Остаться на грани

***

На следующий день я отправился на наше второе свидание с Сусанной. Этот раз оказался куда более удачным, чем предыдущий – мы таки дошли до той романтической кафешки на набережной у Босфора. Все складывалось как нельзя более лучше. Всю дорогу мы вели непринужденную беседу, я пытался быть смешным, хотя и чувствовал себя порой неловко, но она смеялась над моими шутками, а значит, ей нравилась моя компания. Подметив это, я просто взмыл на двадцать пятый этаж от счастья. В кафе я выбрал тот самый столик, за который и мечтал ее привести в прошлый раз – у самой кромки воды, с плетеным диванчиком для двоих. На таких вот уютных диванчиках с мягкими подушками я часто наблюдал, как сидели холодными осенними вечерами влюбленные парочки, укутавшись под теплым пледом и потягивая салеп – горячий молочный напиток с корицей, идеально согревавший в такую пасмурную погоду.

– Присаживайся! – галантно я пропустил Сусанну вперед и устроился затем рядом с ней. К нам подошел официант, и мы заказали по чашечке медового салепа.

– Какая тут интимная обстановка, – бросила вдруг она на меня игривый взгляд.

– Мне тоже очень нравится это место, милое такое: море, чайки, – глупо улыбнулся я, растерявшись.

– Ты намеренно завел меня сюда, где все сидят парочкам? – захохотала она.

– Да нет, просто местечко уютное, люблю сюда частенько ходить, – попытался было оправдаться я.

– М-м, – закинула она нога на ногу, повернувшись полубоком ко мне. – Никогда не подумала бы, что ты такой романтик и сидишь по таким кафешкам.

– Ну, есть такое, – покраснел я, – порой хочется побыть одному, подумать о жизни, и это очень подходящее место.

– Побыть одному в месте, где все приходят парочками? – гнула она свою линию. – Так ты приходишь помечтать сюда?

– Э-э, да, можно и так сказать, – на какое-то мгновение я почему-то растерялся.

– Ты ведь здесь последний раз был еще до нашего первого свидания, не так ли? – ее закинутая нога манерно колебалась, и носочком она то и дело немного касалась моей голени.

– Да, на самом деле, – выдохнул я отчего-то скопившийся в легких воздух.

– Но про мечты-то ты не соврал, надеюсь? – проткнула она меня своим взглядом.

– Н-нет, я не обманывал тебя, – я сам себе со стороны казался таким глупым в тот момент. Я не заметил, как Сусанна перехватила инициативу в свои руки, и почему-то я сейчас оправдывался перед ней. По крайней мере так я себя ощущал в тот момент.

– И о чем же ты мечтал? – скользнула хитрая улыбка по ее лицу.

– О тебе! – вдруг выпалил я неожиданно для самого себя и тут же провалился на месте прямо под диванчик, на котором мы сидели. Раз я признался ей, то теперь задний вход включать уже было бессмысленно, и я медленно потянулся к ней. Она вроде бы была не против, и я, положив свою руку ей на бедро, придвинулся к ней и тут же окунулся в ее сводящий с ума аромат. Ее губы, такие манящие сладкие, были так рядом. Забыв обо всем на свете в ту секунду, я резко коснулся губами ее уст. Как же бешено колотилось сердце в тот момент. Она, я не сомневался, ощущала то же самое внутри. Мы слились в крепком долгожданном поцелуе. Я кайфовал от ее нежных губ, которые то и дело сладко причмокивали. Но внезапно она резко отпрянула, и, густо покраснев, я осознал, что на самом деле весь поцелуй длился не более секунды. Она уставилась на меня каким-то странным взглядом и словно отстранилась, чего-то испугавшись.

– Это неправильно, мы делаем ошибку, – затараторила она.

– Извини, прости, Сусанна, я не хотел тебя обидеть, – я уже и не помню какие еще глупые слова я там лепетал, пока не был оглушен ее единственной короткой фразой, прогремевшей, как гром среди ясного дня.

– У меня есть парень, – ее слова прозвучали тихо, но в моем сердце они отозвались громким эхом, – ты – хороший, мне интересно с тобой, мне хорошо и весело с тобой, но как с другом.

Все слова словно забылись, я не мог ответить ничего подобно немой рыбе в глубоких буйных водах внешне спокойного Босфора.

– Ты пойми, ты мне нравишься, и я даже полюбила тебя за то непродолжительное время, что мы знаем друг друга, – вдруг прозвучавшие ее эти слова неожиданно дали мне какую-то надежду, мне хотелось верить, что все это было шуткой, флиртом, женским заскоком или чем-то из этой оперы, но она продолжила, – полюбила, как брата…

Декабрь 2014

У нас в это время в прежние года уже обычно выпадали сугробы снега, и на улице стояла волшебная атмосфера близящегося праздника. Но в Стамбуле зима долгое время не собиралась приходить. До двадцатых чисел декабря я бегал на работу под хмурым дождливым небом и каждый вечер сушил кроссовки на батарее. Так как денег на хорошие сапоги я еще не скопил, отдав предпочтение не столь необходимому пальто, то приходилось мне ходить в том, в чем я приехал сюда летом. Но однажды снег на удивление всем жителям города посыпал. Это случилось без предупреждения, без предварительных заморозков – просто заснув прошлым вечером при десяти градусах тепла, на следующее утро город проснулся уже при минусовой температуре. Впервые здесь на юге я видел снег. И эта снежная атмосфера отдавала чем-то родным, я словно очутился в Крыму, успев порядком соскучиться по родине за эти полгода. Этим утром я шел на работу в свой ресторанчик, будучи воодушевленным как никогда. Рана, нанесенная моему сердцу самим же собой за свою же детскую наивность, начинала понемногу затягиваться. Я старался не думать о Сусанне, и к счастью она больше не появлялась в кафе. Один раз я видел ее подруг, но они были сами. Я был благодарен ей за то, что она не вызывала своим появлением излишнюю боль в моей душе.

– Тебе нужно заняться каким-нибудь делом, по-настоящему настолько интересным, чтобы забыть и не думать об этих бабах, братан, – говорил мне частенько Ильяс. Но пока я не знал, чем себя занять, что меня ждало впереди. Я продолжал работать официантом на Асматуллу-бея, получал свои гроши, которых мне хватало лишь на пропитание и немного на одежду. Просить больше у Асматуллы-бея смысла не было – я видел, что бизнес его в последнее время становился все более убыточным. То, что он держал меня у себя, было уже большим участием с его стороны. Проводя весь день за беготней между столиками, я то и дело поглядывал за окно и боялся, чтобы эта зимняя сказка не растаяла за один день. И к моему счастью, когда я возвращался домой, снег все еще продолжал падать. Мне почему-то захотелось поставить в плейере классическую музыку, а не привычный рок, и под «Реквием по мечте» я добрался домой. Хоть я и был в наушниках, но казалось, что все люди вокруг слышали эту музыку, и толпы людей, словно сговорившись, в нужный момент то ускорялись перед глазами, когда музыка нарастала, то замедлялись, в моменты успокоения оркестра.

Дядя Энвер был дома и встретил меня горячим кофе. Голодным я как обычно с работы не был, но от курабьешек (рассыпчатых печенек) с турецким кофейком не отказался. Мы уютно устроились на прогретой чайником кухне с паром под потолком.

– Завтра мне нужно будет на какое-то время уехать, Карим, – завел дядя беседу.

– Куда? – откусил я печенья и запил его горьким напитком.

– Да по делам нужно будет съездить в другой город. Уеду я рано утром, не знаю сколько там задержусь. Чтоб ты не переживал, а то мало ли, кинешься искать меня, тревогу поднимешь. Оно мне не надо, – усмехнулся дядя.

– Что-то случилось, Энвер-а́би? – еще с тех пор, как я зашел домой, мне он показался каким-то озабоченным.

– Да нет, ничего, что тебя должно было бы беспокоить, – он улыбался, но эта его улыбка была какой-то неестественной.

Внезапно из прихожей раздался грохот – словно какая-то дверь с силой захлопнулась. Зашумели незнакомые турецкие мужские голоса. Раздался топот кирзовых сапог, и тут же дверь на кухню громко распахнулась, в комнату вбежало человек пять в военной форме и с автоматами. Подбежав к нам, они грубо ткнули нас лицами в стол, с которого на пол покатились чашки, и горячий кофе пролился прямо на мои штаны. От внезапного ожога кипятком я аж вскрикнул и тут же получил дулом по шее. Мы были обездвижены. За этими ребятами в комнату уже размеренной походкой вошел полицейский.

– Кто здесь Энвер Алимов? – сурово спросил он.

– Я, – подал голос дядя. В этой ситуации, скорее всего, отпираться было бессмысленно.

– Вы задержаны за торговлю наркотикам и будете осуждены по законам Турецкой Республики, и никакие ваши посольства вам не помогут!

Дядю тут же резко подняли, словно беспомощного щенка, и легко скрутив ему руки за спиной, застегнули на запястьях наручники.

– Я ни в чем не виноват! Это – ложь! – запротестовал вдруг дядя, что мне показалось лишним, так как турки особо не церемонились с ним. Ему тут же заехали прикладом в живот, и он согнулся пополам. Все произошло не более чем за пять минут. Дядю Энвера уволокли, ушли и спецназовцы, пригвоздившие меня к столу дулами автоматов, а полицейский, оставшись со мной, лишь задал несколько общих вопросов, но задерживать не стал. В голове у меня творилась сущая каша и неразбериха. Единственное, что я сумел понять и запомнить из его слов после его ухода, было то, что в причастности моего дяди к наркотрафику он не сомневался, а на счет меня он точно знал, что я был не при делах.

Оставшись один, я еще долго сидел, замерев на месте, за кухонным столом, пытаясь осознать все то, что сейчас произошло. Со мной опять повторилась та же самая ситуация, полгода спустя. Сначала я был свидетелем задержания своего отца, а теперь вот при мне снова словно цунами по квартире дяди Энвера прошлись турецкие полицейские и взяли его под стражу. Не знаю точно, сколько времени прошло от их ухода, но отчетливо помню, что разлитый на мои штаны кофе уже успел высохнуть, когда меня вернул в реальность телефонный звонок. На том конце трубки раздавались судорожные всхлипывания и плач:

– Ты можешь сейчас ко мне приехать?.. Мне плохо… я не знаю, что мне делать… – это была какая-то девушка.

– Кто это?

– Ты не узнаешь меня, – вдруг взвыла она, – Сусанна…

Не сразу я узнал в этом рыдающем, надрывающемся голосе Сусанну, всегда задорную и смеющуюся в моей памяти.

– Ты где? Скажи свой адрес, я сейчас же буду! – мой пульс участился на столько, что руки аж затряслись. В данный момент самой любимой моей девушке на свет было плохо, где-то на другом конце Стамбула ее кто-то обидел, и ей была нужна моя помощь, она вспомнила обо мне в этот момент. Значит, я был ее единственной надеждой, единственным, кто мог помочь ей. Я должен был во что бы то ни стало быть с ней и помочь, защитить. Она продиктовала мне адрес, и я в чем было выскочил из дому, поймав первое встречное такси. Всю дорогу я то и дело поторапливал водителя, которому из-за меня пришлось нарушить ряд дорожных правил. Но я не мог допустить ни минуты промедления.

Подъехав к ее дому, я всучил водителю крупную купюру и пулей покинул салон, он что-то еще пытался мне кричать вслед, намереваясь вернуть сдачу. Но я уже не слышал его, перескакивая через несколько ступеней, я влетел к ней на этаж и нажал на дверной звонок. Отворив двери, она тут же кинулась мне на шею и уткнулась своими мокрыми ресницами в мою щеку. Крепко обняв свою девочку, я буквально пронес ее на своей шее до гостиной и усадил на диван.

– Спасибо, что приехал… – еле слышно молвила она, – я не надеялась, что ты приедешь… ты же обиделся на меня тогда…

– Нет, нет, ничего страшного, – прижал я ее крепко к своей груди и принялся гладить по дрожащей спине.

– Прости меня… – всхлипнула она, – прости, что сразу не сказала о парне… еще на первом свидании… это он мне позвонил тогда, а не подруга… – Сусанна вновь зарыдала, по всей видимости, от очередной волны нахлынувших воспоминаний.

– Все хорошо, тише, тише, девочка, – я пытался отдать ей все свое тепло, подставить свое крепкое плечо.

– Ты, наверное, не поймешь меня… Тебе приходилось расставаться? – она была права, девушки у меня никогда не было (мимолетные поцелуи на пляже летом с разными девчонками и пару прогулок с одной девушкой не в счет), настоящих отношений я не имел, потому понять всю раздиравшую ее изнутри боль я, скорее всего, не мог. Но боль любви я уже познал, тогда, месяц назад, узнав, что моя любовь к этой девушке останется навсегда неразделенной.

Не дождавшись моего ответа, она продолжила:

– Я любила его… а он использовал, и бросил… я из-за него оставила учебу, он не хотел, чтобы я училась… я делала все, что он желал, лишь бы ему было хорошо со мной…

– Тише, я рядом, девочка моя, не думай больше о плохом, – гладил я ее по горячей головке. Тут мой взгляд упал на журнальный столик у дивана, на котором стояла откупоренная и уже наполовину опустошенная бутылка вина рядом с бокалом. Сусанна, по-видимому, тоже вдруг вспомнила о ней, и, отпрянув от меня, потянулась к столику. Она предложила выпить и мне. Я не мог отказаться. Последние несколько лет я старался не пить, после того как классе в девятом мы с друзьями перебрали на пляжной дискотеке, где я подрабатывал в свое время.

Сусанна все подливала и себе, и мне вина и изливала мне душу. Когда она уже раз на шестой перевернула бутылку, и из нее вытекла лишь одна капля, Сусанна швырнула ее на ковер и откинулась на спинку дивана. Мое сознание к тому времени уде порядком помутнело и хотелось неимоверно спать. Я сидел рядом с девушкой моей мечты как никогда близко, теперь я знал все о ее сокрытых переживаниях, она допустила меня в свой внутренний мир. Но какой ценой. Я тоже облокотился на диван и закрыл глаза. Внезапно я ощутил у себя на ширинке руку, она гладила меня. Еще секунду спустя моих губ коснулись ее сладкие от вина уста. Я открыл глаза, а Сусанна внезапно резко запрыгнула сверху на меня и впилась в мои губы страстным поцелуем. Я поддался своему влечению и желанию и крепко схватил ее за ягодицы, прижав к себе. Она была в моих руках, извиваясь на мне, терлась о меня и, оставив мои покусанные губы в покое, принялась целовать шею, расстегивая мне рубашку. Я прошелся по ее спинке и, задрав ее маечку, помог ей избавиться от нее. Приподнявшись, я позволил ей снять с меня рубашку, после чего она запустила свою руку себе за спину и ловким движением расстегнула лифчик. Наши горячие тела соприкоснулись и слились воедино. Я ощутил прикосновение ее твердых сосков к своей груди. На этот раз уже я прильнул к ее губам и принялся страстно целовать ее, запустив ладонь в ее густые волосы. Ее ручки тем времени опускались все ниже по моему торсу и принялись расстегивать пуговицу штанов. Я встал с дивана, взяв Сусанну на руки, а она обвила своими стройными ножками мою спину. Аккуратно поддерживая ее за ягодицы и не расцепляя губ, я медленно опустил ее на диван, оказавшись теперь сверху. Мои страстные поцелуи стали плавно перетекать все ниже и ниже. Когда мои пальцы ласкали уже их остывшие следы на ее шее, я уже впился устами в ее набухшую грудь. Сусанна начала томно постанывать и еще крепче сжала мою талию ножками, поглаживая пяточками мою спину. Мои уста же стремились все ниже и ниже, наконец достигнув кромки ее джинсов. Нежно расстегнув, я медленно, оттягивая каждую минуту удовольствия, стал стягивать их с нее. Оставив ее в одних лишь трусиках, я прильнул губами к ее пупку, и она вдруг вздрогнула и затрепетала подо мной. Крепко сжав одной рукой ее томно вздымающуюся грудь, а другой схватив ее упругую ягодицу, я еще крепче впился в ее животик страстными устами, а затем принялся осыпать все ее тело хаотичными нежными поцелуями. Спускаясь все ближе к заветной розе.

– О, да-а! – выдохнула она, когда мой подбородок коснулся ее лобка, оттягивая трусики все ниже и ниже, и я наконец вкусил ее розу. Сусанна принялась ритмично постанывать и стягивать своими пяточками мои джинсы. Избавившись от лишней одежды, я вновь вернулся к ее милому личику и прильнул губами к ее тонкой шейке. Теперь я лежал на ней, и мы полностью слились в один единый организм. Она издала еще один томный вздох прямо над моим ухом. Отчего мурашки прошлись по моему телу, и я, уже полностью овладев ею, страстно коснулся ее закушенных губ своими устами. Я видел лишь как закатываются ее глазки в блаженстве, но ощущал гораздо больше: я чувствовал, какой вихрь закручивается между нами, как извивается она подо мною, как сплетаемся мы в единый узор. Наши тела разжигали огонь, который с каждым мгновением становился все горячее и ярче, и мы оба горели в этом огне любви. Я ощущал, как ее животик пульсирует, а сердце бешено колотится. Моя одна ладонь сжимала ее ягодицу, а вторая рука тонула в ее волосах, крепко схватив ее за затылочек и оттягивая волосы, отчего она еще больше трепетала и извивалась, уже не стесняясь стонать все громче и громче, все чаще и чаще, доходя до своей кульминации, после чего страстно обхватила мою шею и крепко впилась в мои мокрые губы. Я лежал сверху на ней и ощущал, как пот стекает по нашим телам. Теперь уже наши поцелуи стали нежными, а ее губки сладко причмокивали. Так крепко обнявшись и не желая расцепляться, мы продолжали лежать. Ее дыхание все еще щекотало мое ухо, а наши сердца в груди подыгрывали друг другу в едином ритме. Стоявший вокруг аромат любви, расслабляя все наши органы чувств, плавно погружал нас обоих в крепкий, теплый сон.

Глава 3

Январь 2015

С момента ареста дяди Энвера прошло уже около месяца. Один раз после этого полиция еще навещала его квартиру, пока я был на работе, они проводили обыск. Моего разрешения никто не спрашивал, так как проживал я там не официально. Еще один раз я ездил на встречу к нему по повестке. Тогда в отделении полиции мне рассказали, что в его деле все абсолютно чисто, и он был одним из тех многих спекулянтов марихуаной, которых они начали отлавливать последние несколько месяцев. По словам полицейских, дядя был не крупным дельцом, а всего лишь перекупщиком, и, как оказалось, на своей квартире у него был подпольный магазин. У него были постоянные клиенты, которые уже знали его много лет и покупали траву всегда только у него. Я поначалу не мог поверить всему этому, но потом мне объяснили, что при обыске у нас в квартире обнаружили хорошо замаскированный тайник в стене в комнате дяди. По Стамбулу таких квартир, как мне рассказали, было немало. И каждый месяц правоохранительные органы стандартно задерживали двух-трех дельцов. Затем мне дали повидаться с дядей, но в присутствии следователей. Ему грозил немаленький срок, он сообщил мне, что собирается свою квартиру передать мне. Последние недели две я вынужден был регулярно навещать юридическую контору, подготавливая всю необходимую документацию. К счастью она находилась в том же районе, где и моя работа – в Аксарае. И в течение дня я мог отпрашиваться у Асматуллы-бея, чтобы ходить туда. Но все эти дела обещали затянуться еще на месяц как минимум, благо у дяди на счету были деньги, которыми он разрешил мне воспользоваться, и мне не пришлось платить за все из своего кармана.

В тот день в полдень я как раз вернулся в кафешку после очередного похода в контору. Вытерев о коврик промокшие сапоги и развесив куртку сушиться, я поспешил вернуться к своей работе. Зимой клиентов у нас было намного больше, чем летом. Все любили холодными зимними днями и вечерами погреться в уютном месте, наслаждаясь вкусной едой, заметно разнящейся с местными турецкими блюдами. Гюльмира-ханым всегда готовила с душой, и все у нее выходило как-то по-домашнему. Она была очень доброй женщиной, я часто замечал, что то во время зажарки лагмана, то при варке плова она всегда что-то шептала. Как я узнал позже из ее слов – она читала дуа, специальную исламскую молитву. Она не относилась к своему делу, как к просто рутинной штамповке блюд.

Я спустился на кухню, чтобы узнать о заказах, и тут же нос к носу столкнулся с нашей посудомойщицей, Сафие. Не рассчитав скорость, я налетел на нее прямо с лестницы, и она от неожиданности выронила кастрюлю, которую как раз несла подать Гюльмире-ханым.

– Ой! – воскликнула она, и мы вдруг одновременно резко опустились, чтобы поднять ее и вновь стукнулись уже лбами.

– Извини! – я ощутил, что щеки мои загорели.

– Да нет, ничего, – суетливо убрала она выпавшие из хвоста волосы за ухо, – я что-то задумалась, не заметила тебя.

– Это я так летел по лестнице, извини, Сафие, – дотронулся я до ее плеча и заметил, как она опустила свой взгляд, словно боясь взглянуть на меня.

– Все хорошо, – быстро выпалила она и резко метнулась к Гюльмире-ханым.

Я был немного озадачен, но ни о чем подумать не успел, так как тут же меня сверху окликнул другой официант:

– Карим ты здесь?

– Да! – громко крикнул я, завидев лишь торчащее наверху лестницы лицо паренька-уйгура.

– Асматулла-бей хочет тебя видеть, он в кабинете!

– Яхши!³⁰ – отозвался я, и поспешил на второй этаж.

Старый пухлый уйгур сидел за своим рабочим столом и увлеченно вырисовывал какие-то циферки и закорючки в своих документах. Заметив мое присутствие, он оторвался от своих дел, добродушно улыбнулся и предложил мне присесть.

– Как дела, Карим? – искренне поинтересовался он.

– Спасибо, Асматулла-бей, все хорошо. Я только вернулся, собирался приняться за работу.

– Пока не торопись – нам нужно обсудить кое-что важное.

Я продолжал молча слушать.

– Как там поживает Энвер-бей? Есть какие-то надежды в его деле?

– Я был в полиции на днях… Кажется, его задержали надолго, – мне не хотелось вдаваться в подробности.

– Не пойми неправильно, Карим … – по лицу начальника было видно, что он старается подобрать слова, – твой дядя, он оказался сейчас не в самой завидной ситуации… мягко говоря и не в самом выгодном положении, – я молча слушал, не понимая, к чему он клонил, – я лично знал его, как хорошего человека, добропорядочного, честного, истинного мусульманина. И если бы кто мне сказал что-то подобное о нем, я никогда бы не поверил. Я знаю его уже много лет, еще с тех пор, как мой ресторанчик только-только открывался. Все, кто с этим рестораном так или иначе связаны, знают Энвера-а́би. Я не сомневаюсь, что и ты, как его родственник – достойный человек. Тем более я вижу, что к труду ты подходишь с совестью.

– Спасибо, Асматулла-бей, – приложил я руку к груди и кивнул головой.

– Но теперь, после ареста твоего дяди его доброе имя стало запятнано. Он был моим хорошим другом, – сделал он секундную паузу, – я должен уволить тебя.

Это был неожиданный удар судьбы для меня – я ведь только-только начал вставать на ноги, влился в свою работу, почувствовал какую-то стабильность.

– Многие среди других моих знакомых знают, что ты племянник Энвера. Когда он был в нашем кругу, никто не знал о его подпольных делах. Теперь же связь с ним, несомненно, бросит тень не только на мой бизнес, но и других наших приятелей. А тут еще пойдет слух, что я держу на работе племянника наркоторговца. Не думаю, что кто-либо поверит, что ты, живя вместе с ним, ничего не знал о его делах. Тем более что мы, уйгуры, здесь – иммигранты из Средней Азии. От этого мы еще больше попадем под подозрение, а полиция в последнее время участила эти свои чистки.

– Я понимаю, – негромко молвил я.

– Мне очень не хотелось тебя ломать, но сейчас все повернулось так, что иначе я не могу.

– Да, конечно.

– Сегодня будет твой последний день, можешь уходить прямо сейчас, – он открыл один из ящичков в своем столе и достал оттуда конверт, – я рассчитал всю твою зарплату за этот недоработанный месяц, – положил он конверт на стол и пододвинул ко мне. – Ты парень головастый, трудолюбивый, я думаю, не пропадешь.

Я взял конверт, после чего Асматулла-бей поднялся и протянул мне руку для рукопожатия, как бы намекая на то, что беседа была окончена, и мне было пора. Пожав его мощную руку, я кое-как выдавил из себя кислую улыбку, поблагодарил его еще раз за его доброту, за все в целом и покинул кабинет.

Теперь я вновь оказался в похожей ситуации, как тогда, полгода назад. Только теперь вот пойти мне было не к кому. Даже если бы я попросил Асматуллу-бея дать мне контакты его друзей, то к какому-бы его знакомому я не заявился, никто бы не согласился брать меня на работу, зная какой была теперь моя репутация. Попрощавшись со всеми, я вышел на улицу еще в самый разгар рабочего дня. Свежий зимний воздух ударил мне в нос, и тут же всю округу разрезал пронзительный азан из мечети неподалеку. Мне почудилось, словно этот азан звал именно меня на молитву. Та мечеть находилась в противоположном направлении от того пути, каким я всегда иду домой, поэтому я очень редко ее видел. Если я и молился в течение дня, то только в подвале в ресторанчике. После смерти папы я стал молиться чаще. Мне не хватало его, а с Аллахом я мог поговорить как с отцом. Теперь же мне не терпелось поведать ему и то, какое новое испытание выпало на мою долю, спросить совета, попросить силы, чтобы справиться со всем навалившимся на меня вновь.

Разувшись и войдя в переполненную пятничную мечеть, я не стал пробираться глубже и почти сразу опустился на колени. Прочитав джума-намаз, я открыл глаза и увидел улыбающегося седого старичка. По всей видимости, ему было очень много лет, он был дряхленьким и скрюченным, в аккуратном выглаженном светлом льняном костюмчике и с такией на голове (белой вязаной шапочкой для намаза).

– Ас-саляму алейкум!³¹ – расплылся он в еще большей улыбке, отчего казался таким светлым и добродушным.

– Ваалейкум ассалам!³² – поднялся я и поклонился ему. Он подошел поближе ко мне, положил руку на мое плечо и посмотрел прямо мне в глаза своим светло-небесным взглядом.

– Ты хороший человек, я вижу в тебе свет! – хлопнул он меня по плечу и пошел к выходу. Я же остался стоять еще несколько минут, как вкопанный. Этот заурядный старичок так сильно был похож на моего къартбаба́шку³³, папиного отца, который ушел к Аллаху еще когда я был совсем ребенком. Именно таким я и запомнил его – я не помнил его внешности, но отчетливо в моей памяти отложился тот светлый образ, который сейчас и возродил из глубин моего подсознания этот неизвестный старичок.

Домой я пришел раньше обычного, порядком уже проголодавшись к тому времени, ведь обычно я ужинал на работе перед выходом. Я давно уже ничего не готовил, так как завтракать тоже мог в нашем же ресторанчике. Отыскав на полке с крупами нут, я решил сварить его и потушить найденные в холодильнике баклажан с кабачком. Скудно, но в магазин идти сегодня не хотелось. Голову распирало от кучи мыслей о будущем, о том, что теперь делать и куда идти. «Зато, спасибо дяде, у меня есть хотя бы квартира», – думал я.

Я только зажег газ, как вдруг раздался дверной звонок.

– Кто бы это мог быть?.. – отчего-то вслух выразил я свои мысли и потопал в прихожую.

Отворив двери, на пороге я увидел Сусанну. Она выглядела по-простому. Не было на ней ни ярких украшений, ни привычного макияжа, подчеркивающего ее безумно красивые глаза. И одета она была скромно.

– Можно зайти? – неуверенно пролепетала она, еле заметно заглядывая за мою спину, словно думала кого-то увидеть там. После той ночи мы с ней не пересекались. Несомненно, это была самая лучшая ночь в моей жизни. Но наутро я ушел. Я не был уверен в том, что она действительно хотела этого со мной. Я убедил себя, что она просто очень много выпила в тот вечер и не понимала, что делала, запуталась в себе. Мне и самому стало стыдно перед ней тогда, что воспользовался той ситуацией. Поэтому, не разбудив ее, я тихо покинул квартиру. И вот прошел месяц, мы ни разу даже не созванивались, а теперь она стояла на пороге моего дома, пришла сама. Но зачем?

– Да, конечно, проходи, – улыбнулся я, ведь на самом деле был очень счастлив ее видеть. Было заметно, что она чувствует себя неуверенно, но я тут же обнял ее, прижал к себе и ощутил, как напряжение покидает ее тело, и она, глубоко выдохнув, расслабилась. Затем она подняла свою головку и посмотрела мне в глаза:

– Я беременна… – она неловко улыбнулась, словно боясь сказать что-то не то, – в ту ночь я поняла кое-что… я поняла, как сильно я ошиблась, выбрав не тебя… ты был так влюблен меня, так дорожил мною, что приехал в другую часть города поздно ночью, чтобы помочь мне пережить мое горе, несмотря на то, что оно было связано с другим мужчиной… ты не оставил меня тогда… я долго думала обо всем этом, целый месяц… Скажи мне только, – замолчала она вдруг и еще пронзительнее заглянула внутрь меня, – ты все еще любишь меня?

Я не мог более уходить от правды, весь месяц я пытался обмануть самого себя, но у меня этого не вышло, и, глядя прямо в ее зеленые глаза, я ответил:

– Я люблю тебя, Сусанна.

Я прижал ее к своей груди еще крепче и услышал у своего уха ее нежный шепот:

– Я счастлива, что отцом моего ребенка стал именно ты, Карим… – наши губы вновь слились в долгожданном нежном поцелуе…