– Видите ли… вы будете все видеть и ощущать глазами и ушами моего механизма. Вы практически забудете о своем теле, а вот поломки механизма отдадутся болью в вас.

– Так зачем же вы наделили механизм восприятием боли и эти отрицательные ощущения переадресовывать оператору?

– Видите ли… он мне дорог в прямом и переносном смысле. На его создание ушли годы моей жизни и огромные материальные затраты. Вот и пришлось срастить болевые восприятия механизма с его испытателем. А зачем они необходимы живым существам? Разумеется, для сохранения тела. Вот и вы станете беречь мое детище, словно себя самого – боль не позволит совершать ошибки управления.

Я взглянул на отливающий металлическим блеском крохотный механизм и усомнился: «Стоит ли управлять этой крохой? А если ее случайно раздавит какой-нибудь увалень, то вообще болевой шок отправит к праотцам?»

Словно угадав мои ощущения конструктор на сей раз стал заманивать, а не пугать: – Взгляните на ситуацию реально: такие деньги вы нигде не заработаете, да и негативные ощущения отфильтровываются предохранителями. Иначе говоря, боль не опасна для здоровья оператора. Ну что, согласны?

– Вы гарантируете безопасность? – на всякий случай уточнил, хоть и подсознательно понимал, что с «крючка» генерального конструктора уже не сорвусь.

А он, не моргнув глазом, соврал: – Конечно!

Я по глазам видел: врет. Но тем не менее согласился. Вроде не бедствую, не деньгами меня заманили, а просто показали необычную игрушку, вот и потянуло поиграть. Ведь настоящий инженер обязательно сунет любопытный нос во все сказочно новое. Ох, как умело заманивал в ловушку хитрый собеседник.

– Только предупреждаю: Блоха создана не только для изучения жизни насекомых, но также для нужд спецслужб. Так что соблюдение секретности обязательно.

– Когда испытывать? – мигом прервал ненужный торг. Меня глодало любопытство. Я прекрасно видел манипуляции рыболова с наживкой, но словно сомнамбула все глубже и глубже заглатывал приманку.

– А сейчас и начнем. Если вы не против?

– Не против.

– По сути начнем не с испытания, а так, с пустячка, с примерки механизма Блохи к себе. Короче: начнем с пробного управления серверами.

Вообще-то Блоха оказалась размером с небольшого жука, она могла ползать, бегать и даже отлично прыгать наподобие кусачей тезки.

Конструктор усадил меня в кресло, продолжая описывать способности своего детища, приклеил присоски с датчиками на руки и ноги, на голове закрепил ремешками шлем.

Сразу стало темно и тихо. «Словно в могиле», – сверлила мозг глупая ассоциация. Даже легкий страх проник в душу, но я его успешно не желал признавать. Но вот шлем ожил.

“Странно?” – подумал я. Я сидел в кресле и видел стол с Блохой. А сейчас перед глазами люстра.

Я повернул голову и увидел себя в кресле, обвитого проводами и с огромным шлемом на голове.

«Ага, – наконец дошло до мозгов. – Это же я вижу глазами Блохи».

Попробовал встать, но ничего не получилось. Меня крепко держали в кресле эластичные ремни.

– Учитесь двигать конечностями мысленно, и сигнал мгновенно передастся Блохе, – услышал голос конструктора.

Я сообразил, что привязан к креслу в целях моей же безопасности. Невозможно контролировать два тела одновременно. Я попытался сосредоточиться и встать, но только мысленно.

Потолок с люстрой ушли в сторону, и их место сменило сверкающее стеклом круглое поле и мои лапы, как у коровы на льду скользили по этой поверхности. Наконец мне по-человечьи удалось встать на задние конечности. У механической блохи, как и у человека всего четыре конечности, иначе мне не хватило бы воображения на управление лишними лапами. Затем я засеменил к краю чашки Петри, именно в ней шло первое испытание Блохи. Механическое существо с трудом слушалось, едва не падало, а мне казалось, будто это я качаюсь и мелкими шажками скольжу к прозрачной стенке чашки.

Наконец надоело бесконечно шагать несколько несчастных сантиметров, и я прыгнул.

Потолок мигом очутился у моих глаз, даже успел увидеть тронутые пылью лампы люстры. Затем едва не столкнулся с огромной отливающей зеленью мухой. Ее крылья легонько зацепили пластмассовый корпус Блохи, придавая вращательное движение, и комната стремительно завертелась, все в голове завертелось волчком. Спустя секунду-другую грохнулся лбом то ли о стол или о пол, но подобной боли я давненько не испытывал.

«А говорил, гадюка, что-то о предохранителях?!!» – смешалась боль с искрами в глазах и искренним возмущением.

Боль еще меня не покинула, но к ней прибавилась тьма.

«Ослеп!!! И зачем согласился на дебильные испытания. Пришью змеюку!!! Освобожусь от пут и удавлю!»

Что-то подобное жгло мозг еще несколько минут, но боль несколько утихла, и я тоже успокоился.

С головы сняли шлем, я увидел лабораторию.

«Не ослеп!» – накатила волна счастья.

Конструктор освобождал меня от датчиков, пут и то ли инструктировал, то ли успокаивал:

– Зачем вы прыгали? Еще нет опыта, вот и разбили телекамеру. Было больно? Это пустяки. Глаза закапаем лекарством – боль мигом пройдет.

Так он убаюкивал мою психику, и я действительно уже не собирался его душить. Правда и места для любви в душе не осталось.

Конструктор отправил меня в трехдневный отпуск, столько ему требовалось времени на ремонт телекамеры-глаза.

Компенсацию причиненного ущерба здоровью определил творец Блохи, вручив тоненькую пачку денег, но в крупных купюрах. Я не крохобор, но честно определил подарок наилучшим лекарством от накатившей депрессии.

Спустя три дня я вновь оживил Блоху. Перед испытаниями предложил конструктору для стабилизации полета во время прыжка держать лоскуток ткани. Во время прыжка я держал его в кулаке и давал развернуться ткани, когда достигал наивысшей точки полета. Простенькая тряпочка всегда позволяла приземляться на ноги, а не на голову. Так что новых ошибок в управлении прыжками не было, и Блоха не наказывала новыми порциями боли.

Спустя пару дней Блоха послушно бегала, ползала, прыгала и даже лазила по стенам и потолкам используя присоски на лапах. А еще я впитывал каждое слово конструктора о принципах работы механизма. Так я узнал, что сигналы управления имеют два отличительных друг от друга типа. Обычный радиосигнал передает звук и изображение на монитор и радиорепродуктор в узел контроля, а вот другой сигнал похитрее. Он своего рода ноу-хау и воспринимается непосредственно шлемом, усиливается и поступает непосредственно в мозг испытателя. Мои мысленные приказы транслируются в обратном порядке Блохе.

В конце концов и я и конструктор поняли: больше в помещении лаборатории Блохе делать нечего, пора начинать полевые испытания.

Следующим утром Блоху вынесли из лаборатории в цветочную клумбу во внутреннем дворе исследовательского центра, а я вновь проник в потроха крохотного механизма.

В клумбе природа несколько рафинирована, но я и не подозревал насколько она разнообразна и богата даже в урезанном виде.

Еще в лаборатории я научился смотреть на мир с низу. Я превратился в механическое насекомое, а клумба – в лес сказочной красоты.

Я с полчаса не мог оторвать глаз от пронизанных солнцем лепестков цветов. Я решил осмотреть райский уголок со всех сторон, но что-то мешало развернуться или сделать шаг. Оказывается, в пластик левой ноги вцепился муравей и пытается попробовать его на вкус. Боль я не чувствовал, но, возможно, конструктор запрятал болевые рецепторы под пластик, а он так тонок. Я вцепился пальцами в кусачее насекомое и сдавил его изо всей силы. Пальцы-резаки словно масло расчленили противника, а он в масштабе Блохи тянул почти на теленка. В лаборатории я несколько раз испытывал пальцы-резаки, и они ни разу не подвели. Острейшая сталь перекусывала спички, провода и даже удалось перерезать миллиметровой толщины гвоздь.

После первой одержанной с легкостью победы самонадеянность едва не лишила рассудка. Я прыгнул на верхушку цветка, но не учел разницу в рыхлой почве и твердой поверхности стола в лаборатории. Естественно я не долетел до бутона и едва не перешел в неуправляемое вращение, но спас лоскуток ткани-стабилизатора.

Второй прыжок удался. Я уцепился за лепесток пиона, и хоть ветерок раскачивал цветок, но присоски на лапах держали надежно.

С верхнего яруса клумбы открывался обзор всего внутреннего дворика исследовательского заведения. Дворик метров пятнадцать на пятнадцать полностью заасфальтирован и только в центре цветочная клумба двухметрового диаметра. Вот на нее и глазело трое незнакомцев и руководитель проекта “Блоха”, доставший меня до печенок генеральный конструктор. Еще один с погонами генерал-лейтенанта выпучил глаза на цветочки, но меня так и не обнаружил. Блоху не увидели и двое в штатском, пока конструктор не указал на убежище-пион пальцем.

–Эта букашка и есть Блоха? – удивился генерал.

Но он еще больше удивился, когда попытался меня потрогать. Генерал удивленно взвизгнул и сунул окровавленный палец в рот.

Я не из вредности, а чисто рефлекторно резанул по угрожающему столбу-пальцу своим проверенным на почившем муравье оружием.

– Руками трогать не рекомендую, – лишь сейчас соизволил предупредить конструктор. – У конструкции, видите ли, весьма развито чувство самосохранения.

“Это я – конструкция?!! Без меня Блоха кусок мертвого пластика и крохотных приборов!” – вспыхнул злостью я, но несколько успокоился, наблюдая за страданиями генерала, сосущего окровавленный палец.

Сам не знаю, чем мне не приглянулась сверлящая глазами пион четверка, но я любому из них с радостью пустил бы на клумбу немного крови.

–Чувство самосохранения?! – удивился наблюдатель в штатском. – Как же в такую кроху удалось вставить сложную систему управления, маленький, но мощный монитор? Не понимаю?!

Словесный поток штатского прервал конструктор: – Система управления конечно не могла уместиться в Блохе. Конструкция управляется радиосигналами от стационарного блока с достаточным интеллектом. Кстати, управление Блохой гарантировано из нашей лаборатории в любой точке планеты.

“Это я блок с достаточным интеллектом?!” – мои антипатии к конструктору выросли на порядок.

–Управляется радиосигналом? – переспросил генерал.

–Но ведь посольство любой из недоразвитых африканских или латиноамериканских стан имеет защиту от “жучков” с их радиосигналами.

–Когда Блоха работает в секретном режиме, то ее сигналы в блок управления и обратно никто не уловит. Этот тип радиосигналов камуфлируется под фон от бытовых приборов и их фантастично расшифровать кому-либо кроме нас.

–Раз так, то готовьте Блоху к разведке в Брюсселе. Нас волнуют последние шаги НАТО на ближнем востоке. Наши разведчики помогут перебросить Блоху в штаб-квартиру НАТО. Срок на подготовку – неделя. Справитесь?

– Не сомневайтесь. Блоха готова выполнить любое задание хоть сейчас, – услышали мой ответ в клипсах-наушниках высокопоставленные любители пионов. Сам не знаю зачем ляпнул о готовности шпионить, сразу же передумал, но промолчал.

– Через неделю, – поставил точку генерал.

Четверка еще потопталась минут десять возле меня, решила “обмыть” удачное начало эксперимента и исчезла в здании лаборатории.

“Ну уж нет! – решил я. – Пусть шпионят сами, без меня! Больше работать с Блохой не буду. Обещали изучать кузнечиков, цветочки… А тут – шпионаж!”

И такая злость меня окатила, что не заметил, как сжал свои резаки в кулак, перерезав розовый лепесток. А тут ветерок вновь качнул мое лежбище и сдул вместе с пионовым лепестком. Я полетел вверх тормашками. Хорошо еще реакция и выучка не подвели, ухватился за стебель цветка. Тут уж дал волю накопившемуся гневу – шаркнул резаками по стебельку над собой. Ни в чем неповинный цветок надломился, медленно клонясь. Я сделал еще один надрез – пион рухнул, едва не похоронив под собой недовольно гудящего мохнатого шмеля.

Я уже собирался слезть на землю по обрубку стебля, но очутился в руке лаборанта. Сам не знаю, как сдержался, не пустил кровь у него, все же злость во мне еще не выкипела.

–Демонстрационные испытания завершены, – объявил белобрысый лаборант. – Приказано отнести в лабораторию.

Я не успел что-либо сделать либо подумать, как шлем сняли. Передо мной стоял конструктор, бережно опуская шлем в футляр на полке.

–Зачем вы тяпнули генерала?! – с места в карьер попытался меня ошарашить шеф мой и Блохи. – Вы его сумели разозлить.

–И поделом. Нечего всюду совать нос. Как бы ему нюхалку не прищемили в Брюсселе.

–Не прищемят, его там не будет. А вот вы в Блохе излазите штаб-квартиру НАТО вдоль и поперек, пока не найдете все, что пожелает генерал. И разнюхаете все аккуратно. Сами знаете: если Блохе прищемят нос, то ваш болеть будет.

–Шпионить не буду! – твердо отрезал я. – Да и вообще вы надоели со своей Блохой. Увольняюсь!

– Раньше уйти можно было, но сейчас вы слишком много знаете. Сейчас вы наш навсегда.

– Раб, что ли? – ехидно спросил и добавил: – Ухожу!

– Очередное испытание завтра утром. Отдыхайте.

“Он глухой?!”

– Вы останетесь отдыхать в номере №1, нашем лучшем жилом отсеке, – продолжал объяснять мне конструктор, но многозначительно посмотрел на двух дюжих лаборантов.

Крепыши понимающе кивнули и ухватили меня подмышки со знанием дела. Я попробовал вырваться, но меня стреножили явно профессионалы.

Меня втолкнули в гостиничный номер люкс если судить по антуражу. Вот только дверь запиралась снаружи, а окна украшали крепкие решетки.

“Вот влип, придурок!” – честно определил свои умственные способности. Еще погоревал о превратностях судьбы, да только плачь, реви белугой, а ничего не изменишь. Я быстро уразумел эту нехитрую реальность, и как ни удивительно, но успокоился. Да, меня загнали в угол, но я никогда не сдамся. Хоть убей, а раба из меня никто не вылепит.

Утром я уже не воплощался в Блоху, а изучал схему помещений, воздуховодов и иных коммуникаций штаб-квартиры НАТО в Брюсселе.

Генерал интересовался неким секретным документом, но найти его среди тонн бумаг мощного военно-бюрократического ведомства крохотной Блохе представлялось нереальным. Поэтому мне предписывалось пробраться в места совещаний высшего руководства и банально все подслушать. Сложность состояла еще в необходимости всю информацию прослушать, а затем честно пересказать. Ведь информация транслировалась прямо мне в мозг, а запись ее на мониторы и магнитофон технически не была решена. Касательно первого пункта особых сомнений не было, но вот моя добросовестность вызывала справедливые сомнения конструктора. Но у него выбора не было, пока никто не мог заменить меня в управлении Блохой, и помимо того я неплохо владел английским и французским языками. Во мне совместились инженер и акробат для управления Блохой и языки для шпионажа.

– Подведешь, – стращал конструктор. – И я тебя в страшных муках уничтожу. Растяну казнь на год, а то и больше. Ты захлебнешься болью. В моей изобретательности можешь не сомневаться. Сам понимаешь: изощренную казнь намного легче придумать и осуществить, чем создать Блоху.

Он еще чем-то пугал, но суть я и так понял: искать путь спасения следует предельно осторожно. Сначала постараюсь перехитрить НАТО, а там уж придется обдурить доморощенных шпионов. Как-нибудь улучу момент и вырвусь из-под опеки блошиного мастера, Левши нашего века. Правда он правша, но подковать мог бы, на мой взгляд, инфузорию, а то и микроба.

Спустя неделю я ориентировался в схемах сердца НАТО на пять. Вот только смогу ли я распознать реальные коридоры и кабинеты глазами Блохи?

Меня опять прицепили к креслу испытателя, нахлобучили шлем, а конструктор готовил к боевому испытанию. К разведке боем, так сказать.

– Блоху удалось спрятать за сливным бачком в туалете.

Конструктор указал на схеме. Я внутренне согласился: грязному шпионажу достойное место.

–Ты уж не подведи, – напутствовал он. – Справишься с заданием – отпущу на все четыре стороны и еще вознаграждение получишь. А подведешь – мало не покажется, сотру в порошок.

Касательно вознаграждения и свободы я не сомневался: врет. Впрочем, еще больше был уверен в искренности угроз.

Но вот инструктаж иссяк, и новоиспеченный Джеймс Бонд или скорее майор Пронин окунулся в шпионские будни.

Первая панорама, открывшаяся моим глазам, оказалась огромной голой задницей.

“Раскусили шпиона-недотепу и еще издеваются!” – екнуло сердце, но я вспомнил, что Блоха в туалете и подобная картинка вполне уместна.

К счастью Натовский зад пару раз хрюкнул, натужно выполнил свою работу и спрятался в штанах. Штаны тоже не долго закрывали обзор.

Я перекрестился стальными пальцами. Про себя сказал: с Богом. Выпрыгнул из-за сливного бачка. Прыг-скок, прыг-скок и я у двери. В дверях ни щелочки, так что пришлось ждать следующего посетителя. Минут десять стоял в напряжении, боялся пропустить короткий миг открытой двери и не попасть под натовский каблук. Но уж когда дверное полотно едва отошло от коробки, я прыгнул в щель, больше рассчитывая на авось, а не на трезвый расчет. Но я убежден, в подобных ситуациях быстрее попадешь под подошву надеясь на мелочный расчет. Здесь уж мудрее авось нет ничего.

Мой полет прервал мундир цвета хаки. Я нагло уцепился за защитного цвета ткань и, экономя энергию и время поехал на офицере по коридорам.

Память оживила вызубренную схему. Пока моя лошадка несла Блоху в намеченном направлении. Самое интересное: мне не пришлось менять транспортное средство, так и въехал в рекомендованный конструктором зал совещаний. Тут уж я заподозрил, что катаюсь на весьма непростеньком офицере. Любопытство погнало на погон. Погон оказался генеральским, даже генерал-лейтенантским. Что-то я часто начал сталкиваться именно с этим званием. Расплодилось их что ли немерено?

В зале уже сидело штук пять генералов, а спустя минут десять к ним добавилась еще добрая дюжина. Затем вошел многозвездный генерал и открыл совещание.

Темой совещания оказалась энергетическая безопасность. Иначе говоря, разговор шел о нефти и газе, то есть о странах ОПЕК. Часть генералов предлагала усилить военное присутствие в районе Персидского залива, но победила партия мира. Сочли нецелесообразным бряцать оружием на данном этапе развития политических событий в регионе. И так имидж союзников у арабов, да и во всем мире несколько снизился.

Главное я узнал и не дожидаясь пока сядут аккумуляторы поскакал из зала. В коридоре уцепился в очередные штаны, и они понесли мини шпиона к выходу. Мне даже не пришлось менять лошадку, так и выехал за пределы строго охраняемого объекта.

Спрыгнул со штанов метров за пятьдесят от намеченного места. Здесь сидел на лавочке солидный смахивающий на профессора мужчина, внимательно перелистывающий “Плэй бой”. Алая роза в петлице, на его взгляд, камуфлировала его в неприметного обывателя. Более идиотскую конспирацию трудно вообразить. Потом конструктор по секрету рассказал, что детали операции внимательно рассмотрел и утвердил мой знакомый генерал, которому я немного пустил крови.

Я прыгнул прямо на голую грудь блондинки в журнале. Мнимый, но реально сексуально озабоченный профессор переправил Блоху в карман, а спустя несколько минут с меня сняли шлем.

– Ну, как? Все разузнал? – не давая опомниться, забрасывал вопросами конструктор.

Я еще не принял решение соврать или пересказать все, что слышал.

– Ну? – торопил шеф.

И я пересказал все увиденное и услышанное в самом логове противника. Пока я не видел пользы от вранья, а вот дезинформация могла аукнуться на мне.

– Я свободен, можно теперь домой? – после подробного отчета, особенно не надеясь на успех, спросил с заискивающими интонациями своего тюремщика.

– Сначала проверим информацию, а потом все согласно обещанию, – не моргнув глазом ответил он.

Я уже достаточно убедился в лживости конструктора, но считал разумным подыграть ему. А вдруг хоть что-то выгорит. В общем, хватался за соломинку.

– А деньги за разведку, наличные, вы обещали?

– Вечером получишь.

– И что все время сидеть за решеткой одному в комнате? Разве я не свободен!?

Конструктор секунд на пять задумался, сверля насквозь колючими глазами. Для такого интеллектуала заминка едва не на вечность, но даже он не определил подвоха.

– Ты начинаешь оправдывать надежды. Помимо денег получаешь свободное перемещение во всех помещениях лаборатории днем, а ночью, уж извини, под замок.

На этом встреча завершилась. Конструктор не обманул: я свободно гулял в комнатах лаборатории, а вечером получил пачку долларов приятной толщины, целых десять тысяч долларов.

“Может подкупить охрану?” – размечтался я, но здравый смысл и осторожность подсказали о наивности варианта побега.

Спустя три дня конструктор сообщил, что генерал доволен собранной Блохой информацией.

– Вы получили подтверждение, убедились, я не лгал?

– Служба генерала нашла подтверждение по своим каналам.

– Получается – я свободен!?

– Не совсем. Придется вам, мой милый, поработать в лаборатории лет пять. Вы же человек не глупый, сами поняли с какой службой связались. Ну а пройдет время, надобность в Блохе иссякнет, о вас позабудут. Не бойтесь, отпустим на все четыре стороны. И еще после каждого задания получите хороший гонорар, на воле деньги не помешают. Ну, как, согласны?

Конечно же я согласился, пытаясь усыпить его осторожность и добиться хоть каких-то привилегий.

Буквально на следующий день изучал подноготную лидера оппозиционной партии. Спустя неделю воровал технологические секреты в Японии. Так что, что ни неделя получал новое задание. Постепенно набирался опыта в шпионских навыках, а спустя полгода уже слыл матерым разведчиком. Новая специальность уже не казалась противной, даже увлекала. Задания выполнял с интересом, иногда искренне радовался удачным нестандартным выходам из тупиковых ситуаций. Однажды едва отбился от голодной мыши, еще один раз надолго застрял в наглухо закрытом офисе политикана. Аккумуляторы садились, но я догадался подзарядиться от батарейки к фонарику, валявшейся в ящике стола. Так я смог дождаться возвращения разрабатываемого Блохой политика, а затем выбраться с ним из офиса на волю. Из скольких передряг с честью выпутался и не перечесть.

Деньги вручал конструктор регулярно после каждого задания. Раньше о таких деньжищах даже не мечтал. А теперь глядел на деньги словно на бесполезные зеленоватые фантики. Хотя я их научился понемногу тратить долларовые сокровища на еду и вина из ресторанов с изысканной кухней, но складывал в кубышку несравненно больше.

Постепенно я влился в шпионско-исследовательский коллектив. Я беспрепятственно мог перемещаться по всем закуткам научного заведения, лишь выход для меня оставался табу. И еще на ночь запирали в роскошных, но с решетками, апартаментах.

Убаюкав стражей своей надежностью, приступил к рискованной операции освобождения. Я уже освоил практику ведения разведки, но только раньше рисковал блохой, а на кон был поставлен я сам. Просто кончилось терпение, золоченая клетка доводила до психоза, а без риска никак воли не добыть. Первый этап побега строился на добыче ключа от моих апартаментов.

Однажды я беззвучно пробормотал молитву, одел шлем и в максимальном темпе погнал Блоху к ящику с ключами на проходной. Охранник даже ухом не повел пока я карабкался на стол, прыгнул на остекленный и закрытый на замок ящик, пробрался сквозь щелочку к ключам. Там я скопировал на бумажку ключ от запиравшей меня на ночь двери и так же быстро вернулся.

Я снял шлем, взял чертежик у Блохи, а ее положил в ее футляр. Все занимались своими делами, к моим манипуляциям со шлемом давно привыкли, мол отрабатываю навыки управления Блохой. Вот и проморгали мою первую диверсию против генерала, конструктора и их приспешников.

Оставшиеся несколько часов до вечера с большим трудом терпел бездействие. Все нутро зудело рвавшимся в дело желанием изготовить дубликат ключа.

Возможно мой план напоминал бред сумасшедшего, но иных вариантов я не видел. Можно конечно подобно графу Монте-Кристо копать нору на свободу, но это уж точно бред. Вот и вылепил болванку ключа из хлебного мякиша. Хлебный ключик конечно не золотой, но он, как и для Буратино должен открыть дверцу счастья. Затем подсушил мякиш до состояния сухарика.

Утром началась вторая серия приключений с ключиком. Я зашел в химическую лабораторию. В свободное от разнюхивания секретов время заведующий лабораторией, с позволения конструктора, разрешал мне проводить химические опыты. Конструктор глядел на мои развлечения сквозь пальцы, а химики опекали словно малое дитя, отстраняя от всего взрывоопасного и пожароопасного. Моим экспериментам практически не препятствовали и особенно не контролировали. Я уже намозолил им глаза, а работы и без надзора за мной хватало. Вот и пустили мое баловство на самотек по принципу: чем бы дитя не тешилось, лишь бы серьезным дяденькам химикам не мешало.

Еще во времена учебы в университете меня увлекали свойства высших молекулярных соединений, вот и сейчас я вовсю колдовал над ними, варил пластмассу с термореактивными свойствами. Затем окунул в вонючее варево хлебную заготовку. Дал сухарику впитать еще не застывший пластик и вынул его обсыхать. Спустя несколько минут хлебно-пластиковый ключ затвердел. Оставалось снять потеки пластика, окончательно подогнать под замок и испытать.

Еще один вечер доводил ключ до ума. Проверил его на замке, и он открыл дверь. В коридоре никого. Я опять закрыл дверь, лег спать, но уснул не скоро. Одна мысль-заноза не давала успокоиться: завтра вечером все решится. Свобода или смерть! Пафос лозунга казался реальным. Если попадусь, то от конструктора пощады не жди.

Поспать удалось часа два, не больше. Но вялости не было и в помине, видно адреналин постоянно выплескивался в кровь.

Утром охранник открыл дверь, я услышал, как он провернул ключ в замке. Я еще немного понежился под одеялом, но нетерпение кипело в крови, и пошел готовить побег. Целый день слонялся по зданию поскольку на этот день работа с Блохой не планировалась. Я напряг все свои актерские способности, скрывая необычное возбуждение. Лениво позевывая шастал по кабинетам. Бесцельно, но лишь на первый взгляд, заглянул к электронщикам и стащил у них отрезок толстого провода в мусорном ведре. Затем отрезал от него трехсантиметровый кусочек (больший вес Блоха не потащит). Больше ничего примечательного за день не произошло, но самое главное, необходимое для побега, я сделал.

Вечером опять закупорили в осточертевшей за полгода комфортабельной камере. Последние сутки почти не спал, но ничто не заставит проспать звездный час побега. Я лежал на кровати, прислушиваясь к шумам.

В помещении электроники надо мной кто-то ходил. Но вот хлопнула дверь, заработавшийся трудяга неторопливо спустился, прошел возле моей двери. А спустя минуту взвизгнула несмазанными петлями входная дверь.

“Пора!” – решил я.

Открыл камеру, в последний раз окинул взором свое опостылевшее и одновременно уже привычное жилище. Даже грустно стало расставаться. В коридоре никого, тихо. Я на цыпочках, словно балерина на пуантах, крался в комнату к Блохе и шлему. Но я не хрупкая балерина, шуршал туфлями о пол и обливался холодным потом от всякого шороха.

Добрался до цели необнаруженным. Я искренне вознес хвалу Всевышнему. Немного успокоился и, не включая света, на ощупь нашел Блоху и шлем.

Спустя пару минут оживил Блоху, и она потащила кусочек днем украденного провода к электрическому ящику возле охранников.

Блоха затратила на путь почти десять минут, а еще спустя пять минут устроила короткое замыкание. Не больше чем через минуту кроха-диверсант выбрался из места диверсии, я его обесточил. И вместе со шлемом пошел к уснувшей Блохе. Сейчас я уже не боялся чуток шуметь. Шорох шагов заглушала ругань охранников, проклинавших темень из-за замыкания.

У шкафа нашел Блоху, положил ее в карман, а затем завернул за угол и притаился в нише, надеясь, что разбираться с замыканием пойдут к электрическому шкафу оба охранника.

Через пару минут, переругиваясь прошли две едва различимые во мраке коридора тени.

Я подождал еще несколько секунд, перекрестился и пошел по сумеречному проходу к выходной двери. Я вспомнил как она может визжать, но она легко и бесшумно открылась, окатив меня пьянящим воздухом долгожданной свободы. Но я гнал радостный дурман из ошалевших мозгов. Медленно и тихо-тихо закрыл за собой дверь. Но тут уж припустил по улице во всю прыть, вот только этой прыти хватило метров на пятьсот. Слишком долго держали взаперти, без тренировок, и не диво, что ноги отяжелели и не хватало дыхания.

Я перешел на шаг, больше кислорода пошло к голове, а не атрофированным ногам, и мозги начали соображать.

Так долго готовил побег, но лишь сейчас сообразил, что скрываться мне вроде бы нет куда. Куда я спешу? Дома мигом найдут, да и моих друзей скоро вычислят.

Правда вселяли надежду распухшие долларами карманы. Все же я неплохо пощипал валюту у своих тюремщиков.

Я пропетлял по улицам еще пару километров, пока не решился переступить порог ресторана.

Ресторанной едой не удивишь. В лаборатории часто баловал себя изысканными блюдами от лучших поваров города, но здесь подавал еду вежливый официант, а не грубый надзиратель.

Дух свободы конечно же снял нервное напряжение, но не до бесконечности. Я смаковал омары, запивал вином и прикидывал: куда податься?!

Но тут я увидел девушку своей мечты и все страхи-опасения вылетели из головы. Проблемы спасения заменились глупыми желаниями полгода жившего монахом мужчины.

“Как к ней подойти? Как сказать первое слово?” – единственное, что зудело в миг поглупевших мозгах.

Решению проблемы поспособствовал маленький оркестр. Скрипка, саксофон и пианино заполнили зал тягучей мелодией. На площадке между столиков появились пары.

Я увидел высокого блондина-красавца пробирающегося к столику избранницы моего сердца. В его намерениях ни на миг не сомневался и, уже ни о чем не думая, сорвался с насиженного места. Опередил белобрысого конкурента всего на метр от чего лицо красавца подпортила досада, но и таким он мог дать мне фору.

– Разрешите на танец, – пригласил я, искренне радуясь, что красавица не видит моего противника, поскольку он шел из-за ее спины.

Девушка совсем просто, без ломаний и кокетства, согласилась. Спустя минуту нас закружил танец, а голова затуманилась вином и касанием к сексуально притягательному телу. Еще никогда либидо не управляло мной, как сегодня. И я преобразился: петушился, сверкал остротами, был сама галантность.

Первый танец незаметно перешел во второй, а за ним переманил незнакомку за мой столик. По-видимому, ферамоны зомбировали не только меня, но и ее. Отборное насыщенное солнцем вино усилило химию любви, нас сблизило настолько что нам было достаточно нежных взглядов, мимолетных прикосновений. Больше ничто нас не интересовало, исчез зал ресторана, растворился в ее глазах весь мир со всеми проблемами, даже конструктор вылетел из головы. Вот так сидели, болтая ни о чем. Возможно, мы обменялись именами, но эта лишняя информация сразу вылетела из одурманенных голов. В следующем танце мы сцепились, словно борцы на ковре и вернулись за столик до сумасшествия возбужденные.