«С дилетанта взятки гладки. Как можно полагаться на придурков в серьезных делах? – наконец без украшений дал себе оценку. – Да! Несомненное фиаско! А Холл так на меня надеялся».

Связи с инспектором не было. Меня окружала смертельно опасная, так обещал Ким, природа планеты. Я инстинктивно потянулся за отломанной рукой погибшего робота. Рука механического предателя в агонии уцепилась за ключ гостиничного номера. Его положил в карман – надеялся, что еще понадобится – и взмахнул своим оружием. Оно показалось достаточно прочным и увесистым заменителем палицы, и я несколько успокоился.

Сейчас можно было осматривать окружающий мир с достаточной уверенностью. Остров густо зарос огромными деревьями, пел песни птиц, пробивался сквозь листву ласковым и теплым местным солнцем.

«Что за опасности таятся здесь?» – недоумевал я.

На верхушке одного из деревьев болтались, размером с детскую голову, плоды. Добраться до них было проще простого. Наросты коры служили отличными ступеньками. Крона, приятно раскачивалась и тихо постукивала асторианскими кокосами. Кокосы с большим трудом, но отрывались и неслись беззвучными снарядами в мягкий упругий мох. Гораздо труднее было добраться до их начинки, но прочная скорлупа орехов поддалась под ударами руки-палицы из пластика. Я весь день ничего существенного не ел и, не подумав о возможном отравлении, набросился на ароматную пастообразную сердцевину. Она сочно таяла во рту, утоляла жажду и быстро насыщала.

Хищниками на острове не пахло. С голода не умрешь. Словом – курортное местечко (почему таким райским уголком природы пугал Ким? Неужели современники Холла настолько беспомощны?), да только засиживаться не давала совесть. Зудел долг тайного агента, я вновь поверил в самого себя. Наверняка и Холл места себе не находит, переживает мое исчезновение.

Сооружать плот без инструментов – слишком долгая и тяжелая затея. Но, прикинув на глазок расстояние до берега, решил, что до ночи доплыву. Не тратя попусту время, разделся, в кармашек плавок положил ключ и оставшиеся ампулы обалдина. Разбежался и нырнул в прогретые розовым светилом лазурные воды озера.

Я плохой пловец, но сил и способности долго держаться на воде и далеко плыть с избытком хватало, сказывались занятия спортом. И на пятом десятке не уступлю двадцатилетним в мощи мышц, ловкости и выносливости.

Солнце с каждым часом закатывалось, но «Астория» становилась все ближе и ближе. Когда совсем стемнело, я с трудом, замерзший, выбрался на берег. Оценил расстояние до острова и еще раз поблагодарил судьбу, открывшую все прелести спорта, а не порока.

Открыть свое появление на этом берегу перед наркомафией и администрацией гостиницы (я не сомневался в их сотрудничестве) было глупо. Но как пробраться в номер, не привлекая внимания, в одних плавках?

После короткого колебания раздавил все ампулы наркотического снадобья камнем и, не дыша, вбежал в холл, бросил дымящиеся обалдином ампулы к ногам администратора. Уже из лифта увидел, как он закатил в счастливой истоме глаза и погрузился в мир волшебных грез.

В номере первым делом принял горячий душ. Только сейчас понял, насколько продрог. С теплом возвращались силы и уверенность в себе.

Сейчас весь интеллект работал на поиск связи, но на нажатие различных кнопок откликались мягким гулом массажные автоматы, ароматизаторы и иная бытовая дребедень. Связь будущего не желала даваться, а привычным телефоном и не пахло.

Раздосадованный бросился на кровать, понося свой недоразвитый пещерный интеллект. Наконец успокоился, попытался проанализировать все свои неудачные попытки и действия робота при выходе на связь. С опозданием оценил потерю слуги и готов был все простить электронному предателю.

Бездействие бесило, я уже готовился возобновить свои исследования заколдованных средств общения, как отвлекся тихим поскрипыванием медленно открывшегося окна. Затем о подоконник царапнули стальные когти, за ними появилась голова, наконец, человек в черном трико спрыгнул на пол. Он мгновенно сбросил с рук и ног когти.

«Они и помогли залезть на девятый этаж», – подумал о когтях.

Черный человек, молча, метнул стальную острую звезду.

«Звезда-сюрикен», – отметил мозг.

«Да это же убйца-ниндзя!» – ошпарила догадка, и я чуть-чуть отклонил голову.

Сюрикен впился в стену рядом с ухом.

Ниндзя злобно сверкнул черными глазами и потащил выглядывавшую из-за спины рукоять меча. Положение стало нешуточным, но обнадеживал первый промах убийцы и мое увлечение боевыми искусствами.

Высокий потолок не мешал работать мечом, и я пятился от неумолимой убийцы к столу, но не успел. Смертельным холодом сверкнуло жало, несясь к голове. Так стремительно и мастерски точно выполнить защиту не удавалось даже в лучшие годы. Кулак ударил в пласть меча, и он, пустив последний зайчик в люстру, звякнул о стену.

«Дилетант!» – мелькнула в душе радость.

Глаза ниндзя посетили неуверенность и страх, но он собрал остатки воли и выхватил короткие мечи. Я нагнулся к столу и, без выдумок, обрушил его полированной крышкой на соперника. Защищаясь, противник погасил удар о мечи, и они, вонзившись в древесину, улетели вместе со столом.

Теперь мы оказались вооруженными лишь дарами природы. А она одарила неудачливого наемника рыхловатым телом, пусть и небольшим, но животиком.

Удача изменила потомку, и я повел наступление. Прямой удар рукой он увел в сторону довольно сносной защитой.

«Неплохо для века лени», – рефлекторно отметил мозг.

Дальше пошла серия ударов руками и ногами. Здесь и начала сказываться комплекция жирноватого бойца. Он не успевал с защитами, а жидковатый пресс не выдержал удара. Бедный ниндзя повизгивал и сучил ногами по полу от боли, корчился и катался. Даже стало его жалко.

Тебя Ким прислал?

− Да! – простонал сгусток боли. Противник был полностью сломлен.

– Знаешь, как расходится обалдин по планете?

– Это все знают.

«Я что-то похожее и предполагал».

– А как на Землю, на другие планеты?

– Не знаю, – ответил незваный гость и как-то поспешно и заискивающе добавил: – Но Ким должен знать.

Возникла пауза. Сейчас пришло острое осознание, что я далеко не профессионал. Что дальше делать?

– Как вы выбрались с острова? – прервал молчание ниндзя. Неужели там нашли лодку?

– Нет. Добрался вплавь.

− О, вы приплыли сами, сэнсэй?! – почтительность и восхищение битого наемника казались искренними. – Мы были шокированы, когда автоматы зафиксировали ваше появление, – и смущенно добавил: – Тогда меня послал Ким.

− Соедини меня с Интерполом, – безнадежно приказал собеседнику. Я был уверен, что этот канал засекречен.

− Сейчас, сэнсэй! – услужливо отозвался он. – С кем именно?

− Соедини с Холлом.

Мой новый слуга нажал кнопку в стене и произнес:

– Интерпол. Холл.

Простота вызова заставила скрипнуть зубами за свою отсталость.

Почти сразу в углу комнаты возник встревоженный голографический инспектор.

– Вы живы? изумился он. – Я не надеялся найти даже ваше тело.

– Как видите. А вот один из моих убийц, – указал на покорного ниндзя.

Затем рассказал о своих последних приключениях.

– Совершенные преступления дают нам право использовать детектор лжи, Ким и его наемник все расскажут, – Холл явно радовался. – Вы прекрасно справились с заданием!

Я недоуменно хмыкнул.

− Теперь мы справимся сами, – добавил инспектор и вежливо спросил: – Вас домой?

− Домой.

Все закружилось, исчезло, и я оказался в уютной постели, рядом с женой.

− Вы не против выполнять наши задания в дальнейшем? – из-за кровати, рядом с телевизором, прошептал Холл.

− Да, если видите во мне пользу, – приключение на Астории хоть и было опасным, но заразило меня подобно обалдину, меня тянуло к новым невероятным расследованиям.

− Сколько можно смотреть ящик? – недовольно, сквозь сон бормотала жена.

– До встречи, инспектор! – совсем тихо шепнул Холлу.

Инспектор, молча, попрощался и исчез. Я погасил ночник, но еще долго не мог уснуть. Слащавые миры будущего чем-то притягивали, будоражили еще свежую память. Приснилась мне Астория.

1992г.

Ночь вторая. Кайеркан.

Жена спала, а я читал какой-то примитивный детектив в тщетной надежде заменить им снотворное. В шорох переворачиваемой страницы вплелось что-то постороннее. Я настороженно осмотрелся и удивленно уперся взглядом в инспектора Холла. Конечно, это не первая его материализация из сумрака комнаты, но и не сотая. Инспектор жестикулировал и увлеченно шептал, пока я успокаивал сердце и мысли, укладывал на полку книгу и тушил ночник. Я еще не понял, о чем говорит Холл, но уже понял, что ночь готовит путешествие сквозь невообразимые века и пространства…

… Пространственно-временная щель занесла нас в неуютную, ассоциирующуюся больше с моим 20 веком, а не далеким будущим, комнату. Только бытовая техника будущего, знакомая по первому путешествию во времени, подсказывала, что мои смутные подозрения неверны.

− Где мы?

− На планете шахтеров и преступников, – ответил инспектор, протянул толстую пачку денег и добавил:

− Мы на Кайеркане.

− Кайеркане? − переспросил я.

− Да. Так ее назвали в честь одного древнего шахтерского городка на Земле, − Холл на несколько секунд задумался, что-то вспоминая, и вновь я услышал его спокойную, без спешки, речь. − Кайеркан, в переводе означает, долина смерти. Смерть подстерегает в шахтах и в пьяных драках. На планете правит анархия, и без особых осложнений скрывается преступный сброд. Так что название выбрано не случайно. Сюда удалось сбежать и вашим знакомым.

− Разве побег возможен в ваше время?

Инспектор беспомощно развел руки.

− Планета кишит беглецами, но меня интересует только Ким. Ему удалось сбежать со своим помощником Сато. Мы лишь начали распутывать связи наркобизнеса на Астории, но преступники сверкнули пятками, унося с собой концы уголовных связей. Вся надежда на вас, − инспектор пожал руку. − Ищите.

− Но как?

− У вас есть первобытный нюх. У нас он, к сожалению, уже атрофировался.

Все же Холл явно халтурил, пытаясь все тяготы расследования спихнуть на до глупого сговорчивого предка.

Я, с сомнением в своих силах, потянул за ручку двери. Открывшийся мир оказался шумным, грязным и непонятным. Мой "первобытный нюх" не чуял следа, да и что учуешь в ядовитом дыму бесчисленных обогатительных и перерабатывающих руды комбинатов.

В летнем полуденном зное с закопченными и усталыми лицами шли со смены в шахтерских робах трудяги. Вперемешку с ними сновали явные уголовники, разукрашенные цветными татуировками.

Жара загнала в забегаловку. В довольно большом зале стоял тяжелый дух пропотевших шахтерских тел, алкоголя и блевотины. За банкноту бармен, не спрашивая заказ, поставил жестяную тарелку снеди, бутылку, стакан и несколько монет сдачи. Еда оказалась простой, без изыска, но достаточно вкусной и питательной, в моей стране и в мое время она была ничуть не лучше, привычная в общем. Вино смаковать тоже не стоило, но крепости в нем хватало.

За мой столик плюхнулась подозрительная личность, вся в шрамах и с двуглавым орлом на груди.

− Кого-нибудь пришил? − поинтересовался хозяин орла-мутанта. − На шахтера не похож… Загремел на наркотиках?

− Мне бы дружков найти, − ушел я от ответа. − Я первый день на Кайеркане.

− Ты только не бойся, − татуированный хлебнул из своего стакана. − Легавых тут нет, появятся, − быстро пришьют. Райская планета. И Бог нам здесь помогает.

− Чего ржешь? − вскипел на мою ухмылку сосед. − Сам Великий Вор-Лама нас бережет. Он и тебе поможет. Иди в Храм Греха. Если залетел "по мокрому", то сам Наимудрейший Вор, возможно, пригласит тебя на аудиенцию.

− Что же это за религия вознесшая убийство в ранг добродетели?

− Ламаизм греха, − ответил удивленный собутыльник, наливая очередную порцию в стаканы. − Неужели не слышал? Не робей кореш. Я сам монах Ордена Мокрушников. Ты − наш − по глазам вижу.

Монах-мокрушник покровительственно похлопал по плечу и опрокинул вино в глотку. Я плеснул остатки хмельного напитка в стаканы и заказал у бармена еще пару бутылок…

− Аббат Ордена меня ценит! − пьяно бахвалился поклонник греха, многозначительно потрясая пальцами над головой. Отрыгнул, ухмыльнулся и прошептал на ухо: − Познакомлю. Вот это человек − святой! Сколько крови пролил?!

− И ты пролил?

− Шестерых пустил под нож! Не всех берут в наш Орден, − гордо ответил монах. − Подучусь − приму сан ламы. И тебя, ручаюсь, примут в послушники.

Храм Греха вырос на древнем терриконе, облепив его террасами зданий от подножия до вершины. Это был целый город, окруженный шахтами и поселками горняков. В храме, как говорил новый знакомый, сосредоточена духовная и светская власть всей планеты.

В Храме повисли кислые винные испарения, смешанные с ладаном. Кое-где проглядывали плохо вытертые лужицы блевотины. В галереях Храма сидели в позе лотоса золотые статуи с лампадками в руках. Их лица леденили кровь и излучали обреченность. Иногда в бликах пламени золотые маски оживали, и становилось по-настоящему жутко.

− Нравится? − кивнул на статуи монах.

− Как живые! − восхищенно оценил я.

Настолько совершенного искусства я не ожидал увидеть в заблеванном Храме. Не глядя на разнообразие лиц, все статуи излучали нестерпимый ужас и обреченность.

− Здесь есть мои работы!

− Неужели вы в монастыре скульптурой занимаетесь?

− Ну, ты даешь?! − монах хлопнул меня по плечу и закашлялся в смехе. − Шутник!

Мы остановились у массивных дверей, и он тихо объяснил:

− Келья аббата.

На стук за дверью пригласили:

− Входите.

Голос меня удивил, но еще больше его хозяин… это была женщина. Полуобнаженная и бесстыжая. Распутство читалось в каждом слове, жесте, взгляде.

− Привет, Упырь, − кокетливо приветствовала девица. − Твой дружок мне нравится. Познакомь… не пожалеет, − и она игриво подмигнула.

− Не до тебя, − грубо оборвал Упырь. − Мы к аббату.

Бабенка сняла со стола микрофон, а, чтобы крышка стола не пустовала, забросила на нее голые ноги. Рекламировать было что, но я давно смотрю равнодушно на всех женщин кроме жены.

− Миленький, к тебе Упырь с дружком просятся.

− Пусть войдут, − прохрипел динамик с потолка.

Лицо аббата было исковеркано, но душа, как мне казалось, уничтожена. Живой труп, сохранивший только жажду к похоти и садизму. По коже прошел озноб в предчувствии, кошмара в который занесла дыра времени. Как мне хотелось, чтобы это был просто кошмарный сон.

− Упырь, ты кого притащил? − низко просипел аббат и ткнул в меня пальцем, − Легавый?

− Свой! − возмутился мой протеже. − Нюхом чую.

− Нюхало, еще не отрастил, − едко оборвал глава Ордена Мокрушников. − Больно уж похож на позавчерашних двух легавых. Что-то зачастили стукачи… Отведу его к Великому и Всезрящему Ламе, тот насквозь видит.

Я сравнил монаха и аббата и невольно содрогнулся, рисуя образ Великого Ламы.

Каждый шаг к Великому Вору отражался эхом ужаса от стен и золотых статуй в бесконечных галереях. Впервые в жизни, только всеми силами воли, удавалось сдерживать неуправляемые позывы страха.

Тронный зал, если судить по нашему пути, находился глубоко под землей. Всёзрящий сидел на возвышении в позе лотоса. Мы остановились в нескольких метрах.

− С чем вы? − властно спросил Великий Лама.

− У меня сомнения в приятеле Упыря, Великий Грешник.

− Сейчас проверим, − Всезрящий достал изо лба темную пробочку и взглянул на нас сквозь хрустальный бокал с вином.

«Открыл третий глаз», − мелькнула смутная догадка. − «Неужели такое возможно?»

− Ты был прав, аббат, − загремело, отражаясь эхом в огромном зале. − Он − легавый. Но и Упырь обещал ему мою помощь. Никогда мое имя не произносят попусту. Найдем его друзей… Позовите Кима и Сато.

Меня словно ударило током. Неужели он все видит? Я никому не называл имен разыскиваемых. Я много читал о третьем глазе, но воспринимал прочитанное не более чем вымысел. Неужели он действительно видит мысли?

− Когда поговорят, − продолжал Великий Лама. − Пусть Упырь ознакомит его с будущим. Технология изготовления статуй оставит неизгладимое впечатление.

На последние слова Великого Ламы почти не обратил внимания, так как напряженно ждал разыскиваемых и безнадежно просчитывал пути спасения.

Обреченность родила горькие мысли: − «Как мог Мудрый Творец потакать античеловеческим культам Воровства, Насилия, Убийства?»

− Бог наделил человека не только добродетелями, − Великий Лама отпил глоток из бокала, взглянул с усмешкой, и я понял, что он действительно читает мысли. − Вот мы и поклоняемся незаслуженно отвергнутым изобретениям Творца. Порок достоин не меньшего поклонения, чем Добродетель.

За спиной зашуршали торопливые шаги. Я обернулся и узнал Кима и Сато. Они меня сразу узнали. Ким расплылся в счастливой улыбке, а Сато смотрел с сочувствием. Не зря сохранил ему в схватке жизнь. Только спасет ли крупица сочувствия в злобном и порочном мирке?

− Узнаете? Кто он?

− Легавый, − ответил за обоих Ким. − Он нас расколол на Астории, Наимудрейший.

− Очная ставка подтверждает мою непогрешимость, − Владыка Порока закрыл третий глаз пробкой и опрокинул остатки вина в глотку. − Упырь, исполняй приказание.

… Что может быть ужаснее знания личного будущего? Упырь просветил меня на сей счет. Он раскрыл тайну золотых идолов Храма Греха. Я теперь по-своему воспринимал христианский запрет создавать кумиры. В один из золотых божков должен превратиться и я, в кумира у кельи Упыря. Буду нагонять на него страх за ошибку. Еще раз ошибется, − будет сверкать золотыми боками напротив меня.

Упырь показал захваченных агентов Интерпола и процесс их золочения. Сначала их держали на специальной диете. Сейчас и я другой пищи не знаю. Затем промывание внутренностей, долгий пост. Чуть позже прием антисептиков и смол, пропитка кожи смолами. После этого парализующий тело, но долго удерживающий сознание укол, и начинается обжиг и полимеризация смол в еще живом теле. Мумифицируемый видит и ощущает всю адскую боль и ужас медленно подкрадывающегося небытия. А смерть ждет сгущения полу полимерной крови в раскаленном теле и медленно сжимает сердце в камень. Последние ощущения мозга записывают на пленку и монтируют с излучателем в постамент будущей статуи. Вот откуда появляется беспричинный страх около золотых изваяний. Затем вновь пропитка в смолах, обжиг, покрытие сусальным золотом и установка в галереях и залах Храма.

Я всегда любил спокойствие, уют, но одновременно тянуло в мясорубки, где пахнет жареным. Вот и спекут в мумию. Только теперь по-настоящему ощутил, что полет во времени не игра, не сон, а кошмарная реальность. Пришел нестерпимый страх. Больше всего, боялся не за себя, а за жену и сына. Они любили, верили, не мыслили жизни без меня, а я – исчез.

Неожиданно звякнул засов, и дверь взвизгнула несмазанными петлями. Сердце среагировало быстрее всего. Оно забилось в бешеном ритме, и я решился − иду на прорыв. Не зная галерей вырваться из подземного города практически невозможно, но и зная их удачный побег близок к нулю. Правда, безропотное ожидание не даст и этой ничтожной соломинки спасения. На помощь Холла я не надеялся, при опасностях он всегда вел себя на удивление пассивно.

Я притворился спящим, но подобно предельно сжатой пружине подбирал мгновение атаки. Из-под прижмуренных век все казалось расплывчатым, и я не сразу узнал Сато.

− Сэнсэй, − прошептал он, − Учитель, я пришел спасти вас.

− Меня? − я даже забыл притворный сон от изумления. − Когда же я стал твоим учителем?

− Не смейтесь, сэнсэй. Ваш поединок на Астории показал не только вершины мастерства, но и милосердия, величия духа. Я долго размышлял и решил во всем следовать вашему примеру.

− Ты рискуешь жизнью.

− Честь дороже, − твердо сказал он и вплетая жалостные просящие нотки добавил: − Вы берете меня в ученики?

Нападение на Сато потеряло всякий смысл, а вырываться вдвоем сподручнее. У азиатов путь от вражды к дружбе зачастую совершенно незаметный, по крайней мере смысла в подвохе я не видел. Пришлось довериться случаю, азиатской непредсказуемости и искренности бывшего врага. Ангел-хранитель часто выводил из обреченных положений. Главное − отбросить сомнения, довериться полностью интуиции и, возможно, вырвусь из лабиринтов смерти кровожадного Минотавра.

Сато уверенно вел по запутанным коридорам. Он успешно справлялся с задачей нити Ариадны. Монахи подземелья не обращали на нас внимания. Искорка надежды постепенно разгорелась костром уверенности. Нам оставалось пройти несколько поворотов и подъем в два десятка ступенек к выходу из монастыря, как завыла сирена.

Монахов сирена прогнала из галерей в кельи. В опустевших проходах остались только мы и монахи-охранники. Монахи сразу бросились к нам, а мы в пустую галерею, круто спускавшуюся вниз.

В глубине Храма почти не было охраны, но и не было выхода. Отсутствие выбора все глубже и глубже гнало нас в мышеловку.

На повороте одной из галерей наскочили на охранника. Он потащил пистолет из кобуры, но Сато метнул звезду-сюрикен точно в лоб. Монах рухнул без стона, а я подхватил его оружие. Пистолет укрепил мужество, но ненадолго − из концов коридора летел топот множества ног, а боковых ответвлений не было. Казалось, мышеловка захлопнулась.

Не сговариваясь, сели на пустые постаменты для статуй. Наши эманации страха не уступали излучениям идолов, но на этом сходство кончалось.

Топот преследователей достиг апогея и быстро затих – они остановились рядом с нами. Монахи возбужденно обсуждали варианты исчезновения беглецов, не задерживаясь взглядами по нашим, окаменевшим в ужасе, лицам. Мы ничем не отличались от статуй, лишь позолоты не было, но ужаса излучали не меньше идолов на постаментах. Поклонники смерти и ужаса проверили кельи в галерее и бросились в ближайшие коридоры. Жертвоприношение вновь откладывалось.

Когда слазил с постамента, отметил дрожь в руках и промокшую холодным потом рубашку. Я, явно, не годился в супермены, но Сато был иного мнения и ласкал взглядами восхищения и поклонения. Знай, он состояние учителя − тоже задрожат коленки.

− Ни один ниндзя не способен маскироваться как вы, учитель, − восхищался Сато.

− Меньше всего на свете я хотел очутиться на проклятых постаментах. Да минует нас чаша сия, − ответил я и, впервые в жизни, перекрестился.

В одной из пустых келий валялись монашеские, рясы. В них мы почти не отличались от преследователей, но прорываться, вверх не решились. Мы уходили все глубже и глубже в почти не охраняемые и необитаемые подземелья Храма. Но если раньше мы просто уходили от погони, то теперь вся надежда была в глубине. Там, возможно, ходы Храма соединяются с заброшенными штольнями. Они должны вести на свободу.

Галереи становились все более заброшенными. Нас окружали: жара, пыль и тишина. Правда, запустение было не полным, исправно работало освещение. Мы пробирались запутанными лабиринтами. Больше не было даже заброшенных келий или других помещений. Мы свыклись с однообразием голых и серых бетонных нор, все более круто спускавшихся во чрево планеты.

Появившаяся за поворотом дверь, нарушив однообразие, заставила схватиться за оружие, тревожно стучать сердца. Но опасения оказались напрасными. Массивная чугунная преграда скрипела и визжала, уступала напору четырех рук.

Я недоумевал: открывшийся огромный зал был без охраны и примерно на локоть завален сокровищами.

− Сборище воров и убийц давно бы растащило все из зала. Что их могло остановить?

− Вход в нижние нежилые галереи Храма был запрещен и охранялся, − ответил Сато, − Наверняка, я уложил одного из этих охранников. Побег внес сумятицу в действия охраны, и мы чудом прорвались в запретные, кроме Великого Негодяя и аббатов, ходы.

− Неужели никто не решился разведать, что в глубине?

− Была пара дерзких монахов. Сейчас они сверкают золотом при входе в апартаменты Великого Грешника. Больше не нашлось желающих стать на вечный прикол.

Нашей целью было спасать жизнь, а не тащить сокровища, но я не удержался и положил в карман колечко с небольшим бриллиантом.

Мы быстро прошли по грудам золота и каменьев ко второй двери в глубине зала. Расчет оказался верным − за дверью кончался Храм и открывался путь во мраке древней шахты. Запасливый Сато включил фонарик. Вся надежда была в этом слабом лучике света и удачном выборе пути. Несколько раз упирались в тупики и завалы, но вера в спасение не покидала нас, словно обреченную на гибель мышку в молоке, но ведь она все же спаслась. Мы находили обходные пути и двигались дальше.

На вторые сутки добрались до колодца шахты и по проржавевшим и ощетинившимся оборванными нитями тросам стали взбираться вверх. Тросы рвали ладони и ноги до крови и нестерпимой боли, мышцы дрожали от усталости, но это была все же посильная цена за жизнь. И мы карабкались, сжав зубы и волю. А когда силы и воля покидали меня, то вспоминал золоченые статуи, и мгновенно просыпалась воля и от куда-то брались новые силы. Ну, а Сато с восторгом глядел на своего кумира, благо не золоченого, и пытался не отставать.

На поверхности, пока восстанавливал дыхание и силы, в меня нашел лазейку и прежний разведчик. Хотя после ужасов Храма должна остаться только устойчивая тяга к дому, но глупый язык мостил дорогу приключениям.

− Ким живет в Храме?

− Нет, в гостинице, − ответил Сато. − Но каждый день мы совершали обряды очищения в Храме. Через неделю нам обещали кельи послушников в Храме, в галереях Ордена Воров и Балдежа.

− Почему не Мокрушников?

− Не та специализация. Обучение идет строго по освоенной профессии. Лучшие специалисты каждого Ордена готовят работников, инструкции, правила, а иногда, разрабатывают операции для мафий других планет.

− По вечерам Ким дома?

− Да, почти всегда,

− Пойдем, навестим старого друга.

Путь от заброшенной шахты к гостинице проходил через кошмарное смешение заводов, терриконов пустой породы и шлаков, спокойных жилых кварталов и сверкающих, шумных улиц игорного бизнеса, продажных утех, преступности.

У входа в пристанище Кима стояли два дюжих отвратного вида швейцара. Все на Кайеркане зависит от Храма, и они, наверняка, были предупреждены о побеге. Запасливый и предусмотрительный ниндзя Сато повел в сквер за гостиницей. Он из дупла старой черешни извлек кошку с длинным и прочным шелковым тросиком. Когда он только успел ее там спрятать? Сато ловко зацепил кошку за лоджию третьего этажа и быстро туда забрался. Тонкий тросик больно въедался в ладони, но после подъема из шахты это не было проблемой.

Балконная дверь была распахнута, пропуская прохладу ночи. За столом сидели Упырь и Ким и возбужденно спорили. Упырь обвинял собеседника за то, что змею пригрел, а Ким оправдывался ошибкой Упыря во мне. От обидной правды он свирепел, пытался огреть Кима оплеухой, и все повторялось сначала.

− Учти, − начал говорить нечто более путное Упырь, − Не найдем беглецов − нас обоих позолотят!

Слова Упыря попали в цель. Ким даже забыл потирать припухшую от мощных оплеух монаха щеку.

Бессмысленный спор больше меня не интересовал. Я показал пальцем на Сато, а затем на Кима. Сато кивнул. Затем на себя и Упыря. Он вновь кивнул. Еще раз проанализировал себя и ситуацию, успокоил нервы и, словно в прорубь, бросился в дверной проем. Упырь только успел повернуть голову к двери, как правая нога, мгновенно очертив дугу, врезалась в скулу монаха. Он, еще падал на пол, как аналогичный удар Сато потряс Кима.

Через пару минут они лежали туго, связанными и с кляпами во рту. Полдела было сделано, но как пронести Кима через нашпигованный монахами город? Озадаченно повел глазами по комнате, пока не споткнулся ими о ковер. Вот оно − транспортное средство детективных романов моего времени.

Восхищениям Сато, пока мы упаковывали обмякшее тело в ковер, не было предела. Восточные традиции пробрались с генами через тысячелетия в душу Сато. Он по-настоящему преклонялся перед тем, кого выбрал себе учителем. Только приказ остановил поток восхвалений.

Ковер опустили на тросике на землю и спокойно потащили к Холлу. Маскируясь под монахов, мы удачно добрались до инспектора с живой ношей. Его радости не было предела. Даже пообещал Сато свободу за помощь, а мне оставил колечко из сокровищниц Храма…

В постели, рядом со сладко посапывающей женой, сжимал колечко и думал, как оправдать его появление. Придется впервые лгать жене. Не могу же рассказать об ужасах Храма, его идолах. Одним, из них предстояло стать мне…

1992 г.