Из крови и плоти. Клеймо и Венец

– Проси, что хочешь, живых Монгетум осталось всего трое, твоя голова в любом случае обойдётся мне дороже, чем пара десятков степных львов.

– Надеюсь, ваши слова честны настолько же, насколько самоуверенны, я выскажу пожелания после боя, – Иноратем даже не обратил внимание, что обращение Аркариса было на «ты», – Вы сможете их лично услышать, благодарите судьбу, я не стану снимать голову «разделенному» своей сестры.

– Даже поменяйся мы местами, я бы такое обещать не стал…

– Остановитесь! – Асамэт выбежала из-за стола и бросилась перед Аркарисом.

Вид матери на коленях перед Зверем оглушил Иноратема, он даже не слышал, о чем она молила, ее горячие слёзы влажно блеснули на чужой руке, которую она прижимала к лицу. Образ холодной, гордой королевы, который ей до сих пор удавалось держать перед чужаком, разбился со стеклянным звоном, раня чувства осколками, принцу едва удалось усмирить приступ тошноты, когда губы матери оставили поцелуй на тыльной стороне мужской ладони. Потомок Божества унижался как ничтожный раб, едкая горечь проедала насквозь, Иноратем прекрасно понимал зачем, а точнее из-за кого мать пошла на эту крайность. Смущенный и сокрушённый принц Монгетум ушёл, не в силах поднять глаз.

Его мучил вопрос была ли это слабость? Но ответ он узнал уже давно – это бессилие. Бессилие и вина терзали его все последующие дни после того, как корабли Таргуриса забрали Рин на север.

Впрочем, Иноратем к ним давно привык. Запершись в комнате, он не желал никого видеть, но собственная память стала ему врагом, закрывая глаза, он возвращался в тот момент, когда, оставшись наедине, мать задала ему вопрос, тяжесть которого он не выдержал.

– У тебя нет иного выхода, кроме как смириться, неужели ты правда думаешь, что пролитая кровь брата или разделённого сделает для Рин лучше? Или ты стараешься не для нее… а для себя? – тон королевы был холодно жестоким, – Я знаю, что ты обо мне думаешь, но чем ты отличаешься, твоя пустая гордость вызвала Аркариса на поединок, но никак не забота о Риннахад.

– Ложь, – несмотря на обвинение, Иноратем ответил со сдержанным спокойствием, так как на самом деле знал правду. По крайней мере он так считал.

– Если так, то я не стану препятствовать, но прежде позволь мне рассказать принцессе, то, что она забыла или, возможно, даже не поняла, ведь тогда была ещё совсем ребёнком, – ее руки с нежностью обхватили лицо сына, – В случае победы, Рин останется на Лонаде, но останется ли она с тобой? Сможет ли простить? – Иноратем ошибался, настоящая правда исчезала под его взором, как туман под жаром солнца, зрячий или слепец, правда для него закрыта при любом раскладе, – Тебе стоит прислушаться ко мне, ты – мой сын, я желаю тебе лишь благо, – после этих слов губы Асамэт коснулись его лба, сон казался таким реальным, что он будто вновь почувствовал холодный поцелуй.

Очнувшись, принц посмотрел в камин, пламя давно потухло, в серой золе изредка мелькали тлеющие угли, их свет, красный и усталый, удивительно напоминал глаза Иноратема. В последнее время принц почти не спал. Тяжёлый вздох опустошил его грудь. В той точке, где он остановил взгляд вместо уголька вдруг вспыхнуло и загорелось воспоминание, свидетелем которого он стал случайно.

Это произошло в ночь того дня, когда печать разделённых связала Рин и Зверя, сразу после того, как принцесса вышла из покоев брата, преданная и разбитая его злыми словами.

– Мама! – слабо раздался голос Риннахад называя фигуру в конце темного коридора, которую Иноратем, тайно следующий за сестрой, не мог различить из своего укрытия.

– Мое драгоценное дитя, – Асамэт развела руки, приглашая к объятью, – Ты ходила к Иноратему, верно? – Рин не могла говорить, захлебываясь в слезах и лишь кивнула, вновь прижимаясь влажной щекой к дорогому плечу, – Хорошо, – королева нежно гладила по волосам и сбитое плачем дыхание принцессы вскоре стало ровнее, – Поплачь, я с тобой, – Рин снова кивнула, почти полностью успокоившись, – … пока ещё, – услышав последние слова принцесса замерла, поднимая на мать непонимающий взгляд.

– Что?

– Я говорила с Аркарисом, – Асамэт не могла не заметить, как услышав это имя напрягалась принцесса, но тем не менее королева продолжила все тем же тоном, – Он сказал, что если принцесса откажет ему, то он лишит жизни всех живущих на острове, включая Монгетум, сделает Лонад абсолютно опустошенным… Он думает, что, оставшись совершенно одна, ты согласишься отправиться в Таргурис.

Риннахад совсем прекратила плакать, ее тело оцепенело, а на лице застыла маска мнимого спокойствия, что совсем не отражало нынешних мыслей.

– Наверное, он прав, быть одной очень трудно. Очень больно и горько, настолько, что даже лапы зверя покажутся не такими страшными, но, милая, ты ведь сильная, я знаю, что ты сможешь через это пройти, к тому же ты уже увиделась с Иноратемом, теперь только нам осталось проститься…

– Нет! Я не смогу, не надо, – Риннахад вырвалась из объятий, повторяя последние слова и заламывая в отчаяньи руки, – Если вас тоже не станет – я не смогу!

– Что тебя тут держит? – Асамэт аккуратно поймала руками лицо принцессы, – Семья, возлюбленный, дом? Зверь уничтожит все эти связи, единственный способ сохранить их – отпустить первой.

Риннахад тихо проскулила и опустилась на колени, она ощущала себя разрушенной, даже не подозревая, что за поворотом стоял тот, кто полностью разделял с ней это чувство.

– Найди другой выход, если сможешь, – хладнокровно продолжала бывшая королева, – Если жизнь членов твоей семьи – это то, что можно поставить на кон, и, если ты не боишься вновь увидеть на своих руках их кровь.

– Расскажи.

Королева Асамэт медленно развернулась на голос, что раздался только тогда, когда принцесса исчезла из виду.

– Расскажи, что кровь обагрила ее руки по моей вине, и что все, что она сейчас услышала – ложь.

– Ложь ли? Мне кажется, такой исход вполне вероятен, к тому же, где гарантия, что в случае поединка с Аркарисом ты не погибнешь? А если так, то и у меня исчезнут все причины оставаться в этом мире, и в конечном итоге малышка Рин все равно останется одна.

– Ты ужасна.

– И пусть, даже так я всегда буду на твоей стороне, – Иноратем ответил на улыбку матери мрачным взглядом, – Я не стану рассказывать Риннахад правду и тебе тоже не стоит, – королева подошла ближе, смотря принцу в глаза, – Ведь если Рин откажется, я убью ее, – взгляд никогда не выдавал ее лжи, даже когда она была очевидна, но почему-то сейчас у Иноратема не было ни малейшего сомнения в искренности слов королевы.

– Она твоя родная дочь, – серьезно произнёс принц, Асамэт хмыкнула.

– Вот именно, – ответила королева, грустно улыбнувшись, – Думаешь мне будет легко забрать жизнь, которую я сама подарила? – она медленно отошла назад, пока не уперлась спиной в стену, Иноратему хотелось верить что сама суть заданного вопроса заставила мать обнять себя за плечи, хотя виноват скорее всего был простой холод каменных стен, – Но этот способ самый верный – если убить Рин, погибнет и Аркарис, он единственная угроза, единственный враг, по крайней мере, до того момента как появятся другие, мы уже получим поддержку Фасхагата.

– Без господина Фаго Фасхагат не станет торопиться, разве ты этого не понимаешь? Наш старый мир рушиться, мы должны взять судьбу в свои руки…

– Старый мир? – Асамэт переспросила с смутным страхом, когда лезвие меча блеснуло в руках сына, что тут же вернул его в ножны, – Разве наш мир был старым? Сколько он продлился? Десять лет? Двадцать?! Как трудно было его построить и каким хрупким он оказался. Посмотри на меня, мы с тобой оба знаем, что Монгетум не живут в мире, нам нужно постоянно бороться, постоянно кого-то терять, теперь даже моя милая Рин… – Асамэт внезапно остановилась, ее губы дрожали, не в силах вымолвить ещё слово, она выглядела безумной, и впервые такой беспомощной, сейчас Иноратем мог испытывать к ней лишь жалось, и он осторожно коснулся женского плеча, – Я долго молила Богиню подарить мне дочь, и когда это случилось я была так счастлива, ведь это значило, что появилась на свет твоя невеста, – речь королевы стала намного спокойнее, будто к ней окончательно вернулось самообладание, – Но я ошибалась, Великая Таисэхад очень мудра в своей милости, Риннахад не невеста, она орудие, что отведет от тебя беду.

Скрип двери оборвал сон, что Иноратем мог видеть с открытыми глазами. В комнату вошла Асамэт с парой слуг, по велению бывшей королевы одна из девушек растворила окно. Утренний воздух был свеж и прохладен и стоило ему коснуться кожи принца, как тот вжался головой в плечи, скатываясь ниже в кресле.

– Оставьте нас, – коротко приказала Асамэт, находясь под бдительным взглядом сына, она догадывалась, что он предпочёл бы, чтобы его оставили все без исключений.

– Иноратем, – начала бывшая королева, хотя внимание принца и так сосредоточилось целиком на ее фигуре, она тяжело вздохнула, – Ты заперся здесь в одиночестве как служитель в молитве, если таково твоё желание – пусть, но слуги сказали ты не притрагивался к еде последние три дня, – ей удалось стойко вынести тяжесть взгляда, и Иноратем будто перестал ее замечать, вернувшись к камину, – Я волнуюсь, мое материнское сердце терзается о тебе…

– Риннахад нет уже почти месяц, что твоё материнское сердце чувствует на этот счёт?

– Ты дерзишь, мой дорогой сын, – Асамэт ответила с улыбкой.

– Дорогой… К Риннахад ты обращалась точно так же, но на мой взгляд ты оценила ее довольно дёшево, – синие глаза вспыхнули злостью, Иноратем поймал запястье, не дав матери запустить руку в свои волосы.

– Кажется, ты все ещё расстроен, обижаешься как маленький ребёнок…

– Неправда, мне скорее смешно, – Иноратем встал, не отпуская женского запястья и сжимая так сильно, будто вот-вот можно было бы услышать хруст, – Смешно оттого, что для Рин безопаснее в жестоких северных землях, нежели в тепле родного дома, и что даже Зверь представляет для неё меньшую угрозу, чем ее собственная мать.

Для принца немалых усилий стоит перебороть желание сломать чужую руку, но видимо он потратил все силы, что у него были, потому как головокружение заставило сделать шаг назад.

– И правда ведёшь себя иногда совсем как ребёнок, – Асамэт поправила ворот одеяния принца, а после ее руки нежно легли на впалые за последние несколько дней щеки, – Риннахад еще не умерла, а ты уже в трауре, – Иноратем чувствует как слово «ещё» колит его ножом, – Не стоит давать слугам поводов для пустых сплетен, хорошо? – она улыбнулась выражению бесстрастного гнева на лице сына, кажется, Асамэт лишь в ту ночь была по-настоящему искренней, теперь она вновь облачилась в маску, которая уже давно срослась не столько с лицом, сколько с самой сутью.

Иноратем почувствовал, как быстро потухла надежда что-то донести до матери, он уверен, она тоже не видит его настоящим.

– Мой король, – с улыбкой прошептала Асамэт, целуя сына в лоб.

Ступени длинной, пологой лестницы мелькали с быстротой мыслей. Иноратем думал о том, что при каждом поцелуе матери не просто склоняет голову – он показывает свою покорность. Она называет его королем, но по сути он для неё лишь ручной пёс, всегда послушный приказу. Сколько бы он не пытался себя обмануть, но от правды не сбежать, со стороны она должно быть ещё более очевидна.

« – Торговцы с юга привозят собак размером с крысу, а на шеи их цепляют бант вдвое больше самих животных, выглядит нелепо и смешно.»

Голова гудела, но всплывший в памяти Аркарис разжигал злость и это придавало сил.

«– Яркие и пестрые, как наряды вульгарных дамочек, – правитель северных варваров полностью оправдывал свой титул, облокотившись бедром о каменный постамент, где уже пару столетий хранился венец бывших правителей Монгетум, даже захватчики из Круадхада были выше глумления над реликвией прошлого, оставив венец нетронутым, будто указывая, что среди потомков не было достойных его, – Впрочем, нет смысла их судить, для безродных собачонок нечто подобное подходит лучше всего, – Аркарис улыбнулся уголками губ, и взяв с постамента корону, покрутил ее в руках, – Какая изысканная работа – ослепительное белое золото и крупные сапфиры, что чисты и прозрачны подобно льду, – Северный правитель направился к стоящему принцу, – Такой венец может служить украшением только для породистого животного, – Аркарис смотрел на Божественного потомка в упор, нисколько не стараясь скрыть насмешки, тон его голоса приобрёл наигранную учтивость, – Ваше Высочество, вы позволите?

– Иноратем, – Асамэт призывала покориться, она и сама в присутствии правителя Таргуриса, а если точнее его меча, становилась смиреннее голубки.

– Не стоит беспокоиться, королева, уверен, он не укусит, – с самодовольной улыбкой Аркарис опустил венец на голову принца.»

– С вами все в порядке, господин?

Иноратем удивленно посмотрел на обратившегося к нему мужчину – Яад служил на Лонаде ещё во время тирании Круадхада, куда был привезён с другими рабами, после освобождения он, как и многие, не стал покидать ни остров, ни служение семье Монгетум, к которой стал привязан, и не давал ни единого повода усомниться в своей преданности.

– Да, – принц осознал, что вновь дал памяти взять над собой вверх, – Как здоровье вашей жены? Она уже поправилась?

– Все хорошо, господин, Инхор всего лишь слегка подвернула лодыжку, мы приносим извинения, что побеспокоили, она подняла шум скорее от испуга, а не от боли.

– Хорошо, – из складок внутреннего кармана Иноратем вынул два письма с печатью Лонада, – Я попрошу вас доставить это…

– Разве вы не знаете, что никому из жителей острова не дозволено получать и отправлять послания? – мужчина в доспехах Таргуриса подошёл к говорившим, – К тому же теперь на Лонаде ни осталось ни одной монеты, чем вы планируете оплатить расходы?

– Как хорошо вы осведомлены, – холодно ответил принц.

– Я капитан солдат, что стоят на страже Лонада и мне прекрасно известно, что единственная ценность здесь – это головы божественных потомков.

– А сколько стоит ваша? – Иноратем не сдержал усмешки, увидев выражение лица капитана, – Достаточно, чтобы покрыть расходы в пути?

– Хотите сразиться? – мужчина с нарастающим недовольством посмотрел на обнаженный меч в руках принца, – Даже не подумали о том, что я не стану поддаваться как ваши прежние соперники, всё-таки я служу не вам…

– Так северяне поддаются своему господину? – чужеземный воин мрачнел с каждым мгновением, а Яад впервые увидел улыбку, что больше напоминала хищный оскал на всегда спокойном лице своего принца, – Яад, вам лучше отойти в сторону, – как только слуга исполнил приказ, белой молнией мелькнуло лезвие меча и раздался громкий лязг.

– Вы слишком нетерпеливы, – противник успел блокировать атаку, – Тот, кого зовут принцем должен иметь манеры получше, – командир старался держаться ровно, хотя это было не так просто, напор с которым наступал Иноратем совсем не вязался с его изящным телосложением, – Если это присуще всем потомкам, то должно быть мой правитель сможет повеселиться, – показалось, будто снова сверкнула молния, но теперь она искрилась в синих глазах принца.

Лязг металла раздавался неустанно, сражающихся обступили слуги и солдаты, капитан войск разумеется обладал огромным опытом, но Иноратем тоже не впервые взял клинок в руки, а скопившаяся беспомощность обратилась в ледяную ярость, его движения были точны и умелы, выверенные множеством тренировок с лучшими учителями Фасхагата.

Пару раз Иноратему казалось, что от голода и усталости у него кружилась голова, но тут же приходило уверенное знание, что его опьяняет сила – он не мог проиграть. После первого убийства у него не было на это никакого права, если он стал убийцей, то должен был овладеть своим ремеслом в совершенстве.

Несколько впечатлительных зрителей ахнули, когда ударив, оружие капитана соскользнуло по лезвию меча Иноратема, а после принц прокрутился колесом вокруг своей оси и поддел противника под коленом. Капитан рухнул на спину, как подрубленное дерево, ткань штанины быстро пропитывалась кровью, солдаты поспешили к нему, ведь стало ясно, что на одной ноге капитан не сможет продолжить.

– Остановитесь, – хватая ртом воздух проговорил крепкий, закаленный мужчина, не успев осознать, что его сковал какой-то инстинктивный страх, – Я принимаю поражение, хватит, – и причиной его ужаса был не острый конец чужого меча, коснувшийся подбородка, а нечеловеческий взгляд синих глаз, обращённых на поверженную жертву. Почему-то он был уверен, что принц видит в противнике именно ее, капитану даже больше не казалась глупой мысль, что птица, изображённая на гербе Лонада является хищной.

***

Дюжина служанок стояли ровным рядом вдоль стены большого зала, в любой момент готовые исполнить приказ и даже самую незначительную прихоть госпожи, но Фоллум молчала. Полное отсутствие аппетита позволило ей без сожалений отодвинуть от себя все блюда с разнообразными яствами, что так и остались нетронутыми, и, задумавшись о чем-то своём, она терзала запеченную птицу вилкой. Тэганар провёл в крепости два дня и отбыл сегодня утром, ещё до восхода солнца. Нередко появления правителя даже для слуг становились сюрпризом, но Фоллум точно знала, что Его Высочество должно скоро вернуться, и потому не стала спускаться, повелев подать обед на верхнем этаже.

– Я закончила, – Фоллум вышла из-за стола и будто стремясь уйти от оживления в покоях, тут же последовавшее за ее фразой, незаметно выскользнула на просторный балкон.

Ее задумчивый взгляд блуждал где-то в туманной дали, не различая и не отделяя ни единой части от хвойно-молочной мглы, простирающейся вокруг, на самом деле она просто наслаждалась одиночеством. Но внезапно умиротворенный шум двора нарушил приближающийся гул, одинокий всадник направлялся к крепости и звон копыт его лошади эхом раздавался по каменной дороге. Незнакомец спешился у ворот, переговорив со стражей, он достаточно быстро получил разрешение войти, и так же быстро поспешил к главному зданию крепости.

Под дорожным плащом внезапного гостя пару раз мелькнули белые ленты, сшитые наподобие птичьих крыльев – знак, указывающий на слугу Лонада. Напрягая глаза, Фоллум так же смогла разглядеть края конвертов, выглядывающих из внутреннего нагрудного кармана, они были ослепительно белы подобно лентам, даже несмотря на то, что мужчина ежеминутно проверял их присутствие, трогая бумагу руками. Слуги не заметили момента, когда госпожа вновь ускользнула, Фоллум слишком торопилась, спешно спускаясь по лестнице, чтобы перехватить гонца.

– Постойте, – Фоллум успела до того, как служанки доложили о письмах Агди, – Вы можете быть свободны, я сама встречу гостя, – покорно поклонившись фаворитке двое девушек в скромном одеянии слуг отправились по своему делу, от которого прежде их отвлёк гонец, – Я приветствую вас, – произнося эту привычную формальность, Фоллум оглядела незнакомца с головы до ног – это был седеющий мужчина, простое и честное лицо выглядело столь прямо, что впечатление производимое всей его фигурой было точно таким же, – Не судите строго северное гостеприимство, гости здесь не часты.

Не только Фоллум изучала гонца, окинув ее взглядом, мужчина сделал для себя некий вывод и запахнул плащ, будто стараясь скрыть конверты в нагрудном кармане.

– Я ищу хозяев.

– Его Высочество – единственный кого можно назвать хозяином северных земель, – Фоллум отвечала с присущей улыбкой, даже несмотря на то, что гость грубо объявил цель своего приезда, проигнорировав приветствие фаворитки, – И сейчас его нет в крепости.

– Что же, это даже лучше, – по его простодушному ворчанию и облегчённому вздоху можно было догадаться, что Зверь внушал мужчине гораздо больше страха, чем полторы сотни солдат, охраняющих крепость, – Всё-таки оба письма адресованы принцессе Монгетум, мне сказали она должна быть здесь…

– Неужели? – тихо произнесла Фоллум и один уголок ее губ поднялся вверх, лишая улыбку обманчивой невинности, – Вы проделали долгий путь, должно быть вы очень верный и честный человек, – фаворитка предупреждающе посмотрела в сторону стражи, взглядом повелев подойти ближе, – В том не остаётся ни малейших сомнений, учитывая, как легко наши доблестные воины пропустили вас.

– При нем дозволение одного из наших капитанов и королевская печать Лонада, – сразу поняв укор, один из стражи вышел чуть вперёд.

– Вот как, – она протянула руку к гонцу, – Позволите? Вернувшись, я уверена, правитель захочет увидеть меня прежде вас, можете не беспокоиться, я передам послания.

После всего сказанного гонец ответил молчанием, упрямо и тупо глядя в голубые глаза, ожидая, по-видимому, совсем другого ответа. Фоллум на мгновение прикрыла глаза, вздохом стараясь развеять подступающее раздражение, ей хотелось бы решить все мирно.

– Пусть не гостеприимство, но щедрость Севера недооценивать не стоит, я дам вам столько золотых монет, сколько седых волос на вашей голове.

– Считаете что всех можно купить, если сами продаетесь, вы правильно назвали меня верным и честным, – мужчина распахнул плащ, грубым пальцем указывая на сшитые в крылья ленты, – Вот то, что мне дороже любого злата – преданность, – гонец победно усмехнулся, красивая наложница в гареме того, кто станет мужем его дорогой госпожи вызывала в нем некое странное подобие ревности, и ему было так весело поставить ее на место, – Но откуда вам это знать хотя бы значения этого слова, – он вновь деловито запахнулся, – Мне нужно видеть принцессу Монгетум, я отдам послание только в ее руки.

Его взгляд снова стал тупым и упрямым, ясно давая понять, что более разговаривать не намерен.

– Схватить его.

Фоллум не составило никакого труда заполучить письма, когда гонец вдруг оказался в крепких тисках чужих рук. Фаворитка ломано изогнула бровь в молчаливом ответе на крики возмущения «гостя», похоже умение держать свои чувства под контролем – довольно редкий дар, но, кажется, Фоллум ошибалась, приписывая себе подобное достоинство, стоило ей увидеть аккуратные руны, оставленные в нижнем углу конверта с обратной стороны, ее ноги будто потеряли почву и что-то холодно опустилось в груди. Письмена принадлежали старательной и чуткой руке, которая была очень хорошо знакома Фоллум. Когда-то. Должно быть в прошлой жизни.

Фаворитку охватило волнение, страх и бесстрастность одновременно, ей будто приходилось усилием воли заставлять тело дышать и двигать ногами. Бессознательно приживая конверты к груди, она медленно направилась к крепости, не обращая более никакого внимания ни на стражников и их пленника, ни на поднимаемый ими шум.

– Госпожа, что нам делать? Посадить его в темницу?

– Нет, – тихо проговорила Фоллум, настолько, что даже гонец смолк, чтобы слышать, что она скажет дальше, из-за пристального внимания сосредоточенного на фигуре «гостя» показалось, что фаворитка увидела его впервые, – Убейте, – произнесла она тихо, практически шёпотом приговор, сулящий неминуемую смерть. И пошла дальше, не обернувшись, и не замечая, и не думая ни о чем, кроме двух писем в ее руках.

В стенах крепости Фоллум заметалась в поисках укромного места, которому можно было бы доверить прочтение писем: сначала она подумала подняться на этаж правителя, но сразу же отмела эту абсурдную мысль, возвращаясь в свои покои, перед тем как остановиться в них основательно и даже подпереть дверь креслом, она все же успела миновать пару ступеней.

Письма настолько завладели ее разумом, что она даже не заметила за собой, как грубо накричала на встретившихся в коридоре наложниц, приняв их по ошибке за прислугу.

В окна смотрело бесстрастное белое небо, но плотная материя штор смогла подгрузить комнату во мрак. Фоллум зажгла свечу, ее огонек загадочно играл, отражаясь на острие ножа, которым Фолл аккуратно срезала печать – птица с расправленными крыльями – герб Лонада. Темнота, рассеянная слабым светом свечи идеальное место, чтобы увидеть призрака, это печать – один из них, призрак далекого прошлого. Завернув обе в платок, Фоллум быстро спрятала их в шкатулку, прежде достав оттуда кольца, перстни, браслеты, ожерелья, которые равнодушно бросила на стол.

Кажется, что прошла пара мгновений, но Фоллум ощущала их вечностью, в нерешительности она все же притронулась к письму, позволив волне смутных чувств и воспоминаний накрыть себя с головой. Но воспоминания открывают старые раны, а волны несут в себе соль. Больно.

«Риннахад, моя милая сестра, я могу молить тебя лишь о милосердии, ведь твое доверие я уже предал. Ты стала жертвой, что принесли ради иллюзий, которые твоя семья взрастила на лжи. У тебя есть право ненавидеть меня столь же сильно, как я сам себя ненавижу. Хотя даже, узнав всю правду – ты не сможешь ненавидеть, в этом я уверен, я знаю тебя слишком хорошо, прости, что это невзаимно. Правда безобразна и жестока, как страж, все это время хранящий ее на сердце, но если ты всё-таки захочешь узнать – я скажу…»

Фоллум остановилась, поднимая глаза от письма в темную пустоту комнаты, наверное, она как никто другой знала, насколько трудно принцу Монгетум далось решение открыться. Она читала дальше:

«…Одна душа на два тела – вот, что обозначают метки «разделённых», однако мне хорошо известно, что ты сам себе можешь стать злейшим врагом. Судьба соединила вас, но если ты несчастна в данном союзе, то эту судьбу я презираю, отдай второе письмо Аркарису, это мой вызов. И не беспокойся, Ринни, пусть сейчас на Лонаде нет ни одного солдата, кроме северных варваров, пленниками которых мы являемся, но Аркарис слишком горд, чтоб не ответить, а у меня есть меч. Смешно, но теперь, когда у меня остался лишь он, я чувствую, как отчаяние превращается в силу.

Этим письмом я вверяю свой меч и жизнь тебе, твоя воля и я положу их за твою свободу.

Иноратем»

Ни титула, ни принадлежности к роду Божественных потомков – в личных письмах он всегда подписывался лишь именем, Фоллум безрезультатно пыталась проглотить ком, что сдавливал горло. Беззвучно всхлипывая, она еще раз пробежалась глазами по последнему обещанию, любовно задержалась на имени, будто не решаясь бросить столь драгоценное сокровище в очаг, где уже серым пеплом рассыпался никем непрочитанный вызов на поединок.

Согнувшись бессильно над столом, она выглядела бы уснувшей, если только не подрагивающие плечи и горячие слёзы, размывающие чернила письма. Письма, которое она так и не получила, надежда на спасение обещана другой.

***

– Ко всему на свете можно привыкнуть, со временем, человек примиряется с чем угодно, – Кастра первой вышла на общий балкон, опираясь поясницей о широкие перила, она с улыбкой смотрела на хмурое лицо подруги.

– Только не я, – Риннахад сложила руки на груди, закрываясь не то от непривычного холода, не то от слишком яркой улыбки наложницы, – Ко мне это совершенно не относиться, – недовольно добавила она, когда Кастра притянула ее за руку.

– Сейчас ты дева в гареме самого могущественного человека Таргуриса, а значит со многим придётся смириться, – Кастра аккуратно поправляла бусины вплетенные в косу Риннахад, поднимаясь все выше, она закончила, заправив выбившуюся прядь за ушко, – Иногда это обидно и грустно, но очень здорово, если есть кто-то с кем можно разделить свои печали, – наклоняясь ближе, наложница знала, что Рин смущалась, принцесса будто застыла, опустив глаза в пол, – Даже здесь, в землях жестокого холода, есть место для тёплой весны… – последние слова Кастра произнесла шёпотом, Риннахад уже почувствовала ее дыхание на своих губах и отвернулась, будто на звук приближающейся кареты, разбив чужую попытку на поцелуй.

Внутренний двор заполнили люди, карету, что сама по себе напоминала скорее оборонительную крепость, сопровождали не менее двадцати вооруженных всадников, половина из которых была в тяжелом обмундировании. Риннахад смотрела с любопытством, Аркарис предпочитал передвигаться верхом, и она не знала, чего ждать от новых гостей, безопасности которых уделялось столь много внимания.

Вдруг громко лязгнул металл, рухнувшей вниз решетки, настолько громко, что перекрыл собой скрип огромных цепей подъёмного моста, Риннахад бессознательно посмотрела в сторону звука, и у самой стены заметила нечто, что выбило весь воздух из легких. Кастра еле успевала за принцессой, удивляясь как той удалось не упасть, минуя за раз по несколько ступеней, попытки остановить Рин не дали никакого результата.

– Кто позволил это сделать?! – Риннахад схватила ворот стражника, стоящего у входа, глазами полными безумного смятения она смотрела в спокойное лицо, слишком спокойное, если учитывать, что в нескольких шагах повешен человек. Рин избегает смотреть в ту сторону, одного мимолетного взгляда ей было достаточно, чтобы разглядеть белые ленты-крылья на груди, и знакомые черты лица.

– Госпожа, что…

– У стены повешен человек, за что его казнили? Кто позволил! – Риннахад не дала второму солдату даже договорить, не заметно для самой себя повышая голос, – Он принадлежал Лонаду, и даже… Даже если он совершил преступление, его обязаны были судить, – принцесса наконец отпустила неподвижного стражника, что не посмел и пальцем прикоснуться к наложнице правителя, утирая появившиеся слёзы.

– Это был приказ госпо…

– Аркариса не было в замке! – гневно разразилась Рин, позволяя Кастре успокоить себя объятьем.

– Прошу простить, но я имел ввиду не Его Высочество, а ту, кого они надели властью казнить неугодных без суда в своё отсутствие. Это был приказ госпожи Фоллум.

– Зачем? – голос Риннахад звучал тускло и слабо, она просто произнесла первую мысль, на самом деле даже не надеялась на вразумительный ответ, разве он вообще может быть возможен? Стражник молча пожал плечами, кивнув в сторону сада, проследив за взглядом мужчины, Риннахад встретилась глазами с фавориткой. Фоллум изогнула бровь, отмечая всеобщее внимание, обращённое к ней, но почти сразу на ее лице появилась прежняя ничего не значащая улыбка.

– Кажется, я слышала своё имя, – Фоллум выглядела расслабленной, а Риннахад смотрела и не могла понять, как можно оставаться столь спокойной, зная, что приговорила человека к смерти, – Принцесса, – Фолл кивнула, приветствуя только Риннахад, – Что-то случилось?

– Вы отдали приказ и без какого-либо суда лишили жизни человека, – голос Рин стал холодной сталью, Фоллум явно это почувствовала, – Мне неизвестно какое преступление он совершил, и неизвестно был ли вообще виновен, но я знаю точно, что этот человек был моим, я…

– Тише, – мягко перебила фаворитка, приложив палец к губам, – Наш правитель вернулся, мы должны его встретить, – она предложила принцессе выйти вместе, но Риннахад ответила молчаливым отказом, – Что же, надеюсь, мы побеседуем, когда вы будете в лучшем расположении духа, – Фоллум будто не заметила презрения в синих глазах, кивнув ещё раз, она пошла навстречу экипажу в одиночестве.