– Отступаем!
Громко крикнул знаток. Корнеруб и держащийся за раненый бок Железноволос выбежали из-за занавеси, шахтер взял под плечо раненого, и вместе они быстро перебирая ногами, двинулись к Толстяку. Стоял шум и треск, удары щупалец раскалывали мрамор, а трое гномов продвигались к ближайшей штольне так быстро как могли. Они шли не долго, но этот переход стал самым опасным из того что до сего дня доводилось делать Корнерубу. Доверившись случаю, идя под градом хаотичных ударов каждый из которых мог прервать жизни всех троих, юный гном не мог ни о чем думать. Его голову заполняли лишь острое как тонкая игла желание поскорее доковылять до штольни, и неудержимая яростная злость к этому хтоническому чудищу и ему подобным. Каждая, наполненная ожиданием смерти и злостью, секунда для него длилась целую минуту. Они прошли десять, затем двадцать, затем тридцать шагов. Грохот ударов, шрапнель из расколотого мрамора и вонь крови вытекающий из разрываемой столкновеньями со скалой плоти монстра наполняли разлом.
На этот раз везение было на стороне гномов. Им удалось добраться до штольни в полном составе. Зайдя далеко в скалу, где щупальца, казалось, не смогут их достать, трое остановились. Тогда в голову Корнеруба пришла первая за все это время мысль. Мысль о позорном бегстве перед врагом, о том, что там, на тропе, его жизнь зависела не от него самого, и даже не от других гномов, а от сущей случайности. А еще он почувствовал ненависть, глубокую как бесконечные глубины пастей тьмы, широкую как безграничное на север юг запад и восток небо, что лежит над горами. Это была ненависть на чудовищ, гоблинов, троллей, и всех других тварей, из-за которых другие гномы попадали, попадают и попадут в ситуации подобные той, в которой сейчас он. Эта ненависть свела его скулы, заставила напрячься вески, а брови сойтись к переносице. Висящий на плече Железноволос заметил изменения в лице молодого гнома.
– Эй. А кажется наш короткобородый повзрослел.
Сказал он.
– Да?
Спросил Толстяк.
– Да. Он обрел злость к врагам нашего народа.
– Хорошо. Предки завещали каждому гному это становление.
Только сейчас шахтер заметил, что его спутники будто не придавали значения ужасной ситуации. Пока они бежали под градом ударов они бранили и проклинали чудище, а не неслись, выпучив глаза не в состоянии думать. Как будто Железноволос и Толстяк заранее были готовы к такой встречи, и ожидали такого исхода. «Неужели они всегда ко всему готовы?» промелькнуло в голове к молодого.
– Ну дрянь! Я убью эту тварь на обратном пути.
Пробурчал Железноволос.
– Спорим я умотаю это раньше.
Сказал ему Толстяк.
– Вы о чем?! Эта дрянь обратила нас в бегство!
Оба грозно посмотрели на шахтера, но вскоре гроза в их глазах сменилась на отеческую заботу.
– Запомни Корнеруб. Гному не бегут. Они отступают. Но только на время. Поэтому мы вернемся и убьем это. Или погибнем в бою. Будь упрям и прям, как предки завещали.
По-доброму усмехаясь, сказал Толстяк.
Глава 6
Временный лагерь был разбит прямо в тоннеле. Короткобородый Корнеруб сидел у стены сжираемый злостью заживо, и еле сдерживающий желание броситься назад и всадить кирку в то из чего растут щупальца этой твари. Двое взрослых гнома небыли столь озабочены. Для них это поражение было лишь очередным в целом томе побед и провалов, не один из которых они не забыли, а злость и желание отомстить злобному чудовищу лишь каплей в море обид и оскорблений. Каждый из них знал что он вернется сюда, и расправиться с монстром. Но это будет не сейчас.
– Я пойду, обследую окрестности.
Сказал Корнеруб не в силах больше бездействовать.
– Давай, давай.
Ответил ему толстяк, что втирал целебные мази в открытую рану на боку.
– Должно стать легче.
Сказал он, доставая склянку с прозрачным отваром, в котором плавали какие-то листики, из сумки.
– Щас, вотру это еще, и боль совсем пройдет.
– Не помню такого. Что это за лекарство?
– Это отвар целебного подорожника. Я купил его, когда путешествовал по Дорусии.
– Чего? И ты хочешь втирать мне эту дичь? Давай нормальные лекарства.
– Он лучше всего, что у меня есть. Другое не уберет боль быстро и навсегда.
– Э, нет. Не любою я эти новые лекарства. Никогда не знаешь где у них подвох. Лучше старым лечи.
– Какой же ты упрямец… молодец! Но здоровью твоему это плохо.
– Здоровью моему было плохо, когда я лечился от простуды Хермитским отваром. А потом меня неделю от пива рвало.
Толстяк втер все старые добрые лекарства, которыми гномьи знающие пользовались веками и подготовил нитки, чтобы зашить рану.
– Вот ведь.
Разочаровано вырывалось у него.
– Хм?
Да иглу потерял.
– И что мне теперь, с рваным боком ходить что ли?
– Нет. Придется по-другому.
Сказал знающий, и с громким треском оторвав от сумки кусок кожи, закрыл им рану. Толстяк, приблизился к кусочку, шепотом, будто на ушко, сказал ему что-то. И кожа сумки плотно прижалась к коже гнома, накрепко придавив рану и остановив кровотечение.
– Это что было?
Поинтересовался вернувшийся с разведки три секунды назад Корнеруб.
– Как-же. Чародейство. Я же Толстяк! Из знающего рода Сребробородых! Знатоки хранят и трактуют заветы предков, и многие тайны и науки, в том числе истории, географии и чародейства! Разумеется, я умею делать подобные фокусы!
С нескрываемой гордостью за свой род, но без высокомерия сказал Толстяк.
– Никогда не видел. Вот когда я был маленьким, знатоки рассказывали мне истории о героических свершениях разных великих предков. Когда вырос, они только указывали, как понимать заветы, лечили болячки и нашептывали что-то царю. Но чтоб вы дубленую кожу к живой прилепить могли? Никогда такого не было.
– Оооо! Я еще не то могу.
Сказал знаток и подобрал камушек. Он нашептал ему что-то, также как кусочку сумки ранее, и легонько подкинул. Камушек взмыл в воздух и достиг той точки, в которой обыкновенно должен был бы остановиться и начать падать. И он начал. Но не вниз, а вверх. Кусочек горной породы упал на потолок и остался там, Корнеруб, еще какое то время продолжал смотреть на него. Его лицо было невозмутимым, но двое гномов по глазам видели некоторое удивление.
– Ха. Что, правда чтоль в первый раз видишь?
С легкой усмешкой спросил Железноволос. Камушек еще какое-то время полежал на потолке, а затем рухнул туда, где ему и полагается быть.
– Вот. Дух пришел в себя.
Сказал Толстяк.
– Я, конечно, знал, что в мире много всякого есть. Но летающие камни? Как ты вообще это сделал?
Спросил молодой гном.
– Я загипнотизировал духа.
– Что сделал?
– Загипнотизировал. Мелкие духи очень внушаемы. Скажешь им парочку правильно составленных фразочек, чтобы они их успокаивали и смысл был понятен, и все. Нужно только знать, как их составить и голос потренировать.
Корнеруб крутил недавно лежащий на потолке камушек в руках.
– Ах да. Я склеп нашел.
Два гнома посмотрели на короткобородого шахтера и переглянулись. Склеп мог значить лишь одно- здесь, на этой глубине когда-то был гномий город. Никто кроме них не строит так глубоко под землей.
Тройка доспала ночь в тоннеле, весь ее остаток на часах дежурил Толстяк. А на утро они, изменив маршрут, двинулись к могильнику. Два ворчливых взрослых гнома как обычно всю дорогу потихоньку припирались, знаток пытался заставить Железоволоса снять тяжелые доспехи, потому что ношение тяжестей явно не помогает заживлению ран. А тот противился этому, не желая встречать возможную опасность не во всеоружии. Корнеруб же нес масляный фонарь перед ними. Путь занял около трех часов. Но вот тройка достигла огромной уходящей вниз шахты. Шахты воистину гигантских размеров. А по краям ее была колоннада из восьмигранных колонн. А между этими колоннами и стеной шахты были натянуты бесчисленными ярусами перекрытия. Человек, посмотревший на эти перекрытия, посчитал бы, что на них высечены статуи плотно сидящих гномов с настолько длинными бородами, что те уходили в темную глубину шахты. Но тройка знала, что это не статуи, это их гордые предки, окаменевшие от старости гномы, что прожили десятки тысяч лет и ставшие духами предков, что витают теперь в горах хребта Харок. Все трое встали на колено и склонили головы перед почтенными дедами. А отдав почести, встали, и Толстяк заявил.
– Если здесь могильник значит мы прямо под городом. Кажется тебе придется поработать киркой Корнеруб.
Глава 7
Удары металла о камень раздавались среди тоннелей, кусок за куском горной породы откалывались от массива. Удар за ударом падали на скалу, порождая каменную крошку. Тук… тук… тук… Что-то раскололо гладкий пол снизу. Еще минута и проход был расширен так, чтобы гномы могли подняться. Первым на поверхность вышел Корнеруб, он осмотрелся.
– Ух ты. Еще одна странная вещь за сегодня.
Слегка сконфуженным голосом сказал он.
– Что там у тебя?
Откликнулись гномы. Но этот вопрос отпал сам собой, когда они поднялись из дыры и увидели представший перед их глазами город. Он не поражал размерами, и архитектура не отличалась от родного города тройки. Но выдолблен он был в массиве осадочных пород, чьи тонкие горизонтальные пласты чередовались оранжевым, голубым, белым и красным цветом. Ни один из них не был толще ладони, и переход между ними был резким, из-за чего причудливый контраст подчеркивался еще сильнее. Точеные разноцветные колонны поддерживали свод, обычно грозная серая цитадель, что закрывала проход в библиотеку и сокровищницу, в этом городе выглядела как праздничная конфета, а стоящий прямо над шахтой-могильником очаг горного деда внушал не столько благоговение, сколько чувство чего-то неправильного, слишком непривычного и причудливого. Город был не только странен, он был еще и невероятно стар. Многие колонны обрушились, арка над огнем очага, что строилась как прямоугольник с глубоко срезанными углами, давно рухнула, а каменная резьба сошла отовсюду, оставив после себя лишь сглаженные следы.
– И почему раньше этого никто не нашел?
Вопросил в пустоту шахтер. Этот вопрос был риторическим. Он прекрасно видел, что тот путь, по которому гному дошли до могильника был свежим. «Но если так, то почему те, кто пробили его, не вернулись в город?» подумал он.
– Да. Теперь здесь не поговорить с предками.
Удрученно сказал знаток глядя на кострище от давно потухшего огня в очаге.
Его глаза вдруг стали грозными, брови нахмурились, а зубы заскрипели от злости.
– Этот город не вымер.
Мрачно заключил он. Корнеруб и Железноволос подошли к Толстяку, уловив нотки гневного напряжения в словах знатока. Они заметили тоже, что и он. Под слоем пепла виднелось еще что-то, что-то, что ели виднелось, но все же было замечено тройкой. Это был изрезанный трещинами гномий череп в съехавшем набок воинском шлеме. Его висок был пробит, а в дыре явно виднелся наконечник стрелы.
– Его истребили.
Все с той же мрачностью заключил Толстяк.
Он извинился перед предками и смел пепел, под которым лежала целая груда таких же черепов. Корнерубу было очевидно, что это дело рук других гномов, ведь кроме них больше никто не живет так глубоко. У короткобородого шахтера просто не помещалось это в голове. Подгорные цари все время воевали друг с другом. Они могли убивать воинов, грабить сокровищницы друг друга, уводить в плен жителей, и потом пировать в своих тронных залах поднимая кружки за славное кровопролитие. Но полностью разрушить другой город, устроив целую бойню, на это не пошел бы даже самый воинственный правитель. Настолько это было бесчестно, что искупить вину за такое не смогли бы десятки и сотни поколений потомков тех зверей, что свершили такое.
Пока Корнеруб ошалело пялился на черепа, не в состоянии принять мысль о том, что его народ способен на такое бесчестие, двое старших гномов не мчались размышлениями. Их лица, будто стали масками, в них не чувствовалась жизнь. А испепеляющие взгляды были наполнены животной жаждой крови. Они вновь испытывали злость. Но эта была другая злость, не та, что пылала в них, когда они бились с чудовищем, и не та которую они испытывали от обращенных к ним оскорблений. Это была воистину звериная злость. То, что они увидели здесь, не было лишь очередной неприятностью в череде побед и поражений, это было чем-то вопиющим, выходящим за пределы разумного.
– Принесем клятву.
Громким, проникающим в самую душу и пронизывающим до костей басом сказал знающий гном.
– Принесем клятву, что найдем потомков тех, кто это сделал, и призовем их к ответу за это. Где бы они ни оказались, что бы они не делали, кем бы они ни были, мы найдем их и заставим заплатить за бесчестие их предков.
Двое его спутников кивнули головами в согласии.
Через минуту каждый стоял с ножом в руке. Они приложили холодную сталь к коже, и, превозмогая боль, каждый прочертил глубокую, труднозаживающую линию от плеча до пояса, и произнес.
– Я найду потомков тех, кто учинил бесчинство, и призову его к ответу. Да будет клятва эта крепка как скала, и наполнит клятва мое сердце болью как раскаленная сталь из горна, пока я не выполню ее!