Родителей не стало, и молодой художник сорвался с места. Бродяжничал. Подрабатывал рисовальщиком и карикатуристом в дешевых забегаловках. Нигде своим не был, держался в стороне. Долгое время не продавал картины, пока голод не сдавил горло. Путешествовал, собирал материал… Душу не распахивал, знакомился по необходимости. Жил, как закупоренная бутылка, внутри которой гремит океан. Спасала работа… С кистью в руке Матиас чувствовал себя свободным.
Доктор говорил так: «Радость, которой не с кем поделиться, быстро теряет свою силу и угасает. Вкуснее та буханка хлеба, которую ты разделил с близким человеком».
Матиас никогда не любил и понятия не имел, как это бывает. У него были кисти и краски, и был смутный образ – картинка, расплывающаяся перед глазами: идеал красоты и легкости, родившийся не на холсте, а внутри Матиаса, в его душе. Ведь подлинная красота рождается лишь в душе художника, а на холсте предстает в ограниченной форме, в форме скелета.
Матиаса угнетал опустевший пляж, растянувшийся у его ног, и угнетало его опустевшее существование. Он сжал кисточку передними зубами, закрыл глаза и увидел свет. Тогда он сотворил ее из воздуха. Радужных оттенков оставалось немного, и Матиас использовал черную краску. Девушка, сидящая на берегу… Он представлял, как она растянулась на мягком песке, обняв руками колени. Ее алые губы сжаты, глаза улыбаются и полны умиротворения. Образ завладел сознанием художника и просился на волю.
Матиас достал из сумки рулон тростниковой бумаги и попытался наметить черты ее лица. Но всякий раз, как он брался за карандаш, чудесный образ ускользал из его головы, словно золотая рыбка, в последний момент срывающаяся с крючка. Разбитый собственным бессилием, Матиас швырял карандаш на землю и снова поднимал его, чтобы забросить подальше. На пляже показались туристы, и раздавленный художник покинул место у подножья. Он вернулся в хижину и заперся на замок. Ни красками, ни карандашом, ни углем не удалось Матиасу вдохнуть жизнь в выражение лица этой юной особы, поселившейся в его сердце. Он работал до глубокой ночи, пока не забылся крепким сном.
Утром Матиас пришел на берег и столкнулся с ловцами жемчуга. Загорелые мужчины в затертых купальных костюмах пробежали мимо него в сторону пристани. Их было около пятнадцати человек, и каждый надеялся разбогатеть в этот знаменательный день. Матиас рассматривал их удаляющиеся ступни, раскидывающие песок, и думал о загадочной девушке.
─ Она побежит к зеленым холмам, ─ решил Матиас.
Изобразить красавицу со спины оказалось легко. Матиас бережно вывел тонкой кисточкой пальцы на левой ступне. Правая ступня девушки зарылась в песок. Последнюю неделю августа Матиас потратил на доработку берегового ландшафта и обрисовал спокойное манящее море вокруг пляжа. Картина была готова. Все в ней было правдой, кроме убегающей вдаль незнакомки. Однако я верил в нее даже больше, чем в морские просторы и апельсиновые облака. Она обрела тело и дух по воле художника.
2
На следующий день они встретились. Матиас впервые за два месяца ступил за порог хижины без мольберта. Картина освободилась от кисти, и ее создатель наслаждался заслуженным отдыхом. Матиас хотел полюбоваться рассветом, как простой человек, и поваляться на пляже, прислушиваясь к морскому шепоту. Солнце медленно поднялось из-за горизонта, раскрасило небо и двинулось к вершинам, к застывшим «Орфею и Эвридике». Едва свет утренней звезды коснулся макушек заточенных скал, как на берегу из ниоткуда возникла девушка в черном платье и понеслась по белому песку в сторону подножья. Матиас не верил в происходящее: его полотно вырвалось на свободу. Он погнался за девушкой со всех ног. Он бежал за той, которую сам создал. Теперь Матиас ясно представлял ее лицо.
Белоснежные чайки кружили над водой в поисках пищи. Матиас приблизился к таинственной незнакомке и попытался схватить ее за плечи, покрытые легкой тканью черного платья. Руки его были совсем близко, когда девушка растворилась в воздухе. Она появилась из ниоткуда и ушла в никуда. Ее божественной красоты тело рассыпалось золотой пылью по холодному утреннему песку. В ладонях Матиаса остались лишь сахарные крупицы, которые падали на берег сквозь пальцы.
Наш герой вернулся в хижину и бросился писать портрет незнакомки. Матиаса трясло от возбуждения. Он сделал двенадцать набросков ее лица на тростниковой бумаге и равномерно распределил их по комнате. Затем вышел на задний двор и подрагивающей рукой обрисовал лицо и плечи девушки в черном. На другом холсте он написал ее в полный рост.
Наброски и портреты вышли неказистыми, потому что Матиас торопился. Он с нетерпением ждал завтрашнего утра, когда вновь увидит черное платье. Ночью он не сомкнул глаз и несколько часов пролежал в лихорадке. Пот прошибал его и стекал на грудь. Матиас ослабел и не мог подняться с кровати. Он махал руками, словно помешанный, и постоянно косился в сторону двери: придет она или нет. Лунный свет проникал в комнату через единственное окно и освещал картину серебристыми лучами. Взгляд Матиаса был прикован к полотну. На какое-то время он забылся и растворился в приятных видениях: ее рука была в его руке, а элегантное платье не превращалось в поток алмазных песчинок. Спустя мгновение он проснулся в одинокой хижине и забился головой о подушку.
Небо еще не пробудилось от спячки, когда Матиас вылетел из дома и пулей побежал на берег. Он знал, что сегодня встретится с ангелом, случайно упавшим на землю.
Предрассветная дымка накрыла небо. Бедный художник утратил способность мыслить трезво, мучительное ожидание сдавливало его сердце. Он начал задыхаться и расчесал кожу на груди до крови. Ноги его с трудом стояли на месте. На берегу было тихо: ни чаек, ни бородатых рыбаков, ни пьяниц – здесь царила пустота. Матиас упал на песок и стал выводить указательным пальцем геометрические фигуры. Он жаждал увидеться с ней. Он согласился бы неделями жить без еды и воды, только бы она повернулась.
Забрезжил рассвет, скалы пронзили солнце, и девушка в черном шелковом платье помчалась к «Dos montanas». Матиас бросился следом. Он протянул дрожащую ладонь к ее растрепанным волосам, и они обратились в пыль. Он поймал воздух. Ветер разбрасывал золотые крупицы вдоль шипящего моря. Матиас рухнул на песок и обрушил на него свои иссохшие кулаки.
История повторялась изо дня в день. Матиас появлялся у моря задолго до рассвета и высматривал призрачные очертания незнакомки. Он настигал ее, протягивал руку, и его мечта обращалась в прах. Он обгонял девушку, чтобы перегородить путь и взглянуть ей в глаза, а она разлеталась и исчезала на целые сутки. Если Матиас поджидал ее у самого подножья, она не являлась вовсе. Ритуал был простой: рассвет, Матиас стоит на том месте, где работал над картиной, черное платье скользит над белым песком и распадается на части. Матиас ни разу не коснулся ее кожи и не увидел ее лица. Со временем он утратил веру и перестал приходить на пляж.
Его спасали сны. В сказочных грезах Матиас гулял по пляжу с прекрасной девушкой, она смеялась над его глупыми шутками и улыбалась. Ночью он был счастлив. Он хотел спать вечно, он ненавидел просыпаться по утрам. Реальность его разочаровала. Матиас отложил кисть и не выезжал в город. Хижина стала его пещерой и его тюрьмой.
Надежда покинула Матиаса. Он начал жалеть о том, что сотворил ее из воздуха. Все изменилось в одно роковое утро, когда на сцену вышел человек с желтыми глазами.
3
Маленький город превращает городских жителей в кучу дотошных соседей, которые знают абсолютно все друг о друге. Кто где работает? Кто женат, а кто холост? Кто человек благородный и рассудительный, а кто бестолковый пропойца? Слухи распространяются с невероятной скоростью. Их передают из одного двора в другой, из пивной лавки в продуктовую, из церкви в магазинчик женской одежды. Этому способствуют болтливые дети и старухи, которым нечем себя занять. Трудно не засветиться. Так или иначе заглянешь в бар или заявишься на апрельскую ярмарку или пойдешь на петушиные бои, чтобы срубить куш на ставках. Каждая физиономия в городе на виду.
Человек с желтыми глазами оказался исключением из правил. Он утверждал, что живет в наших краях с самого рождения, но вот загадка: никто не знал его в лицо.
Осень подходила к концу, а Матиас так и не решался продать свою работу. Картина стала неотъемлемой частью его интерьера. В то утро он намеревался напиться до беспамятства и в очередной раз поглядеть на то, как девушка в черном платье исчезает на рассвете. Матиас положил в сумку бутылку вина и фрукты, затворил тяжелую дверь хижины и отправился на пляж. Тишина заволокла город, утренний холод навевал приятную тоску, шумная уличная жизнь сладко дремала под одеялом. Не спал только дряхлый священник, направляющийся к колодцу с пустым жестяным ведром.
Матиас устроился на своем привычном месте напротив зеленых скал и вытащил из бутылки деревянную пробку, украшенную виноградной лозой. Сладкий напиток растекался по губам и согревал тело. Матиас лег на живот и положил голову на сведенные в замок руки. До заветного момента оставалось не более десяти минут. Солнце выпрыгнуло со дна моря и полетело на запад.
─ Дивное утро, не так ли?
Матиас повернулся на звук хриплого шепота и увидел загадочного пришельца. Тот медленно кивнул и облокотился на трость, сжатую в левой руке. Правая рука незнакомца была изуродована, на ней не доставало трех пальцев. Он носил остроносые туфли из натуральной кожи, облегающий черный костюм в полоску, черную сорочку и галстук-боло, украшенный изящной брошью в форме яблока. Его черная шляпа была надвинута на глаза, так что Матиас видел только нижнюю часть вытянутого худого лица, покрытого рубцами.