От такого откровенного признания её брови поползли вверх. Она смущённо замолчала и продолжила накладывать мне швы. Я заметил, как её маленькая ловкая ладошка стала немного подрагивать. Протянул руку вперёд и дотронулся до её запястья. Её рука дрогнула, и иголка воткнулась немного глубже.

– Ой! – пискнула девушка. – Извините!

– Ничего, – я постарался перехватить её взгляд. – Мне будет не так больно, если вы меня поцелуете.

От моих слов девушка рассмеялась. Мне сразу понравился её смех. Задорный и звонкий. Её лицо преобразилось, а на щеках появились милые ямочки.

– И что, – она подняла на меня лукавый взгляд. – Часто это срабатывает?

– Вы удивитесь, – ухмыльнулся я.

После этой встречи я не мог выбросить её из головы. Она даже начала сниться мне. Тогда я решил, что непременно должен добиться её внимания.

Поначалу Вера побаивалась моих настойчивых ухаживаний, но я всегда добивался того, чего желал. А тогда я желал её. Я стал появляться в её жизни каждый день: встречал и провожал на работу, выяснил, где она живёт и поджидал её возле дома. Делал ей дорогие подарки, чем ещё больше пугал и смущал её. Вскоре она была опутана мной в каждой сфере своей жизни. С помощью связей я добился её повышения по работе, что, конечно же, вызвало её праведный гнев. Я намеревался полностью захватить её. Мне казалось, что в этом обладании и кроется любовь. Даже наивно собирался назвать свой следующий роман в честь неё: «Вера = любовь».

В один прекрасный день я насильно увёз её с собой в путешествие. Просто похитил после работы и не отпускал в течение двух недель.

Я увёз её на Кубу. Другая часть света, жаркий климат казались мне весьма подходящими декорациями для развития нашей истории. Это приключение было сказочно эротичным. Моя пленница сначала была немного напугана и сдержанна. Но вскоре перестала строить из себя скромницу. Она переоделась в крошечное бикини, и я просто сходил с ума от голодных взглядов других мужчин, которые провожали её аппетитную попку.

Сначала она бесилась от того, что жизнь вышла из-под её контроля и перешла под мой. Но потом устала со мной бороться и просто делала, что скажу.

Через несколько месяцев я женился на ней. Мне хотелось владеть её жизнью полностью, без остатка. Я не знаю, почему она в итоге сдалась и ответила взаимностью. Это до сих пор оставалось для меня загадкой. Я думаю, ответ кроется в психологии женщин, в особенности адаптации их нервной системы. Как известно, к стокгольмскому синдрому, при котором жертва начинает любить мучителя, больше склонны именно женщины. Когда я получил полный контроль над ней, мой внутренний демон опять ожил. Он захотел испытать её на прочность, недовольный счастьем, которое испытывал я, писатель. Да, именно я подтолкнул её к тому шагу, который в итоге привёл нас к разрыву.

Мне почему-то стало душно в нашем спокойном и милом мирке. Казалось, что я тону в море спокойствия, безмятежности и предсказуемости. За время, что я был одержим Верой, я не чувствовал ни малейшего желания писать. И это пугало меня больше всего. Вдруг счастье и творчество для меня – понятия взаимоисключающие? Я знал, что Вера до конца не понимает, что такое быть писателем, и не готова всегда играть вторую роль в моей жизни.

Я начал заставлять её встречаться с другими мужчинами. Сперва эта идея пришла мне в голову в качестве шутки. Интересно, на что она готова ради меня? Сначала Вера протестовала, не понимала, зачем мне это. В итоге я смог сломить её сопротивление. Я объяснял ей, что это у меня такая психологическая особенность, что я извращенец, что мне нравится наблюдать. Конечно же, это была не совсем правда. У меня однозначно были проблемы с психикой, но не такие. Просто я не мог больше оставаться счастливым, мне нужно было почувствовать боль, такую боль, которая бы дала толчок для написания нового романа. Я дожал её, пригрозил разрывом, и она согласилась. Сделала это. А я сидел в соседней комнате и испытывал такую боль, топлива от которой хватило бы на тысячу страниц.

Я заперся в кабинете и провёл там очень много времени в одиночестве – пил и громко разговаривал сам с собой. Вера сидела на полу под дверью, плакала и просила открыть ей. Но я не был в состоянии держать себя в руках, поэтому предпочёл не видеть её. Я быстро написал второй роман, который имел успех даже больший, чем предыдущий. Всем понравилось читать про историю любви, которая заканчивалась безумием.

Когда Вера прочитала мою книгу, она всё поняла. Она наконец-то поняла, что я готов принести в жертву писательству всё. Абсолютно всё. Она попросила меня изменить её имя, но и в этом я ей отказал. Тогда жена посмотрела на меня долгим серьёзным взглядом и сказала:

– Кирилл, ты же не любил меня никогда, да? – она задумчиво перевела взгляд куда-то в пустоту. – Ты просто обладал.

Мы развелись через месяц.

Глава 17

Кира

Я твёрдо решила, что расстанусь с Кириллом. И дело было не только в том, что он пытался меня изнасиловать прямо на улице. Я просто не хотела становиться его собственностью, его птичкой в клетке. Мне казалось, что он накинул мне на шею удавку и теперь тащит на привязи, лишь иногда ослабляя узел, чтобы могла вздохнуть и не потеряла сознание раньше времени. Мне было страшно впадать в зависимость от чего бы то ни было, испытывать слишком сильные эмоции. Я хотела контролировать свою жизнь, а он постоянно выбивал опору из-под ног, заставляя балансировать на краю пропасти.

Я сидела в библиотеке МГУ над стопкой книг и пыталась работать над своей диссертацией. К сожалению, именно пыталась работать, а не работала. Почему-то в последнее время у меня ко всему появилась стойкая апатия. Тема моей научной работы, ещё недавно такая захватывающая, теперь казалась ненужной и мелкой. Кирилл за последние три месяца изменил всё моё мировоззрение, поэтому теперь я со скепсисом изучала труды известных критиков, которыми ранее так восхищалась. Подсознательно я сравнивала их занудные и витиеватые речи с ясными и страстными рассуждениями Кирилла. Мой взгляд скользнул по открытой книге. Это был сонет Петрарки:

Все, в чем отраду сердце находило,

Сочту по пальцам. Плаванью конец:

Ладье не пересилить злого шквала.

Над бухтой буря. Порваны ветрила,

Сломалась мачта, изнурён гребец,

И путеводных звёзд как не бывало.

Эти строки, которые я уже неоднократно читала ранее, нашли внезапный сильный отклик в моей истерзанной сомнениями душе. Да, я чувствовала себя как изнурённый плаваньем гребец, уже готовый сдаться на волю бушующего океана по имени Кирилл. Я опустила голову и закрыла глаза.

Кирилл дал мне неделю на написание рассказа. Я напишу его, и мой мучитель отпустит меня? Он обещал мне. Обещал выпустить на волю. Что это значит? Мысль о том, что мы с Кириллом перестанем общаться, что он потеряет ко мне интерес, больно ужалила в область сердца.

Я собрала недописанную работу, отнесла книги на пост библиотекаря и отправилась домой. По дороге я обдумывала, о чём же будет мой рассказ. Сперва я хотела написать о моих любимых писателях и о том, как они повлияли на меня. Нет, нужно что-то более личное. Потом я вспомнила одну историю из детства, которая действительно изменила меня, и не в лучшую сторону. Я тут же внутренне содрогнулась, не желая никого пускать в такое личное пространство. Нет, об этом никто не должен узнать. Никогда. Я немного съёжилась от воспоминаний и попыталась мысленно закрыть ящик того шкафа, где они долгое время хранились, отчаянно подавляемые моим сознанием. Пусть там и остаются.

Я перебрала в голове ещё несколько тем и в итоге решила, что опишу первое время после переезда в Москву. Действительно, обретение самостоятельности в семнадцать лет сильно изменило меня. Воспитало и закалило мой характер. Да, я думаю, это как раз тот опыт, о котором говорил Кирилл.

Несколько дней я провела в работе над рассказом. Дмитрий Львович, мой научный руководитель звонил несколько раз, недовольный тем, что я задерживаю заключительную часть моей диссертации. Если честно, я должна была сдать последнюю главу ещё полтора месяца назад, но, по понятным причинам, мне это не удалось. Раньше я никогда ничего не задерживала, всегда сдавала даже раньше срока. Дурацкий синдром отличницы. Теперь Дмитрий Львович был раздосадован моим пренебрежительным отношением к работе. В очередном нашем разговоре он наконец не выдержал и спросил:

– Скажите, Кира, эта задержка из-за вашей летней практики у дяди? – слышу недовольный тон научного руководителя.

– Что? – я рассеянно отвечаю, продолжая в уме придумывать следующее предложение рассказа. – У какого дяди?

– Ну, у того, который писатель. У вас много таких родственников?

– Ах… да. Да, это он во всём виноват, – тут я даже не обманываю никого. – Загрузил меня по самые плечи, – я вздыхаю.

– Я вас понял, Кира, – говорит Дмитрий Львович сочувственно. – С другой стороны, это хорошая практика для вас как для писателя. Вы же хотите пойти по этой стезе?

– Я? Писатель? – я удивлённо поднимаю брови. До Кирилла я всерьёз не думала о писательстве как о ремесле, которое может прокормить. – Нет, это не моё. Я больше хотела бы стать преподавателем. Вот защищу диссертацию, может быть, освободится место постоянного преподавателя… – говоря это, я вдруг чётко представила всю унылость такого пути.

– Да, Кира, писателям очень трудно пробиться, – научный руководитель оживляется. – Преподавательство – более надёжный вариант.

– Спасибо за совет, Дмитрий Львович. Я обязательно сдам главу. Когда последний срок?

– Через неделю. Кира, обязательно нужно всё доделать до конца августа, иначе мы не сможем с вами выставиться на защиту. Сами понимаете, на кафедре не нужны вечные аспиранты, – Дмитрий Львович делает многозначительную паузу, и я понимаю всю шаткость своего положения.

Сначала Кирилл украл моё сердце, потом мой блог и вот теперь посягает на мою профессию. Нужно дописать этот дурацкий рассказ, вернуть блог и расстаться с ним навсегда. Он слишком опасен для меня.

Я прощаюсь с научным руководителем и продолжаю работать над рассказом до поздней ночи. Все оставшиеся дни я пытаюсь довести слог до совершенства, придумываю красивые эпитеты и метафоры. И в назначенный день, горя желанием разом решить все свои проблемы, сама пишу Кириллу и договариваюсь о встрече. Он отвечает не сразу и просит встретиться с ним у станции метро в центре города.

Я прибываю, и Кирилл встречает меня в своём расслабленном и шутливом стиле:

– Привет, мелкая, – он улыбается, и морщинки в уголках его глаз весёлой паутинкой окутывают скулы. Я стараюсь не любоваться его красивыми чертами, сжимаю губы и резко отдаю ему конверт с рассказом.

– Вот, держи, – решительно говорю я.

– Сразу к делу? – он подходит ближе ко мне и сталкивает нас лбами.

– Правильно, со мной можно и без лишних сантиментов. Так по-быстрому отделаться и забыть?

Я чувствую его приятный запах, прикрываю глаза от внезапного сладкого трепета в груди. Его губы теперь так близко к моим. Мучительно близко. Моё сердце начинает биться чаще, когда я осязаю его горячее дыхание на своих внезапно пересохших губах. От него вкусно пахнет кофе. Будто читая мои мысли, Кирилл говорит:

– Хочешь кофе? – он почти дотрагивается до меня губами. Я приоткрываю свои и в порыве внезапной решимости дотрагиваюсь до его рта. Мягко провожу по его нижней губе язычком, приоткрываюсь и подаюсь вперёд всем телом. Я изгибаюсь в пояснице и приникаю к нему. Однако Кирилл остаётся неподвижен. Я только чувствую, как его сердце яростно бьётся в груди. Он мягко отрывает меня от себя и отстраняется.

– Ты же понимаешь, что тебе это не поможет? – он смотрит на меня с усмешкой.

– Не поможет с чем? – я всё ещё нахожусь в сладкой агонии.

– Не поможет сделать меня пристрастным при прочтении твоей работы, – он хрипло произносит, и я чувствую себя похотливой студенткой, бесстыдно предлагающей себя преподавателю в обмен на хорошую оценку.

Кирилл берёт меня за руку и ведёт куда-то. Я не совсем понимаю, куда мы так стремительно направляемся. Я будто превращаюсь в одержимую рядом с ним. Не могу трезво мыслить. Все мои решения, которые казались такими непоколебимыми ещё час назад, теперь куда-то испарились.

Мы заходим в фешенебельный жилой комплекс, и я начинаю подозревать недоброе.

– Кирилл, куда мы идём? – я замедляю шаг и подозрительно осматриваюсь.

– Ко мне, конечно же. Там будет удобнее читать, – он берёт меня под локоть и пытается повести дальше, но я сопротивляюсь.

– Нет, послушай, не надо к тебе. Я… я боюсь тебя, – краснею и смущённо опускаю взгляд.

– Я знаю. Так даже интереснее, – он вдруг хватает меня за талию и прижимает к колонне позади нас.

Кирилл запускает руку в мои волосы, сжимает их в захват и заставляет меня запрокинуть голову. Он наклоняет своё лицо к моему очень близко и жадно вдыхает запах моей кожи. Его глаза прищуриваются, потом он дотрагивается своими губами до моих. Делает это осторожно и медленно, прощупывая отзывчивость моего тела. Я открываюсь ему навстречу, будто приглашая внутрь долгожданного гостя. Тогда он яростно сминает мой рот в поцелуе. Он запускает свой язык внутрь и жадно обследует каждый потаённый уголок. Его руки до боли сжимают мою талию, я не могу вздохнуть и обречённо подаюсь вперёд, навстречу ему. Моё сердце колотится с бешеной силой. Я внезапно понимаю, что эта битва проиграна, и теперь уже нет смысла продолжать сражение. Кирилл чувствует мою податливость, отрывается от меня и спрашивает:

– Ты уверена в своей работе, малышка? – он требовательно смотрит на меня.

– Да, – стук сердца заглушает мысли.

– Тогда тебе нечего бояться, – он берёт меня за локоть и тащит к лифту.

С нами в лифт заходит пожилая пара, и мы стоим в неудобной тишине. Мне кажется, что все слышат, как громко бьётся моё сердце. Когда пара выходит, Кирилл не предпринимает ни одной попытки снова завладеть моим ртом. Он стоит с серьёзным, немного надменным видом, будто говорящим: «Сначала бизнес, детка».

Я отворачиваюсь от него, раздосадованная. Он опять применил своё запрещённое оружие на мне и хитростью заманил к себе в логово. Я твёрдо решаю покончить с ним сегодня же. Освободиться и наконец-то улететь на свободу.

Лифт поднимается на последний этаж. Тут есть только одна квартира. Мы заходим в просторный пентхаус, который прямо-таки кричит о состоятельности своего владельца. Кирилл проводит меня через гостиную к себе в кабинет и жестом предлагает сесть в кресло.

Я с трепетом во всём теле устраиваюсь напротив него. Ощущаю себя как на экзамене. Но что он может сделать, если ему не понравится мой рассказ? Заставит переписывать? Оставит после урока? От этой мысли невольно улыбаюсь.

Кирилл тем временем с маниакальным блеском в глазах распечатывает конверт с рассказом. Не глядя на меня, он произносит:

– Ну что, приступим?

Глава 18

Кирилл

Вы когда-нибудь испытывали ярость? Такую, которая застилает глаза, затмевает все мысли? Я, к сожалению, испытывал её слишком часто, чтобы не знать симптомов её скорого приближения. Сердце начинает учащённо биться, руки непроизвольно сжимаются в кулаки так сильно, что костяшки пальцев белеют. Мысли теряют ясность, и пелена застилает глаза. Как только я почувствовал эти тревожные звоночки, я должен был сразу выставить девчонку за дверь. Вместо этого я поднял на неё пылающий взгляд и процедил сквозь стиснутые зубы:

– Это что такое? – я старался выровнять свой голос, но держать себя в руках удавалось всё труднее.

Она часто заморгала и непонимающе уставилась на меня своими испуганными глазами:

– Это – мой рассказ, – её голос больше похож на писк.

– Это какая-то херня, – отрезал я.

Девчонка так ничего и не поняла. Три месяца воспитания коту под хвост. Я не привык так бездарно расходовать своё время. Если она не понимает по-хорошему, я добьюсь ясности другим способом.

Малышка вспыхнула и опустила взгляд. Правильно, девочка, тебе есть чего стыдиться.

– Это полная брехня. Ты одна в городе. Ты одна против всего мира. Какая банальность. Мои глаза сейчас не понимают, что они увидели. Ты что, не знаешь, какой момент тебя сотворил? Самый тяжёлый и больной период твоей жизни? – вижу, как она нервно сглатывает и ёрзает на стуле. – Ты думала, я хочу читать ту же брехню, что ты втюхиваешь недалёким читателям своего блога?

– Это не брехня. Это правда, – Кира еле сдерживает слёзы. А меня ещё больше выводит из себя её упёртость.

Я встаю и резко подхожу к ней, склоняюсь ближе, к самому лицу и яростно бросаю:

– Это же полная бездарность! Ты хочешь доказать мне, что моя ассистентка так ничему и не научилась? Я знаю, что это не так. Зачем ты скрываешь от меня настоящие воспоминания?! – я резко ударяю ладонью по столу. Она вздрагивает, и слёзы начинают заполнять её ясные глаза.

– Кирилл, я… извини… мне лучше уйти. Я переделаю рассказ, – она делает попытку встать, но я хватаю её за плечо и надавливаю на него, чтобы она села обратно.

– Я хочу показать тебе, как надо чувствовать, чтобы написать что-то действительно стоящее. Поделюсь, так сказать, опытом, – я хватаю её за худенькие плечи и увлекаю к своему столу. – Вот, смотри, тут я творю. Прямо на этом столе, – я наклоняю её над столом. Малышка вся дрожит, слёзы капают на мои книги.

– Сегодня ты научишься уважать литературу по-настоящему, – нажимаю на её спину и прижимаю лицом к столу.

Её попка аппетитно оттопыривается, пока она пытается высвободиться из захвата. От этой картины чувствую, как в штанах становится тесно. Но я пытаюсь усмирить свои желания. Они мешают мыслить здраво и не дадут остановиться, когда урок будет усвоен.

– Кирилл, пожалуйста, что ты делаешь?! – в ужасе кричит моя девочка.

– Кира, скажи, тебя в детстве пороли, когда ты была непослушной маленькой дрянью? – чувствую, как она напрягается под моей ладонью и подозрительно затихает. – Знаешь, порка поможет тебе освободиться от всех комплексов, которые не дают тебе расправить крылья, моя птичка, – я поглаживаю ладонью по мягкой упругой попке.

– Ну, ничего, сейчас я тебя освобожу, – я расстёгиваю ремень на своих брюках и вытаскиваю его из петель. Кира жалобно съёживается. Я чувствую, как напряглись мышцы её спины под моей рукой. Она тихо шепчет:

– Кирилл, пожалуйста… ты не понимаешь… это сломает меня. Не надо, прекрати, – её голос такой бесцветный и тихий.

Но меня невозможно остановить. Всё напряжение и боль, которые годами копились во мне, сейчас требуют выхода. Я должен показать ей своё истинное лицо. Она либо сломается и подчинится, либо уйдёт. Она не сможет любить меня таким.

– Считай, девочка, – яростный шёпот срывается с моих губ.

Я прижимаю Киру к столу ладонью правой руки, а левой расстёгиваю её джинсы и резко стаскиваю их вниз вместе с трусиками. Кира делает отчаянную попытку вырваться, но я твёрдо удерживаю её. Теперь я могу любоваться белым как молоко бархатом её кожи. Я вижу, как её беззащитная обнажённая попка извивается в попытке избежать наказания. От этого напряжение в моём члене усиливается. Мне кажется, сейчас его разорвёт от возбуждения.

Я беру ремень, замахиваюсь и с силой опускаю его на её плоть. Она взвизгивает и сжимается от боли. Потом начинает содрогаться всем телом под моей рукой. Чувствую свою безграничную власть над этой хрупкой маленькой фигуркой.

– Считай, я сказал, – мой голос звучит очень хрипло и требовательно.

– О… один, – запинаясь, выдыхает она одними губами

– Хорошая девочка.

Я глажу место удара ладонью. Потом резко заношу ремень и ударяю её ещё. Боль и унижение искажают её заплаканное личико.

– Два…

Я ударяю ещё раз. Красная полоска появляется на бледной коже. Она пытается сжать мышцы, но я начинаю гладить её по месту удара и, когда она расслабляется, я наношу ещё один, потом без перерыва ещё два.

– Три, четыре… ох, – она вся дрожит, – пяяять!

– Скажи, ты уже чувствуешь что-то новое? – хриплым от возбуждения голосом шепчу я. – Ведь это не я тебя бью ремнём, это искусство наносит ответный удар.

Я склоняюсь к её уху и облизываю мочку, обжигая горячим дыханьем. Провожу языком по её шее. Она такая сладкая. Я чувствую её страх, она вся дрожит. Свободной ладонью я поглаживаю её по пояснице, спускаюсь ниже и провожу ладонью по красным пятнам. Ласково и нежно.

– Видишь ли, искусство не терпит дилетантов, – я продолжаю ласкать её шею. Потом наношу внезапный удар ладонью по её попке. Она, не готовая к нему, вскидывается и начинает стонать. Я ударяю ещё раз. Кира уже не ёжится от каждого удара, но незаметно выпячивает попку навстречу моей руке.

– О, детка, я вижу, ты приняла свою боль, – я ласково глажу её по красным следам на коже, – ты на правильном пути.

Я кладу ремень ей на спину, опускаюсь рукой ниже и раздвигаю набухшие губки у самого входа. Она вспыхивает и оттопыривает свою попку, чтобы мне открылся лучший обзор.

– Детка, да тебе всё это нравится так же, как и мне, – я не могу скрыть злорадство в голосе.

Вопреки ожиданиям, замечаю, что она вся мокренькая. Провожу пальцами по кругу, делаю их влажными и вставляю в неё сразу два. Раздвигаю горячую плоть. Такая узенькая, что я с трудом проникаю глубже. Она громко стонет от потрясения.

– Какая же ты плохая девочка, – я любуюсь её до предела возбуждённым телом, которое теперь управляет ею вместо разума, – ты такая грязная, что даже наказание тебе не поможет.

Я начинаю двигать внутри неё пальцами, задевая чувствительную точку на внешней стеночке, в то время как другой рукой замахиваюсь и смачно шлёпаю её ладонью. Её кожа горит. Кира издаёт всхлип боли и наслаждения, пытается вырваться, но уже как-то неубедительно.

Я хватаю её за волосы и накручиваю их на свой кулак, приподнимая её голову. Ей приходится прогнуться в пояснице, открывая для меня ещё больший доступ снизу. Проникаю ещё глубже. Меня охватывает какая-то сумасшедшая одержимость, когда я резко пронзаю её своими пальцами. Её складочки такие розовые и манящие, что мне с трудом удаётся удержаться от того, чтобы не впиться в них ртом. Интересно, какая она на вкус?

Я двигаюсь в ней быстро, со смачными хлюпающими звуками, которые перемешиваются с громкими стонами моей возбуждённой девочки. Замечаю, как сильно начинают дрожать её ноги. Она стоит на носочках, лишь слегка ими опираясь на пол. Когда я немного замедляю свои движения, она начинает сама насаживаться на мои пальцы. Бедняжка совсем сходит с ума от похоти. Так же, как и я.

– Я доволен твоей понятливостью, – шепчу я ей на ухо. – Поэтому разрешу тебе кончить вот так с моими пальцами в тебе. Ты ничего не можешь контролировать, даже свой оргазм, – произношу я и начинаю резко вбивать в неё пальцы, в то время как другой рукой я раздвигаю её губы и помещаю пальцы в её открывшийся от громких стонов ротик.

– Соси мои пальцы, девочка, – она послушно начинает сосать, содрогаясь в предвкушении разрядки. Я чувствую её приближение, так как её стеночки начинают резко сокращаться.

– Кончай, – даю я разрешение и совершаю ещё несколько резких движений.

Волна удовольствия накрывает её, она дрожит и стонет, приподнимается на пальчиках ног и долго извивается от моих толчков. Когда она затихает, я вынимаю из неё пальцы, поднимаю её беспомощное, ничего не соображающее тело и несу к себе в спальню. Она полностью обмякла и совсем не сопротивляется. Я усаживаю девочку на большую кровать, отворачиваюсь и незаметно, пока она приходит в себя после экстаза, достаю наручники из прикроватной тумбочки. Потом резко поворачиваюсь и набрасываю один браслет на её запястье, а другой – на железную решётку кованой спинки кровати. Кира только через пару секунд понимает, что произошло, и ошалело моргает непонимающими глазами. Она пытается вырвать руку, но ей это уже не удастся. Она смотрит на меня с ненавистью:

– Ты что творишь! Ну-ка живо отпусти меня! Кирилл!!! – её голос переходит на визг, она бешено брыкается, пытаясь освободиться.

Я отхожу от неё, любуясь её беспомощностью. Потом скрещиваю руки на груди и довольно улыбаюсь:

– Нет, девочка, пока ты не выполнишь свою работу качественно, – подхожу ближе и кидаю рядом с ней на кровать блокнот и ручку. – Пиши так, чтобы мне понравилось.

Она продолжает брыкаться и пытается лягнуть меня ногой, но я быстро уворачиваюсь.

– Больной ублюдок! Я ненавижу тебя! Урод! Я тебя ненавижу! – она плюёт в мою сторону.

– Тебе же нравились мёртвые писатели за их предсказуемость? – я вопросительно изгибаю бровь. – Ну, что же, теперь ты познакомилась с одним из живых.

Я улыбаюсь ей довольной и открытой улыбкой, поворачиваюсь и выхожу из комнаты. Закрываю дверь и несколько секунд стою, пытаясь унять неистово бьющееся сердце. Клетка захлопнулась. Теперь она моя.

Глава 19

Кира

Я лежала на роскошной кровати и смотрела в потолок. Не могла поверить, что всё это происходит со мной. Я была уверена, что Кирилл просто так жестоко пошутил, что через несколько минут он зайдёт и снимет наручники, весело интересуясь, испугалась ли я. Я всё ждала и ждала, когда он придёт. За окном уже стемнело, но его всё не было.

Через несколько часов услышала, как дверь открывается. Я напряжённо села на кровати. Сейчас он меня отпустит. Это всего лишь дурацкая шутка. Правда ведь? Но, вопреки моим ожиданиям, он молча поставил передо мной поднос с едой и ушёл. Я отвернулась к стене и заплакала.

Всё это было выше моих сил. Неужели я такая наивная дура? Он просто воспользовался моими чувствами, чтобы заманить меня сюда. Мои чувства для него были так очевидны, что он даже не сомневался в успехе своего дьявольского плана. И вот теперь я оказалась в весьма незавидном положении. Я всецело завишу от воли какого-то сумасшедшего писателя!

Мной вдруг овладела ужасная злость. Да что он о себе возомнил?! Вершитель судеб, тоже мне! Я со всей силы пнула поднос с едой и с удовольствием проследила, как он, пролетев пол комнаты, приземлился на ковёр у противоположной стены. Мне хотелось продолжения, и в неистовстве я разорвала постельное бельё, раскидала подушки, опрокинула прикроватную тумбочку и продолжала бить по ней ногами до тех пор, пока на стенке не образовалась внушительная вмятина. Я была босая, но из-за адреналина не чувствовала боли в ступнях. Мне хотелось ударить кого-то, но вместо этого я больно укусила саму себя за руку. Я стала дёргать наручники изо всех сил, до крови раня запястье, но ни одна решётка на кровати не поддалась. Я в изнеможении опустилась на кровать и тихо заплакала. Меня била дрожь, я была в истерике. Свернувшись клубочком, в бессилии стуча ладонью по кровати, я постепенно провалилась в забытье.

На следующее утро я не сразу поняла, где нахожусь. Я потерянно оглядывалась вокруг. Потом, припомнив события прошедшего дня, я попыталась взять себя в руки и трезво оценить ситуацию. Мне показалось, что, если привести достаточно доводов и воззвать к разуму писателя, он точно отпустит меня. Грешным делом, я уже начала думать, не соблазнить ли мне его, когда дверь комнаты отворилась, и я увидела на пороге Кирилла. Он стоял, опираясь на косяк спиной и скрестив руки на груди.

– Как спалось? – спросил он меня как ни в чём не бывало, невозмутимо осматривая беспорядок, учинённый мной прошлым вечером.

Теперь при свете дня всё выглядело ещё хуже. Прекрасная своим лофтовым минимализмом спальня была усеяна разорванными тряпками, разбросанным содержимым тумбочки. Довершением картины служил опрокинутый ужин, безвозвратно испортивший коврик из шкуры какого-то зверя.

– Нормально, – я решила поддержать беседу.

– Завтракать хочешь? Я неплохо готовлю, – он улыбнулся своей обаятельной улыбкой.

– Хочу, – мне не хотелось злить его, ведь для заготовленного мной внушения он должен был быть в хорошем расположении духа.

– Хорошо, скоро вернусь.

Через некоторое время Кирилл принёс поднос с дымящейся только что приготовленной едой. Там были вафли с различными джемами, каша с цукатами, ароматный капучино, оладьи и много всего другого. Он сел рядом со мной на кровать и начал есть прямо с этого же подноса. Я смотрела на него в растерянности. Он вёл себя так, будто мы влюблённая парочка после ночи прекрасного секса, проголодались и теперь хотим покормить друг друга с рук.

– О чём задумалась, девочка? – он нежно ущипнул меня за нос. – Сейчас я всё съем, и тебе ничего не останется, – сказал он и весело подмигнул мне.

Нет, он однозначно ненормальный. Он псих и хочет меня тоже свести с ума. Я взяла половину вафли с тарелки и начала вяло жевать. Мне кусок в горло не лез.

– Эй, что сидишь с такой кислой миной? Папочка старался, готовил, – он изобразил деланно строгий голос. – Смотри, доиграешься, накажу, – он весело ухмыльнулся, наблюдая за тем, как мои глаза расширяются от ужаса и стыда.

– Что, ещё рано шутить на эту тему? – Кирилл посмотрел мне в глаза и протянул кофе.

Я с яростью приняла кружку, чуть не расплескав горячий напиток. Внутри снова начала подыматься злость, так и хотелось плеснуть ему кофе в лицо. Вместо этого я сделала два глубоких успокоительных вздоха и сказала:

– Кирилл, послушай, тебе необязательно меня тут удерживать. Я сама могу переписать рассказ, – я старалась говорить искренне.

– Понимаешь, я плохо работаю под давлением. Мне нужен простор для творчества, свобода, понимаешь? – я с надеждой заглянула ему в глаза.

Он молча прожевал свою вафлю, потом вытер рот салфеткой, взял поднос и вышел из комнаты, закрывая за собой дверь. Козёл!

По такому же сценарию прошли обед, ужин и утро следующего дня. Он полностью игнорировал все мои попытки серьёзного разговора и вёл себя крайне легкомысленно. Лишь изредка позволял посетить мне ванную комнату, чтобы справить свои естественные потребности. Но даже тут мои попытки вырваться и сбежать потерпели фиаско, слишком уж разные весовые категории у нас были, да и с ванной комнаты не было никаких путей отступления.

На следующие сутки я решила взять другую тактику. Когда он зашёл с едой ко мне в обед, я сообщила, что мне нужна свежая одежда. Сказав это, я сняла с себя майку и лифчик, бросила их рядом и обольстительно улыбнулась. Кирилл нервно сглотнул и заморгал. Но потом отвёл взгляд и, не обращая ни малейшего внимания на мою наготу, достал свежую газету и поинтересовался, что я предпочла бы почитать сегодня: политические сводки или светские сплетни. О, Боже, мне хотелось расцарапать его самодовольное лицо!

Вместо этого я, проявляя чудеса самообладания, ответила, что мне интересен прогноз погоды. Мне нужно знать, какую одежду выбрать, когда поеду к себе домой завтра утром. Кирилл сладко улыбнулся и сказал: