Бесплатно

Из крови и плоти. Клеймо и Венец

Текст
iOSAndroidWindows Phone
Куда отправить ссылку на приложение?
Не закрывайте это окно, пока не введёте код в мобильном устройстве
ПовторитьСсылка отправлена
Отметить прочитанной
Из крови и плоти. Клеймо и Венец
Из крови и плоти. Клеймо и Венец
Аудиокнига
Читает Авточтец ЛитРес
13,43 
Синхронизировано с текстом
Подробнее
Шрифт:Меньше АаБольше Аа

Глава 3.
Фасхагат

Всем было известно, что сердцем мира является Лонад, но если кто-нибудь задался бы целью найти сердце Дэхуллоса, то он, несомненно, отыскал бы Фасхагат. Империя расположилась в самом центре дугой раскинувшегося материка, занимая внутреннее побережье и огромные пространства суши, вплоть до пустынь Ксулитара на юго-востоке и пастбищ Тисахила на западе.

За долгую жизнь государство обрело силу и богатую историю, точно так же, как и правящая династия, проходящая все испытания и невзгоды вместе с империей. В Фасхагате всегда правили Фаго, семья столь прочно срослась с этой империей, с этими людьми, что в глазах чужеземцев представала чем-то неотъемлемым, в глазах своего же народа она – необходимое благо. Прошлый правитель погиб, попав в шторм, а шторм невыразимой утраты захлестнул народ, но император оставил после себя трёх сыновей и дочь, что на тот момент находилась ещё в материнской утробе, стране было трудно, но она смогла утешиться. Нынешний правитель покинул мир, оставив народ безутешным. Эклесия Фаго погиб, растерзанный толпой эадарцев, и у него не было наследников.

– На главной площади сбили статуи Монгетум, люди осаждают храм, их, конечно, можно понять, но подобные волнения в наше время опасны, – слова будто никого не достигли, растворившись в просторной галерее замка, господин Дэндин и сам затруднился с ответом, если кто-то спросил кому он доложил эти сведения. Кого здесь можно было предостерегать, если никто из присутствующих не встал бы на защиту? Никто из них не был способен, Фасхагат как лодка потерявшая равновесие, ей стоило лишь немного зачерпнуть воды, чтобы пойти ко дну.

– Народ нуждается в ответе, – задумчиво проговорил тучный мужчина, массируя дряблый подбородок.

– Господин Лупас, вы хотите сказать, что вы его нашли? – голос седого господина прозвучал с ноткой пренебрежения.

– Нам вовсе не обязательно искать ответ, достаточно найти того, у кого он уже есть, – маленькие глазки господина Лупаса, блуждающие за пределами тонких колонн, вдруг остановились на младшем сыне семьи Фаго.

Бенепатив скромно сидел поодаль, его присутствие здесь было необходимо, но мыслями он находился далеко, впрочем, никто никогда не видел, чтобы юный принц целиком присутствовал в реальности, неловкий и молчаливый, он споткнулся о книги в раннем детстве, и исчез в пропасти, таящейся в них.

– Нам стоит прислушаться, господа, все мы знаем талант казначеев находить то, что необходимо, но чего, к сожалению, нет, – генерал Броннен даже не попытался скрыть усмешки, толстая физиономия господина Лупаса никогда не вызывала в нем симпатии.

– Мы должны спросить ответ с Эадара, – мрачно сказала Авем Фаго – младшая дочь правящей династии, и самая младшая из присутствующих, прежде звонкий и чистый сейчас ее голос был сиплым от недавнего плача, он с усилием разносился по галерее, хотя обычно благородные господа и даже госпожа Мурса, всегда милая со всеми, а со своей любимицей Авем в особенности, уставали молить маленькую княжну быть немного тише, – Народное волнение утихнет, как только головы преступников будут насажены на наши пики.

– Господин Эанир сказал, что их захлестнула толпа, – этим замечанием советник Дэндин навлёк на себя гневный взгляд юной Авем, – Я лишь хочу предупредить, что пик может понадобиться очень много…

– А хватит ли у нас сил это сделать? Эанир Железное Сердце – лучший воин Фасхагата, и солдаты, сопровождающие Наместника, так же были из числа военной элиты, однако же в столкновении с оборванцами Эадара потерпели роковое поражение…

Господин Лупас неуклюже ворочался в кресле, но все присутствующие знали, что его слова часто оказывались намного проворнее хозяина. Авем нахмурила брови, перебивая.

– Эклесия шел в Эадар не с целью войны, это было…

Казначей не дал Авем договорить, также перебивая:

– При всем уважении к покойному и к вам, молодая княжна, поход с проповедью в страну, где люди вместо завтрака устраивают кровавый бунт – это глупость. Господин Эклесия поступил неосмотрительно, у нас такой роскоши нет. Сейчас, перед вечерней церемонией передачи тела, у нас не так много времени, но завтра на рассвете мы должны уже точно знать имя преемника. Ночь будет дана нам для решений.

Такая откровенная честность притягивала, и господин Лупас оказался в центре внимания. Собравшиеся медленно, но верно разделялись во мнении на согласных и тех, кто до этого ещё не дошёл. Авем, в порыве эмоций вставшая со своего места, обвела зал взглядом, не находя тех, кто поддержал бы ее в желании мести, даже господин Эанир, молчавший все собрание, не был согласен с главным казначеем, только лишь потому, что не слушал.

– Эклесия Фаго отказался от императорского титула, значит теперь бразды правления должны перейти в руки общего совета… – совсем седой старец, глава некогда приближённой к императору семьи – Лакксур Одаро – знал, как пахнет власть, этот запах одурманил его ещё во времена юности, которая выпала на правление прошлого владыки. Император Дэрон был справедлив, как и все Фаго до него, но в отличии от более мягкого Эклесии, отец правил единолично, не деля власть ни с братьями, ни с Богами, в то время даже у такой богатой и влиятельной семьи, как Одаро, не было и шанса.

– Наместник Эклесия отказался от императорского титула, признавая власть Монгетум, а не опровергая власть Фаго, кому как не вам, господин Лакксур, об этом не знать? – притязания старика на трон – не единственное во что был посвящён господин Лупас, но это шло в разрез с целями казначея, и потому он не мог позволить себе прикрывать глаза на слишком весомую фигуру общего игрового поля.

– Столь безграничное доверие Лонаду, как вы выразились ранее – глупость. Тело Эклесии ещё не остыло, как его возлюбленные Боги пали ниц под северными знамёнами, признаться честно, после такого я склонен подвергнуть сомнению все правление почившего господина Фаго…

Авем схватила бокал с подноса и плеснула старику в лицо, заставив задохнуться от возмущения. Вода намочила лысину, и побежала вниз по глубоким морщинам лба, теряясь в густых лохматых бровях, под которыми яростью горели грязно-серые глаза господина Одаро. Дева Фаго возвышалась над столом, немигающий взгляд ее был прикован к чужому лицу, скривлённому гневом. Оба, и хрупкая девушка, и седой старец – смотрели друг на друга, словно дворовые псы, готовые сцепиться в кровавой возне.

– Господин Лакксур, ваш сын устыдится, если вы будете вести себя подобно ребёнку, оставьте, – непринужденно произнёс господин Лупас в напряженной тишине зала, стоило ему заметить руку старика, сжавшую свой бокал.

– Что вы, – проскрипел Одаро, вытирая платком лицо, – Вильда учили не совершать то, за что ему может быть стыдно, – на выходе из галереи мужчина остановился, добавляя, – Этому я сам его научил.

Случайные свидетели неловкой сцены, поспешили разбежаться, учитывая, что после церемонии их ждала бессонная ночь с принятием важного решения. В галерее вместе с Авем остались лишь госпожа Мурса, Бенепатив и, конечно же, главный казначей.

– Мне следует поблагодарить вас за вмешательство, – лишь короткий поклон, но сколько в нем выражалось благородства и такта, леди Мурса была женой наместника Фаго, но при одном взгляде в ней угадывалась стать императрицы.

– За недостатки не благодарят, – Лупас пожал плечами, его довольное лицо угодившего льстеца растеклось в улыбке, – Не умею держать язык за зубами, но человек моего положения должен иметь самообладание, благо империя имеет пример, но который я могу равняться, – мужская рука, увешанная золотыми цепями разнообразного плетения и толщины, указала на Бенепатива, заставив юношу смутиться внезапным вниманием, – Наш принц имеет выдержку и спокойствие императора, даже в те моменты, когда маленькая княжна грозится получить по заслугам.

Господин Лупас покосился на девушку, намекая на чужую ошибку, даже ребёнок это бы понял, но Авем не хотелось доказывать правоту. Ничего не отвечая маленькая княжна резко развернулась, чтобы уйти, но от неожиданности она шумно наполнила легкие воздухом, ведь в одном миллиметре от ее лица оказался доспех. Она не слышала, как воин подошёл, и не знала, что Эанир стоял за ее спиной с того момента, как она плеснула в Одаро водой. Она даже не догадывалась, что от ответа господина Лакксура ее спасла отнюдь не ироничная реплика главного казначея, а глаза столь же жесткие и холодные, как сталь меча.

Эанир был личным телохранителем Эклесии, воин всегда находился позади хозяина, следуя за ним беззвучной тенью. Слава о боевом искусстве сияла не так ярко, как меч в его руках, молнией разящий противников, и, к сожалению, это практически все, что Авем было о нем известно. Даже несмотря на частые встречи с братом, телохранителя она впервые увидела столь близко, было не очень удобно смотреть снизу-вверх, но словно пользуясь случаем, Авем с кропотливым вниманием обвела правильные черты лица, Эанир Железное Сердце – второй человек после Эклесии, которым она восхищалась. Все продлилось не дольше пары мгновений, молодой мужчина сделал шаг в сторону, освобождая ей путь. Он склонил голову в поклоне, и когда в эту секунду их взгляды пересеклись, Авем ответила поклоном, хотя не должна была. Недоумевающие взгляды Лупаса и Мурсы не успели ее смутить, так как девушка спешно выбежала.

Авем ждала этот день, Эклесия обещал, что на коронацию принца Монгетум они отправятся вместе. Томительное ожидание заставило княжну взобраться на опорную стену ее башни, откуда открывался чудный вид. Она много раз наблюдала возвращение брата, его колонна двигалась по главной улице города, сопровождаемая народом. Это был настоящий праздник. Люди украшали дома лентами и цветочными венками, а торговцы свозили лучший товар на организовавшуюся ярмарку. Авем всегда была отведена роль наблюдателя, по ее мнению в такие дни в городе становилось немного тесно, но все же шумно и весело.

Для Фасхагата Экслесия был хранителем мира, и потому, когда Наместник покидал родину, чтобы наладить и укрепить связи со странами-соседями, сберегающими этот мир, люди встречали его песнями. Сейчас город был похож на ослеплённого человека – ему страшно, и он не знал, что ему делать, мечась по сторонам и раня самого себя, с опорной стены Авем видела, как собравшийся народ штурмовал храм. Люди вымещали свой гнев на бездействие богов, боги не защитили их правителя, и, наверное, подобную реакцию можно было бы оправдать. Авем не знала ответ. Ей не хотелось задавать себе этот вопрос, в своей вере она была тверда, но внутри все равно предательски настойчиво звучало – «Почему?».

 

Во внутренние ворота взъезжали многочисленные повозки, запряженные шерстистыми волами, их сопровождали солдаты в чужеземной форме, даже с высоты Авем удалось разглядеть лучезарное солнце на груди доспехов – это воины Доосарха. Если королева солнцепоклонников явилась на церемонию передачи тела, то в этом не было ничего подозрительного, Эклесия встречался с ней несколько раз, как прекрасному дипломату ему удалось установить мир между империями, но повозки подъезжали к башне брата, а точнее ко входу в подвал, куда даже Авем входить запрещалось.

Маленькая княжна чуть не сорвалась вниз, в последний момент успев ухватиться рукой. Браслет на запястье привлек внимание, ее драгоценный талисман удачи, Эклесия привез украшение, как ответный подарок от принцессы Лонада много лет назад, с тех пор Авем ни разу его не снимала. Подтянуться оказалось труднее, чем она ожидала, это было впервые, когда она сорвалась, хотя брат неоднократно делал ей замечания и запрещал забираться высоко. Эклесии не хватало строгости назначить наказание, потому его сердце обрывалось каждый раз, когда, возвращаясь домой в Фасхагат, он видел девчушку-сорванца, которая опять его не послушала, на своём неизменном месте. В последнее возвращение брата его сердце было холодным, но сердце Авем оборвалось, увидев одинокого всадника и перекинутое через круп лошади тело, обернутое пыльной материей.

– Маленькая княжна куда-то спешит?

Кого ещё можно было встретить в коридорах дворца? По мнению Авем в Фасхагате развелось слишком много советников.

– Господин Дэндин, вам лучше поинтересоваться куда доосарские солдаты суют свой нос, чем мешать мне сделать это за вас, – проговорила Авем, не сбавляя шага, она даже не задержалась, продолжив путь, советник смотрел ей вслед, сощурив глаза.

– Вы ведь не простились с телом? – Авем молча остановилась, она не повернулась лицом, но советник и так знал какой ответ на нем написан. – Госпожа Мурса провела всю ночь, и, теперь, после сорванного собрания, вновь заняла место подле него, – Дэндин упомянул собрание, чтобы пристыдить ее? Авем сейчас не было до этого дела, к тому же, в правильности своих действий у неё не имелось ни малейших сомнений.

– Не говорите о моем брате «тело», – ее слова звучали жестко, наверное, тон, каким она их произнесла, мог даже задеть, но Авем показалось, что слова советника ранили сильнее. Княжна хотела уйти, но успела сделать только шаг.

– На собрании мы не успели обговорить все вопросы, один из них касался наследства. Ваш брат завещал вам «меч».

Авем сразу догадалась о чем, или точнее о ком, говорил господин Дэндин, она не сдержалась, и на мужчину обратилось серебро ее глаз.

– Эанир Железное Сердце теперь служит вам, – продолжил советник, маленькая княжна пристально посмотрела на серьезное выражение его лица, будто со страхом обнаружить в словах подвох, – «Она слишком любит находить неприятности, чтобы потерять присмотр» – таковы его слова, господин Эклесия очень волновался о вас, – едва ли Дэндин мог осознать глубину раны, в которую сыпал соль, – Я слышал, вы ещё не ходили к нему, но ваш брат хотел бы проститься.

Советник говорил без злого умысла, его последние слова прозвучали даже с искренней заботой, но Авем не могла. Она пыталась, но один только вид Эклесии, хотя в этом изувеченном теле сложно было его узнать, лишал ее опоры, и она проваливалась с головой в пучину отчаянья, которую столь старательно желала не замечать. Авем многозначительно посмотрела советнику в глаза, он вряд ли смог бы понять ее, тяжёлый вздох наполнил и опустошил девичью грудь, и она ушла, не проронив ни слова.

Удушливый, застойный воздух прорезали свежие порывы ветра, предвещающие скорый дождь. Маленькая княжна спускалась по каменным ступеням во внутренний двор. Фасхагат, как и другие империи внутреннего побережья Дэхулосса, был возведён из белого камня, главный дворец – родовое гнездо Фаго, рос не одно столетие, со временем становясь больше и крепче, как и правящая семья, занимающая трон внутри его чрева. Многочисленные башни, галереи, лабиринты коридоров, залы – дворец Фаго представал настоящим гигантом, а ощетинившиеся остроконечные пики на спине делали его похожим на соцветие коралла, из которого изготавливали бусины и мелкий бисер умельцы прибрежных земель.

У тяжёлой массивной двери стояли несколько солдат с солнцем на груди, они будто не заметили, когда маленькая княжна остановилась прямо перед ними.

– Мне нужно пройти.

Авем специально сказала громко, но солдаты остались неподвижны, через прорези шлема она даже не смогла увидеть их глаз, будто это были пустые доспехи, какими так любил уставлять дворец генерал Броннен. Не дождавшись ответа, девушка взялась за кольцо двери, но перед ней скрестились копья.

– Дорогу, а не то, я позову стражу, – не отпуская руки с кольца, княжна оглянулась, желая исполнить сказанное, но вовремя заметила свиту господина Лакксура.

Несколько мужчин спускались по каменной лестнице противоположной той, которой пришла Авем, первым, немного хромая на левую ногу, шёл старший Одаро. Авем брезгливо сморщилась, вид этого достопочтенного господина напоминал ей старую, линяющую ящерицу. Одаро что-то тихо сказал своим приближенным, но Авем услышала не шёпот – шипение, маленькая княжна быстро поменяла планы, скрывшись в густой зелени кустарников, что росли вдоль стен.

Господин Одаро прошёл мимо иностранных солдат, одарив их мимолетным незаинтересованным взглядом, он и свита направились к противоположной лестнице, оказываясь в паре шагов от Авем. Княжна задержала дыхание, чтобы себя не выдать, ей пришлось пригнуться к земле, когда господа поднимались, и именно тогда она заметила окна, которые были будто наполовину скрыты землей. Сил девушки хватило, чтобы разбить окно найденным камнем, но не было и малейшей надежды, что с решеткой ей удалось бы расправиться так же просто. Авем решила пролезть. На ней было надето красивое платье, несколько слоев тончайшей ткани красного и золотого цвета вместе смотрелись как заходящее солнце, но теперь оно оказалось безнадежно испорчено, однако Авем забралась внутрь. Кожа на локте и колене тоже пострадали, но маленькая княжна этого даже не заметила, застыв на месте, она стала прислушиваться. Она очутилась в большом зале, лабиринт книжных шкафов спрятал ее появление от тех, кто находились в другой его части, Авем слышала шаги и голоса. Их было много, и они стихли, когда она, скрываясь за книжной стеной, оказалась слишком близко.

– Кто здесь? – тишину нарушил женский голос.

Авем невольно цыкнула, перед своим появлением она планировала некоторое время наблюдать, будучи необнаруженной.

– Вот как нужно двигаться, если хотите подглядывать, – шёпот раздался у самого уха, а теплота чужого дыхания даже достигла кожи.

Резко обернувшись, Авем увидела лицо, но в первую очередь глаза, мужчина вышел из-за укрытия и при свете многочисленных свечей его глаза были подобны расплавленному золоту. Она слышала легенду, что люди Доосарха носят солнце не только на груди, но и в своём взгляде, раньше Авем считала это всего лишь красивой, но глупой легендой, придуманной солнцепоклонниками, но оказалось, что все буквально.

– Дева Авем, молодой побег древа семьи Фаго, – незнакомец представил княжну, а после, склонившись, преподнёс женщине, сидящей за письменным столом, свиток, – Кажется, я нашёл что-то интересное, моя королева.

– Что вы здесь делаете, дева Авем? – та, к кому обратился обладатель золотых глаз, быстро взглянула на содержимое свитка и передала его одному из носильщиков, которые выносили их огромными грудами.

– Это мой дом, это… – она запнулась, оглядываясь по сторонам, и почувствовала, как внутри назревала буря из ревности и злости, это – место, что было столь дорого для Эклесии, и теперь кто-то чужой попирал его ногами, – Это библиотека моего брата, так что это я должна задавать подобный вопрос.

– Конум использовал неправильное слово, «подглядывать» здесь не подходит, – королеву Венеатт называли Солнцем Доосарха, Авем с ней уже встречалась, когда брат принимал правительницу с визитом, королева задумалась, подперев подбородок рукой. Даже испытывая к ней явную неприязнь, Авем не могла не согласиться, что своей красотой эта женщина действительно была похожа на восход, пусть даже ее глаза и казались темнее безлунной ночи, – Рисковать жизнью! Вот что было бы правдой, в этом подземелье хранятся тайны, за которые люди должны быть готовыми умереть.

– Эклесия… Уверена, он был готов умереть за свою правду, но не убить. А вы? – в голову лезли нехорошие мысли и Авем не хватило самообладания не высказывать их вслух.

– Убивают не за пыль, свернутую в свитки, а за то, что там, – тот, кто обнаружил Авем, хитро улыбнулся, указывая в сторону запертой двери, которую княжна даже не заметила. Темная и непримечательная, но Авем сразу догадалась, что именно за ней таилось то, что так скрывал брат.

– Конум, – доосархская королева мягко и уверенно натянула невидимый поводок, заставляющий мужчину замолчать. На красивом лице не было видно и тени раздражения, но Авем почувствовала, как воздух вокруг стал таким же тяжелым и непроницаемым, подобно мраку женских глаз, что в это мгновение обратились на неё, – Наместник Фаго доверил Доосарху честь хранить эти тайны, вам не стоит о них беспокоиться, к тому же совсем скоро начнётся церемония, нам не хотелось бы больше вас задерживать, – прочитав приказ между строк, пара солдат оказалась с обоих сторон от Авем, а Конум, похожий на хорька или ласку, предложил ей руку, чтобы проводить на вверх.

Авем не распробовала привкус унижения, когда ее под надзором выводили из башни, нет, юная Фаго чувствовала лишь неутоленную жажду познания, которую вызвала чёрная дверь в подземелье. Теперь княжна могла думать только о ней, если бы Конум не вёл ее под руку, то пропустить пару ступеней не составило бы никакого труда.

– Королева не сказала, возможно, потому что это слишком очевидно, – под недоумевающим взглядом Конум лишь пожал плечами, – Но мы очень сожалеем вашей утрате… – Авем будто совсем потеряла интерес к своему временному спутнику, опустив лицо, она повернула по направлению к западному крылу, желтые глаза мужчины пугали не меньше чёрных глаз его королевы, и, возможно, потому Авем было так неприятно ощущать на себе его взгляд, – …маленькая княжна.

От последних слов по телу прошёл холод, наверное, впервые за всю историю этого невинного прозвища. Девушка не подала виду, но в голове теперь стало так же одновременно пусто и запутанно, как и на горюющем сердце.

***

Церемония передачи тела должна начаться до наступления темноты, в жизни Авем она стала второй, устроенной для члена семьи и на которой девушка смогла присутствовать. Первая была для ее матери. Авем почти ничего не помнила, она была малышкой лет пяти и только запах горелой плоти позже несколько раз снился ей в кошмарах. Тело Эклесии тоже предадут огню. Согласно древней традиции умершие могли оставить свою плоть ветру, земле или огню. Повешенные преступники, бродяги, обменявшие жизнь на выпивку или одинокие отшельники, у которых совсем никого не было – оставляли тело ветру, их плоть гнила на солнце или дикие животные обгладывали мясо до костей, пока те не истлевали и не рассыпались во прах. Крестьяне, всегда живущие общиной, копали для своих усопших могилы, точно так же, как и представители мелких сословий в городе, у более-менее состоятельной семьи непременно имелось семейное кладбище где-нибудь в лесу. Представители знати передавали своё тело огню, хотя пепел потом все равно закапывали, потому что передать тело воде имели право только потомки Таисехад.

Также легенды говорили, что раньше, когда Монгетум ещё владели силой Богини, то погрузив тело в воду, они могли возвратить мертвеца к жизни с помощью рун. Авем считала это сказкой, корабли ее отца со всем экипажем утонули в страшном шторме, и вряд ли даже древние руны смогли бы их вернуть.

Дверь комнаты открылась с характерным скрипом петель, здесь – на последнем этаже западного крыла редко кто-то бывал, возможно, именно поэтому Эклесия приходил сюда, скрываясь от надоедливого внимания советников. Наместник всегда занимал деревянный стул, поставленный посередине комнаты, один из тех, что стояли ровным рядом вдоль стены, перед ним – круглый стол с выгравированной картой материка на столешнице и нагромождением записей, огромными стопками книг и свитков. Нетрудно было догадаться, что все это принесли по приказу господина Фаго, слишком оно выделялось на фоне ненужных, заброшенных вещей. У жителей дворца либо имелся слишком тяжёлый кошелёк, либо живот, чтобы ноги могли поднимать их так высоко. И потому на скрип двери Авем повернулась с выражением искреннего удивления. Молодой мужчина был удивлен не меньше, но как короткая вспышка, длящаяся миг, изумление в его серых глазах растворилось так же быстро, и его взгляд стал как прежде нечитаемым.

 

– Не уходите, – послышалось раньше, чем воин успел взяться за кольцо двери, после того как сдержанно поклонился, – Вы ведь только что пришли, – Авем возвратилась к прерванному занятию и снова посмотрела в окно, только тогда, когда Эанир сделал шаг на встречу, – Я не хочу мешать вам проститься.

Железное Сердце облокотился спиной о стену рядом с окном, весь в чёрном, он почти полностью сливался с тенью. Эанир часто становился там, наблюдая из темноты за господином, теперь – от вида его пустующего места сердце тоскливо завыло.

– Не думаю, что достоин, – Авем будто не заметила его слов, позволяя этим продолжить, – Мне кажется, я не имею права на прощание, – через некоторое время, будто сомневаясь стоит ли, он тихо добавил, внимательно всматриваясь в профиль сосредоточенного девичьего лица, – Но вы имеете, и должны им воспользоваться.

– Не могу, – горько вздохнула Авем, ее даже не раздражало очередное поднятие больной темы, может быть, бархатный голос воина располагал к искренности, поэтому она говорила откровенно, – Госпожа Мурса все время с ним, я не могу, – княжна замотала головой, а ее тонкие пальцы быстро перебирали бусины браслета, – Госпожа Мурса, она… Она заменила мне мать, знаете, как больно мне видеть ее слёзы? – подступивший ком в горле прервал говорившую, оставив после вопроса звенящую тишину, – Но ещё больнее осознавать по кому она плачет, знать, что в посмертном коконе тело родного брата…

Эанир перевёл мрачный взгляд на длинные, сплетенные в тугую косу, волосы, когда по щеке девы Фаго скатилась слеза. Авем и младший из трёх братьев – Бенепатив, оба были сероглазы, с светлыми волосами цвета льна, как и все прошлые правители Фасхагата, не считая Эклесии, который вместе с средним братом пошли в породу матери – Арци из рода Галгео – хозяйки Грозовых скал.

– Мне жаль.

Несмотря на внешнее различие, в этой девушке Эанир чувствовал нечто, что было и в Эклесии, при взгляде на Авем чувство вины становились безграничным. Кряжна кивнула, вытирая рукой лицо.

– Я знаю, – ее глаза обратились на него, – Эклесия доверял вам…

– И это стоило ему жизни, – он не выдержал ее взгляда, отворачиваясь и заканчивая фразу по-своему.

– Нет, – снова прозвучал тон, не знающий сомнений и не терпящий возражения, – И потому я тоже вам доверяю, – закончила мысль Авем, ей казалось необходимым сказать это вслух, когда теперь она стала хозяйкой «меча».

Эанир молчал, но то, что он встал рядом и смотрел в одном с ней направлении тоже можно было считать за ответ. Сегодня они впервые говорили друг другу что-то больше обычного приветствия, но у обоих это не вызвало неудобства или шероховатого притирания незнакомцев, они не были незнакомцами. Они прожили под одной крышей чуть больше десяти лет, восхищаясь одним человеком, а сейчас тяжёлая скорбь привела их сердца в комнату на последнем этаже западного крыла, в тайное укрытие их павшего идола.

***

Мощные порывы ветра будто продували насквозь, темное небо скрыло солнце, но даже несмотря на неприятный холодок, покрывший кожу мурашками, Авем было душно в толпе. Она не слушала, что говорили значимые фигуры государства, их голоса смешивались с монотонной мелодией струн и медных пластин в руках музыкантов. Авем до боли сжимала в руке камень, ожидая момента, когда наступит время возложить его рядом с телом. Она, госпожа Мурса и Бенепатив шли первыми, подарить мертвому камень – один из ритуалов, он символизировал, что твоя память и чувства, останутся столь же крепки, и будут неизменны долгие годы, даже после твоей собственной смерти. Обещание вечности.

Когда они остановились у алтаря, Авем не сдержалась и посмотрела, сквозь белую ткань кокона не различались очертания лица, хотя его там и не было, эадарцы растоптали его своими грязными подошвами, мысль об этом, подобно вспышке молнии, озарила разум, и, попав в цель, разожгла негасимое пламя ненависти. Вместо того, чтобы, согласно правилам, оставить камень на земле подле алтаря, Авем вложила его в холодную руку брата, камень – крепкий и неизменный, как ее решимость. Ее обещание отомстить.

Возвращаясь на свое место, дева Фаго окинула внимательным взглядом толпу, справа от них в окружении солдат стояла королева Доосарха. Авем бы сама не поверила, но из-за сложившихся обстоятельств она была даже рада ее видеть. Внезапно маленькая княжна прикрыла лицо руками, и те, кто находился близко услышали плач. Люди понимающе расступились, освободив ей путь, и, не теряя ни минуты, она выбежала с площади. Начинался дождь, но даже так церемония продлится до конца, хотя Авем не была уверена, что солнцепоклонники не решат уйти раньше. Авем долго наблюдала, как они грузили повозки, из окон западного крыла ей было хорошо видно.

«Убивают не за пыль, свернутую в свитки…» – крутились в мыслях слова желтоглазого Конума, и Авем очень хотелось узнать за что именно доосарцы были готовы отнимать чужие жизни. Что-то достаточно большое и не похожее на просто свитки погрузили в шатёр королевы, это точно была какая-то значимая и имеющая вес во всех смыслах тайна, учитывая, что даже полдюжины солдат несли ее с трудом. Спрятавшись в густой листве кустарника, Авем, подобно крупной кошке сидела в засаде, наблюдая за солдатами солнца, которые остались при повозках.

– Проклятый дождь! – выругался кто-то.

– Ты воин, а боишься дождя, не шуми, так ты позоришь нашу родину, – ответил голос намного тише первого.

– Но если подумать, что мы тут мокнем? Стены Фасхагата крепки, никто чужой сюда не заберётся, а от кого нам охранять внутри стен? Они ведь добровольно нам все отдали…

– Предлагаю зайти погреться и воспользоваться местным гостеприимством, всё-таки этот… Конум, – было слышно, что говоривший удержал себя в последнюю секунду, – Господин Конум не доверил это дело рабам и мы честно гнули спины, заслужили право переждать непогоду в тепле, – если предыдущее предложение призвало солдат к размышлению, то это быстро отозвалось общим согласием, Авем повезло, увидев королеву в окружении личного войска, девушка не ожидала встретить кого-нибудь здесь.

Темные, из-за отражающегося в них неба, доспехи воинов исчезли за поворотом, не теряя времени, Авем подбежала к королевскому шатру. Оказавшись внутри, она увидела нечто, укрытое в несколько слоев плотной кожи, сорвав покров, княжна обнаружила огромный кристалл правильной прямоугольной формы. В подземелье, где он до этого хранился, было намного холоднее, чем на улице до наступления дождя и потому кристалл весь был покрыт испариной. Авем не могла разглядеть точно, но ей показалось, что внутри что-то было, из-за этого сердцевина кристалла выглядела светлей. В груди у неё росло странное ощущение, но она все равно подошла ближе, оглядывая находку со всех сторон. Коснувшись рукой, девушка почувствовала холод, смахнув появившуюся влагу, она оцепенела. Глаза, туманно-белесые, не выражающие ни единого чувства, застывшие где-то между жизнью и смертью. Внутри кристалла был человек.

Авем не уверена накинула ли обратно кожаное полотно, потому что мысли путались и ей хотелось только одного, поскорее убежать от этого пугающе спокойного взгляда. В кристалле была вода, а вот человек, который находился внутри, был очень далеко. Он не казался мёртвым, но и не был совсем живым.