Хроники последнего лета

Запись 5

Москва,

Кутузовский проспект,

Понедельник, 29 июня

За два года знакомства Виктор Сергеевич научился безошибочно предсказывать Анечкино поведение. Сейчас он ошибся только в одном: несчастная умница и красавица лежала с мокрым полотенцем на лбу не в спальне, а в гостиной на диване. При этом коротенький халатик раскрывал ровно столько, сколько нужно для создания образа прекрасного умирающего лебедя. Не подлежит сомнению, что современная медицина могла бы предложить куда более действенные средства от головной боли, чем холодный компресс, но ни одно из них не выглядело бы столь драматично.

Анечка, не открывая глаз, еле слышно спросила:

– Зачем ты пришел?

Отвечать на этот бессмысленный по сути вопрос необходимости не было, Загорский сел в кресло и стал выслушивать вполне ожидаемые упреки. Однако неожиданно разговор пошел в непредвиденном направлении: у Анечки случилась настоящая истерика, и Виктор Сергеевич попросту не знал, что делать. Кто бы мог подумать, что у этой хрупкой девушки окажутся голосовые связки, достойные примы Большого Театра!

Виктор Сергеевич, будучи не в силах справиться со шквалом женских эмоций, испытывал острейшее чувство унижения и обиды. Как будто это он сам написал проклятую статью!

Когда Анечка немного пришла в себя, беседа приняла совсем неприятный оборот: умница и красавица категорически потребовала определиться, «стать, наконец, мужиком и принять решение». Обычные рассуждения Виктора Сергеевича об особенностях его положения во внимание не принимались, а в качестве примера приводился президент Франции, меняющий жен безо всякого ущерба для имиджа.

Попытки обнять, прижать к груди и погладить по головке на сей раз были отвергнуты с негодованием. Анечка с необыкновенной твердостью заявила, что отныне позволит к себе притронуться только после того, как Виктор Сергеевич объяснится с женой.

Одним словом, заместитель главы администрации президента Российской Федерации Виктор Сергеевич Загорский вышел от любовницы кипящим от обиды и негодования. Он был настолько возбужден, что перед уходом изменил своим принципам и залпом выпил полстакана теплого виски. Все последние неприятности, включая головную боль и недовольство президента, воплотились в образе журналиста Рудакова. Встретить бы мерзавца прямо сейчас и разобраться на месте, жестко, по-мужски. Интересно, что он собой представляет – скорее всего, типичная гламурная паскуда, привыкшая безнаказанно бросаться словами. Явственно привиделось – вот он идет навстречу, останавливается… без лишних слов левой – в печень, и сразу правой – в скривившуюся от боли физиономию!

По пути домой Виктор Сергеевич изо всех сил старался держать себя в руках и не выплеснуть накопившееся раздражение на ребят из охраны.

Запись 6

Московская область, Одинцовский район,

Коттеджный поселок на 16 километре

Рублево-Успенского шоссе

Понедельник, 29 июня

После разговора с Анечкой, когда Загорский не смог предугадать ее бурную реакцию, встреча с женой вызывала естественные опасения.

В отличие от Анечки, Римма Владимировна выглядела абсолютно спокойной, что заставляло Виктора Сергеевича нервничать. Однако странное спокойствие супруги тут же разъяснилось: на столе стояла полупустая бутылка коньяка, подаренного во время какого-то визита во Францию. Уникальная, кстати, бутылочка, столетняя. Почему-то не к месту вспомнились слова Анечки о женах французского президента.

Между тем, выглядела Римма Владимировна превосходно, если не сказать неотразимо. Обтягивающее платье, коралловые бусы и антрацитово-черная роза в волосах. Виктору Сергеевичу показалось, что это искусственный цветок-заколка, но долетевший тонкий аромат убедил его в обратном. Между прочим, супруга на десять лет моложе…

– Устал, дорогой? – Римма Владимировна приветливо улыбнулась и картинно поднесла к губам бокал.

Виктор Сергеевич пробормотал что, да, чертовски устал, был тяжелый день, столько встреч…

– Бедный ты мой, – посочувствовала жена, – заработался… а я целый день кино смотрю.

Она взяла со стола пульт и нажала кнопку. На огромном, в полстены, экране замелькали кадры с их последнего отдыха в Испании. Ездили в Марбелью лет восемь-девять назад, очень неплохо провели время.

– А ты ничего, – одобрительно сказала Рима Владимировна, глядя на экранного Виктора Сергеевича, – хотя, сейчас, конечно, уже не то… Как, кстати, дела у твоей? Гремит в прессе на всю страну. Говорят, способная стервочка.

– Римма, перестань…

– Что ты, Витенька, разве я против? Наоборот, очень интересно.

Тут Виктор Сергеевич проявил непростительную слабость, пустившись в пространные унизительные объяснения. Римма Владимировна слушала его с легкой насмешливой улыбкой.

– Витюш, – сказала она неожиданно твердым и трезвым голосом, – мне, понимаешь ли, совершенно все равно, как, что и с кем ты делаешь…

– Римма…

– Пожалуйста, не перебивай. Мне совершенно все равно. Я знаю наперечет всех твоих шлюх, меня, Витя, это уже не беспокоит. Но я прошу о двух вещах: впредь избавь меня от общения с этой истеричной девицей. И второе: если ей не хватает ума не высовываться, позаботься об этом сам. Я не желаю, слышишь, не желаю, чтобы твое имя связывали с этой особой. Не желаю, чтобы в меня тыкали пальцами. Договорились?

Виктор Сергеевич начал было снова оправдываться, но Римма Владимировна неторопливо встала из-за стола, по-кошачьи грациозно потянулась, отчего стало видно, что под платьем совсем ничего не надето, и неторопливо направилась по лестнице на второй этаж – в спальню. Перед тем как закрыть за собой дверь она повернулась и совершенно спокойно сказала:

– Я очень надеюсь, что ты сумеешь найти правильное решение. Ты же у меня умница, правда?

Дверь закрылась, и металлически щелкнул замок.

Виктор Сергеевич опустился в кресло и некоторое время оставался неподвижным. Вот что значит порода! Должно быть, дала себя знать кровь кого-то из недострелянных в революцию предков благородного происхождения. Затем достал телефон и вызвал Колушевского.

– Выяснили?

– Так точно. Нет сомнения, это Рудаков. Сначала разместил на портале…

– Это не важно. Разберитесь немедленно.

– Слушаюсь.

Виктор Сергеевич бросил телефон на стол, опустился на кресло, закрыл глаза и сжал голову руками, пытаясь сдержать рвущуюся наружу боль.

Глава II. Бойтесь решительных кроликов!

Запись 7

Москва,

Профсоюзная улица,

Воскресенье, 5 июля

Бывший физик-ядерщик, кандидат физико-математических наук, а ныне переводчик с английского и французского Артемий Рудаков в компании старого друга Ваньки Кухмийстерова и директора издательского дома «Новь-КреатиФФ» Иосифа Давидовича Дискина употреблял на кухне собственной квартиры холодную водку с маринованными помидорчиками.

Ванька имел внушительные размеры, грозный вид и громоподобный голос. В трезвом состоянии он был человеком спокойным и даже обходительным, но после определенной дозы спиртного резко менялся. Увы, добродушный здоровяк быстро превращался в неуправляемого хулигана. По неизвестной причине Ванька с пеной у рта начинал доказывать, что служил в очень специальном спецназе и поубивал такое немыслимое количество врагов, что до сих пор не может отмыть кровь с рук. В доказательство всем желающим демонстрировались ладони размером с совковую лопату и предлагалось внимательно приглядеться.

Некоторые впечатлительные особы действительно принимали Ванькины излияния за чистую монету, но Рудаков-то прекрасно знал, что его приятель после отчисления из института за пьянство проходил срочную службу во вполне ординарных железнодорожных войсках. Скорее всего, имел место классический случай замещения реальности – человек настолько хотел чувствовать себя героической личностью, что начинал верить в истинность собственных фантазий. Ведь младший сержант железнодорожных войск Кухмийстеров совершенно искренне отмечал День Десантника в Парке Горького и считался одним из самых заметных персонажей в сообществе ветеранов спецназа.

Непосредственный начальник Рудакова господин Дискин не был осведомлен о сложных отношениях Ивана с алкоголем и с беспокойством слушал его откровения. Директор издательства любил иногда так запросто, без звонка, заскочить к кому-нибудь из подчиненных и пропустить рюмочку-другую, но на несчастье, в этот раз к скромному переводчику уже заскочил старый товарищ.

Почувствовав живую реакцию собеседника, Ванька наращивал градус повествования, добавляя крайне живописные подробности. Слушая историю о кровавом рейде по джунглям Конго, Иосиф Давидович невольно содрогался, ясно представляя, как этот страшный человек голыми руками изощренно расправляется с взводом американских морских котиков. Зловеще усмехаясь, Ванька поведал, что именно поэтому его не пускают в Америку. По крайней мере, одно из этих утверждений было чистой правдой: в прошлом году он явился за визой в американское посольство навеселе, и, естественно, получил обидный отказ.

Позабавившись довольно натуральным испугом начальника, Рудаков все-таки пришел ему на помощь. В конце концов, Ванька, похоже, слишком вошел в роль, и с высокой вероятностью сейчас должен начаться острый приступ антисемитизма, и характерный профиль Дискина вполне мог пострадать.

– Так, ребята! – Рудаков хлопнул в ладоши и разлил водку. – По последней – и гулять!

Ванька остановился на полуслове, с сожалением вздохнул, махнул стопку, сморщился, словно проглотил живую лягушку, залез вилкой в банку, подцеаил помидор, и тяжело поднялся, опираясь о стол.

– П-п-пошли.

– Да, да, конечно, – заторопился Дискин, – мне уже пора. Время, знаете ли…

В этот момент на кухню заглянула Наташа. Увидев жену, Рудаков весело поднял стопку, Дискин замер с открытым ртом, а Кухмийстеров поперхнулся помидорчиком и отчаянно закашлялся.

Сказать про Наташу, что она красивая – это все равно как описать «Джоконду» словами «ничего картинка». Наташа – сногсшибательна и обворожительна. Почему-то ее считают блондинкой, хотя, если положить руку на сердце, то даже темно-русой назвать нельзя. Возможно, это все из-за белой кожи и легкого румянца, столь характерных для натуральных блондинов. Она относилась к той категории женщин, на которых не оборачиваются на улице, но стоит пообщаться пару минут – и все, собеседник начинает терять голову.

– Твое здоровье, дорогая! – бодро воскликнул Рудаков.

– Здоровье? – улыбнулась Наташа. – Мое-то в порядке, а что с тобой завтра будет!

Действительно, сидели уже долго, и грозное дыхание похмелья ощущалось совсем явственно. Рудаков едва пригубил водку и поставил рюмку.

– Все, ребята, двинули!

Троица прошествовала в прихожую под насмешливым взглядом Наташи.

– Мое почтение, Наталья Владимировна, – слюбезничал Дискин, за что получил благосклонный кивок.

– Натаха, – Ванька полез обниматься, но был отвергнут.

Некогда, увидев Наташу первый раз, Кухмийстеров попытался за ней приударить, однако встретил решительный и бесповоротный отказ. С тех пор, общаясь с Рудаковым, делал вид, что отказался от девушки ради друга. Со стороны это было очень заметно, и Наташа за глаза над ним хихикала.

Остывающий асфальт исправно отдавал тепло в атмосферу, и июльский воздух колыхался дрожащим маревом. Кухмийстеров вальяжно остановил такси, ввалился на заднее сиденье, и, будучи уже не в состоянии говорить, помахал на прощанье рукой.

Иосиф Давидович вежливо поклонился в ответ, а когда машина уехала, печально сказал:

– Очень жаль, Артемий, что вы тратите драгоценное время на подобных субъектов.

– Положим, сейчас я тратил время не только на него, – усмехнулся Рудаков.

– Как ни прискорбно, я имел в виду и себя, – вздохнул Дискин.

Тут Рудаков не нашел, что ответить, а директор продолжал:

– Знаете, Артемий, а я ведь зашел к вам, чтобы серьезно поговорить…

– Последний раз мы серьезно говорили сегодня в шестнадцать тридцать на планерке. Впрочем, мы можем продолжить беседу. В холодильнике кое-что осталось.

– Я вовсе не об этом… Хотел сказать вам… Предложить, если можно так выразиться… Словом, бросайте к чертовой матери переводы. Заканчивайте размениваться на ерунду!

– Вам не нравится… – начал было Рудаков, но Дискин протестующе замахал руками.

– Нет, что вы, ваши работы прекрасны, но… стоит ли посылать атомную подлодку ловить пескарей?

– Простите?

– Артемий, пишите свое! Заканчивайте с этим интернетом, поработайте серьезно. Просматривал ваши рассказики – они великолепны! А вы – ленивы. Это нехорошо. Напишите что-нибудь стоящее. Обещаю – издам! А вы знаете, что я свои обещания выполняю…

Рудаков с сомнением посмотрел на директора, пытаясь вспомнить примеры показательной честности. Похоже, что проблема замещения реальности оказывается заразной.

– Обещаю – напишу!

С этими словами Рудаков затолкал Дискина в остановившееся такси и направился домой. И чего вдруг у начальства возник такой душевный порыв? А что, забавно было бы посидеть месячишко-другой и наваять нетленку. К тому же Наташка пилит – хочется ей, понимаешь, стать женой великого писателя. Чтобы пальцами показывали – вон, идет Наталья Воробьева, супруга того самого Рудакова. Того самого?! Да что вы говорите! А посмотрите, какой у нее чудесный наряд и грациозная походка!

Рудаков, представив картинку, рассмеялся, помотал головой и в прекрасном настроении направился к дому. Панельная девятиэтажка дружелюбно улыбалась освещенными окнами.

В десяти шагах от подъезда его остановил негромкий отклик.

– Артемий? Рудаков?

Рудаков, улыбаясь, обернулся, ожидая увидеть знакомое лицо…

Запись 8

Москва,

Старая Площадь,

Вторник, 7 июля

Несмотря на исключительную важность сообщаемых сведений, Виктор Сергеевич слушал доклад Колушевского рассеянно, и, казалось бы, без особого интереса. Назревали большие события, и подготовка к ним занимала умы высокого руководства. Кто-то, пытаясь максимально укрепить позиции, проводил интенсивные переговоры, а кто-то, наоборот, занялся срочным выводом активов.

Колушевский, наконец, замолчал и принял заинтересованно-внимательный вид – с ручкой наготове, преданными глазами, приподнятыми бровями и слегка вытянутой шеей.

– У вас все? – спросил Загорский.

– Так точно.

– Да? А как же насчет этого?

Виктор Сергеевич наклонился к экрану ноутбука.

– Вот, полюбуйтесь, пожалуйста, – он прищурился, вчитываясь в мелкий текст, – прошло по «Интерфаксу»… «Новое зверское нападение в Москве»… та-ак, дальше… русская служба Си-Эн-Эн… «Популярный блоггер и журналист Рудаков находится в коме после нападения неизвестных. По неподтвержденным данным, один из нападавших задержан»… Примерно то же самое в ИТАР-ТАСС, я не говорю про всякую мелочь. Это, по вашему мнению, не важно?

– Простите, Виктор Сергеевич, – с достоинством ответил Аркадий Львович, – я посчитал этот вопрос сугубо техническим.

– Нет, это не технический вопрос. Вы прекрасно понимаете, что немедленно возникнут ненужные ассоциации с Анной Владимировной и даже со мной. В сегодняшней ситуации это просто недопустимо. И потом, я совершенно не понимаю ваших действий… если, конечно, это не простое совпадение.

– Нет, это не совпадение. Я получил указание разобраться…

– Бог мой, – болезненно сморщился Виктор Сергеевич, словно ощутил приступ зубной боли, – неужели разбираться можно только так? Если бы я хотел ему начистить рыло, то сделал бы все сам! Слово «разобраться» имеет множество других значений, кроме примитивного удара по голове.

– Простите, Виктор Сергеевич, – спокойно сказал Колушевский, – это моя ошибка.

– Это понятно. Доложите, что произошло.

Аркадий Львович секунду помедлил, собираясь с мыслями, и начал доклад. Конечно, же, никто не собирался калечить Рудакова и даже применять избыточную силу. Просто договорились в качестве одного из инструментов использовать убедительную беседу «по душам». Именно для особой убедительности Колушевский задействовал ребят Абдусаламова…

Виктор Сергеевич удручено покачал головой.

Султан Маратович Абдусаламов был одним из немногих людей, к которым Загорский относился с опаской. Что делать, если человек не боится ни Бога, ни черта, и по большому счету не признает никаких законов, кроме противоречивых правил, составляющих его эклектичное мировоззрение. Он признавал власть президента как неизбежное зло, понимая, что это – представитель силы, с которой нужно договариваться. Загорского уважал, если здесь вообще применимо такое слово, исключительно за личное мужество, проявленное во время чеченской кампании. Тогда Виктор Сергеевич в одиночку пришел в штаб авторитетного полевого командира Абдусаламова и передал ему личное послание президента…

Привлечение головорезов Султана Маратовича для решения вопросов, вышедших в публичную плоскость, было непростительной ошибкой.

– Одну минуточку! – Виктор Сергеевич вгляделся в текст на экране компьютера. – «Один из нападавших задержан». Это что?

– Понимаете, – замялся Колушевский, – все пошло нештатно. Ребята должны были просто подойти и серьезно, с напором поговорить. На завтра прошлись бы по рабочей линии, по супруге, уже просматривали перспективу уголовных дел… словом через пару дней клиент полностью готов к употреблению. Но он, – Аркадий Львович в последний момент удержался, чтобы вместо «он» не произнести нечто более сильное, – после первых слов без разговоров схватил урну и с размаху по голове… Ребята, соответственно, не выдержали. Так это еще не все. Он одному практически откусил ухо…

– Ухо?

– Да. Проезжали дэпээсники, султановы хлопцы и им накидали, те стрелять из автоматов. Словом, разбежались, взяли фрагменты уха и одного целиком, это которого урной… Безобразие, кстати говоря, сколько ставили вопрос на антитеррористической комиссии, чтобы урны намертво к земле…

– Хорошо, – очень серьезно сказал Загорский, – мэр Москвы ответит вместе с вами. Где сейчас Султанов человек?

– В Склифе под охраной. Рудаков – в обычной городской.

– Охрана?

– Ему-то зачем? От Султана защищать?

– Да, смешно… Что Султан?

– Грозится лично перерезать глотку Рудакову. Его людей трогать нельзя.

– Ладно, с ним я поговорю. С МВД связались?

– Конечно.

– Хорошо.

– Только… – неуверенно сказал Колушевский.

– Что такое?

– Министр отказывается сотрудничать.

– Как так?

– Вот так. Приказал довести до конца. Сегодня, по нашим сведениям, готовит пресс-конференцию.

Виктор Сергеевич задумался. Это очень даже неприятный сигнал. Похоже, что министр МВД окончательно определился с союзниками и готов идти на конфликт. Не хватало только свары полиции с боевиками Абдусаламова. Все закончится тем, что вмешается президент, и тогда полетят головы. Стрельба в Москве – слишком большая тема. А кто истинный инициатор конфликта – ясно уже всем. Нужно принимать срочные меры.

– Ваши предложения?

– Договариваться с МВД. Непросто, но, думаю, договоримся. Скорее всего, будут условия.

Кто бы сомневался! Плевал министр на контуженного Султанова горца. Война идет за место заместителя генерального прокурора, а в перспективе и за самого генерального.

– Ладно, – буркнул Виктор Сергеевич, – будем договариваться. В одиннадцать ноль-ноль – совещание. Вызовите Гофмана и Доброго-Пролёткина.

Запись 9

Москва

Старая Площадь

Вторник, 7 июля

За несколько минут до начала совещания позвонил начальник охраны и попросил об аудиенции.

Подполковник Егор Соломонов уже восемь лет работал с Загорским и пользовался его абсолютным доверием. Если необходима срочная встреча – значит информация серьезная.

– Разрешите?

– Заходи, садись.

Егор сел напротив Виктора Сергеевича и сразу перешел к делу. Загорскому всегда импонировали четкость и невозмутимость Соломонова. Очень многих неприятностей удалось избежать благодаря его поистине сверхъестественному чутью прирожденного телохранителя. Хотя внешне не скажешь – походил он скорее на интеллигентного профессора-гуманитария, чем на кадрового сотрудника ФСО.

– Обязан проинформировать. Начальник смены доложил, что Римма Владимировна ночью выехала в отель Ритц на Тверской, там встретилась с мужчиной примерно тридцати лет, ранее не попадавшим в поле зрения, после чего поднялась с ним в триста шестой номер, где провела ночь. Домой вернулась около шести тридцати утра.

Виктор Сергеевич глубоко вздохнул и распустил туго затянутый узел галстука. От выброса адреналина зазвенело в ушах, и перехватило горло, так что стало трудно говорить.

– П-п-почему не доложили? – прохрипел он, не узнавая собственного голоса.

– Виноват. Начальник смены по инструкции обязан докладывать мне, что он и исполнил. Когда я узнал, вы уже были заняты. Нашел окно и докладываю.

Загорский отчетливо вспомнил, как Римма была одета вечером, как себя вела и как выглядела – невероятно соблазнительно. А ведь думал, что это обычная женская уловка – показать превосходство над соперницей… Значит, пока он подыхал от головной боли, супруга неплохо проводила время…

– Какие будут указания?

– Никаких, – сумрачно сказал Загорский, – свободен.

– Слушаюсь.

Оставшись один, Виктор Сергеевич некоторое время сидел неподвижно, глядя прямо перед собой, затем вызвал по селектору референта.

– Прошу всех в кабинет, совещание начинается.