6
Ты идешь по опустелой дороге. Кругом ни души. И вдруг на обочине ты замечаешь цветок, крохотный стебелек, пробившийся сквозь каменную землю. Как такое возможно? Здесь пустыня, дожди идут по праздникам, а этот малец прорвался к свету. Тебе еще очень долго идти. Так тебе кажется. И что ты сделаешь с этим цветком? Естественно, сорвешь его и вдохнешь сладкий аромат. Ты понесешь цветок в руках, и твой путь станет легче, ты будешь наслаждаться пленительным запахом свежего бутона, а потом тебе надоест, и ты швырнешь цветок на обочину. Ты к нему привык, на этом кончено. Так и с людьми – они привыкают к жизни и умирают.
Началось с кошмаров… Матиас видел во сне человека с желтыми глазами. Драго усмехался и говорил ему: «Славно. Славно, дружище!» А потом Доротея уходила вместе с этим безумцем, сжимая в левой ладони два изуродованных пальца. Матиас вскакивал с постели посреди ночи и кричал от ужаса.
─ Что с тобой, милый?
─ Ничего… Ты спи, я выйду подышать.
Сказать правду он не мог.
Ночь сводила Матиаса с ума. Он боялся засыпать в собственной кровати. Под глазами образовались внушительные фиолетовые круги. Матиас сделался раздражительным и стал повышать на Доротею голос безо всякого повода.
Вернулись воспоминания о том времени, когда Матиас писал картины. Эти видения были еще хуже кошмаров. Жизнь летела вперед, а Матиас продолжал прокручивать в голове ту встречу с Драго: правильно ли он поступил, стоило ли отказываться от своего дела ради себя любимого. А ведь он когда-то мечтал открыть на собственные сбережения школу для уличных художников… Но ничего уже не исправишь, нужно идти дальше. Матиас брал в руки карандаш, пытался начертить на бумаге прямую линию, а получались лишь бессмысленные каракули. Карандаш выскальзывал из рук и падал на пол… Искра погасла навсегда.
Красота Доротеи ослабевала. Матиас больше не любовался своей возлюбленной так, как раньше, когда они только познакомились. Страсть его угасала. Рассудок возвращался на место. Матиас стал замечать хищные взгляды, прикованные к девушке в черном. О ней шептался весь город. Теперь Матиас смотрел не на Доротею, а на ее почитателей. Ощущение полета сменилось предвкушением тяжелого падения.
Перед очередным выездом в город между возлюбленными вспыхнула ссора:
─ Черт, ни одной корзины не могу сварганить. Проклятье!
─ Не шуми, Матиас. Просто ты торопишься. Дай я покажу…
─ Не надо. Все-то ты знаешь! Наша идеальная Доротея! Ну прости за то, что я больше ни на что не годен!
─ Зачем ты так? Я же помочь хочу…
─ Не нужна мне помощь. Никто мне уже не поможет, никто не вернет меня прежнего! Я ведь ради тебя всем пожертвовал…
─ Я знаю, милый. Я ценю это и очень сильно тебя люблю, больше жизни…
─ И я люблю тебя. Люблю! Но, что толку, если я даже круги нарисовать не могу?! Кончилась моя песня.
─ Замолчи, прошу тебя. Брось ты эти корзинки, не поедем сегодня. Иди ко мне…
─ Отстань. Я поеду один. Из дома ни шагу! Поняла?
─ Ладно. Как хочешь… Не понимаю, что с тобой случилось.
─ Ты случилась! Прощай.
Матиас хлопнул дверью, Доротея упала на подушку и зарыдала…
Без девушки в черном платье корзинки расходились плохо. Матиасу было плевать. Он хотел спрятать Доротею от мира, но сделал только хуже. Поклонники быстро смекнули, что Доротея больше не появится на рынке. Возвращаясь домой, Матиас обнаруживал юношей с букетами под окнами своей спальни. Он бесился и прогонял наглецов камнями, но они приходили снова. Матиаса это раздражало, он забросил торговлю, перестал ездить в город: пока он был на рынке, Доротея сидела дома одна, и могло произойти всякое. Эти мысли раздирали его сознание на куски. Матиас запретил Доротее выходить за порог хижины без его ведома…
Покой остался далеко позади. Матиаса приводили в бешенство даже дикие звери, собиравшиеся у его веранды, когда Доротея упражнялась в пении. «Она принадлежит лишь мне. Она моя!» ─ думал Матиас и срывался на любопытных зверьков. Доротея молчала в ответ на его выпады и бесконечные расспросы, она во всем подчинялась воле Матиаса.
Удивительно, как переменился Матиас. Отставного художника не отпускали воспоминания о его поганой живописи, давно закопанной в лесу. Он снова пожелал писать, едва ли это было возможно. Закопанные кисти Матиас так и не нашел. Мозаика раскалывалась на части…
Летом они переехали в «Dos montanas». Матиас нанял бригаду лесорубов, и они расчистили ему добротный участок, срубив несколько крепких дубов. Из них Матиас сколотил двухэтажный дом с уютной верандой и галереей. На первом этаже – скромная кухня и столовая, на втором – спальня и еще одна комната вроде кабинета. В ней Матиас закрывался от Доротеи, «чтобы подумать». Окна выходили на море. Пологая опушка скатывалась к берегу. «Здесь нас не достанут» ─ думал Матиас.
Сон его испортился еще сильнее. В новых кошмарах Доротея разлеталась золотым песком по пляжу. Эти ужасы до такой степени въелись в сознание Матиаса, что он возненавидел девушку в черном за ее чудовищную красоту.
─ Не покидай дом без моего разрешения. Два раза в день мы с тобой гуляем по набережной, и этого достаточно. Я волнуюсь за тебя. Если кто-то придет, когда меня не будет, не открывай. Притворись, что тебя нет.
Доротея покорно соглашалась, а про себя думала, как угодить Матиасу еще больше и боялась, что не заслуживает его внимания. Матиас заказал у кузнеца здоровенный замок и повесил его на дубовую дверь. Дом постепенно превращался в крепость.
***
Сантьяго было семнадцать лет. По меркам местных пастухов он считался стариком. Отец Сантьяго приторговывал овечьей шерстью на базаре и отлично на этом зарабатывал. С малых лет он приучил сына к стаду и выдал ему кнут, свитый из пеньки. За каждую потерянную овцу Сантьяго получал десять ударов этим самым кнутом. Загорелый юноша в соломенной шляпе и бесцветной рубахе, Сантьяго любил приводить стадо к зеленым холмам. В «Dos montanas» овцам было, чем поживиться.
Одним июньским утром Матиас отправился в лес за ягодами. Дверь на замок он не запер, потому что уходил недалеко, да и кто мог заявиться к Доротее в такую рань? Во сне она почувствовала, что Матиаса нет рядом, и проснулась. Спать тут же расхотелось, и девушка вышла на веранду.
─ Где ты, любимый? – шептала Доротея, но Матиас не слышал, зато слышал Сантьяго, притаившийся за деревьями возле дома, пока кудрявые овцы поедали лесные цветы. Сантьяго бросил кнут и стадо, позабыв суровые речи отца. Юноша разглядывал девушку в черном платье, словно куклу в магазине. Его сестры красотой не отличались.
Доротея не смотрела под ноги. Глазами она искала Матиаса и промахнулась ногой по ступеньке, когда спускалась с веранды. Сантьяго стоял метрах в десяти и ясно услышал хруст и пронзительный крик несчастной девушки, упавшей на землю.
Юноша бросился к бедняжке и попытался помочь, но Доротея испугалась незнакомца и в слезах отодвинулась от него. Ее правая нога напоминала загогулину.
─ Я видел такое, ─ сказал Сантьяго. ─ Придется вправлять.
Он назвал свое имя и вызвался помочь. Доротея повертела головой в поисках Матиаса и кивнула: Сантьяго показался ей приветливым и безобидным мальчишкой.
─ Вытяни ногу.
Было больно, но Доротея сжала зубы и не издала ни звука ради Матиаса. А Матиас в это время мчался к дому, услыхав крик возлюбленной после падения.
─ Спасибо тебе, ─ сказала Доротея. Сантьяго улыбнулся и поцеловал залеченную ногу прекрасной девушки.
Матиас выбежал из-за деревьев и прокричал что-то неразборчивое запыхавшимся голосом. Приблизившись к веранде, он остановился и в ужасе уставился на Сантьяго. Ноги Матиаса окаменели, язык не слушался. Он не говорил, а выкрикивал слова шепотом помешанного:
─ Это вы… Вы за ней пришли, вы ее заберете…
Матиас отшвырнул корзину с ежевикой на траву и выхватил из-за пояса нож, с помощью которого пробирался через зеленые заросли. Сантьяго застыл на месте. Доротея встала и поморщилась, опустив вес на искалеченную ногу.
─ Матиас, что с тобой? Ты как будто горишь. ГОСПОДИ! Что с твоими глазами?!
Глаза Матиаса были объяты желтым пламенем, холодное лезвие дрожало в его руке.
─ Матиас, не надо. Он друг, ─ сказала девушка. Сантьяго сделал шаг назад.
─ Вас убить мало за то, что вы со мной сделали! ─ сказал Матиас. Он стиснул зубы и кинулся на Сантьяго. Мальчик отскочил влево, но не успел: Матиас ударил его по лицу дубовой рукояткой. Сантьяго упал на спину и прижал ладонь к рассеченному лбу. Соломенная шляпа отлетела в сторону. Алая кровь потекла из раны и ослепила юношу.
─ Матиас, прошу. Не трогай его. Тебя не было рядом, он помог мне.
─ Отойди от него. Ты с ним за одно! ─ сказал Матиас. Он перевернул нож лезвием вниз и занес руку над головой.
Перед глазами Матиаса развалился довольный Драго. Он вытирал кровь со лба и смеялся Матиасу в лицо. На мгновение художник замешкался… Его кошмары обрели плоть и кровь: снова это изрубленное лицо, снова этот взгляд, убивающий в людях все человеческое, снова этот дикий смех насытившегося чудовища, звериный хохот, леденящий кровь… Секунда, и Матиас обрушил нож на своего врага.
Доротея кинулась поперек удара и успела закрыть Сантьяго. Черное платье пропиталось кровью и приросло к телу. Сантьяго застонал.
Дверь дома распахнулась, и на веранду вышел настоящий Драго. Он хлопнул двумя пальцами изуродованной руки по здоровой ладони, и пелена спала с глаз художника. Его затуманенный разум обрел ясность. Матиас увидел, что натворил, увидел Сантьяго и Доротею.
Драго смачно усмехнулся и подмигнул Матиасу.
─ Славно, дружище!
Он щелкнул пальцами и растворился в воздухе. Фиолетовый дым развеялся по ветру. С тех пор художник и Драго не встречались.
Матиас отдернул руку и прижал красную ладонь ко рту, запачкав губы. Доротея растянулась на земле, деревянная рукоятка торчала из ее груди, уголки ее рта наполнились кровью. Матиас рухнул на колени и размазал красные ручейки по лицу Доротеи. Девушка тяжело задышала и закрыла глаза.