– А! Нет ничего, давайте репетировать, – ответила она ему на замечание. Хотя была расстроена. Бывшая свекровь купила пару билетов и сказала, что это для внучки, и она хочет с ней пойти в цирк, при этом она поставила её уже перед фактом. А у Елены на эти выходные были свои планы – она собиралась наконец-то вывести дочь в деревню к бабушке. С начала проекта она ещё не разу её не вывозила, хотя дочь уже на это намекала, спрашивала: «Когда мы поедем в деревню? Уже весна!». И теперь вот нужно будет уломать дочь, почему они не пойдут в цирк, – так мыслила сегодня Елена.

– Нет, Вы определенно сегодня не собраны, – в очередной раз он указал ей, когда она запуталась в движениях: шагах и наклонах. – Соберитесь?! Или Вы сегодня так устали?

– Да нет! Всё нормально, – ответила она ему. «Да и медсестра мне об этом же говорила», – пронеслась мысль у нее в голове. – «Видно, наверное, моё психологическое состояние не совсем…» – она не подобрала в своих мыслях слов, когда он опять остановил танец.

– Лен, ты слышишь меня? Слышишь музыку? В прошлый раз ты была более собранной. Что с тобой? – настаивал он.

«Не рассказывать же ему о своих семейных проблемах. С медсестрой хоть можно поделиться, она как женщина поймет. А с ним? Он ведь встанет сейчас на защиту мужа. Будет обвинять меня, что я не даю видеться отцу с ребенком…» – говорили ей её мысли. – «Но нужно собраться».

– Да так, небольшие семейные проблемы, – она попыталась оправдаться.

– Опять дочь? – спросил он.

– И да, и … нет,– она не хотела посвящать его в свои семейные проблемы.

– Нет, Лен, или мы репетируем, или нет. Так не возможно! Где ты витаешь? – рассердился Станислав, когда в очередной раз у неё заплелись ноги. Сегодня они должны были отрабатывать танго. Два дня назад первые занятия были куда более правильные и плодотворные, чем теперь.

Так они и расстались – не знай, репетировали, не знай, нервы друг другу дёргали.

На конкурсе танца танго, который они разучивали всю неделю, профи оценили их ниже всех. И их рейтинг плюхнулся практически в самый низ. На это раз она не приглашала никого из своих знакомых: ни медсестер, ни коллег, даже дочку не привела. Хотя когда-то очень хотела разучить этот танец и показать друзьям. В конце, подводя итог тура, им, конечно, наговорили много нелицеприятного. Она понимала, что это не им, это ей всё сказали. Что нужно серьёзно относиться к делу. И что нужно уметь собраться и сконцентрироваться на выступление. И что танго это танец страсти… и прочее, прочее, прочее. Внутри себя она со всем этим соглашалась. Но не могла же она встать и разрыдаться. Плюхнуться на колени и молить о пощаде. Нет, она как доктор, только вымучено улыбалась и признавала себя виноватой.

Подошла подруга.

– Лен, ты сегодня сама на себя была не похожа. Ваш танец коза, наверное, проплясала бы красивее. Вы что, его совсем не учили?

– Тань, уйди.

Ей уже не хотелось ничего, только бы побыстрее добраться домой, лечь и выспаться, чтобы завтра пораньше уехать в деревню.

Зашёл Станислав.

– Елен, проводить тебя?

Она молчала. Татьяна пожимала плечами, она глазами показала, что им нужно выйти.

– Что с ней? – прошептала Татьяна, поглядывая на дверь.

– Не знаю, она целую неделю не своя, – ответил Станислав. – И ничего не говорит. … Мы практически не занимались танцем.

На следующий день. Сам главный зашёл к ней в кабинет. И мило пожурил её за то, что она последний танец как-то так проплясала не вразумительно.

Елена не могла предположить, что местный канал смотрят даже главные врачи. И что ему ответить она не могла сообразить…

– Понимаете, он такой сложный. Я просто запуталась в шагах и движениях. Каждую неделю новый танец. Новое, новое. Просто не успеваешь выучить.

– А кто этот ваш партнёр?

– Да так! Ученик, вот этого, … в честь кого… проводят телеконкурс. Там практически все ученики его.

– Ну ладно. Ты только так плохо в следующий раз не показывай. Не подводи наш коллектив.

После этого главный врач вышел из её кабинета.

* * * * *

Они вышли с танцзала, и направились по Московскому тракту. Немного устала, но устала не своей работы, а от физических упражнений. И это усталость не угнетала, а как-то даже приподнимала. Шли они тихо, молча, каждый размышлял о своём. Конкурсный проект двигался к завершению, она сама это понимала. И понимала, что с помощью проекта она сбросила лишние килограммы, стала более подтянутой и стройной. Проект развеял её унылые страдальческие дни. Они увидела как бы мир не через очки ежедневного страдания и угасания человеческой жизни. Она взглянула на мир прекрасного. Музыки. Танца. Веяний ароматов духов, ароматов здоровья, и разговоров о жизни. Но не той жизни, которую преподносила ей постоянная работа на две ставки с постоянными охами и ахами больных. Как она теперь понимала, какая это тяжелая работа из-за дня в день, из месяца в месяц общаться с больными людьми, видеть их страдальческие глаза. Да, она назначала им лекарства: таблетки, инъекции, внутривенные капельницы и она понимала, что через несколько месяцев нужно переходить на более сильные препараты. У неё практически не было излечивающихся пациентов, это были женщины, которым было за пятьдесят, мужчины с кучей болячек. А из лекарств – только обезболивающие нестероидные противовоспалительные препараты, и препараты, которые только временно понижали высокое давление, ингибиторы ангиотензинпревращающего фермента лекарственные препараты. Они, может, и дадут им передышку, но не излечат от недуга. Который раз она была на учёбе и всё то же самое. Только иногда смена названий лекарственных препаратов. А вот проект как-то её оторвал от всего этого. Она взглянула на мир с другого окна. Из окна прекрасного. Да, физически изматывающие репетиции-тренировки, а на душе стало легче от этого. Она как-то оторвалась от своих больных, от их страдальческих глаз. Их невыносимых вздохов и ахов. И этот зимне-весенний период отошёл на какой-то задний план. Она больше занималась теперь собой и своей дочуркой. Больше смотрела на модели платьев и туфлей, но смотрела не как прежде, а с практической точки. Не как в них удобно пройти, а как провальсировать. Вот так в один из дней после репетиции, когда уже по-весеннему было светло и никуда не нужно бежать, волноваться. Она вышла с репетиции. В туфельках-лодочках захотелось пройтись по дороге. Станислав остался где-то в зале, у него затянулся телефонный разговор, который оторвал его от репетиции. Она шла, вдыхая свежесть распускающихся почек городских деревьев. Как давно она не ощущала такого аромата. Всё беготня, больные, какие-то не существенные заботы. А вот так легко раскованно выйти и идти по дороге. Легкой плавной походкой. Как давно этого не было с ней. Она ощутила небольшую жажду. Она ещё раздумывала, зайти в магазин или нет, чтобы выпить стаканчик сока. Сильного ощущения жажды не было, да и денег особо не было. Теперь, на время этого проекта, она работала на одну ставку и получать стала меньше. Хотя деньги по-прежнему нужно было вносить за ипотеку, которая съедала весь получаемый доход. Она остановилась в раздумье: «Заходить или нет»? И тут кто-то взял её за руку. Она повернулась и увидела Станислава.

– Ты что? Так быстро? – спросил он, и она почувствовала легкий оттенок горечи и обиды.

– Ну, ты по телефону разговаривал. Как я поняла, это деловой был разговор, а мне не надо это слышать. Я собралась и вышла.

– Слушай Елен, давай зайдем вот в «Madrid», – он указал на какое-то общепитовское окно, над котором висела вывеска латиницей, хотя был приказ президента о том, чтобы все вывески писали кириллицей.

– Проголодался?

– Да, я сегодня по работе бегал целый день с самого утра, всё утрясал какие-то неувязки.

– Это на телевидении, что ли?

– Нет! Тут проблем нет, это по другой работе.

Елена ведь так ничего не знала о его основной работе. Он как-то обмолвился, что в МВД работает. Так с тех пор она и не знала, чем конкретно он там занимается.

– Ну, зайдем?! – спрашивал он её. – Я оплачу.

– Не сомневаюсь! – ответила она.

– Мы же не в цивилизованной Европе, мы же дикари, за даму, приглашенную, сами расплачиваемся, а не дама. Ну что сказать? Дикари мы дикари, – произнес он ей.

Она поняла, почему он ёрничал на счёт западной эмансипации. Он показал рукой по направлению к кафе с вывеской «Madrid». Она не стала возражать, взяла его руку и направилась к двери. Рядом с дверью располагалось большое окно, через стекло было видно, что за столиком кто-то сидит. Она не стала разглядывать и толкнула дверь вперёд. Над головой зазвенел колокольчик и она вошла в помещение. Освобождая путь для Станислава, пропустила его вперёд. Пока он рассматривал, чем тут кормят. Оказывается, в этом кафе была заведена система самообслуживания.

– Ой, пошли вон сядем у окна, – он показал ей на освободившийся столик перед окном.

– Но там ещё не убрано.

– Уберут, – он был категоричен, направляясь к столику. В это время перед ними возникла фигура молодой дамы в спецодежде: тёмно-красном длинном до пола переднике. Она стала ловко собирать посуду и сметать крошки. Станислав дал понять, что они этот столик уже заняли.

– Вам меню принести? – спросила дама-официант.

– Да, если можно.

– Сейчас, – ответила она и практически тут же появилась с меню. Елена ещё не успела сообразить с какой стороны ей присесть за столик.

– Вот, выбирайте. Я подойду.

– А что, Вы нас обслужите? – удивился Станислав.

– Да.

– А мы думали, что здесь самообслуживание.

– Ну, в нашем заведении кому как удобно. Если вы спешите, то можете сами постоять и выбирать блюда у стойки, а там, у кассы, расплатиться. Если Вы захотели посидеть, то мы Вас обслужим и принесём, что закажите.

– И даже живая музыка будет, если заказать?

– Сейчас нет, – улыбнулась девушка, – а позже, к одиннадцати вечера у нас приходят гитаристы. Тогда, да. Но к тому времени столики уже, как правило, заказаны бывают. И мы Вас можем попросить освободить или пересесть, – сказала официантка. – Но тогда расценки будут выше. – Вы ещё не выбрали? – мило уточнила она.

– Вот это. Вот это, – Станислав стал указывать ей блюда в меню. – Елен, а тебе что заказать? Мясное, овощное, холодное, горячее? … Греческий салат для дамы, это точно, – утвердительно сказал Станислав официантке, – сок смородиновый. Ну, выбирай. Салат и сок я выбрал для тебя. Хотя салат и сок можешь ещё заказывать. Вино? – он обратился к девушке. – У Вас какие вина? Тоже испанские?

– Да.

– Нет. Я буду пить только краснодарские. «Черный лекарь» есть? Или «Кагор», если нет «Лекаря», – проговорила Елена.

– Я уточню, – произнесла девушка. – Что-нибудь ещё закажете? – спросила она Елену.

– … Да, вот это что? Можно? – она ткнула пальцем в меню, где было написано «Вторые блюда».

– Можно, – кивнула официантка и незаметно двинулась в глубь зала.

– Скажите, Станислав. Вот Вы так называемый силовик, то есть в МВД служите, а где вы научились этим танцам? – спросила она.

Станислав молчал долго, она уже забеспокоилась, что нетактично спросила его. Он молчал, на его лице появилась улыбка, такая добрая снисходительна. Он смотрел на неё так, что ей казалась, будто он её рассматривает без одежды. От этого ей стало очень неуютно. Его прямой слегка увеличивающийся к кончику нос, и односторонняя улыбка на гладком лице выдавали портрет знаменитого актёра.

– …Это было давно… в детстве. … Я занимался в музыкальной школе на скрипке. Для меня это было тяжело. Мне бы побегать как мальчишки, а мама нет, пиликай. Отец тоже не приветствовал этого занятия. Он был мент, милиционер, и был убеждён, что мне как мальчишке нужно заниматься борьбой, боксом или чем-то подобным. А мама говорила нет. А он любил её, перечить не хотел. Но при всяком случае, когда я не хотел что-то разучивать, и он был не в духе, он вставал на мою сторону. И вот однажды я повредил руку, мы в больницу …. А там доктор. Он стал меня расспрашивать, кем я хочу быть. … «Ну, как кем? Конечно, как папка милиционером», – сказал я тогда. «Вот мама только на скрипке заставляет играть», – пожаловался я доктору. А он меня погладил по голове. … «И»,– говорит, – «занимайся на скрипке, и будь милиционером, одно другому не мешает, а только будет помогать…» Мне тогда было не понятно. Отец говорит, его в бокс. А мама – там руки отбивают. А мы музыке учимся! А доктор говорит, ничего, и там, и там пальцы нужны крепкие. А музыка развивает и силу и тонкую моторику. Так что одно другому не помеха, сказал мне. С тех пор я и музыкой, и милицейской премудростью занимаюсь. И где мне больше …. Не знаю. Мне, конечно, не хотелось музыкой заниматься. Но папа любил маму и соглашался водить меня на музыку. А танцами я стал заниматься позже. Боксом занимаюсь периодически, травмы получал, пальцы ломал. А там нужно в гипс, их выдерживать время для срастания костей. Вот в один из таких дней пришёл рассказать учителю о проблеме. И меня попросили с девочкой в коридоре потанцевать. Дело в том музыкальная школа располагалась в ДК, и там много кто занимались. А там мальчики с бабочкой и стройные, и хорошо двигаются. И девчонка плачет с отцом, у неё нет партнёра. Ну, тот дядька меня и попросил с его дочкой танцевать. Так я стал дядьку выручать, мне его… почему-то стало жалко. Уже потом, через несколько лет я узнал, что её отец не жил с ними. Ну, то есть с её матерью был в разводе, а с дочерью мог встречаться вот на учёбе, на танцах. Так я и выучился танцам. И музыку на скрипке не бросил, совмещая с боксом. Скрипку. Бальные танцы. Лет семь… или пять(?) я так занимался. Сейчас не помню. Отец девочки полностью оплачивал танцы. Бальные танцы это ведь платная… как это сказать…

– Платные уроки или услуги, – подсказала ему Елена.

– Ну, какая это услуга, это… уроки, – уточнил он.

– А что, уроки это не услуги? – удивленно спросила она, привыкшая, что её деятельность все называют медицинской услугой. Хотя когда она поступала учиться на врача, ей казалось, что её деятельность будет называться помощью, профессиональной помощью, медицинской помощью.

– Нет, не услуги! Услуги это то, что просит сам человек, но без чего он может обойтись. Не обязательное для человека действие, – пояснял он ей насчёт понятия услуги.

– …Ну,… ну… пусть,… это будет по твоему, по юридическому, – сказала ему Елена, не понимая в этой игре слов смысла. – А почему тогда сейчас мою деятельность называют услугой. По-твоему без моей … деятельности … тоже могут обойтись? …

– Нет. Без твоей деятельности нет! Но почему твою работу называют услугой? … – здесь, на этом месте, на его лице появилась мимика задумчивого размышления. Лицо от того, что у него большой крупный прямой нос, от этой задумчивости сильно исказилось. Для Елены это даже как-то стало смешно и приятно. И она с трудом стала подавлять улыбку, боясь обидеть своего партнёра.

– Мы сейчас обслуга, как вот эта официантка, которая нас обслуживает. Обслуга обслуживает обслугу, – съязвила она.

– А что тебя это обижает? …– Станислав уставился на Елену с вопросом в глазах.

– Я хотела оказывать помощь, устранять страдание, … а не обслуживать страдание.

– Обслуживать страдание…, интересная фраза… – размышляя вслух, произнёс он под нос себе. – Интересно, интересно, …обслуживать страдание…

В это время к столу подошла официантка, всё ещё в длинном тёмно-багровом переднике, держа в руках поднос с тарелками. Она ловко всё расставила на столе.

– Ну, вот мы за разговором и дождались, – сказал он ей, приступая к трапезе. – Пожалуйста, – он показал ей рукой на принесённые блюда и, давая понять, что нужно приступать к еде.

За окном медленно шли пешеходы по этому московскому тракту. Напротив окна какие-то музыканты старались собрать деньги за просто так, ещё не сыграв ни один мотивчик. На лавочке сидели две возрастные дамы в недорогих, но привлекательных платьях и в фетровых шляпах с широким полями. У одной шляпа была фиолетового цвета, у другой – тёмно-малинового. Ярко окрашенные локоны волос бросались в глаза. На шеях – цветные платки с узлом на боку. Они о чём-то разговаривали меж собой.

После того как она справились с едой, Станислав сказал.

– Теперь я понимаю, когда показывают исторические фильмы, особенно о белогвардейцах. Их в семьях ведь обязательно учили музыке, я и сейчас всех бы заставлял в обязательном порядке учиться профессионально игре на музыкальном инструменте, увеличил бы количество музыкальных школ. Увеличил бы часы музыки в общеобразовательной школе и обязательно ввёл бы выпускной экзамен по музыке в качестве ЕГЭ.

– Что! Вы это всерьёз?

– Да! А что? Это облагораживает, одухотворяет, дисциплинирует…

* * * * *

В день, когда у неё не было репетиции, она как-то по-особенному хорошо выспалась, да и дочь проснулась рано, поэтому в это утро у неё всё ладилось. Пришла на работу рано, хотя весь прием у неё должен быть позже. Нужно оформить некоторые карты. В коридоре своего поликлинического отделения её остановил бывший ветеран спецслужбы Юрий Петрович. Он почему-то ходил к ней, а не в свою ведомственную поликлинику. Это был не то, что её пациент, просто в эту квартиру она иногда приходила по вызовам. И семья так ей запомнилась своим добропорядочным отношением. Семья никогда просто так не вызывала на дом, если заболели, то заболевали по серьёзному. Он что-то говорил. Она никак не могла войти в курс его просьбы.

– Юрий Петрович! Подождите, я никак не пойму, что Вы говорите.

– Да как же!?

В это время мимо них прошел её коллега Виталий Алексеевич, он поздоровался с ней и направился вглубь отделения, за ним, оглядываясь, засеменила женщина. Виталий Алексеевич на время её участия в телепроекте часть её обязанностей взял на себя. А за ней шли два накаченных парня, как охранники. Как странно всё смотрелось. Юрий Петрович отвлёкся от беседы с Еленой, да и она сама как-то переключила своё внимание на эту женщину и явно не молодых людей.

Женщина громко стала благодарить её коллегу, так театрально, в коридоре.

Юрий Петрович спросил: – Что здесь происходит?

– Что? – уточнила Елена, глядя на коллегу, вглубь тёмного отделенческого коридора. А у самой в голове мысли роились: «И это в коридоре во время и моего приёма?»

Женщина громко благодарила её коллегу и пыталась что-то вложить в карман халата.

Слышались голоса.

– Да ничего не надо! Не надо!

– Ну, как же! Вы мне так помогли, Вы так помогли, – вопила женщина.

– У Вас что, каждый раз такие спектакли разыгрываются? – напомнил о себе Юрий Петрович.

– Не знаю, – тихо ответила она ему Елена. – Чтобы вот так театрально, не прип-о-м-н-ю…

– Да не надо ничего, – на их глазах Виталий Алексеевич пытался не допустить до своих карманов эту назойливо-благодарную пациентку. И эти странные молодые парни явно выбивались из всего сонма больных и пациентов, сидевших в коридоре и ожидавших своей очереди.

Елена и Юрий Петрович, как и многие, кто был в коридоре, следили, чем всё-таки закончиться эта борьба с странной навязчиво-благодарной сударыней.

– Не надо, ничего не надо, – доктор отбрыкивался, как мог. Наконец он подошёл к двери своего приемного кабинета. За ними стояла и наблюдала медсестра, отделив их от тех парней. Ей то же было интересно, чем закончится вся эта борьба. Врач ключом открывал дверь своего кабинета, а мадам пыталась всучить ему что-то.

– Как это всё противно, – сказал Юрий Петрович. – И всё наигранно. Что теперь будет?

Наконец вся троица: доктор, назойливо-благодарная пациентка и медсестра вошли в кабинет её коллеги, туда, где он постоянно вёл приём.

Вскоре, буквально через минуту попытались войти и эти молодые накаченные парни. Но не тут было, дорогу им преградили пожилая женщина и старичок.

– По очереди, по очереди. Мы здесь заняли раньше Вас. – Встали эти старички перед дверью. – Бесстыдники, такие бугаи и лезут без очереди, – стала стыдить очередь молодых людей. Но те пытались все равно проникнуть в дверь. За старичков заступились и другие пациенты в коридоре.

– И эта пролезла без очереди. Всё здесь крутилась, крутилась и не занимала очереди, – кто-то сказал из очереди.

– Не даёт работать, задержала доктора, – продолжала шуметь очередь.

Дверь кабинета открылась и послышался голос медсестры.

– Заберите ваши подарки.

Потом голос доктора.

– Заберите это.

– Сейчас, минуточку, – сказала медсестра за спиной вышедшей очень благодарной пациентки, прикрывая дверь.

«Да, доктору сейчас нужно привести себя в порядок после такого грубого напора, прийти в себя», – подумала Елена.

– Всё, – неизвестно кому сказала она. После чего в коридоре утихли. И пациенты стали отходить от двери.

– Бесстыдница. Почему Вы без очереди? – послышались упреки в её адрес.

В это время в освободившиеся пространство у двери впрыгнули эти два молодых парня.

– Вы куда, нахалы? Хамы! И эти без очереди! На них пахать надо! А они в поликлинику пришли, – зашумели в коридоре опять.

Елена не стала больше стоять наблюдать за этим. У неё только роились мысли: «Боже, не уж-то и за её дверью то же самое?»

– Пойдёмте в кабинет и объясните, что Вам надо, – предложила она Юрию Петровичу.

У её кабинета уже сидели несколько человек.

– Вы сюда? – спросила она их. Они подтвердили, что к ней.

В кабинете она сообразила, что требует от неё этот посетитель. И день закрутился, завертелся. Один пациент за другим; анализы, ЭКГ, рентгенографии, выписки, жалобы, карточки… в конце рабочего дня неожиданно она на мониторе телефона увидела звонок Станислава.

– Добрый день, – сказала она ему.

– Добрый день! Как работа у Вас сегодня? Много было пациентов?

– Как всегда, без передыха, – ответила она.

Её медсестра Галина тихо спросила: – Кто это?

Елена пальчиками правой руки изобразила танец на столе. Та сразу поняла, кто это.

– Вы сейчас можете говорить? – услышала она в динамике от него.

– Да, да могу. Мы вот здесь с медсестрой заканчиваем работу.

– Вы не забыли, завтра встречаемся?

После этого звонка они вместе с Галей ещё поработали на медкартами, записывая то, что не успели сделать за день.

Вечером дома, позанимавшись с дочкой, она не могла понять, что её мучает, но что-то ей не хватает. Всё успела, всё сделала. А такое ощущение в груди, что что-то не доделала, ещё что-то нужно сделать, так как день ещё не кончился. Она мучительно вспоминала и никак не могла вспомнить, перебирая и укладывая поглаженные вещи в своей квартире. Из-за этого сон не шёл. «Ах, они же сегодня не танцевали, не было репетиции, вот чего не хватало в этот день», – наконец она догадалась. И только после этого, как была разгадана тайно дня, она уснула.

* * * * *

Очередной конкурсный день был для нее радостным, событием. У неё в груди радостно стучало сердце. И её не беспокоило сегодня, как она выступит. Ей хотелось в этом шикарном платье покрутиться в сияющем зале. У нее сегодня не ощущалось ни страха, ни боязни. Её просто сегодня хотелось крутиться и кружиться в этом танце. Аромат духов. Живые цветы на столе перед зеркалом. Их пара была одна из первых в тройке выступающих. Она вышла со Станиславом без той натянутой улыбки. Ей было всё равно, просто хорошо, заиграл симфонический оркестр, от которого шла сбивающая с ног волна, но она быстро приноровилась к этой энергий и пошла в танце. Сегодня у неё всё было легко и свободно. Она легко разводила руки, выполняла движения, которыми не контролировала. Шаг был легкий, и она как бы летала над полом. Широким подолом юбки зеленого платья она манипулировала свободно и естественно, то приподнимала и отпускала. Через колготки она ощущала, как это платье мягко порхало вокруг её ног. После вечера к ней подходили и говорили:

– Елена, Вы так сегодня выглядите и вашей паре поставили высокие балы в этот вечер.

Она была в приподнятом настроении. Дочь крутилась рядом, постоянно ведя разговор о чём-то со Станиславом. Наконец она подошла и тихо сказала на ушко: – Мам, ты такая красивая сегодня.

* * * * *

Уже поздним вечерним часом они вышли с репетиции. Стоял ясный вечер, на тёмно-синем небе плавно менявший цвет с черно-фиолетового на светло-синий с востока на запад. При этом так же яркость звёзд проявляла себя. И в высоком небе над головой стояла луна.

– Смотри, какая луна! Как красиво!

– О, да красиво и морозец, – сказал он, – пошли, а то, не дай бог, мы сейчас разогретые и нас прихватит.

– Да, так может и прихватит, – согласилась она. – Мы, … может, … сегодня… заедем сегодня ко мне? Я ужин организую? – у неё в глубине души родилось желание совместного ужина Станиславом.

– А я хотел в ресторан пригласить!

– Мне не хочется в ресторан. От чего мы там будем отдыхать? Мне хочется сегодня ужин приготовить. К нам ужин? – она посмотрела на дочь.

– Да! Дядя Стас! К нам на ужин, – сформулировала свою мысль девочка.

– Мама, наверное, сильно устала, а ей ещё ужин нужно готовить! – попытался возразить девочке Станислав. – Может все-таки в ресторан!

– Нет! Нет! Мама не устала, мы приглашаем на ужин. Да, мама? – говорила девочка, словно словами Елены.

– Давайте в автомобиль, а то точно нас прихватит этот легкий морозец, – сказал он им. В автомобиле уже заранее прогретом через компьютер было тепло.

– Завтра у меня будет тяжелый день. Будет нужно выспаться, если только не долго в ресторане и если ты их там поторопишь. Тогда в ресторан.

– Почему тяжелый, а не обычный день? – уточнил он, выезжая на главную улицу и пропуская проезжавшие автомобили.

– Потому, что полная луна, полнолуние.

– А это тут при чём?

– А притом, что в эти дни изменяется биофизика организма, прилив воды к голове, и у всех будут головные боли, отёки лёгких, поднимется давление, появятся глаукомы и всякие гинекологические проблемы. Завтра столько будет звонков на ноль три с утра, и даже уже сегодня ночью.

– А как это луна влияет на человека?

– Не только на человека, но и на воду. Она такие создаёт мощные приливы. Всё изменяется, в том числе рыбы, крокодилы, выдры и так далее.

– Всё у вас, медиков, так просто.

– Просто, вот увидишь, смертей будет очень много.

– Обязательно завтра и после завтра уточню.

Он в ресторане вызвал администратора и сказал, что им некогда, попросил подать что-нибудь готовое. Ждать им некогда. Им быстрее надо, и горячее обязательно. Администратор с официантом удалились и вскоре им стали приносить блюда.

Он расплатился, и они уже ехали к ней домой.

Утром он проснулся с тяжёлой головой. Вот опять в ресторане гадость какую-то подсунули. Но потом вспомнил вечерний разговор и стал связывать со своим состоянием. У него по два дня раз в месяц точно голова болит. Он всё «Пенталгином – N» спасается от этого.

В один из дней Танечка из соседнего кабинета в конце дня пришла к ним.

– Да, жалко! – проговорила она. И так не кому работать, а теперь вот и ещё одного не будет. Вот Вам адреса сегодня зайти. Их записали, обещали, что доктор придёт. А не кому, – и он протянула список адресов.

Список взяла Галина.

– Тань, не это же не наш участок! Что ты нам принесла?

– Заведующий сказал, чтобы Вам, Елена Викторовна, передать, Вы обслужите.

– А я не обслуга, Татьяна. – В другие времена она бы к этому слову не придралась, а сейчас, когда их записали в разряд хозобслуги, она не собиралась быть обслугой. – Я доктор, я оказываю медицинскую помощь. Так вот, кто работает обслугой пусть и обслуживает их.

– Елена Викторовна, мне сказали передать. Я сделала. А там разбирайтесь с заведующим, – сказала обидчиво она, понимая, что доктор права.

Елена взяла список адресов, их оказалось четыре, но улицы были не её.

– Галин, это что такое? Чьи это адреса?

– Виталия Алексеевича.

– А он что? … В отпуске?

– Его арестовали, – сказала Татьяна, поясняя ситуацию.

– Арестовали? За что? … Когда? – Елена глядела на неё непонимающе.

– Вот, на днях. За взятки, – ответила Татьяна.

– Когда? – ещё не понимая, вновь спросила Елена. – За взятки? – она не понимала. Да она слышала, что ловят их, докторов, за взятки. Но в чём он мог … за что он мог требовать взятку? У них ведь нет никаких полномочий, за что нужно было требовать взятку. За свою работу? Но что он мог делать такого, что она не знала? Как за это требовать взятку. Она мысленно просматривала свою работу. Что? За что она могла требовать взятку?!

– Татьян, скажи заведующему, что я истерику закатила. Слюной избрызгала тебя. Трехэтажным обложила. … А список оставь. И скажи, что я не собираюсь быть обслугой.

После того как Татьяна покинула кабинет, она сказала своей медсестре.

– Ну что, нужно оказать им помощь? Этим больным. Я обойду их. Сейчас за мной должен заехать Станислав, это мой партнёр. У него имеется машина. Я свои и эти обойду по-быстренькому.

Она набрала номер Станислава, и попросила его заехать, объяснив, что у неё ЧП. Ей нужно просмотреть четыре адреса помимо своих. Иначе она может не успеть на репетицию.

– Понимаешь, – сказала она, садясь в салон его автомобиля, – больше 6 адресов доктор не обязан обходить при подворном оказании помощи. Но иногда и по пятнадцать адресов, например в эпидемию гриппа, приходилось обходить, чтобы просмотреть, – объясняла она сидя в салоне его «Кадиллака». – А сегодня приносят ещё. У нас коллегу арестовали за взятку. Вот его адреса и перекинули мне.

– Прямо так и арестовали? И когда это было?

– Да на днях. Я точно не знаю.

– Да – а – а! Кто-то в прокуратуре радовался очередной звёздочке, – вспомнил он попойку в прокуратуре на днях. За борьбу с коррупцией. Не хватало для «звёздочки» очередного коррупционного дела. Вот и сделали козлами отпущения докторов в очередной раз.

– Вы о чём?

– Да так, о своём… (после длительной паузы). В прокуратуре есть план. Самые предсказуемые события, это в плане вас, докторов. Зарплату Вам не плати, или дай гроши, на которые не прожить. А потом иди и бери Вас тёпленькими прямо голыми руками. Это ведь не убийство раскрутить какое-нибудь,… проректора… или главу города взять.

– А мы ведь ничего решаем?

– Вы, особенно в поликлинике, вы выписываете фискальный документ.

– А, ну да, пресловутый больничный …

– Да, да, да, преславутый больничный лист, – передразнил он её, акцентируя звук А.

– Тогда я его выписывать не буду. Это ведь и ко мне могут так подойти.

Они подъехали к дому.

– Вам не помочь? – предложил он ей.

– Нет. Да это и не этично.

– Ну, как хотите, – он пожал плечами.

На первом адресе её встретила молодая женщина с гипертоническим кризом, она сама вызывала службу 03, те ей помощь оказали, и ей нужен был больничный. Елена померила ей давление, сделала инъекцию, так как давление опять было высокое. Посмотрела набор таблеток, сказала, какие принять. Предложила ей лечь в больницу, та отказалась. Взяла расписку с отказом и распрощалась. На втором адресе был ветеран войны, с «букетом» болезней. Она выписала ему направление на стационарное лечение в госпиталь ветеранов. На третьем – мужчина с развивающимся воспалением лёгких, у него всё клокотало внутри. Кое-как убедила его выехать в стационар, вызвала скорую, попросила побыстрее забрать. Потом она сказала Станиславу: