старик в ужасе взглянул на Грауса и перед смертью заметил лишь одно – глаза эовина стали иссиня-чёрными.
– Врача! Немедленно! – возопил Инстернис, обернувшись в сторону леса. Раздались ответные крики солдат, и через несколько минут к покойному полковнику из густых лесных зарослей выбежал человек в форме полевого врача. Осмотрев тело, он вздохнул и сказал:
– Полковник мёртв. Вы были здесь… Скажите, что случилось?
– Он стал задыхаться, а потом упал. Бедный старик… – как можно печальнее промолвил Инстернис.
– Да. Пока точно сказать не могу, но это мог быть сердечный приступ, – заметил врач. – Что теперь? Вы, конечно, фактически командующий, но, может быть, послать сообщение в столицу?
Граусам, подавив усмешку, кивнул.
– Я так и сделаю. Только закончим текущую операцию, а далее я обязательно доложу об этом прискорбном случае. В конце концов, армия много потеряет с уходом Найкри – он был первоклассным командиром.
Разобравшись с врачом, Инстернис вернулся к прерванному занятию – наблюдению. Его взгляд, холодный и спокойный, снова заскользил по почерневшим стенам Лайда, по центральным воротам, разбитым взрывной волной, по чудом державшимся обугленным крышам. До его ушей доносились вопли пламени, смешавшиеся с людскими криками, и губы безумного эовина растягивались в улыбке. Всё шло как нельзя лучше, строго по плану. Город практически пал, солдаты, охранявшие его, пока не давали о себе знать, а значит, путь к столице утром, скорее всего, окажется свободен. За этими приятными мыслями, Инстернис не заметил, как наступил рассвет. Небо подёрнулось бежевой дымкой, и воздух, кажется, стал ещё холоднее. Солдаты уже порядком устали стоять на месте, а потому обрадовались, когда Граус приказал им продвигаться к городу.
– Будьте осторожны. Вы видите, что огонь не стих. Кроме того, я отзываю воронов, а потому, если в городе есть выжившие, вы будете сражаться с ними, не полагаясь на дополнительную поддержку, – сказал мужчина, и солдаты тотчас пришли в движение – взяв в руки оружие, мужчины нестройными рядами двинулись к Лайду. Под ногами хрустел снег, и к этому моменту, небо стало наполняться бледной голубизной. Вокруг было тихо, лишь где-то за городскими стенами слышались звуки разрушения – трещал огонь, осыпался камень.
– Всем быть начеку! – прокричал один из командующих. – Не думаю, что там кто-то остался после этого ада, но расслабляться нельзя. От жителей такого города можно ожидать чего угодно.
– Так точно! – послышалось с разных сторон, и воины Дексарда продолжили своё шествие. Вскоре они проникли в Лайд через разбитые центральные врата и неспешно двинулись по окраинным улицам, на тот случай, если где-то на центральной сохранился запас горючей жидкости. Все понимали: одно неосторожное движение, и они погибнут так же, как жители города-крепости. Поле боя было непредсказуемо, огонь перекидывался с крыши на крышу, поглощал здание за зданием, а потому каждый метр пути мог таить внезапную опасность.
Но Инстернису было всё равно. Он желал лишь одного: как можно скорее освободить путь для основных сил Дексарда и, разумеется, первому из всех подобраться к столице. Нет, Граус не жаждал славы, не стремился выслужиться, не искал ни положения, ни денег. Вместо этого он хотел вновь ощутить пьянящее чувство безраздельной власти, какое испытывал уже второй раз за всю жизнь. Этрин был лишь жалкой прелюдией, Лайд подарил Инстернису уже более яркие впечатления, подстегнул его извращённое воображение, и теперь эовин предвкушал то наслаждение, какое он получит, штурмуя столицу. Потому он и забывал о вверенных ему солдатах, и гнал их, едва ли испытывая угрызения совести. Он по-прежнему стоял у опушки леса, на крутом возвышении, мысленно призывая эовранов. Птицы, изрядно потрёпанные жаром, покорно летели на зов. Сначала Инстернис пытался считать их, но вскоре понял, что львиная доля его сил не вернулась, и прекратил.
«Даже столь могущественные создания не могут спастись от смерти. Что ж, об этом надлежит помнить», – подумал он и снова устремил взгляд к полыхающим развалинам Лайда. Солдаты уже скрылись из виду, а потому Граусу пришлось прислушиваться к их мыслям. Почти каждый воин ощущал смутный страх, большинство желали вернуться, оставшиеся же, напротив, – поражали своей решительностью. Эта безумная отвага понравилась Инстернису, и он решил по завершению операции наградить наиболее смелых солдат.
– Если, конечно, хоть кто-нибудь вернётся, – ухмыльнулся мужчина.
В таком состоянии он пробыл около двух часов. За это время на опушке установили радиоприёмник, так что эовин мог, более-менее, следить за ситуацией. То и дело, из аппарата с множеством проводов, торчавших из его корпуса, раздавались голоса старших офицеров, командующих продвижением по вражеской крепости. Сетчатый динамик гудел, связь часто прерывалась, но в целом обстановку Граус уяснил.
– Кажется, сопротивление всё-таки есть, – промолвил он. – Жаль, что на таком расстоянии я не могу точно сказать, где оно находится.
Внезапно в динамиках послышались звуки стрельбы и грозные крики солдат. Инстернис насторожился, но через двадцать минут, связь возобновилась, и эовин получил доклад. Из него, он узнал, что произошло краткое столкновение с выжившим населением Лайда, но сопротивление уже подавлено.
– Судя по всему, они напуганы и угнетены случившимся, – говорил докладчик. – Потому не могут обороняться в полную силу. Если так пойдёт и далее, мы с лёгкостью захватим город.
– Отлично! – Граус сцепил пальцы в замок. – Продолжайте.
– Есть! – отозвался солдат.
– И ещё… – добавил Инстернис. – Вы помните тех несчастных, что мы держали в «загоне»? Я послал их перед началом операции, но что-то пошло не так, и теперь я не чувствую их присутствия. Вы не видели их тел? Кажется, они не успели войти в город.
В динамике около минуты стояла тишина, прерываемая лишь радиопомехами. Граус нахмурился.
– Ну, что? – раздражённо спросил он.
– Кажется, их я не видел. Тел на подступах к городу не было, иначе я бы запомнил, – хриплым голосом ответил один из командиров.
– Ладно, это неважно. Обойдите Лайд, добейте выживших и откройте противоположные ворота.
После привычного – «Есть!» – сеанс радиосвязи завершился. Граусам заложил руки за спину и вдохнул утренний воздух.
«Лучшего утра за всю мою жизнь, кажется, не было. Даже если случится так, что эти двое выжили, это ни на что не повлияет. В конце концов, мы почти открыли двери войскам Дексарда, а сделать нечто подобное – значит, заслужить место на страницах истории, и мелкие промахи не столь важны», – подумал Инстернис, и его лицо посветлело.
Приятные мысли отвлекли офицера, и он ничего не заметил. Когда же к нему подошёл солдат и обратил его внимание на странные звуки, зазвучавшие где-то вдали, командир пришёл в себя, прислушался и потребовал выслать отряд разведки. Его приказ был незамедлительно выполнен, и эовин, несколько озабоченный, проследовал к оставшейся части полка.
– Все слышали, что Найкри скончался? – как можно громче спросил мужчина. – Безусловно, это страшная потеря. Старик был прекрасным командиром, но даже это горе не должно посеять смуту в наших рядах. Будьте сознательны и доведите дело до конца. Со своей стороны я обещаю послать сообщение в столицу с просьбой поставить новое командование. Ну да ладно… Я прошу всех вас приготовиться. Основная часть полка уже в городе и…
Инстернис не успел договорить. Звук, который раздался недавно, вдруг стал многократно громче, и через мгновение перерос в дьявольский утробный грохот. Солдаты в ужасе шарахнулись на землю, раздались возгласы, и кто-то закричал: «Ложись! Самолёты!»
Граус, превозмогая страх, посмотрел наверх. Небо, перерезанное сосновыми стволами и ветвями, неожиданно исчезло – вместо него эовин увидел всепоглощающую черноту, в которой изредка мелькали всполохи пламени. На минуту Инстернис остолбенел, и, не владея собой, схватился руками за голову и рухнул на колени. Его лицо исказила гримаса первобытного страха, и мужчина ощутил, как сильно дрожит его тело. В воздухе вдруг запахло мочой – видимо, кто-то из солдат не выдержал.
– Что это… Во имя богов древности, что это? – шептал Граус, пока его подчинённые, словно дети, кричали, не в силах совладать со страхом. Солдаты не могли встать на ноги, а потому ползком пытались покинуть страшное место, пока дымящая громада, ревущая голосом самой бездны, стремительно плыла по небу. С каждой минутой она замедлялась, но ни Инстернис, ни его армия, ставшая за считанные секунды жалкой и беспомощной, не замечали этого.
***
– Ах, какая милая вещица! – Реза хлопнула ладонями. – Я и не думала, что она настолько велика. А её скорость! Великолепно!
Девушка подбежала к одному из солдат батальона и схватила его за руку в стальной перчатке.
– Это потрясающе, но всё-таки мы опоздали… – заметила Тиен, и в её глазах мелькнул радостный огонёк. – Раз так, то я смогу развлечься. Надоели эти чёртовы овраги! Слушать всем!
Воины, выстроившиеся на небольшой поляне, среди коряг и омертвелых деревьев, враз грянули: «Так точно!», после чего девушка забралась на площадку паукообразного бронехода и воскликнула:
– Вы должны ждать! Когда я со всем разберусь, вы пойдёте в Лайд и уничтожите всех, кого только можно. Выжить не должен никто! Забудьте о жалости, о своей человеческой сути, просто развлекайтесь и проследите за тем, чтобы ни одна живая душа не смогла сбежать из города! Рассчитываю на вас.
Вновь раздался привычный выкрик, и Реза, вскинув руку, поманила командира батальона. Мужчина, закованный в броню, молча забрался в кабину бронехода, девушка же осталась на привычном месте.
– Прошу, милый, веди это чудовище к городу. Я хочу посмотреть на Машину поближе.
***
Тем временем, Максим Раапхорст правил многотонной машиной и успевал лишь поражаться тому, как легко у него это выходило. Он носился от одной приборной панели к другой, дёргал за рычаги, рубильники, нажимал десятки кнопок, но почти не уставал. Вид, открывшийся со стометровой высоты, завораживал, и эовин жалел лишь о том, что у него нет времени насладиться им как следует.
– Проклятье! – взревел командир.
– Что случилось?
– Сам посмотри! – закричал старик. – Лайд разрушен! Мы опоздали и только зря раскрыли тайну. Теперь вряд ли нам удастся договориться о сотрудничестве с Арпсохором!
Максим в растерянности развёл руки.
– И как нам теперь быть?
– Хотел бы и я знать, – огрызнулся старик и подошёл к оконцу, расположенному в правой части рубки управления. Несколько минут командир молчал, раздумывая над тем, как поступить. Как только решение было продумано, старик вернулся к Максиму.
– Так или иначе, у нас есть оружие, и было бы глупо упустить столь удобный случай для его испытания. Да, кажется, союз с Арпсохором нам не светит. Ну и что? Мы справимся своими силами, благо, теперь их у нас предостаточно, – собеседник Раапхорста провёл пальцем по усам. – Добей эту крепость, мальчик, а вместе с ней и войска нашей милой страны. Эти твари должны умереть! Все до единого!
Максим побледнел, и тысячи мыслей хлынули в его сознание. Едва удержавшись на ногах, мужчина опёрся о приборную панель. Угрызения совести вернулись к нему, но делать было нечего – командир был прав: уничтожить тварей, разжигающих войну – одна из задач сопротивления. Повернувшись к старику, Максим кивнул. Торопливо отщёлкнув несколько тумблеров, мужчина вывел на экран, находившийся посередине технической панели, данные внешних датчиков и, активировав защиту основных частей Машины, заставил выдвинуться из чёрных недр титанового эллипсоида два исполинских ствола. Вместе с тем, тёмно-коричневая поверхность завибрировала, и створки, установленные под центральным алым огнём, стали со скрежетом раздвигаться. За ними, словно щупальца, висели громадные чёрные трубы, концы которых подсвечивались оранжевыми лампами.