Блуждающие в ночи

ЛИСЬЯ УСМЕШКА

Темные тени при свете луны мечутся, прячутся – время настало. Призраки ночи врываются в сны лисьей усмешкой и волчьим оскалом…

Длинные седые волосы, худое лицо с выступающими скулами, быстрый и цепкий взгляд исподлобья. Он производил впечатление очень уставшего, постоянно находящегося в сильном напряжении, человека.

– Эта печальная и таинственная история началась около полувека назад в нашем городе.

Старик глубоко вздохнул и продолжил:

– В одной солидной торговой фирме работал продавцом молодой мужчина – Якусити Оура. Заслужив трудолюбием и сообразительностью доверие хозяина фирмы Нацумэ, не имевшего сыновей, он со временем стал ближайшим помощником коммерсанта.

К тридцати годам, скопив небольшой капитал, Якусити начал подумывать о женитьбе. Была у него любовница – рыжеволосая красавица Таэко, молодая вдова, темпераментная и ласковая, но уж больно взбалмошная. Это раздражало и даже беспокоило флегматичного и суеверного Оуру. Рыжие, с медным отливом, волосы редко встречаются у японцев, и по поверьям их обладатели вспыльчивы, агрессивны и опасны. Тем не менее Таэко нравилась Оуре, да и привык он к ней за несколько лет близких отношений. Дело потихоньку двигалось к свадьбе.

И тут Якусити послали по делам фирмы в Токио. Там в это время в университете заканчивала учебу дочь Нацумэ – Сино. Хозяин поручил помощнику передать дочери небольшую посылку. Оура встретился с Сино в кафе, они познакомились, пообщались… А дальше события приняли неожиданный оборот. Чувство между симпатичным молодым человеком и обаятельной девушкой вспыхнуло внезапно, как загорается сухой тростник от маленькой искры. Пока Оура находился в Токио, он все свободное время проводил с Сино – до такой степени их тянуло друг к другу. Расставшись, влюбленные начали переписываться, и вскоре Оура понял, что не может обходиться без Сино.

Как порядочный мужчина, Якусити явился к любовнице и все ей честно рассказал. Таэко, придя в бешенство от вести об измене любовника, разъяренной тигрицей набросилась на него, едва не выцарапав бедняге глаза. Напуганный вспышкой ярости, Оура поклялся себе больше никогда не встречаться с неуравновешенной женщиной.

Между тем, возвратившись после окончания университета домой, Сино сообщила о своих чувствах к Оуре отцу. Тот сначала рассердился, но потом, обдумав ситуацию, решил – Якусити будет хорошим зятем. Тем более что Нацумэ, расширяя бизнес, хотел открыть филиал фирмы в другом городе. Расчетливый торговец выдал дочь за своего помощника и вскоре отправил Оуру, ставшего членом семьи, руководить филиалом в город Катаяма. Сино, естественно, последовала за мужем.

Через год у молодых родился мальчик, спустя еще пару лет Сино подарила мужу девочку. И тут, ранней весной, заболела мать Сино. Видя, как жена переживает, Оура отпустил ее вместе с маленькой дочкой погостить к родителям.

Минуло несколько недель, мать выздоровела, и Сино с ребенком отправилась назад к мужу.

Поезд на станцию прибывал утром, и Якусити приехал на вокзал, чтобы встретить родных. Порывами дул сильный ветер, принося от близкой реки, где только что сошел лед, пронизывающую сырость. Оура мерз в ожидании поезда, нахохлившись и спрятав руки в карманы прорезиненного плаща. Его немного удивило, что на перроне рядом с ним топчутся, пытаясь согреться, трое полицейских. Едва состав остановился, представители закона торопливо поднялись в вагон, а проводник остался у двери, загораживая проход.

«В чем дело, уважаемый? – спросил Оура. – Почему не выходят пассажиры? И зачем здесь полицейские?»

«Ох, господин, большая беда случилась, – ответил проводник. – Вчера поздно вечером в Сато к нам в вагон села молодая женщина с маленькой девочкой. В купе они находились вдвоем. Рано утром перед станцией я зашел к ним, чтобы разбудить, и застал ужасную картину – мать и дитя были мертвы».

«Мертвы?» – переспросил Оура, резко побледнев.

«Точнее, их кто-то убил. Задушил шарфом во время сна, это сразу видно. Я, разумеется, немедленно доложил начальнику поезда, который и предупредил по рации полицию. Теперь состав задержат, а из вагона никого не выпустят, пока не опросят всех пассажиров. А вы кого-то встречаете?»

Якусити молча кивнул головой – горло будто сдавило обручем. Проводник внимательно посмотрел на встревоженного мужчину и воскликнул:

«О, простите! Неужели это ваши близкие?»

«Да, – еле слышно вымолвил Оура. – Видимо, то моя жена и дочь».

Внезапно в вагоне раздался шум. Затем на перрон рыжей змеей выскользнула небольшая лисица. Крутнувшись на месте, проворный зверек прыгнул на рельсы и исчез под вагоном. Несколько секунд спустя в тамбуре появился толстый полицейский.

«Вы заметили лису? Куда она делась?» – спросил блюститель порядка, отдуваясь.

«Убежала. – Проводник махнул рукой. – Откуда здесь взялась лиса?»

«Вы у меня хотите узнать? – ехидно процедил полицейский. – Сами ничего не понимаем. Опрашивали пассажиров, подошли к купе, где, согласно билету, должна была ехать одинокая женщина. Открыли дверь – оттуда выскочила эта рыжая бестия, а девицы нет. Чудеса, да и только… Она могла раньше сойти?»

Железнодорожник, сдвинув на лоб форменную фуражку, с озадаченным видом почесал затылок: «Не знаю… Билет она купила до самого Токио, поэтому я к ней в купе не заглядывал. А за ночь было несколько остановок… За всеми пассажирами на стоянке не уследишь».

«Внимательнее надо к обязанностям относиться», – пробурчал толстяк.

Проводник невольно вытянулся в струнку, выпрямив позвоночник. Затем тронул полицейского за рукав и, показав глазами на Оуру, услужливо доложил: «Вот, господин лейтенант, этот мужчина встречает жену и маленькую дочку. Ну тех самых, вы понимаете…»

На широком лице полицейского появилась гримаса, очевидно призванная выразить сочувствие. Он покосился на Якусити и неуверенно протянул: «Хорошо… То есть, хотел сказать – трагедия, конечно… – снова запнулся. Махнул рукой. – Короче, вам необходимо посмотреть и опознать… э-э, тела».

Вслед за офицером Оура поднялся в вагон. Заглянув в купе, сильный и здоровый тридцатипятилетний мужчина едва не потерял сознание. Ведь всего около месяца назад, на этой же станции, он провожал горячо любимых Сино и малютку. Тогда казалось – разлука будет недолгой. Оура вспомнил, как на прощание поцеловал кроху в носик, и по его щекам потекли слезы. Проводник принес стакан воды. Все было ясно без слов.

Тонкую и нежную шею Сино удавкой перетягивал розовый шарф.

«Кажется, я догадываюсь, кто мог их убить, – тихо произнес раздавленный страшным горем муж и отец. – Такой шарф, – он показал на шею жены, – был когда-то подарен мною женщине по имени Таэко».

«Вы полагаете, что эта женщина способна на подобное жестокое преступление?» – недоверчиво спросил лейтенант.

«Мне трудно в это поверить, – выдавил из себя Оура. – Когда-то я ее любил. Но сейчас мне кажется, что Таэко способна на любые поступки под воздействием гнева. Кроме того, я слышал, что в одном из купе ехала молодая женщина. Потом она исчезла. Как она выглядела?»

«У нее были рыжие волосы», – сообщил проводник.

Оура взволнованно посмотрел на полицейских и кивнул головой:

«И Таэко – рыжая. Я даже называл ее лисичкой».

«Вы знаете, где она может находиться?» – поинтересовался офицер.

«Я давно с ней не виделся. Но жила она в Сато».

«Где именно?»

«К сожалению, я уже не помню точно адреса… – Оура задумался. – «Но… я могу показать на месте».

«Вы готовы нас сопровождать?» – удивился лейтенант.

«Я готов на все, чтобы покарать преступника».

Якусити и полицейские ближайшим поездом выехали в Сато. Очутившись в городе вечером того же дня, они сразу направились в дом, который указал Якусити. Там выяснилось – квартиру Таэко давно снимают другие люди. Соседка, пожилая женщина, сообщила, что Таэко погибла еще несколько лет назад, прыгнув с моста в реку. Труп так и не обнаружили.

«Вы не уточните, когда это произошло?» – в возбуждении спросил Оура.

«Четыре года минуло с той весны», – подумав, ответила женщина.

«Как раз тогда, когда я справлял свадьбу», – пробормотал под нос бывший любовник.

«Последние дни перед гибелью она вела себя словно помешанная и постоянно рассуждала о мести», – добавила соседка.

«Я понял, кто совершил убийство – юрэй⁵ Таэко!» – воскликнул Оура. Глаза его лихорадочно блестели, на лбу выступили крупные капли пота.

Полицейские многозначительно переглянулись между собой: это же надо до такого додуматься! Видимо, несчастный от горя совсем потерял голову.

«Мы очень сочувствуем вам, Оура-сан, – заметил лейтенант. – Но мы не можем возбуждать уголовное дело против призрака. Поймите, в наши дни такое суждение – очевидный предрассудок. Лучше забудьте о нем. Мы приложим максимум усилий, чтобы поймать настоящего убийцу».

Но, увы, все розыски оказались тщетны…

Рассказчик замолчал. Последние слова дались ему с заметным трудом. Они сидели втроем в беседке около буддийского храма, на ступенях которого и разговорились – супружеская пара из России (японисты Ольга и Кирилл), собирающая материалы для книги о японском фольклоре, и старик в белом обветшалом кимоно.

– А дальше? – наконец не выдержал Кирилл. – Что стало с Оурой, его маленьким сыном?

Старик поднял выцветшие глаза:

– Что дальше? Оура похоронил жену и дочь. Затем написал записку родителям Сино, где попросил их заботиться о внуке. После этого пришел на кладбище и покончил с собой.

– Какой ужас! – поразилась Ольга. – Но зачем он так поступил?

– Во-первых, он чувствовал глубокую вину за смерть близких. Во-вторых, Оура был убежден: жену и дочь задушил юрэй Таэко. Зная мстительный характер любовницы, Оура считал – она не остановится, пока не убьет и сына. Обычный человек не может бороться с привидением. Поэтому, желая защитить мальчика, находящийся в отчаянье отец решил сам стать призраком, совершив самоубийство… С тех пор, уже более полувека, две неупокоенные души мечутся каждую ночь, карауля друг друга: Оура – в образе волка, Таэко – в образе лисы. Чаще всего их замечают на кладбище, иногда – на берегу реки.

– А про оборотней вам откуда известно? – с ироничной улыбкой спросил Кирилл. – Неужели сами видели?

– Здесь многие видели. – Собеседник показал рукой на храм. – Река там, сразу за кладбищем.

– И сколько подобное может длиться? – продолжал допытываться Кирилл. – Призраки когда-нибудь успокаиваются?

– Кому про то ведомо? Возможно, душа Оуры получит покой, когда своей смертью умрет его сын. О Таэко – не могу гадать.

– Да-а, этак всю страну привидения заполнят.

– В Японии действительно много призраков, – словно не замечая иронии, ответил старик.

Его почти неподвижное, иссеченное морщинами, мертвенно бледное лицо напоминало гипсовую маску. Голос звучал глухо, без эмоций, как у механической куклы.

– А сейчас, простите, мне надо идти. Скоро стемнеет.

Они попрощались. Старик медленно двинулся к воротам. Длинные полы кимоно стелились по плитке, скрывая ступни, и казалось – мужчина не идет, а плывет над дорожкой.

– Странная мысль, Ольга, для профессора лингвистики и убежденного скептика, но иногда я готов поверить в существование потусторонних сил, – поглаживая резную голову дракона, венчающую балясину, с недоумением пробурчал Кирилл.

– Ничего странного, дорогой муженек, – супруга отреагировала с ехидцей и незамедлительно, будто продолжая старый спор. – Сколько раз тебе повторять? У скептиков нет убеждений, но рано или поздно каждый скептик задумывается о душе. Возможно, ты уже дозрел до этой стадии?

Она прослушала кусочек аудиозаписи, удовлетворенно кивнув, засунула диктофон в сумочку. Достала сигареты и вдруг хлопнула себя ладонью по лбу:

– Мой бог, мы не выяснили, как его зовут.

– Сие настолько важно? – погруженный в свои мысли, муж отозвался не сразу и с заметной неохотой.

Ольга укоризненно покачала головой:

– Кирилл, твоя изящная ирония не уместна. Мы же ученые, а не беллетристы какие-нибудь. Кстати, и сфотографировать его не мешало бы. Опять ты забыл.

– Твоя правда. Что-то я малость расклеился. История не для слабонервных, да и дедуля какой-то чудной… Не переживай. Сейчас спросим у служителей храма, старика здесь должны знать.

Муж выглянул из беседки. Вечерело. Темно-розовое, с медным отливом солнце присаживалось на верхушку близкой горы. На небольшой площади почти никого не было, кроме нескольких праздных туристов, и лишь в стороне, у клумбы, поливала рассаду из маленькой лейки худенькая старушка. Супруги приблизились к ней.

– Извините за беспокойство, – начала Ольга. – Мы только что разговаривали вот там, в беседке, с пожилым человеком. Высокий, седой, в белом кимоно, почти таком же, как у вас. Наверное, монах. Может быть, вы его знаете?

– Как его имя? – рассеянно поинтересовалась японка.

– В том-то и дело – мы не спросили.

– Тут бывает много монахов-паломников. – Старушка поставила лейку на дорожку и выпрямилась. – О чем у вас шла речь?

– Мы ученые, собираем фольклор – всякие предания, сказания. – Ольга приветливо улыбнулась, но японка не отреагировала, сосредоточенно слушая. – Монах рассказал очень интересную историю, настоящий кайдан⁶, о жестокой мести. Призрак покинутой любовницы убил жену и дочь одного мужчины.

– Как звали мужчину? – в голосе собеседницы появилось любопытство.

– Якусити Оура. Так вы нам поможете?

– Я, кажется, догадываюсь, о ком вы говорите. – Японка хитро посмотрела на иностранцев, и по ее узким лисьим губам скользнула злая усмешка. – Бедняга тронулся умом после гибели жены и дочери. Не советую вам его искать.

– Но почему?

– Потому что он еще никому не рассказывал свою историю дважды.

Резко оборвав разговор, старушка взяла лейку и засеменила по дорожке. Через несколько мгновений ее сгорбленная фигурка растворилась в наступивших сумерках…

Внезапно со стороны кладбища раздался волчий вой. Тоскливый и угрюмый, он разносил по воздуху неизбывную печаль и пронзительный холод вечного одиночества.

– А все-таки, моя дорогая, загадочные они люди, эти японцы, – задумчиво произнес Кирилл и поежился. – Для меня их острова слишком обитаемы. Пожалуй, в гостинице я выпью немного водки.

…Поздний прохожий – домой поспеши. Зря ты плутаешь порою ночною. Шорох услышал – замри, не дыши. Призрак стоит за твоею спиною.

ИРОНИЯ НЕБЕС
Вместо предисловия

Невероятный случай, послуживший поводом для создания настоящего рассказа, произошел недавно в одном из российских городов. Газетная заметка, в которой сообщалось об инциденте, оказалась очень короткой. Поэтому автору при реконструкции событий пришлось в значительной степени полагаться на собственное воображение. Как считали древние римляне, судьба есть цепь причин. Вот простая история о двух судьбах, скованных одной цепью иронией небес и авторской фантазией.

За несколько часов до инцидента

По утрам он думал о Родине.

Патриотическая привычка просыпаться под звуки гимна по радио сохранилась с пионерского детства. Привил ее отец – партийно-советский работник среднего звена, как выражались в годы «развитого социализма». А еще на всю жизнь запомнил отцовскую фразу. Ее батя произнес, когда его сместили (за аморалку) с хлебной должности в облисполкоме⁷ и кинули на коммунальный фронт. Находясь в изрядном подпитии после известия о понижении по службе, новоиспеченный директор мусоросборочного полигона  изрек на кухне заплетающимся языком:

«Хоз-зяйственник – от слова „хоз-зяин“! Они думают, оп-по-портунисты, – погрозил пальцем в потолок, – что меня кресла лишили. Да без таких, как мы, любая власть окоч-окчурится. А я всегда при месте буду, потому что – настоящий хоз-зяин. Всего! А они так: временные уп-правлщие. То у них культ, то валю… волю… тризм, то дисплина – мать порядка, ядрена хрень! Плесни еще, отцу, сынок! Морская гвардия не тонет…»

Батя имел некоторое отношение к морскому флоту. После института шесть лет оттарабанил на судостроительном. Там и начал карьеру: комитет комсомола, партком…⁸ И тельняшку с той поры любил носить – вместо пижамы, да на даче. Все-таки пару раз – на ходовых испытаниях кораблей – Балтийского моря хлебнул. Даже в небольшой шторм залипал, по его рассказам. Ох, и наблевался тогда!

«Тебе самому хватит – завтра на занятия. Молодой ишшо со мной равняться. Лучше капустки добавь из холодильника… Эх!.. Хо!.. Мотай на ус, студень, учись, покедова родитель жив. Будешь при хоз-зяйстве, хоть при самом маленьком, – показал большим и указательным пальцами, – нихда не пропадешь. И личное хоз-зяйство береги, ха-ха».

Так сынок, потихоньку матерея, постигал житейские премудрости отца. Правда, попасть в ту партийно-советскую номенклатуру, подобно бате, не вышло. Точнее, не успел – эпоха монополии «рулевого» с аббревиатурой КПСС накрылась демократическим медным тазиком. Но зато получил комсомольскую бизнес-практику: от липовых нарядов в стройотрядах до махинаций в первых торгово-закупочных кооперативах. Наступила пора митингов – засветился и там, пролез в депутаты, как представитель малого бизнеса. Когда в начале девяностых грянул передел собственности, сопровождавшийся тотальным отстрелом бизнесменов, ушел с «линии огня» на тыловое хозяйство – в жилищно-коммунальный сектор. Где засел и окопался на два десятка лет.

Олигархом не стал, зато жил сытно и спокойно. В глобальном смысле, разумеется, спокойно. А так оно, конечно – покой нам только снится. Руководитель среднего звена – это лишь всяким либералам-горлопанам кажется, что маленькая шестеренка. А нет шестеренки – и приводной ремень не прицепишь. Так и крутишься с утра до вечера, полон рот забот. Никакой личной жизни – все для блага страны и народа, ядрена хрень.

Вот и нынешний день – под гимн проснулся и на амбразуру. С утра, как всегда по пятницам, потрепал нервы на планерке. Пропесочил своих олухов, чтобы служба медом не казалась, на выходные задачи поставил. На дворе почти ноябрь, не май-месяц, вот-вот морозить начнет, а коммуникации – известно какие. Все на соплях, да на «добром слове» сантехников держится. Никакого толку, что рыночная экономика. Помнится, губошлепы-реформаторы трындели: мол, рынок все расставит по местам, стимулирует производительность… Ага, от нашего народца производительности дождешься. Только и смотрят, как бы чего стырить да пропить.

Оно, конечно, зарплата в конторе так себе: у работяг – мартовский кот наплакал; да и у руководства не газпромовские миллионы – разве такими грошами нервные клетки компенсируешь? А откуда деньги взять, коли четверть жильцов квартплату зажиливает – через суд выбиваешь годами? Хочешь не хочешь, а приходится изыскивать резервы, выкручиваться.

Загудонов вздохнул – только от нужды все грехи наши тяжкие…

Генеральный директор управляющей компании (по-старому – ЖЭК) поджидал клиента, уютно расположившись на скамейке в скверике. Система была отработанной, можно сказать, классика жанра: два незнакомых гражданина какое-то время мирно сидят на одной скамеечке, потом один встает и уходит, оставляя конвертик. От всех этих примитивных кабинетных передач в ящик стола Леонид Маратович, насмотревшись по телевизору эффектных сцен ареста взяточников, давно отказался – береженого Бог бережет и черт сторонится. Тут, в сквере, и обзор хороший (врасплох не захватишь), и свежим воздухом всегда попутно подышать можно. В пятьдесят пять надо следить за здоровьем, тем более в такой погожий осенний денек – вон голуби-то, сволочи толстопузые, как на солнышке разомлели.

Распугав птиц, на дорожке материализовался клиент – арендатор, владелец магазина. Плюхнувшись рядом, поерзал, устраивая поудобнее грузную тушу, вытянул ноги. Отдышавшись и вытерев со лба пот, произнес скороговоркой:

– День добрый, Леонид Маратович, все в порядке?

Тот деланно посмотрел на часы:

– В нашей фирме всегда порядок. За договором в понедельник подойдете.

Контрагент провел рукой по скамейке в сторону Загудонова, под ладонью – конверт; возвратил руку к себе в карман плаща, извлек пачку сигарет. Леонид Маратович поморщился – не курил и дым не переносил на дух, но арендатор тут же встал и медленно двинулся по дорожке, закуривая на ходу.

Загудонов обозрел окрестности – обстановка спокойная – увесистый конверт перекочевал в карман, ближе к телу. Душевных сил явно прибавилось. Рановато еще для обеда, но, если шагать не торопясь, прогуливаясь, в самый раз получится. Все равно возвращаться со взяткой в контору было бы легкомысленно и неосторожно.

Сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, распрямляя плечи. И вдруг почувствовал некий дискомфорт в области темечка, еле ощутимое касание, будто туда кто-то слегка тюкнул. «Чего это? Не понял». Осторожно снял с головы шляпу: «Какое б…!» – непечатное слово едва не сорвалось с губ. На совсем еще новеньком шикарном головном уборе из велюра светло-коричневого цвета ядовито переливалось серо-зеленой кашицей голубиное послание.

Ах, твари толстожопые! С ненавистью взглянул на воркующую голубиную парочку. Когда ж они успели?

Аккуратно потряс шляпой. Дерьмо держалось цепко, словно жвачка. Бабуля на отдаленной скамейке с любопытством наблюдала за манипуляциями Загудонова. Он отвернулся и вынул из кармана носовой платок. Самочувствие резко испортилось: такие жирные! Как они еще летать умудряются?

Пустобоев пересчитал деньги в кошельке: триста восемьдесят шесть рублей пятьдесят копеек. Что в лоб, что по лбу, до пенсии еще пять дней. «Маловато, опять не укладываюсь. В холодильнике шаром покати. У соседки тысчонку месяц назад уже стрелял. Неужели опять унижаться? Почему же так – вроде каждый рупь берегу?»

После смерти жены Прокопий Ермолаевич регулярно попадал впросак при планировании месячных расходов. Раньше Настасья всю бухгалтерию вела, всегда дебит с кредитом сводила, даже экономить умудрялась. А теперь…

И куда эти самые рябые-деревянные ушли? Собирался же все траты в тетрадке записывать. Поленился – и опять просчитался, идиот старый.

Присел на стул, грустно посмотрел на холодильник. М-да… Насколько проще в армии было: тебе скомандовали, ты подчиненным напихал. И уж жратвы-то офицерам всегда хватало. А тут, на гражданке, крутись, выкручивайся…

К дочери на поклон идти не хотелось. Дает с таким видом, будто ей надоедливая цыганка в руку вцепилась. А когда хочешь вернуть – не берет, корит: как не стыдно! Но для бывшего офицера долг – что ежик в ширинке. В последний раз решил схитрить, купил внуку конфет, так раскричалась: зачем на ерунду деньги тратишь?

Какая же ерунда – конфеты для ребенка? И за что так родного отца не любит?

Ну да, есть, наверное, и его доля вины в том, что у Ленки с мужем не сложилось. Если бы тогда пораньше квартиру купили – глядишь, не подрался бы с зятьком на двадцать третье февраля. А как стерпеть было? Какой-то штафирка безмозглый, очкарик гребаный, а туда же – на нашу доблестную армию пузырь надувать. Оттянул после института летехой двушник и начальником генштаба себя вообразил, Рокоссовский. Нет бы заткнуться и старшего по званию послушать, так в бутылку полез. Вот и выписал ему в торец – сила-то тогда еще была, не то что сейчас. На последней медкомиссии, перед увольнением, девяносто восемь кило тянул. И куда все делось?

А вообще этот таракан недоношенный давно напрашивался. И дочку обижал. Так что, у них самих не ладилось. А теперь – отец виноват.

Конечно, Елене поддержка нужна. В одиночку сына растит. Помочь бы – да откуда у старика лишние деньги возьмутся? Симпатичная, фигуристая – в покойную мать. А с мужиками не везет, одни ишаки попадаются. Последнего мельком со спины видел, когда тот в подъезд прошмыгивал – поганка в шляпе, ножки хреном.

Жили с дочерью рядом, в двух шагах. В конце девяностых продали дом в деревне (кирпичный, Настасье после смерти матери достался), подзаняли у родственников и купили Лене квартиру в соседней пятиэтажке. Правда, Ленка к тому времени уже разбежалась со своим штафиркой… Так что, зайти-то нетрудно, но…

Эх, дочка-дочка! А маленькая была ласковая, как котенок. Поздний ребенок. Тогда с женой думалось: подарок судьбы. Кто же ожидал, что так отношения сложатся?

В последний раз, буквально неделю назад, еще и по поводу внука поцапались. Дочь на каникулы собралась его в турпоездку в Питер отправить. Мол, бесплатно за счет бюджета, как матери-одиночке.

Дед расстроился – и так мальца почти не видит, думал, на каникулах пообщаться, в цирк и зоопарк сводить. Чего ему в этом Питере смотреть, пацану? Чай, и без того в приличном месте живет, не в Урюпинске каком-нибудь. Да и Колька не хотел ехать. Но Ленка уперлась – ни в какую: пускай мир узнает, город увидит, откуда такие важные государственные люди вышли.

Тоже мне, люди! Две руки, две ноги и жопа посередке. Чего в них особенного? Ничем не лучше предыдущих – только языком балаболить умеют. Спортсмены хреновы, реформаторы недоделанные, купорос им в задницу. За что ни возьмутся – от медицины до пенсионной реформы – одна детская неожиданность получается.

Народ хиреет, а чиновники жиреют. Реформу правительства с какой помпой объявляли! Сократим, оптимизируем, повысим эффективность… Повысили в итоге – зарплату себе. Уборщиц сократили, референтов добавили. А кризис проср… Мудрецы, в рот им дышло! Развели лабрадоров…

Что за страна, ешкин кот? В такой войне победили, а для чего? За что ни беремся – рано или поздно сами себе полный Сталинград устраиваем.

Так разнервничался, что закурил. Одна польза от холостяцкой жизни – можно дымить хоть на кухне, хоть в комнате. Настя на балкон выгоняла. Почти бросил, было. А тут…

Всего минут пятнадцать посидел на стуле, а уже заныло в промежности. Аденома простаты чертова! Тут и вспомнил, куда деньги ушли – на лекарство. Как же он упустил? Врач привязался – купите обязательно, а то хуже будет. Да еще рецептик выписал в конкретную аптеку – возьмите там, иначе я за последствия лечения не отвечаю. А за что они отвечают, эскулапы, хрен на лапу? Три месяца таблетки жрешь – толку никакого. Отчего так получается: пока не ходишь к этим «наследникам Гиппократа» – вроде здоровым себя чувствуешь; стоит разок на крючок угодить – кранты, кандидат в жмурики?

Настроение совсем упало. После обеда опять ведь к урологу тащиться, задницу растопыривать. А затем в ЖЭК (или как их там сейчас?), еще хуже – ох, не любил бывший майор просить. А куда деваться? Квартира на верхнем пятом этаже, и уже второй год потолок протекает. Два раза заявление писал – хоть бы хны.

Встал со стула, размял ноги. Попью чайковского с хлебом, пузо согрею, все сытнее станет…

Леонид Маратович сглотнул слюну. На первое – борщ с пампушками, на второе – котлеты по-киевски с гречкой и зеленым горошком. За что ценил свою супругу – так это за кулинарные достоинства. Были времена, когда ценил и за другие, да миновали те времена. Загудонов обожал (аж челюсть отваливалась) женщин с выступающей попкой. Этаких лошадок с упругим крупом. И у жены в молодости был станочек какой надо, да сплыл после рождения двух детей. Вернее, не сплыл, а расплылся.

Рассеянно осмотрел тылы супруги, разливавшей у плиты борщ. М-да, прошла любовь – завяли помидорчики. Приходилось изыскивать другие методы для удовлетворения эстетически-эротических потребностей. Благо, руководящая должность позволяет.

Месяц назад произвел смену караула – предыдущая пассия стала завышать потребности. А у нас не коммунизм – каждому по труду. Тут очень кстати в бухгалтерию новая кассирша заявилась устраиваться – работу с кадрами, особенно женского пола, директор УК никому не передоверял. Фигурка у претендентки на должность оказалась самая что ни на есть подходящая, да к тому же и, выяснил, одинокая бабенка. Правда, с сыном, но это вопрос технически решаемый. Как она задком повернулась, на выходе из кабинета, так кобелек и зашевелился. Тогда же подумал – беру.

Однако сложилось не сразу. Барышня оказалась с норовом, непонятливая. Но и не таких кобылок объезжали! Когда допетрила, что вопрос стоит ребром: или в постель, или с работы под зад – сразу шелковая стала. И процесс, как говорится, тронулся… Не откладывая, тоже вовремя подвернулось, туристическую путевку на каникулы сынку ее организовал за счет конторы. Пусть знает – Загудонов добрый, когда и к нему с душой. Ну и не без своего интереса, разумеется, а как же? В рыночное время живем.

Вот и выходит – как раз сегодня вечерком маленький адюльтерчик намечается. Хорошая погода, красивая женщина и немного свободных денег – что еще нужно для настоящего мужчины, не правда ли?⁹

Машинально потер ладони. Супруга, ставившая на стол тарелку с борщом, приняла жест на свой счет.

– Проголодался, кормилец ты наш, – произнесла с умилением.

«Кормилец» одобрительно кивнул головой. Градус настроения снова поднялся. Да, эти летучие засранцы шляпу, конечно, подпортили. Но пятно жена выведет. Пока же наденет старую. По погоде можно было и вообще обойтись без головного убора, да уж больно не любил стареющий ловелас показывать предательскую плешь. А кепки, несмотря на выразительный пример бывшего главного московского начальника, наш герой в глубине души презирал. Плебейская манера. То ли дело – шляпа! Импозантно и с достоинством.

Так что, сейчас обед, потом полчаса на диванчике и снова на службу – вожжи ни на минуту отпускать нельзя. С четырех часов мерзопакостное мероприятие – прием по личным вопросам. Придется потерпеть. Вон, даже Президент ежегодно якобы от народа жалобы выслушивает по «прямой линии». А мы – винтики помельче, разок в месяц можно и пообщаться с простолюдинами. Надо чувствовать, чем народные массы дышат, держать, фигурально выражаясь, руку на пульсе. Тем более что пять лет назад попал-таки и в партноменклатуру. Как начальство наверху зачесалось, тут и он подшустрил, вступил скоренько в их единую и неделимую. С медведями жить – по-медвежьи выть. Так-то оно надежнее – под одной крышей с первыми лицами (тепло и не каплет), да и к кормушке ближе.

В прихожке хлопнула дверь – младшая пришла со школы. Женился поздно – уже за тридцатник перевалило. А чего хомут раньше времени на выю надевать? Покуролесил вволю – будет о чем на старости лет под капельницей вспомнить. Глядишь, и дальше бы гулял вольным казаком, да киндер-сюрприз нарисовался. Раскинул мозгами и решил – пора остепеняться.

Зато теперь благопристойный семьянин: две короедки потихоньку подросли, одна уже в университете на первом курсе. Вторую после большого перерыва слепили. Долго тянул с продолжением, рассчитывал на наследника, но все равно не выгорело. Может, оно и к лучшему? Пацан бы дрался, по девкам бродил до утра – матери лишнее беспокойство. Да еще и в армию могут забрить – отмазывай его потом, балбеса. А этих финтифлюшек замуж выдать, и фиг с ними. Баба с возу – кобыле легче. Гражданский долг перед Родиной выполнил, народонаселение увеличил и ладно. Надо и в собственное удовольствие спокойно пожить, хотя бы на пенсии.