Осенью осенённая

Глава III, из которой вы узнаете, как перевести биологические часы на полдня вперёд и при этом не заработать бессонницу, а также об истории Киото, о гейшах, о японском кинематографе, магазинах и продавцах, жемчуге, самодельных фуросики и японском чае

О пропаже моего чемодана в гостинице уже знали.

За стойкой ресепшн суетилось трое или четверо сотрудников, все они неплохо говорили по-английски, обслуживали быстро и лишних вопросов не задавали. Зато их задавал я.

Во-первых, я зачем-то попросил, чтобы мой номер был как можно выше. Признаться, я хотел иметь возможность обозревать город с высоты. Ну, люблю я это дело. Особенно мне нравилась моя гостиница в Кейптауне, где окно было во всю стену, а жил я этаже на двадцатом, так что утром и вечером имел возможность обозревать с высоты птичьего полёта все красоты африканского города и Столовой горы с совершенно плоской вершиной. Забегая вперёд, скажу, что в данном случае я допустил ошибку. Мало того, что из киотского номера окно выходило во двор, где стояли такие же высокие дома, за которыми ничего видно не было. Всякий раз, когда мне нужно было спуститься с моего девятого этажа вниз, особенно по утрам, лифт делал по нескольку остановок, подбирая новых пассажиров. Если я когда-нибудь, лет через двадцать, остановлюсь в этой гостинице с женой, детьми и внуками ещё раз, то попрошу разместить нас на первом же этаже.

Во-вторых, я уточнил, где и когда проходит завтрак. Оказалось, что прямо тут же, напротив ресепшена, за импровизированной оградой. Начинается в 7:00, заканчивается в 10:00. Как в большинстве гостиниц всего мира. При этом обслуживавший меня юноша вручил мне вместе с ключом – пластиковой карточкой с номером 903 в аккуратном конверте – ровно восемь купонов с иероглифами и наказал их бережно хранить, а утром предъявлять по одному при входе в ресторан. Если я их потеряю, меня кормить никто не будет. Очень строго.

В-третьих, я поинтересовался насчёт проката велосипеда. Для меня велосипед с детства является любимым средством передвижения. Одних только сворованных у меня велосипедов хватило бы на то, чтобы открыть маленький магазин. Когда я в студенческую пору много времени проводил в Дании, у меня там всегда находились друзья, которые на весь мой срок пребывания изыскивали какое-нибудь двухколёсное чудо, чтобы я мог перемещаться по этой маленькой и уютной стране, не тратя лишнего времени и денег. Надо сказать, что наличие подобной возможности – верный способ увидеть окружающий мир по-другому. Конечно, нужно стараться ходить в новых городах пешком. И избегать машин или метро, потому что тогда у вас не сложится целостной картины. Велосипед достойно занимает промежуточное положение, потому что скорее напоминает быструю ходьбу, нежели медленную езду. Вы одновременно и замечаете всё происходящее, и не устаёте от монотонности ходьбы, и покрываете значительные расстояния. Но подробнее об этом чуть позже, а пока я узнал от своего собеседника, что велосипед в моём распоряжении обязательно будет, но не сегодня и не завтра, а послезавтра, когда освободится. Объяснялось это просто: количество велосипедов у гостиницы было ограничено, а отданные постояльцам вроде меня, они закреплялись за ними на весь период пребывания. Когда я дождался своей очереди, это оказалось весьма удобно, поскольку я лишь сдавал ключ от замка по приезде и потом забирал там же на ресепшн, но данный конкретный велосипед был моим до конца, и я всегда мог им воспользоваться. Только я и никто другой.

Наконец, я попросил портье дать мне какую-нибудь карту Киото. Хорошая карта, как вы понимаете, гораздо важнее того же велосипеда. Готовясь к этой поездке, я предусмотрительно закачал на планшет несколько местных карт, однако все они вызывали во мне лёгкую оторопь. Поскольку больше походили не на карты, а на планы местности, что, согласитесь, не одно и то же, да к тому же были вдоль и поперёк изъедены жучками иероглифов. Попробуйте сами найти карты Киото в интернете, и сразу поймёте, что я имею в виду.

Не в качестве рекламы замечу, что с некоторых пор в каждое путешествие беру с собой путеводители «Дорлинг Киндерсли», которые отличаются не только высокой ценой, но и тем, что действительно очень наглядно показывают достопримечательности, причём в трёхмерной проекции, а не просто рассказывают о них по примитивным фотографиям. Раньше, когда они у нас не издавались, я покупал их в английском оригинале где только мог, и был счастлив. Но даже в японском томике карта Киото оказалась слишком поверхностной и примитивной, не давая внятного представления о том городе, который запомнился мне по первому знакомству как огромный и весьма запутанный.

Портье услужливо порылся в своих ящичках и протянул мне многократно плотно сложенную брошюру, которая оказалась именно тем, чего мне так не хватало. Сейчас она лежит передо мной, изрядно помятая и потрёпанная, но живая и безмерно любимая. Потому что в ней, бережно развернув, я обнаружил подробнейшую картину улиц, японских обозначений с обязательными английскими подписями и все крупные и мелкие достопримечательности с точной привязкой к местности. Всё это можно было увидеть на одном листе, охватить одним взглядом, сопоставить расстояния, разработать маршрут. Впоследствии я получал в разных местах разные карты Киото, но лучше той первой так и не обрёл.

Лифт разговаривал приятным женским голосом.

В Японии, кстати, женщины не только не утратили своей женственности в отличие от заражённого феминизмом Запада, но эту женственность там, можно сказать, эксплуатируют, доводя до крайности. На мой вкус, конечно. Но это, на самом деле, просто дань традиции. Дело в том, что манера говорить для японца крайне важна. Через речь он проявляет свой характер. Поэтому в кино (в большей степени) и в жизни (в чуть меньшей) мужчины стараются показать свою мужественность и говорят резко, грубо и громко. Женщины, наоборот, максимально сюсюкают. Пройдите по какому-нибудь японскому универмагу, и у вас быстро сложится впечатление, что вы оказались в детском саду, где сплошь крохотные покорные девочки-гейши, пискляво притягивающие к себе ваше внимание извечной просьбой «Ирассаимасэ!» (Добро пожаловать).

Подобными голосами в Японии с вами разговаривают не только школьницы и продавщицы, но также двери автобусов и поездов, путеводные GPS, всевозможные службы информации и лифты. Думаю, не избежали сей участи и знаменитые японские унитазы, однако в тех номерах, где я жил, эти чудеса техники при всём обилии компьютерной начинки динамиками не обладали, а специально я подтверждения своему предположению не искал.

Номер оказался вполне пригожим для недельного постоя, правда, чуть меньше, чем я предполагал. Во всяком случае, к занавешенному тяжелой портьерой окну я добрался через кровать. Вид из него, как вы уже поняли, меня не вдохновил, и впоследствии я занавески больше не трогал. Разве что когда открывал створку, а она пропускала внутрь свежий японский воздух утром, вечером и ночью. Охотно изменив своим привычкам, я зато не притронулся к кондиционеру.

Если вы решили последовать за мной буквально, спешу сообщить, что двухместные номера, которые я видел распахнутыми уборщицами по утрам, когда уходил на очередную прогулку, выглядели весьма просторными и комфортными. Я же довольствовался тем, что есть, то есть малым.

Слегка напрягало отсутствие полноценного шкафа, заменённого вешалкой в стенном проёме, но пока у меня не было чемодана с вещами, я этого почти не заметил.

Белый махровый халат прилагался, крохотные тапочки тоже. Мой 46-й размер, предусмотрительно захваченный из дома, был сейчас где-то в Пекине.

В ванной меня в аккуратном строю ждали все необходимые туалетные принадлежности, среди которых я, увы, только на следующее утро заметил тюбик с пастой и зубную щётку, а потому вечером потратился на новые, о чём, разумеется, до сих пор не жалею. Особенно меня порадовали огромные банки с тремя видами шампуня, который в Европе, как вы знаете, выдаётся в виде неудобных одноразовых пакетиков, гораздо более пригодных для кетчупа и горчицы.

Телевизор я не смотрю уже несколько лет, но здесь он тоже был, поставленный на довольно громоздкую железную коробку с кнопками и прорезью, которая, как я понял позже, служила для отъёма звонкой мелочи для просмотра платных каналов. Поскольку их я бы стал смотреть лишь в том случае, если бы за это платили мне, моё внимание переключилось на другие достоинства номера.

К которому относилась, в частности, маленькая плитка с одной электрической конфоркой; на неё можно было ставить небольшую железную кружку и таким образом кипятить себе воду для чая. Кофе я с тех пор, как из меня вынули камни, не пью, но его и не было. Для чаепития предназначалась маленькая пиалушка, палочка для помешивания, какие обычно втыкают в коктейли, и три пакетика собственно чая. Ну что, сразу рассказать, что в них было на самом деле или дождёмся вечера? Ладно, всему своё время, потерпите.

Душ подействовал освежающе, но вот одеваться пришлось в то же, в чём я приехал. Увы, номер, как водится, не был предназначен для стирки и быстрой сушки, так что я решил сегодня же раскошелиться на какую-нибудь дополнительную одежду, чтобы весь завтрашний день провести, не думая о чемодане.

Когда я, повеселевший, взбодрившийся и почти уверенный в том, где нахожусь, вышел из гостиницы на улицу, меня встретило солнце, безоблачное небо и свежий ветерок. Думаю, в номере я провёл в общей сложности не больше получаса.

Про Японию в целом мы с вами уже успели поговорить, пока ехали в автобусе. Теперь, пожалуй, самое время, так же в общих чертах коснуться непосредственно Киото.

Тысячу лет назад он назывался просто Кё, точнее Кио, или Мияко, или даже Кио-но-Мияко. В XI веке за основу были взяты китайские иероглифы, означавшие «столичный город». По-китайски они читались джиньг-ду, а по-японски кио-то. Не правда ли, не нужно много ума, чтобы столицу назвать «столицей». С тем же смыслом в средневековье Киото ещё называли Кэйси.

Думаю, вы уже проделали мысленно некоторую перестановку слогов и обнаружили, что из слова Кио-то очень легко получается современная столица – То-кио. Ох уж эти японцы-затейники!

Тем не менее, Токио на самом деле переводится как «Восточная столица». После реставрации Мэйдзи Киото в этой связи называли некоторое время Сайкио – «Западная столица».

Вероятно, всем вам приходилось слышать о китайской системе фэншуй – учении о взаимодействии человека, его жилья и окружающего мира путём привлечения жизненно важной энергии ци. На досуге почитайте что-нибудь, поскольку хоть тема и китайская, но толковая. Предполагаю, правда, что основа у неё совершенно другая, быть может, даже наша славянская, ну да не в том дело. А в том, что умные японцы при постройке Киото, точнее Хэйан-кё, придерживались именно энергетических принципов. За основу они взяли древнюю китайскую столицу Чанъяань. Так императорский дворец был возведён фасадом на юг, отчего правый сектор города (У-кио) фактически оказался на западе, а левый (Са-кио) – на востоке.

В XV веке войны Онин, о которых мы уже говорили выше, повлияли на внешний облик города не лучшим образом. Кто мог себе это позволить, превращал свои особняки в крепости, выкапывая рвы и возводя укрепления. Дома же тех, кто такими средствами не обладал, горели в постоянных пожарах.

Придя к власти, Тоётоми Хидэёси подлатал Киото по своему усмотрению. Он распорядился удвоить количество улиц, шедших с севера на юг, и тем самым квадратные раньше кварталы стали отныне прямоугольными. Он же обнёс центр земляной стеной, Одои. Киото стал одним из трёх самых процветающих городов Японии наряду с Осакой и Эдо.

Перед возвращением к власти императорского семейства в 1864 году Киото охватила волна восстаний возмущённых граждан, что привело к новым пожарам. Говорят, сгорело порядка 28 000 домов. Последовавший за этим переезд императора в Токио тоже отрицательно сказался на местной экономике.

Жизнь в Киото вернула идея постройки канала от самого крупного в стране пресноводного озера Бива. По каналу можно было бы переправлять не только воду, но также грузы и пассажиров. Кроме того, с 1895 года этот канал стал, можно сказать, местной ГЭС, снабжая Киото столь необходимым (как нас заставляют думать) электричеством. Часть канала составляет ярко-красный кирпичный акведук, который мы увидим, когда пойдём гулять по лесу после посещения храма Нандзэн-дзи. Только напомните мне, хорошо?

Виды Киото на литографиях 1928 года

К 1932 году население Киото перевалило за миллион. Причём, живя в столь исторической атмосфере, проникнутой древней культурой, население это чуть было не пострадало за свою интеллектуальность и интеллигентность. Добрые американцы на полном серьёзе вынашивали планы сбросить на Киото свои зажигательные бомбы, которые для устрашения называли «атомными», поскольку жители Киото в силу своей природы «могли лучше других осознать важность такого оружия». Каким-то чудом в итоге Киото было заменено на Нагасаки, Хиросиму и Токио (о котором нам не рассказывают, поскольку там не было «атомных» взрывов, но город был стёрт с лица земли, а погибших было в два раза больше, чем в Нагасаки и Хиросиме вместе взятых; фотографии сгоревшего Токио иногда показывают, но часто называют «Хиросимой»). Заодно обошли город и обычные массовые бомбардировки, так что именно здесь ещё уцелели дома довоенной постройки (даже деревянные), которые мы с вами обязательно должны увидеть уже потому, что в других местах Японии их просто не осталось.

Окружённый с трех сторон горами, Киото лежит в долине, под которой залегает огромный бассейн стекающей с гор чистейшей воды. Происходит это на высоте порядка 1 000 метров над уровнем моря, поэтому лето тут обычно жаркое, а зимы холодные.

Киото пересекают три реки: Удзи-гава на юге, Кацура-гава на западе и моя любимая Камо-гава на востоке. Слово «гава» лучше опускать, потому что оно как раз и значит «река». Это всё равно, что гору Фудзи называть по глупой традиции Фудзи-яма, что буквально будет звучать как «гора Фудзи-гора».

Благодаря чистоте воды в Японии вообще и в Киото в частности, здесь варят самое вкусное пиво. Поверьте мне, пробовавшему этот напиток почти профессионально и в Германии, и в Англии, и в Ирландии.

К сожалению, современная урбанизация приводит к тому, что многочисленные колодцы и источники начинают на глазах мелеть. Так что спешите, пока Киото окончательно не утратило своего природного шарма, особенно осеннего.

Что касается населения Киото сегодня, то его там полтора миллиона. Это почти в 10 раз меньше, чем в Москве. Зато если Москва занимает по официальным данным 2 522 км², то Киото – 828 км². Получается, что плотность населения там почти в 4 раза меньше, нежели в Первопрестольной. И это, надо сказать, приятное ощущение.

Которое открылось мне сразу же, как только я, свернув из-под гостиничного козырька направо, и миновав современный гараж, где через открытые ворота были видны стоящие в два яруса белые автомобили, вышел к той самой улице Оикэ, которая на поверку оказалась весьма широким и оживлённым (только опять-таки не по московским меркам) проспектом.

Угловой дом был опрятным, но деревянным, полутораэтажным и старым. Поскольку я никуда не спешил (ещё одно блаженное чувство для путешественника), за приоткрытой створкой двери мне открылась живописная картина. Три смеющиеся старушки наряжали высокую белолицую майко в лилово-чёрное кимоно с белыми и золотыми лебедями. Представили себе? А теперь по порядку.

Майко в Киото называют учениц гейш. Правда, гордые киотские гейши предпочитают другое самоназвание – гейко, т.е. «дитя искусства».

Высокой увиденная мною девушка была потому, что старушки уже успели водрузить её на гэта – деревянные башмаки-шлёпанцы с узкими перекладинами на подошве. Лет четыреста назад строгая придворная мода требовала ношения гэта 30-сантиметровой высоты. Подобные «туфли» я видел ещё только в одном месте в мире – в музее Венеции, но там их высота определялась практической необходимостью – хождением по ежедневно затапливаемой площади Сан-Марко «не замочив ног». Вообще же система шлёпанцев в Японии тоже весьма практична, поскольку их удобно снимать и надевать, не наклоняясь, а делать это приходится всякий раз, когда входишь в любое жилое помещение или храм. Сам я проделал эту процедуру за всю поездку раз двадцать, если не больше.

Белолицей девушка была потому, что таковой её делал толстый слой специальной пудры. Белое лицо и алые губы до сих пор считаются в Японии классическим эталоном красоты. Белил избегает обычно только верхняя часть шеи, которая считается сексуальной.

Впоследствии, сколько я ни проходил мимо, створка входа оставалась задвинутой, а потому я не могу вам сообщить, что же это на самом деле был за дом.

Проспект Оикэ-дори, по которому я теперь шагал на восток, примечателен тем, что весь выложен светло-серым и тёмно-серым кафелем, чем напоминает одновременно шашечные полы масонских соборов (коих в мире большинство) и кухни или ванные комнаты в наших с вами домах. Как я потом убедился, в Киото это единственная мощёная таким образом улица, так что находить по ней поворот к моей гостинице даже в позднее время суток было одним удовольствием.

Определённой цели моя нынешняя прогулка не имела. Я просто знал, что, во-первых, не должен терять времени, во-вторых, засыпать слишком рано, хотя бессонная дорога сказывалась на ясности мыслей, и, в-третьих, не простаивать же моим двум Сонькам – фото- и видео-камерам, в коем-то веке вернувшимся на историческую родину. По секрету скажу, что на своём веку я испытал в дороге не одну марку подобной техники, начиная всякими канувшими нынче в Лету «минольтами» и заканчивая «джи-ви-си», однако наилучшие результаты¹¹ в итоге получил именно благодаря Соньке, на которой и остановил свой придирчивый выбор.

Проспект Оикэ-дори

Пешеходов вокруг было немного. Оикэ-дори не относится к числу улиц для шопинга, хотя магазины по левую от меня руку были в первых этажах каждого дома: мебельные, продовольственные, аптеки и т. п. Как я обнаружил почти накануне отъезда, основное средоточие магазинов, целый шопинг-городок находился в этот момент буквально под моими ногами, под землёй. А в тот вечер я ни в какие подземные переходы, отмеченные стеклянными будочками, не спускался, и только замечал, что все они украшены невыразительной вишнёвой надписью Zest.

Обращали на себя внимание велосипедисты. Они ехали прямо по тротуару, демонстрируя неспешный слалом между пешеходами, мальчики и девочки, дяди и тёти, старички и старушки. Преобладала, конечно, молодёжь. Ничего, думал я, скоро и я вольюсь в ваши колёсные ряды.

Для велосипедистов по внешнему краю тротуара была очерчена краской специальная дорожка, однако далеко не все следовали этой разметке и предпочитали ехать, где придётся. Зато почтительно замирали на постоянных светофорах в ожидании гостеприимного чириканья.

Улочки, с которыми пересекалась Оикэ-дори, выглядели типичными для Киото. Узенькие, с односторонним движением, совершенно прямые и пустынные. Больше всего обращала на себя моё внимание электропроводка: частые столбы были точками притяжения мириад чёрных проводов, которые тянулись и по стенам домов, и поперёк улиц, и от столба к столбу.

Японцы, как показывает история, вообще до электричества охочи. С конца Второй мировой и вплоть до 90-х годов прошлого века его потребление здесь увеличивалось в два раза каждые пять лет. Соответственно росло и его производство. В 2008 году Япония по этому показателю стала третьей страной в мире после США и Китая. По понятным причинам электричество тут сравнительно дорогое, а когда взорвали Фукусиму, цена подскочила на порядок.

Городская электропроводка (ещё не худший вариант)

Имейте в виду, что ток здесь используется напряжением 100 В, но с разной частотой: 50 Гц на востоке, где мы с вами сейчас находимся, и 60 Гц на западе. Стандартные местные розетки сделаны под специальные вилки с двумя плоским штырьками. Вы наверняка их видели, если покупали «родную» японскую технику в 90-х годах, когда специально для России нигде ничего не делалось. Чтобы не попасть впросак, обзаведитесь ещё дома специальным адаптером. Я когда-то давным-давно купил где-то в аэропорту целый набор под все розетки мира и теперь не знаю проблем. Если вы забыли это сделать, не беда: зайдите в любой хозяйственный магазин в Японии и наверняка нужный адаптер найдёте. Вероятно, его можно попросить и в гостинице, но я, как профессиональный странник, до этого простого решения не опускался.

Современная архитектура японских городов в массе своей, как я уже упоминал по пути из аэропорта, весьма непритязательна и сугубо утилитарна. Места в Японии для простых смертных мало, дома стоят плотно, не разбежишься. Да и не подпрыгнешь особенно: потолки даже в номерах гостиниц, думаю, не выше 2 м 30 см. Хотя, могу ошибаться. Увы, но в домах обычных японцев я до сих пор ни разу не был и могу, как и вы, судить разве что по фильмам.

Здания на Оикэ-дори ничем не запоминались. Обычные разноцветные коробки из плит и стекла, разве что почище и поухоженней, чем где-нибудь в Медведково или Алтуфьево. В немалой степени, думаю, тому способствуют густо высаженные по обеим сторонам проспекта деревья. Когда-то деревья росли и вдоль московских улиц, включая такие центральные, как бывшая улица Горького. Поколение, знающее её как Тверскую, даже представить себе не может, каково это – идти посреди Москвы и дышать почти свежим воздухом. Поищите в интернете фотографии конца 70-х – начала 80-х годов, и вы легко поймёте, почему: деревьев было много, а вот машин мало. То же самое сегодня наблюдается и в Японии.

Кстати, о машинах. Я их по жизни терпеть не могу за вонь, шум и наглость, однако в самой Японии, завоевавшей ими весь мир, они выглядят как-то подозрительно безобидно. Начать хотя бы с того, что здесь преобладают всего два цвета: белый и чёрный. Красные автомобили попадаются, но редко. Не ловите меня на слове. Разумеется, при желании и терпении тут можно найти автомобили самых разных цветов, но это будет выглядеть примерно так же, как цвет волос самих японцев, т.е. попадаются и крашеные, хотя исходно все чёрные. Как я понимаю, белый цвет машин говорит японцам о чистоте, тогда как чёрный – о статусности.

Голубой нежданчик с замечательным номером

За десять лет, что я тут не был, японские машины практически не изменились. Они по-прежнему тупоносые, плоскобокие и приземистые, на маленьких колёсах. Из легковых преобладают, пожалуй, семейные микроавтобусы.

Ну да ладно, хватит тратить время на ерунду, идёмте дальше.

А дальше мы с вами обращаем внимание на то, что по левую руку от нас оказывается довольно красивое и неожиданное европейского типа здание с прямоугольной башенкой. Оно тут стоит с 1927 года. Жители Киото, говорят, его недолюбливают. Во всяком случае, если погибнут все здания довоенной постройки, об этом они будут сожалеть в наименьшей степени.

Это местный муниципалитет.

Впоследствии мне приходилось читать интернет-блоги, где его на полном серьёзе местные называли «сталинским» за «холодную зловещность». Не знаю, как вы, а я к нашим московским высоткам отношусь с уважением. Они, во всяком случае, имеют свой характер в отличие от множества безликих коробок. Хотя и построены по тем же канонам, что «государственные» дома того времени где-нибудь в США или Китае.

Ещё в блогах писали, что внутри муниципалитет также представляет собой «заповедник прошлого», где люди в белых рубашках и очках по-прежнему сидят за столами, заваленными бумагами и картонными коробками, а свет проникает в помещения через давным-давно не мытые окна.

Не знаю, что такое зловещее японцы углядели в своём муниципалитете, зато мне доподлинно известно, что в первое воскресенье месяца они приходят сюда на импровизированный блошиный рынок, благо перед зданием раскинулась почти свободная от деревьев широкая площадь.

Кстати, деревьями зелень Оикэ-дори не ограничивалась. Вдоль всего тротуара, от ствола к стволу тянулись деревянными уступами ящики с землёй и самыми разными цветами. Во многие были воткнуты таблички с названиями, так что моментально возникало ощущение, что оказался в ботаническом саду. Клумбы эти, разумеется, никто не портил и не обрывал.

Когда-то давно, не помню уже у какого автора, мне приходилось читать о том, что ещё в 60-е годы прошлого века японские города вроде Токио являли собой довольно отталкивающее зрелище: всюду мусор, пакеты, бумаги, банки и т. п. С этим безобразием нужно было что-то срочно делать. Городские власти поступили довольно прямолинейно. На остановках автобусов и в других местах скопления народа появились плакаты, взывающие к совести сограждан. И что самое забавное – эти призывы сработали. На горку мусора за всё время я натолкнулся лишь однажды и так невольно опешил, что даже сфотографировал. При этом я ни разу не видел, чтобы улицы кто-то убирал. Может быть, это делают под покровом ночи, причём с водой и шампунем, не говоря уж о вениках и пылесосах, не знаю. Со стороны очень похоже на то, что чисто именно там, где не мусорят, и этим всё объясняется.

О самом главном я до сих пор не сказал. Здание муниципалитета привлекло моё внимание в первую очередь потому, что над его башенкой на фоне сумеречной тучи чётко проступил весёлый серп радуги.

Думаю, все люди, вне зависимости от возраста и национальности, любят радугу. Она дарит ощущение перемены, близости добра, надежду и ещё немало разных приятных эмоций.

Глядя на радугу над киотским муниципалитетом, я отчётливо понимал, что мои переживания закончились, я добрался, куда хотел, с чемоданом всё тоже будет в порядке, и я проведу здесь замечательное время.

Поскольку шёл я, куда глаза глядят, они довели меня до того места, где Оикэ переходит в мост над рекой, и повлекли на другую сторону улицы, в притягательный уют переулков. Здесь, на пятачке перед мостом, стояло несколько вендорных автоматов. Что это такое, вы наверняка знаете: шкаф, выдающий за деньги напитки и всякую прочую мелочь, которую можно выбрать, нажав соответствующую кнопку на прозрачной витрине. Не будет преувеличением сказать, что в Японии такие автоматы встречаются даже чаще, чем общественные туалеты. Причём никто их не ломает, и они все исправно работают. Показательно, что за десять лет до этого, гуляя по Токио, я встречал автоматы не только с напитками, но и со всякими закусками, а также с сигаретами. На сей раз я за всю поездку ни разу не увидел, чтобы они торговали чем-то иным, кроме соков, воды, чая и кофе. Похоже, японцы взялись за голову, и курение постепенно выходит из моды.

Перед одним из автоматов стояла черноволосая школьница. Автомат пищал на все лады, спеша удовлетворить её жажду, а она всё никак не могла решить, что выбрать. Наконец, пальчик ткнул в кнопку, раздалась победная трель, и в лоток на уровне тротуара глухо выкатилась пластиковая бутылка.

Когда девушка отошла, я занял её место и пробежал взглядом по шеренгам разноцветных ёмкостей.

Ассортимент состоял из всего, что можно пить, включая бутылированные чаи и кофе. Причём, судя по редким английским надписям, чаи и кофе можно было каким-то образом пить не только в ледяном, но и в горячем виде. Как это сделать, я, признаться, так и не понял.

Цены напитков варьировались от 120 до 150 йен, т.е. порядка полутора долларов, считайте, рублей 50. Принимали они любые монеты и тысячные купюры. Каждый вброс сопровождался радостным писком и выскакиванием соответствующей суммы на табло. Если, например, вы зарядили 140 йен, то все кнопки с ценой меньшей или равной этой сумме зажигаются зелёным светом, а все, что больше, остаются потушенными. Я загрузил 240, выбрал за 150 просто холодной воды из какого-то горного источника, и пока выгребал из маленькой амбразуры сдачу, услышал за спиной женский голос:

– Рейнбо, рейнбо!

Молоденькая японка на велосипеде смеялась и радостно указывала на новое проявление всё той же радуги, теперь уже не слева, а справа.

Не успел я запечатлеть незнакомку на камеру (а весь процесс покупки воды я на всякий случай снимал на видео), как она вскочила в седло и укатила прочь на своём двухколёсном мустанге. Я же невольно двинулся за ней, и оказался на улочке, которая впоследствии оказалась одной из моих самых любимых в Киото – Киямати-дори.

Как любой нормальный человек, я крайне положительно отношусь к сочетанию воды и деревьев. Венеция чудесна, воды в изобилии, но деревьев там явно не хватает. Здесь же меня нежданно встретила улочка, посередине которой был проложен узенький канал, утопавший в зелени. Кое-где уже начинали зажигаться фонари, и картинка получилась если не сказочная, то весьма и весьма симпатичная.

Кстати, каналу этому без малого четыреста лет. Ещё в эпоху Эдо в него была превращена речка Такасэ. Цель преследовалась вполне прозаичная – транспортировка товаров из Осаки. После реставрации Мэйдзи нужда в этом отпала, но канал остался и постепенно превратился в уютный квартал ресторанов и баров.

Здесь же я забрёл на маленькую частную автостоянку, откуда открывался прекрасный вид на мою знакомую радугу. Охранник хотел было что-то возразить, но понял мой романтический настрой без слов и только согласно кивнул, что-то сказав. Возможно, он процитировал какую-нибудь классическую танку или хайку¹². Например, что-нибудь типа:

 
Окунули боги копьё
В мост небесный,
И капли, упав,
Японией стали.
 

Да простит меня уважаемый читатель за столь вольное обращение с местной мифологией, в которой описывается, как Идзанаги и Идзанами стояли на радуге, тыкали в неё копьём, а капли превращались в острова.

На Киямати-дори

Кроме баров и ресторанов, на Киямати-дори вы найдёте также немало симпатичных гостиниц. По фасаду одной из них, прямо по стене, медленно стекал тонкий поток воды, символизируя канал. То здесь то там вместо домов оказывались открытые проходы, обрамлённые воротцами, за которыми виднелись дворики с беседками и часовнями. О японских религиях мы поговорим в другой раз, на свежую голову, а пока просто умилённо вздохнём и отправимся не спеша дальше.

Очутившись в непосредственной близости от витрин ресторанов, вы можете приятно удивиться, увидев практически всё меню, представленное за стеклом в стоящих чуть ли не на боку блюдах: мясо, рыба, рис, салаты, дары моря, шашлычки, супы и т. п. Тут не только ничего не выпадает и не выливается, но и не портится. Потому что вся эта аппетитная какофония кушаний сделана из специальной пластмассы. Такое умеют, вероятно, только японцы. От настоящих кушаний эти муляжи, не потрогав пальцем, никогда не отличишь. А если вы увидите их воочию, то решите, что я вас разыгрываю, настолько живыми и вкусными они смотрятся в действительности.