Глава 19
Широко шагая по своему собственному дому, я, по сложившейся за последние несколько дней традиции, не чувствовал себя тут спокойно. Не сказать, чтобы вообще прежде задумывался о том, насколько здесь уютно. Дом был просто местом, куда я возвращался, устав решать вопросы стаи. Ел тут, спал. Всё.
Теперь же, когда здесь была Элисса, я вдруг начинал совсем иначе смотреть на вещи. Например, думая о том, что нужно уехать отсюда, испытывал нечто вроде сковывающего изнутри страха. Ведь сейчас мой дом был накрепко связан с ней.
Мне сложно было это даже распознать в себе, не то, чтобы объяснить кому-то. Но вот это вот беспокойство, ответственность за неё – словно вросли в мой разум и подсознание, пуская корни и дальше. Словно все остальные вопросы теперь рассматриваются через призму её присутствия и благополучия. Это заставляло всегда быть настороже, постоянно думать, что с ней, как она, и было настолько непривычно и не свойственно мне, что даже вызывало лёгкое раздражение.
Не на неё. На себя. За то, что стал таким размякшим, перестал думать о других важных вещах.
Я и в лихой молодости не был особым разгильдяем, но последние лет десять только и делал, что постоянно работал. А уж когда отец…то есть этом ублюдок занялся лабораторией, то весь бизнес, на котором держалось финансовое обеспечение прайда, лёг на мои плечи.
Впервые за это время я несколько дней не просто не появлялся в офисе, но и не ответил ни на один телефонный звонок. Даже сейчас, осознав, что непростительно так себя вести, всё равно первым делом наберу главврача нашей клиники, чтобы решить вопрос с Элиссой.
А всё остальное потом.
Хотя вообще-то и без того был уверен, что ребята позаботились об остальных пленниках, но всё же не мешало бы проверить и проконтролировать самому. Ещё неожиданно вспомнил, что уже завтра должен оказаться в офисе, иначе можем упустить серьезный контракт. Но это всё казалось сейчас каким-то размытым, не представляющим особой ценности.
Особенно, если вспоминать, как она сидит на полу почти под кипятком…
Удивительно, как изменились мои приоритеты всего за несколько дней. Как всего одна случайная встреча может в принципе изменить всю дальнейшую жизнь. Вот только теперь я ещё и глава прайда, а это лишь увеличивает мою ответственность.
И как только моей паре подберут подходящее лечение или я смогу убедить её отправиться в клинику, то обязательно вернусь к другим вопросам. Главное, хотя бы что-то уже решить с ней, чтобы я мог перестать думать каждую минуту о её здоровье, и тогда можно будет вырваться.
Спустя уже пару часов, я знал о том, чтобы на основе данных анализов остальных подопытных наши специалисты выявили общие отклонения у них всех, связанные с постоянным длительным приёмом каких-то низкокачественных успокоительных, действие которых сходно с наркотиками. Выяснилось, что… прежний глава прайда пытался вывести препарат, позволивший бы превратить человека в оборотня, и отчасти испытания были успешными – некоторые впадали в состояние зверя.
Вот только выйти обратно не могли…
Что касалось беременных женщин, то вопрос, что (именно что, а не кто) может родиться в результате всех опытов, которые над ними ставили, был как никогда остр. Антитела одного из плодов вчера едва не убили носящую его девушку, из-за чего пришлось проводить срочную операцию. И я ужаснулся тому, что Элисса была права, а я уговаривал её и нёс чушь.
Сколько раз она повторила мне, что носит чудовище? А я как идиот обещал принять её «ребенка», который вполне возможно может даже убить её…
Вообще состояние всех пленников стремительно ухудшалось без ежедневного очищения крови с помощью капельниц. Некоторым их ставили по нескольку раз в день, но не всем помогало. За вчера мы потеряли одного из пленников лаборатории – перекинувшись в зверя ночью, он растерзал когтями сам себя…
К счастью, у Элиссы не было подобных признаков, а вот… Стоп! Я же несколько часов её уже не видел! А мы только что говорили о всяких последствиях!
Кинулся к ней, уже забыв про поднос с едой, но уже на подходе к комнате, снова ощутил запах крови. Словно чёртово дежавю! В тот момент, даже если бы у меня был ключ от двери, из-за трясущихся рук я вряд ли бы смог им воспользоваться, но сейчас его и не было, поэтому просто вынес дверь плечом, и залетел в ванную.
Если честно, в тот момент я подумал, что сейчас умру. Моё сердце, до этого бегущее галопом, просто остановилось на несколько секунд, вызывая головокружение и сильную слабость. Я пошатнулся и едва не рухнул на кафель, где в луже крови лежала моя пара.
Не сразу понял, что произошло, пока не осознал, что больше всего испачканы её ноги и… Как в тумане опустился рядом с ней, взял руками её голову, слыша глухие удары за своими рёбрами и шум в ушах.
– Элисса? – зачем я звал её? Она не реагировала, закатив глаза.
Это просто жуткий сон. Сон.
И словно в какой-то тупой компьютерной игре, как в состоянии аффекта, я медленно поднял её тельце на руки, отнёс в комнату, завернул в простыню и спустился вниз, приказав приготовить машину. Водитель гнал на всех парах, а я сидел на заднем сиденье, держал её в руках и просто смотрел, как она умирает.
Наверное, это был шок. Я никогда не ощущал себя так…пусто. Я не волновался больше, не орал, как обычно, поторапливая, не слышал вопросов, когда заносил её в клинику, не просил объяснить, что с ней, лишь отдав приказ сделать всё возможное. Я будто оглох и ослеп разом. Та тонкая нить, что связала нас, сейчас была уже почти прозрачной и натянутой до предела.
Понимая, что с секунды на секунду она просто порвётся, я будто сам умер заранее.
Вокруг носился персонал, даже не зная, кто она, просто из-за факта, что привёз именно я. Они что-то кричали друг другу, переговаривались, обсуждали, кажется, о чём-то спрашивали и меня, а я стоял столбом у стола, на котором была распластана она, и ничего не видел больше.
Мне было даже не жаль умирать. Ведь вот он – мой смысл – кажется, не дышит больше. Они подсоединяют к ней какие-то аппараты, колют ей что-то в почти прозрачные вены, а я всего лишь жду приговора. Повлиять на это мне не под силу.
Сейчас дело было даже не в том, что из-за смерти истинной, я скисну, а потом и ослабею очень быстро, не в том, что из-за разрыва связи, буду испытывать дикую боль – просто всё, что я сделал за последние дни, было из-за неё.
И всё это зря? Я так пытался её спасти, а выходит убил сам же?
С отчётливой ясностью сейчас понимал каждую из своих ошибок. Как можно было пойти у неё на поводу и отослать врача обратно? Как можно было согласиться и отложить её осмотр, ведь даже волки предупреждали, что не провели его полностью? Как можно было позволить ей, в таком положении, сидеть там под настолько горячей водой, что во всей ванной стоял смог пара? Как можно было, зная о её ночной истерике, оставить её одну?
Я никогда не был дебилом. Прежде. Но видимо, в желании создать ей комфортные условия, забыл о главном. Она – маленькая, напуганная девочка, неспособная принимать взвешенные, обдуманные решения, и именно я должен был настоять, объяснить, заставить, да даже подержать, если нужно, но сделать так, чтобы она осталась жива.
А я…
Всю ночь «заботливо» держал её в своих руках, даже не узнав, что происходит после всех экспериментов с её организмом. Спокойно говорил по телефону, обсуждая её дальнейшее лечение, пока она истекала кровью, продолжая лежать под льющейся сверху горячей водой… Я даже не почувствовал ничего. А должен был. Даже без метки.
Одна из врачей вывела меня из той комнаты, где остальные кружили над её телом, и что-то говорила, глядя мне в глаза. Я потряс головой.
Не слышу. Ничего не слышу…
Она подносит к моему носу какую-то склянку и от резкого запаха меня выкидывает из туманного забытия. Вокруг шум, гомон, крики персонала, писки приборов, а врач передо мной пытается втолковать, что это бесполезно. Что из-за большой кровопотери помочь может только одно…
Но я не смогу. Не смогу так.
Она, даже не слыша мой ответ, ведь продолжаю молчать, укоризненно качает головой.
– Вы должны понять, что это единственный выход. Наше присутствие здесь бесполезно. Чуда не произойдёт, Эрнард.
И та, что должна помогать ей, просто уходит и уводит с собой остальных, оставив меня одного перед той палатой. Потерянного, разбитого, уничтоженного.
Опять воздух вокруг становится вязким настолько, что даже несколько шагов, чтобы войти внутрь, мне кажутся неимоверно сложными. Но я вхожу. И вижу её…
Бледная, раздетая, со старыми шрамами, свежими ранами и синяками на теле, раскинутые бедра испачканы красным…
Медленно приближаюсь. Смотрю на безжизненное маленькое тело, на сухие корочки вокруг губ, полуоткрытые глаза, в которых видны только белки…
– Элисса, – зову зачем-то снова.
Будто она просто встанет сейчас. Её грудная клетка с проглядывающими отчётливо рёбрами едва-едва шевелится, и я слышу, как всё тише становится биение сердца.
Она сейчас умрёт?
Касаюсь её лица, провожу пальцами по шее, чуть ниже, туда, где может стоять метка, которая должна спасти ей жизнь. Но для этого… нужно выбрать любой из возможных способов присвоить себе её тело, связать нас…
Я наклонился ближе, касаясь небритой щекой её впалой щёчки, и хрипло прошептал:
– Ты прости меня, ладно?
Глава 20
Осторожно целую холодный лоб с бисеринками пота, пытаясь вызвать собственнические инстинкты, спускаюсь ниже к скулам и линии подбородка, глажу её ещё мокрые волосы, плечи, беру ледяные ладошки в свои руки. Но на глаза едва не слезы наворачиваются от того, какая она сейчас сломленная, изувеченная, незащищённая.
И снова одни и те же мысли. Почему она? За что? В чем она виновата, что всё это именно с ней? Разве это её вина, что родилась человеком? Что я не встретил её раньше? Что не успел…
Крошечная девочка лежит передо мной и молчит на все мои немые вопросы. Если я сейчас сделаю что должен, чтобы спасти и её, и себя, то что будет с нами дальше? Нельзя будет не заметить метку, не понять, как я поступил, когда она не могла сказать своего слова.
Вокруг нас хаос, все приборы вразнобой пикают, торчат разные шнуры, а я не вижу ничего, кроме неё в этой странной неестественной позе. Касаюсь губами острого плеча, извиняясь.
И отчётливо понимаю, что нет, она не простит. И не забудет. А ведь всё, что произошло с ней и в лаборатории, и тут – это лишь моя вина. Но плохо будет снова ей.
Словно из-за моих мыслей по её телу пробегает дрожь, и сразу же оно будто совсем расслабляется, сдаётся заранее, а меня как током бьёт. Трясу её за плечи, а она просто как тряпичная куколка в моих руках.
– Нет, нет, пожалуйста, Элисса, живи, – уговариваю, теряя голову от новой лавины страха потерять её. – Я же подохну без тебя. Девочка, давай же, не сдавайся. Живи! У тебя же впереди всё. Столько ещё можешь увидеть, узнать, сколькому порадоваться. Сделаю каждый новый момент сказочным, – обещаю, прижимая к себе, будто это может заставить её что-то исправить. – Что там любят девочки? Хочешь, цветы, сладости, путешествия? Всё будет. Всё тебе дам, что только в голову придёт. Заботиться стану, научусь любить. Захочешь учиться – будешь учиться. Любые развлечения, поддержу во всём. Вообще больше ни на миг не оставлю без присмотра, а прайд… Плевать на прайд. Есть же Эрдан, он мальчишка, но он справится…
Накрываю маленькую ручку своей.
– Ты только выживи, Элисса, и я стану для тебя кем захочешь: отцом, братом, другом, мужем… Только ты приди в себя…
Но она не оживает, лишь рефлекторно сжимается её ладонь, обхватывая мой указательный палец. Так, будто она пытается удержаться в этом мире… за меня… И этот жест неожиданно возвращает мне возможность мыслить здраво, словно ледяной душ принял.
Спадает напавшее оцепенение, бессилие, отчаянная безысходность, сковывающая паника. Какого хера я творю? Веду себя как тупой придурок, размазня. Несу херню всякую. А ведь я не такой.
Я взрослый мужик, глава прайда и отвечаю не только за себя и за неё, но и за сотни оборотней. Что значит «плевать на прайд»? В смысле «не сдавайся, Элисса»? Да это же всё только моя ответственность. Значит и разгребать мне. А не кому-то другому. И уж тем более не ей.
Бережно укладываю пару обратно, а сам выхожу из палаты и ловлю первую же медсестру:
– Всех, кто тут был, обратно верни. Быстро. Не будет через секунду, порешу всех нахрен. Поняла?
Она трясётся и кивает.
– Тогда какого ты ещё здесь? – рычу.
Девчонку как ветром сдувает, а я не успеваю дойти до Элиссы, как палата наполняется оборотнями в белых халатах. Та самая врач, которая дала мне дельный в другой, но не в нашей ситуации совет, смотрит на мою девочку без метки с сожалением. А вот этого не надо. Себя пусть пожалеет.
Указываю на неё пальцем, привлекая внимание.
– Ты сказала, она крови много потеряла. Почему не сделаете чёртово переливание или что там в таких ситуациях?
– Так она…человек, ей наша…не подойдёт, а другой нет.
– Твоя не подойдёт, а моя вполне. Почему, на хер, я об этом должен думать, а не ты?
– Но метка была бы…
– Делай, что сказал. А ты, – указываю на молоденькую медсестру, – в порядок её приведи. Быстро. И одень. Эта девочка – моя пара, кто не понял, – ставлю все точки над ё. – Умрёт – я буду в бешенстве. Знаете, что случилось с теми, кто разозлил меня в лаборатории?
Неважно, что запугивать нечестно. Зато как тихо становится. Побледневшие работники начинают наконец соображать с поразительной ясностью, как и я сам. И ведь их ошибки и торопливые решения – тоже результат того, что увидели раскисшего главу. Испугались, растерялись.
А нужен всего-то волшебный пинок. И твёрдая рука. Моя подойдёт вполне.
Уже спустя пару минут Элисса обмыта и одета в больничный халат, прикрывающий её худенькое тело от чужих взглядов. Волосы аккуратно собраны и спрятаны под шапочкой, а раны снова обработаны, особенно глубокие забинтованы. Вокруг наконец-то не толпа бесполезных оборотней, а слаженно работающий коллектив.
Даже все приборы поставили по порядку слева от неё, и трубки не торчат отовсюду, а в порядке установлены. И вот эта штука с прозрачными катетерами уже готова, я даже повторить не успел.
Сажусь рядом с кушеткой, на которой лежит моя бледная Элисса, сам затягиваю ремнём руку сверху и сжимаю кулак, подставляя вену доктору. Прямое переливание. Это должно сработать. Моя регенерация оборотня, моя сила главы прайда.
Да, метка была бы надёжнее, но какой от неё толк, если всеми силами она потом будет ненавидеть меня, не принимая? Опять только хуже сделаю. Снова из-за страха потерять её чуть не наворотил тут. И эти хороши. Стоило мне расклеиться, как все поплыли.
Когда чувствую укол иглы, разжимаю кулак, взяв её за руку.
– Давай, Элисса, – прошу мысленно, – живи. И прости меня, тупого. Не отдам, моя маленькая, никому тебя не отдам. Рано тебе ещё, слишком рано.
Обещаю и себе, и ей, что возьму себя в руки. Что больше такого не повторится. И жду.
Спустя какое-то время её фарфоровые щёчки становятся похожи на живые, а ледяная ручка в моей ладони становится немного теплее. Только вот у меня голова кружится так некстати. Блядь. Снова про свою рану забыл. Раньше бы уже не осталось ничего, а тут ноет.
Ладно. Это вот вообще не имеет значения сейчас. Главное, что ей лучше. А с другим я справлюсь. Если только с ней всё нормально будет.
И почему сразу этого не сделал, не подумал? С остальными пленниками сложнее, для них и кровь, и растворы для капельниц мы вынуждены доставать особые, наши для них не годятся, ведь люди гораздо слабее. Зато истинные пары всегда подходят друг другу идеально во всём.
Хотя в том, что моей парой стала вот эта девочка, я всё ещё видел насмешку судьбы. Ну что могло быть общего у меня и Элиссы? Но парность связала именно нас. И сейчас я рад этому как никогда.
Она выживет. Обязательно. А моя кровь очистит в ней всю гадость, которую закачивали всё это время. И регенерация должна хоть частично залечить раны.
Не удержавшись, пока мы были тут одни, я смочил большой палец своей слюной и провёл по шраму на её лице. Уже завтра от него не должно остаться и следа. Не хочу, чтобы она видела это каждый день, глядя в зеркало.
На уровне инстинктов мне хотелось бы сделать это иначе, но я не считал, что вправе так обращаться с ней без её на то желания. Всё же у людей иные представления о допустимом, даже если опустить иные причины, по которым она может не хотеть такого.
Вдруг Элисса слабо застонала и приоткрыла глаза. А я, вновь растеряв весь свой здравый смысл, едва не заорал от радости. Сработало!
Глава 21
– Очнулась! Очнулась, маленькая моя! – повторял мысленно, желая обнять её крепко-крепко, чтобы убедиться, что всё по-настоящему, но сам ничего не сделал и не сказал, чтобы не пугать. Только взгляд не отрывал. Даже не ожидал, что способен так радоваться чему-то.
И может надо было успокоить её или сказать что-то, только вновь не мог придумать ничего подходящего. Всё же разговоры с напуганными человеческими девочками – не мой конёк.
Она тоже молча смотрела и вдруг…
– Его больше нет, да?
– Его? – и тут же понял, о чём она. – Да, Элисса, – ответил осторожно, не до конца понимая муку на её лице. Может из-за того, что больно?
– Вы говорите правду?
– Конечно, я не стал бы обманывать, – показалось, что она выдохнула с облегчением, а потом её рука в моей ладони напряглась. Всё не мог её выпустить. Будто может исчезнуть.
– И что, бить будете?
– Бить тебя? С чего ты взяла?
– Ну…я его потеряла…
– Никогда никто не будет тебя бить, поняла?
Она горько усмехнулась.
– Значит, просто сделаете это снова.
– Нет, Элисса! Я не стану.
– Ну не Вы сами…
Да что это такое! С ней я всё время хочу орать матом. Но пока искал наиболее подходящие слова, чтобы объясниться, в палату вошла врач. Очень кстати, может хоть отвлечётся. Вот только моя крошечная пара дёрнулась от неё в сторону, хотя и сил-то особо не было отползать.
– Не бойся, она помогала спасать тебе жизнь.
Девочка хотела что-то сказать, но передумала, отвернувшись к стене. И поняв, что говорить с ней бессмысленно, доктор обратилась ко мне:
– Последние анализы неплохие, гораздо лучше, чем у остальных, хоть в крови и осталось что-то, что мы пока не можем идентифицировать. Но думаю, через несколько дней получится выписать, а с остальным разбираться уже из дома.
По напряжённой шее Элиссы я видел, что она, уткнувшись взглядом в стену, слушает каждое слово. Просто делает вид, что ей всё равно.
– Правда, некоторые осложнения всё же есть.
Я резко встал и едва не зарычал. Какого хрена мне раньше не сказали?! Я сидел тут несколько часов, а узнаю только что.
– По поводу репродуктивной системы…
– Ты нормально говори давай.
– Она вряд ли сможет выносить ребёнка в будущем. А скорее не сможет даже зачать.
Я осел обратно на стул, как оглушенный. Да вроде и раньше понимал, что мне с ней ничего не светит. Но пока была хотя бы гипотетическая возможность, это всё равно позволяло в самой глубине души хотя бы помечтать о таком, а теперь… Теперь совершенно точно у меня не может быть детей, и то, что она моя истинная теперь бессмысленно.
Элисса еле слышно всхлипнула, и я пришёл в себя, сообразив, что последнее предложение сказал вслух. Олух, а.
К счастью, врач вышла, оставив нас, а вот моя девочка снова трясётся и пытается не смотреть на меня, но то и дело бросает опасливые взгляды. Будто и правда ждёт, что ударю.
В её глазах слёзы. А я не понимаю, почему. Неужели из-за того, что так меня боится? Ну не из-за бесплодия же… Она же сама не хотела. Хотя, наверное, не хотела этого конкретного ребенка, а может в жизни когда-то тоже мечтала стать матерью…
– Ты расстроилась из-за её слов? Не нужно плакать, мы найдём лучших врачей, хорошую клинику, если ты захочешь…
Она приподнимается и отрицательно качает головой, но не перестаёт тихо рыдать.
– Да скажи же, почему ты плачешь? Объясни! Мы всё решим, если ты скажешь, что случилось.
– Вы… Вы теперь оставите меня тут?
– Ну некоторое время тебе нужно оставаться в клинике, – подтвердил её предположение, и решил сразу выставить границы, а то последний раз пошёл на поводу и едва не потерял её. – И не вздумай пытаться сбежать или отказываться от лечения, как видишь, это привело к ужасным последствиям. Тебя не отпустят, потому что я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. А если попробуешь убежать, они будут вынуждены прикасаться к тебе и держать, понимаешь? Поэтому лучше всё делать добровольно.
Ледяные руки вдруг хватают мои ладони, а её измученные глаза смотрят с мольбой.
– Не бросайте меня! Не оставляйте тут! Вы говорили…говорили, что… пожалуйста! Я буду очень-очень послушной. Не стану больше противоречить. Если хотите, пусть делают даже уколы, пусть…
– Элисса, – попытался остановить её, но куда там.
– Пожалуйста. Хоть ту синюю жидкость. Только не оставляйте тут. Заберите меня с собой. Я буду… Я…могу убирать… и готовить тоже! У Вас…я видела… горничная. Я тоже могу. Я буду очень полезной. Только не бросайте.
Она продолжала сжимать мои пальцы, цепляясь за них так, словно я уже заявил, что она больше мне не нужна и уйду прямо сейчас.
– Элисса, послушай…
– Если Вы захотите, то… бейте, кусайте, только не отдавайте! Я… буду лечиться, если скажете… и я… я Вам… пожалуйста… только не…
– ПРЕКРАТИ! – впервые повысил на неё голос, и она сразу замолкла, но так и не отпустила мои руки. Осторожно погладил её пальчики, от чего девочка напряглась так, что даже ключицы чуть приподнялись.
К счастью, мне удалось сразу же взять себя в руки.
– Я не оставлю тебя тут насовсем. И конечно мы поедем домой вместе, когда тебе станет лучше.
– Мне уже лучше.
– Это не так, ты должна находиться под наблюдением ещё некоторое время, но я обязательно заберу тебя, как только будет можно.
– Но Вы уйдёте без меня…
– Я потом вернусь.
– Вы так сказали в прошлый раз… и не пришли…
Моё сердце сжалось, а потом понеслось вскачь. Неужели она может думать, что я обманул и бросил её там?
– Элисса, я вернулся. Тот парень, что забрал тебя, был со мной, мы все пришли из-за тебя…
– Вы не пришли, когда… когда…
В её глазах отразилась боль. И уколола меня куда-то под ребра. Я поднёс её руки к губам и легонько коснулся их. Она дрожала, но не противилась. Наверное, правда готова была делать что угодно, лишь бы не оставил…
– Прости, я виноват, что не успел, но я пришёл. Знаю, что тебе от этого не легче. Но я… просто опоздал.
– Вы оставите меня тут. А они… Они меня…снова… Пожалуйста. Не оставляйте. Я никогда больше не стану перечить. И плакать тоже. И не попрошу больше ни о чём. Никогда. Буду очень тихой и незаметной. Вы даже можете меня не кормить, я очень-очень мало ем и редко, я…
Я не выдержал и порывисто обнял её, чем и заставил замолчать. Вся она – маленькая, натянутая, дрожащая струна. Снова услышал, как стучат от страха её зубы, хотя она явно пытается сдерживать обещание и не плакать, не просить отпустить… Тогда отпустил сам, усаживаясь напротив.
– Слушай меня и запоминай. Я никогда больше тебя нигде не оставлю. И тебе не нужно что-то обещать мне взамен. Я не брошу тебя и не сделаю больно. Не причиню вреда сам и не позволю другим. Запомнила?
Она кивнула, закусив губу.
– Тогда повтори, Элисса.
Молчание.
– Повтори, что я сказал.
– Вы…не… оставите…
– Правильно. Дальше. Давай же, говори.
– Не…сделаете больно…
– Так. Ещё.
– Не… обидите.
– Верно.
– А теперь повтори ещё раз мысленно. И повторяй каждый день. Или мне самому придётся делать это.
– Вы заберёте меня?
– Заберу.
Она долго смотрела на меня, потом взглянула на свои руки, которые я уже отпустил, затем коснулась шрама на лице… Снова подняла взгляд ко мне. И уголки губ поползли вниз.
– Что такое? Я же обещал. Всего несколько дней, Элисса, и поедем домой.
Она покачала головой.
Блядь! Блядь! Блядь! ЧТО на это раз «нет»?!
– Элисса, пожалуйста, давай будем разговаривать, хорошо? Если ты что-то думаешь, то озвучивай, я не умею читать мысли.
– Вы уйдёте и не вернётесь…
Опять двадцать пять! Я быстро поднялся и уже собирался сказать ей что-то в своём привычном стиле, как встретился с тем же взглядом, что уже видел в клетке. Большие глаза, наполненные страхом и болью.
Моральный урод. Ещё злюсь на неё. Ей страшно одной. Она даже ночью одна не может оставаться, а я говорю ей, потерпи, мол, пару дней, потом приеду за тобой. С чего ей мне верить? Просто, потому что я так сказал?
Который раз она меня вот так просит? И что я сделал в предыдущий раз? Сначала оставил её в лаборатории, наобещав с три короба, но позволив избить в свое отсутствие. Уже дома одну в комнате – бояться, что сейчас над ней придут издеваться, а сам отправился выплёскивать агрессию на её обидчиков и вершить суд. А потом? Всё равно привёл врача, несмотря на уговоры, не предупреждая, не объясняя. Затем ещё и оставил одну после этого, задыхаться в кошмарах…
А сейчас что устроил? Повтори, Элисса. Запоминай. Привык общаться с самовольными котами из прайда. А тут… девочка совсем. Покалеченная. Которую напугать даже взглядом можно.
Присел на табуретку рядом с её кроватью.
– Значит, я останусь здесь с тобой. А потом мы вместе поедем домой.
– Останетесь?
– Да. Поживём пару дней в одной палате, ничего страшного. А когда тебе станет лучше, то вместе поедем обратно. Хорошо?
Мой голос вновь был непривычно мягким.
– И спать тут будете?
– Да.
– Но здесь только одна кровать, хотя я могу…
– Мне не нужна кровать. Посижу в кресле в углу.
– Вы устанете и разозлитесь.
– Я на тебя не буду злиться. И не устану.
Элисса явно о чём-то думала, кивала иногда каким-то своим мыслям, глядя только в пол. Даже заметил, что она старается дышать тише, будто может помешать мне. Мы больше не говорили, потому что не было у нас особо тем для разговоров. Я уселся в кресло и уткнулся в телефон, решая рабочие вопросы.
А когда ей принесли подходящий для её желудка ужин, то она отказалась, мотивируя тем, что не голодна, и я могу взять порцию себе. Меня добивал каждый её подобный поступок. К этому же просто невозможно привыкнуть.
– Я не ем вот эту всю траву, мне привезут позже мясо. Так что ешь сама. И не спорь. Помнишь, ты обещала?
Она вздрогнула, но спорить и правда не стала, как-то неловко и очень медленно принявшись за трапезу. Ну хоть так.