– Да, но… Иногда он уходит задолго до рассвета, а иногда может просидеть у твоих дверей до завтрака. Да, днем его не увидишь, но ранним утром и поздним вечером можно. Очень редко, но все же можно. К тому же ночью он гораздо сильнее.

На Фоса мы не наткнулись, хотя домой нас провожали глубокие сумерки. Влад ругал себя за неосторожность. Я, как могла, пыталась уверить его в том, что ничего страшного не произошло, а значит, не из-за чего расстраиваться. Но он упрямо хмурил брови, надувал губы. В общем, все как обычно.

В этот вечер за ужином мы много разговаривали. Мы смеялись, и я не раз ловила себя на том, что любуюсь его улыбкой, смеющимися глазами и раскованными, ничего не боящимися и не стесненными ничем движениями. Очень красивый парень из него выйдет. Да и толковый. Он не был смазлив, но было в нем что-то, что делало его обаятельным. Может, форма губ, а может, овал лица или этот хитрый, немного лукавый взгляд. Он все еще был по-мальчишески неловок, но уже так отчётливо проскальзывало в нем истинно-мужское спокойствие и самоуверенность. Плавность, неспешность движений, гордо поднятый подбородок и вызывающе-спокойный тон разговора. Все это мимолетно проявлялось в нем, как легкая изморозь на окнах в преддверии настоящих заморозков – еще совсем слабая, еле уловимая, но уже видна.

Этот вечер был совершенно не похож на вчерашний – приятный, мягкий, словно зефирка, он окутал нас невидимым одеялом, согрев и дав возможность тихо посекретничать, и, возможно, даже подружиться. Он рассказывал о своих приключениях, о том, как на собственной шкуре изучал свойства местной флоры. Я смеялась так, как не смеялась уже очень давно. Он гримасничал, махал руками и подражал разным звукам, коверкая их на свой манер. В этот вечер мы заснули далеко за полночь уставшими, но счастливыми.

Проходили дни, и мы все больше и больше привыкали друг к другу. Почти все время мы проводили в лесу. Я уже привыкла к его скорости и почти всегда успевала за ним, хотя все еще часто задыхалась там, где у него даже не сбивалось дыхание. А еще он показал мне свой огород. Я была восхищена тем, какой там царил порядок. Признаюсь, в моей комнате не всегда так чисто, как у него на грядках. Словно вымеренные по линейке, каждая грядка параллельна другой, ни одного, даже самого крошечного сорняка, а все, что растет, выглядит как нарисованное – веточка к веточке, ягодка к ягодке. Даже земля лежит в каком-то удивительном порядке. Какой-то рай садовода-перфекциониста. Я, как истинная неряха, почувствовала себя неуютно, и, видимо заметив это, он поспешил сказать, что не допустит меня и на полметра к своему садику. Я спорить не стала.

Мы успели побывать в горах, правда, невысоко и ради таких походов мы вставали очень рано. Я заметила, что зверей в лесу, особенно крупных, практически нет, да и мелкие, вроде лис и барсуков, встречались редко. Влад говорит, что Фос пугает живность. Зато птиц было предостаточно. И встречались такие, от которых даже у самых мужественных содрогнулось бы нутро. Одна из таких напугала меня до полусмерти. Мы как раз выходили к очередной поляне, когда на меня из-за кустов вылезли огромные глаза, размером с блюдце, каждое. Они пристально смотрели на меня и ползли прямо мне на встречу. Я завизжала так сильно, что чуть легкие не порвала. Влад был в паре шагов, но обернулся и кинулся ко мне, готовый защищать меня как минимум от разъяренного медведя, но увидев, что меня так напугало, залился смехом. Очевидно, напугавшись визга и смеха, глаза обзавелись небольшими крылышками, и они молниеносно взмыли в воздух. Меня откровенно потряхивало от пережитого, а Влад, когда успокоился, рассказал, что это совершенно безобидная птичка, которая боится абсолютно всего, что ей попадается. В этот момент я отчетливо поняла, что в этом лесу мне одной делать нечего, потому что если что-нибудь не съест меня, то оставит заикой на всю оставшуюся жизнь.

Я наконец-то научилась справляться с самыми простыми поручениями Влада, в основном связанными с уборкой, мытьем посуды и прочими делами, не требующими особого ума и таланта. Но иногда он разрешал мне помогать ему, варить зелья и лекарственные отвары, и вот в эти моменты его гений разворачивался в нем на полную мощь, словно джин, выпущенный из бутылки. Это была невероятная феерия запахов , звуков и вспышек, над которой возвышался взъерошенный мальчишка с горящими от восторга глазами, безостановочно бормочущий что-то на совершенно непонятном мне языке, чьи руки не останавливались ни на секунду, создавая бешеный вихрь из банок, появляющихся из ниоткуда, кулечков, крошечных холщевых мешочков и букетов засушенных трав, содержимое которых то по очереди, то все разом отправлялись в горшок, кипящий на огне. В общем, выглядело это как классическая сцена из мультфильмов про Бабу-Ягу, только вместо отвратительной, заросшей бородавками старухи, был молодой, симпатичный мальчишка.

Иногда, когда заклинания были несложными, а зелья состояли из двух, максимум трех безопасных компонентов, он разрешал мне присоединиться к нему, и вот тогда это становилось весельем. Мы хором распевали волшебные слова, стараясь петь в унисон, но всегда голося на разный мотив, скача по домику, как пара сумасшедших, а жидкость, бурлящая в горшке, искрилась, бурлила, взрывалась, осыпаясь на наши головы разноцветными искрами. Мы смеялись, а потом пили чай и много болтали. Влад перестал воспринимать меня как нечто чужеродное и часто улыбался. Он больше не хмурил брови, даже тогда, когда я делала что-то откровенно глупое. Он просто качал головой, говорил, что я – балда, и переделывал все, как следовало. Я, в свою очередь, перестала обижаться на его едкие замечания и обидные словечки в мой адрес, потому как поняла – с ним это не работает. Обижаться на него было все равно, что не разговаривать со стеной. Он просто не понимал и не воспринимал этот процесс. Теперь он все больше напоминал четырнадцатилетнего подростка, нежели, запуганного до состояния взрослого ребенка. Меня это радовало, потому что мне казалось, что это моя заслуга.

Так, незаметно для нас обоих, прошла неделя.

По моим расчетам сегодня была пятница. День стремительно подошел к концу, подмигнув нам в окошко последним лучом заходящего солнца. За целый день мы не присели ни разу. Влад водил меня к чудесному водопаду, где мы смотрели, как стайка мелких рыб летала по воздуху, словно колибри. Они кружили в воздухе, зависая на одном месте, чтобы потом внезапно оказаться совсем в другом. Их крылья–плавники двигались так быстро, что их невозможно было разглядеть. Водопад был далеко и, чтобы вернуться засветло, нам пришлось шагать весь день.

Наконец, зайдя в дом, мы повалились на пол, от усталости не чувствуя ног. Но, передохнув считанные минуты, Влад подскочил как ни в чем ни бывало и принялся за ужин. Я же не могла даже бровью шевельнуть, ни говоря уже о том, чтобы съязвить что-нибудь остроумное насчет того, что у кого-то слишком много энергии. А уж о том, чтобы помочь, и речи не было.

Он усадил меня за стол, поставил перед носом тарелку с чем-то очень вкусно пахнущим, но совершенно непонятным на вид. Мы поели. Ко мне вернулись силы, и уже за чаем я ожила. Мы наперебой рассказывали друг другу, что нам понравилось больше всего, и каждый из нас спешил рассказать другому то, что ему казалось особенно важным. Разговор лился рекой, мы никак не могли наговориться. Словно дамбу прорвало, и обрушился шквал слов, эмоций и радости, переполняющей, не дающей покоя.

– А ты видела самую большую рыбу?

– Та, что в центре? Конечно!

– Она всегда сияет ярче всех.

– А отчего они так сверкают?

– Все дело в чешуе, она у них особой формы. Я как-то поймал одну. Нет, нет, ты не подумай, я сразу же отпустил, но прежде рассмотрел. Чешуйки словно граненые, а внутри вода. Не знаю, как, но это преломляет свет и разбивает его на разные цвета.

За окном стемнело, а Влад все говорил. Даже удивительно, что за все это время он не потрудился найти себе друга. Такой болтун! У меня самой силы уже закончились, и я лишь слушала, как изрядно уставший, но счастливый Влад тихо разговаривал то ли со мной, то ли с самим собой. Я смотрела на горящий в печи огонь и чувствовала, как его тепло разливается по комнате, грея наши голые пятки и счастливые лица. Все мое тело ломило от усталости, но с каждым глотком душистого, сладкого, крепкого чая усталость отступала, оставляя во всем теле приятную легкость, правда, в отличие от ягод, крепко прижимающую тебя к земле. Я тайком поглядывала на Влада. Его загорелое лицо, прищуренные глаза и легкая улыбка на губах делали его похожим на сытого, довольного жизнью кота. Такой молодой, совсем еще мальчишка, но уже такой приспособившийся.

– Чего косишься? – спросил он ленивым, сонным голосом.

– Постричься бы тебе.

Волосы, выгоревшие, спутанные уже сильно отросли и падали на лоб, почти закрывая глаза. Он убрал их рукой.

– И так сойдет.

– А откуда ты знаешь обо всех травах? Как узнал их свойства?

– Как, как… Опытным путем.

– Ты что, все пробовал на себе?

– Ну не все на себе, но большую часть.

– Ты с ума сошел? Наверняка есть ядовитые растения.

– Есть, конечно. Говорю же, я не все пробовал на себе, – сказал он, довольный тем, что сумел меня шокировать. – Обычное наблюдение и не более. Хотя, признаюсь, попался на ту же удочку, что и ты.

Я повернулась и посмотрела на него. Он улыбался.

– Так ты тоже ел эти ягоды?

– Да.

Он улыбнулся еще шире и, вроде бы, слегка покраснел. Я не выдержала и захихикала, я через секунду мы хихикали оба.

– Ну, – проговорила я, давясь хохотом. – И как это было?

– Как, как? Меня-то некому было привязать. Иду, значит, ем эти, чертовы ягоды, и чувствую, как задница поднялась выше головы. Ну, и трухнул тогда, скажу я тебе.

Теперь мы оба хохотали в голос.

– Далеко улетел?

– Улетел бы, да вовремя схватился за ветку.

– Долго висел?

– Два дня.

Мы хохотали, буквально надрываясь от смеха, и только когда наши лица по форме и цвету стали напоминать зад орангутана, мы, задыхаясь и утирая слезы, начали успокаиваться. Приступ смеха окончательно обессилил нас, но я все еще периодически сотрясалась в тихом хохоте, представляя себе, болтающего над головой ногами Влада, ругающегося на чем свет стоит.

Наконец мы оба замолчали, глядя на то, как догорают в печи последние угли. Я уже собиралась подняться со стула и идти спать, как Влад тихо заговорил:

– Знаешь, провисев там двое суток, я окончательно понял, что я здесь абсолютно один, – сказал он так тихо и спокойно, что мне стало не по себе.– Небо было чистым, и я прекрасно все видел. На многие километры, сколько хватало глаз, никого. Ни одной живой души. Поэтому я так удивился, когда встретил тебя.

Я смотрела на него, не понимая, почему не могу выдавить из себя ни словечка. Все нужные слова, как тараканы, разбежались по разным углам, лишь междометья сиротливо жались друг к другу и тряслись. В голове звенела тишина, которая не давала мне сосредоточиться и собрать мысли в слова, слова в предложения, и наконец, сказать уже хоть что-нибудь. А потом нахлынула куча вопросов, которые я так и не осмелилась задать, вроде «Как ты вообще сюда попал?» и «Где твои родители?», но я, естественно, не задам их и в этот раз. И тут, сама не успев понять, как это произошло, я выпалила:

– Ну, теперь нас двое, верно?

Он криво ухмыльнулся, а потом поднял на меня глаза и спросил:

– Надолго?

Я не находила слов, но знала, что выражение лица у меня сейчас жалкое. Откуда мне знать? Что вообще может сказать человек, понятия не имеющий, как он попал сюда и чьими силами? И тут он прочитал мои мысли:

– Как ты оказалась здесь? Откуда пришла?

Я открыла рот, как рыба, выброшенная на берег. Ну что я ему скажу? Что он живет в сказке и вообще, вполне возможно, является плодом моего воображения или частью прекрасного, но, как и все остальные, недолговечного сна? Я здесь так счастлива, что теперь уже не уверена, какая из реальностей настоящая. Почему-то, вспомнился урок по философии, где преподаватель говорила, что истин всегда, как минимум, две. Так может ли быть, что обе эти реальности и есть две моих истины? Ведь сейчас прошлая жизнь для меня не менее призрачна, чем сон, тающий с первым взмахом ресниц. И тут, непонятно откуда взявшиеся, с моего языка слетели слова.

– Я всегда была тут.

Господи, что я несу? Откуда вообще это взялось? Бред какой…

– Знаешь, мне тоже так кажется! – он оживился, словно я угадала, словно попала в точку, прочитав самое сокровенное, озвучив то, что он сам боялся сказать. Вот так поворот. Я не знала, что сказать, а он заговорил так быстро, что я поняла – он чему-то очень обрадовался. Знать бы – чему? – Такое ощущение, что ты всегда была рядом, но незаметно, как облако или тень. А сейчас ты словно обрела тело, словно…

Он умоляюще смотрел на меня, ожидая, что я найду нужные слова, скажу то, что вертится у него на языке. Глаза его кричали: «Умоляю, скажи, что я не сошел с ума! Что не свихнулся от одиночества, и ты понимаешь, о чем я говорю!» Но мне нечего было сказать. Не знала я, что за слово вертелось на кончике его языка. Я вообще не понимала, что происходит и лишь молча смотрела на него глазами умной, все понимающей, курицы. И тут он окончательно выбивает у меня почву из-под ног:

– Скажи, что не бросишь меня! – он, сам того не замечая, повысил голос, почти крича. Он отвернулся от меня и, глядя на догорающий огонь, повторил уже тише, но с какой-то отчаянной требовательностью. – Пообещай, что не бросишь меня. Что не исчезнешь так же внезапно, как появилась. Просто скажи, что ты останешься со мной и не дашь мне сойти с ума. Скажи, что не оставишь меня здесь одного…

У меня ком встал в горле. Он переводил взгляд с огня на свои руки, с рук на стену, со стены на пол и снова упирался глазами в огонь. Он боялся посмотреть на меня. Он желал бы сейчас провалиться сквозь землю, отмотать время назад и никогда не сказать того, что сказал, потому что мое молчание заставляет его чувствовать себя жалким, трусливым, беспомощным. Он в отчаяньи замотал головой, не веря тому, что действительно все это сказал вслух. Он с силой тер руками лицо. А я все молчала, глядя на его муки. Мне очень, очень хотелось сказать ему то, что он хочет от меня услышать. Но как я могу? Я не знаю, где я, не знаю, как меня сюда занесло и чьими стараниями, не знаю, сколько пробуду здесь. Как я могу ручаться за будущее? Даже если захочу, даже если из кожи вон вылезу, что мешает тому, кто отправил меня сюда, взять да ссадить меня на следующей остановке? И тут, взбешённая своей нерешительностью, я решаю – пусть будет так, и говорю:

– Конечно, я останусь.

Он посмотрел на меня и не поверил ни единому слову. Он ухмыльнулся:

– Ничего ты не можешь. Ничего не знаешь…

– Могу. Захочу – и смогу. Все на свете смогу, если захочу. И останусь с тобой. Не знаю – как, но мы с тобой не расстанемся, слышишь?

Он смотрит на меня и, всем сердцем, хочет верить. Пытается, заставляет голову поверить ушам. Он кивает и отводит глаза. А мое сердце колотится, руки вспотели, а в горле самая настоящая пустыня. Я пытаюсь привести в порядок мысли и чувства, но это не так-то просто. Я поворачиваюсь к окну, и тут же мерзкий холодок пробегает по спине.

– Влад… – прошептала я. – Там за окном…

– Что там? – спрашивает Влад, поднимаясь и вглядываясь в ночь за окном.

При свете луны огромная, густо поросшая длинной шерстью фигура, ясно выделяется на фоне ночной мглы. Огромные треугольные уши, толстая шея, широкая, крепкая грудь и невероятно мощные лапы, впивающиеся когтями в землю. Он сидит, не шевелясь. И я не знаю – почему, но абсолютно уверена, что его блестящие, как два чернильных пятна, глаза смотрят прямо на меня.

– Он не тронет нас, – говорит Влад, и по его голосу я услышала, что ему не страшно. Странно, но больше похоже на то, что он злился. – В дом ему не зайти.

– С чего такая уверенность? Откуда ты знаешь?

– Просто знаю и все. Не бойся. Здесь ты в безопасности. К тому же, я с тобой.

– Ну точно…

– Не веришь, что я могу тебя защитить?

– Как тогда в лесу?

Он смущенно отвел глаза. Язык мой – враг мой.

– Ладно, мой рыцарь, давай спать, – сказала я, стараясь говорить нарочито беззаботно. Получалось из рук вон плохо, потому что сердце по-прежнему лихо отплясывало.

Убрав со стола посуду, я сложила ее в ушат и, старательно отмывая, поглядывала на мальчишку. Сейчас это слово, как нельзя лучше подходило ему. Озадаченный, немного растерянный он был смущен и зол. Он злился на себя, не понимая, что мы оба находились в одинаковой ситуации – каждый пытался дать другому то, что дать не мог – я не спасу его от одиночества, он не сможет меня защитить меня от зверя. Но в отличие от меня, он не знал никакого другого поведения, кроме своего собственного, и это незнакомое ощущение, от которого тошно и немеет душа в ожидании чего-то неприятного, но неотвратимого, неизбежного, для него было ново. Это как видеть летящую на тебя лавину и понимать, что тебе уже не убежать, и остается лишь смиренно наблюдать, как она несется на тебя, сметая все на своем пути. Это то, что именуется ложью, и мне она была прекрасно знакома. Не буду строить из себя святую – с обеих сторон. Думаю, вранье человек чувствует интуитивно, даже не будучи знаком с ним, не зная, как это зовется и для чего делается. Просто мы с ним реагируем на него по-разному. Это как два человека, которых сбрасывает лошадь, но один просто летит вниз, даже не успевая удивиться, а другой уже сгруппировался, приготовившись к болезненному падению. Хотя, может, я ошибаюсь.

Ночью, несмотря на усталость, мы оба долго не могли заснуть. Я лежала не кровати и смотрела, как мерцают холодные звезды, рассыпанные по черному ночному небу. Крохотный осколок луны светил мне в лицо, и я убеждала себя, что именно она виновата в моей бессоннице. На самом же деле я слушала дыханье Влада и ждала, когда оно станет глубоким и спокойным. Но он не спал. Лежал он на полу и каждый раз, когда он тихонько переворачивался на другой бок, старые доски скрипели так, словно на них танцевал слон.

– Влад… – шепнула я.

– Чего?

– А есть такая трава, ну или ягода, от которой начинаешь кудахтать, как курица. Ну, или покрываешься отвратительными бородавками. Или, к примеру…

– Есть растение, которое делает тебя немым на целую неделю. Хочешь дам?

– Ну и зануда ты, скажу я тебе. Даже разговаривать с тобой не хочется…

– Вот и отлично.

Мы оба замолчали, но, как ни странно, через пять минут я заснула.

А Влад не спал. Всю ночь ему не давала покоя мысль о том, как сильно вырос Фос. Из волчонка, размером не больше овчарки, он вымахал в огромного зверя, выше самого Влада. И всего лишь за последнюю неделю.

Влада сморило ближе к рассвету.

***

Утром мы собрались за шишками.

– А они тоже обладают какими-то необычными свойствами?

Я сидела на кровати и болтала ногами, заплетая свои темно-каштановые волосы в косу, и смотрела, как не всыпавшийся, и оттого еще более косматый, Влад ползал по комнате, собираясь в дорогу.

– Да,– ответил он сонно.

– Какими?

– Орехи вкусные.

– И все?

– А этого мало?

– Нет. Просто я думала, что все, что здесь растет, имеет полезные свойства.

– Вкус, вроде как, тоже – полезное свойство.

– Какой же ты редкостный зануда. Я имею в виду что-то действительно интересное, необычное. Например, как те ягоды.

– Если бы все в этом лесу обладало такими же свойствами, как те ягоды, по этому лесу ходить было бы невозможно. Наступил на травку и вырос у тебя хвост, вдохнул пыльцу с какого-нибудь цветка – и глаза поменялись местами с ушами. Так и шагу не ступить.

– А что, есть и такое?

– Ты о чем именно?

– Ну, чтобы глаза с ушами…

– Нет, – он залез под кровать, пытаясь что-то разыскать там, но как видно, безуспешно. – Но, думаю, зелье такое сварить можно.

Я представила себе, как выглядел бы тот несчастный, кому это зелье довелось бы употребить. Жутковато.

– Здесь где-нибудь растут красивые цветы?

– На востоке.

– Далеко.

– Нет, – сказал Влад, вылезая из-под кровати.

– Тогда давай, пока ты собираешься, я быстренько туда сбегаю?

– Нет.

– Ну, пожалуйста.

– Память у тебя короткая. Забыла уже, как на потолке спала?

– Забудешь такое…

Наконец, он собрался. Оглядев комнату, он пытался понять, отчего ему кажется, что он что-то забыл? Бессонная ночь плохо сказалась на нем – под глазами залегли темные круги, сами глаза красные, ну и, конечно же, брови намертво приросли друг к другу на переносице.

– Вроде бы все, – сказал он. – Пошли.

– Давай зайдем на ту полянку?

Он тяжело вздохнул:

– Ты, как маленькая, честное слово.

– Просто настроение хорошее… – сказала я, нарочито надув губы. Он в очередной раз этого не заметил. – Мы и так всю неделю занимаемся только делами. Можно же хоть немного отвлечься?

– Ладно, идем.

Мы вышли из дома и отправились на восток. Полянка оказалась совсем близко. Сонная муха по имени Владислав еле передвигала ноги позади меня, и это было удивительно, поскольку обычно я плелась в хвосте. Настроение мое значительно улучшилось, когда поняла, что сегодня командовать парадом буду я. Но на всякий случай я аккуратно спросила.

– Может, не пойдем сегодня никуда? Ну их, эти шишки. Посмотри на себя.

Но он лишь молча плелся позади меня, раздираемый зевотой. Я поняла, что сегодня будет очень молчаливый день. Да и Бог с ним. Погода чудесная, солнышко светит, птички поют, а больше ничего и не нужно.

Поляна была чудесной. Еще до того, как мы ее увидели, мой нос учуял ее. И когда перед нами раскинулась великолепная равнина, пестрящая самыми невообразимыми красками, я лишь тихонько взвизгнула от восторга. Были и скромные цветы, похожие на ромашки и колокольчики, но встречались и роскошные кусты, с цветами, похожими одновременно на розы и калы. Были и такие, которые я не смогу описать, потому что это просто невозможно.

– Как же здесь красиво, Владик.

Его скривило от уменьшительно-ласкательного окончания, внезапно появившегося в его имени, но он героически стерпел это.

– Все цветы можно трогать?

– Вон те, маленькие. Да, да. Те ярко-синие. Их не трогай.

– А что они делают?

– Усыпляют. Правда, только если их высушить и растереть в порошок, но на всякий случай… Да что ж за утро такое?

Я оглянулась и увидела, как Влад выворачивает сумку наизнанку, выгребая из нее все содержимое.

– Что случилось?

– Я же брал его… – рассерженно бормотал он под нос. – Точно помню, что брал…

– Потерял что-то?

– Забыл, а не потерял. Нож. Был уверен, что что-то забыл. Так и оказалось. Надо возвращаться, без него мы никуда не пойдем.

– Ты иди, а я тебя здесь подожду. Как раз букет нарву. Ты вернешься и…

– Нет. Ты идешь со мной.

– Влад, ну пожалуйста.

– Это не обсуждается. Пошли.

– Ну что со мной может тут произойти?

– Пойдем, – он начинал злиться.

Я подошла к нему, но вместо того, чтобы послушно пойти за ним, остановила его и взяла за руку. Я увидела, как румянец залил его щеки. Меня это удивило, и очень польстило моему самолюбию.

– Послушай, ничего страшного со мной за эти десять минут не произойдет. Фоса рядом нет. Ты меня предупредил – я запомнила. Маленькие, синие не трогать, верно? – он кивнул, не смея поднять на меня глаза. – Ну, вот и славно. Ты не будешь стоять у меня над душой, да и сам без меня управишься быстрее.

Он выдернул руку и, наконец, посмотрел на меня. Щеки его все еще горели, и ему явно не нравилась моя улыбка. Вероятно, он просто захотел оправиться от морального потрясения наедине с самим собой, поэтому он быстро, но максимально сурово, проговорил.

– Никуда не уходи. Я мигом.

Я кивнула, и он скрылся за деревьями. Еще с минуту я слушала, как шелестит под его ногами трава. Потом все стихло, и я осталась совсем одна. Не торопясь, я шла по поляне, собирая в букет прекрасные, удивительные ни на что не похожие ароматы. Как парфюмер, создающий шедевр, я была увлечена созданием чего-то неповторимого, старательно подбирая ингредиенты, не забывая обходить стороной небольшие кустики синих цветов. Срывая один цветок за другим, я уходила все дальше в центр поляны, утопая в зарослях и собственных мыслях. А думала я о том, что, похоже, мой юный рыцарь немного, самую малость, влюблен в меня. Мысли мои, легкие, воздушные, словно облака, заставляли меня улыбаться, как девчонку. Хорошо, что он этого не видит. И что же мне с его влюбленностью делать? Да ничего и не делать. Тем более, что сделать я ничего и не смогу. Влюбленность – штука такая – она не спрашивает тебя, чего ты хочешь, она просто приходит. Хоть он и был лет на пять младше меня, и понятно, что еще сущий мальчишка, но это, что уж тут говорить, безумно льстило мне. Все эти мысли настолько увлекли меня, что я абсолютно не замечала, что в нескольких шагах от меня за мной следит пара глаз, поэтому все, что произошло дальше, стало для меня полной неожиданностью.

С громким лаем из зарослей цветов и травы на меня выскочил небольшой пес. Подбежав ко мне, он начал лаять еще громче, нарезая круги вокруг моих ног. От неожиданности я замерла на месте, не смея даже дышать, но немного прядя в себя, я увидела виляющий хвост и поняла, что пес настроен дружелюбно. Он прыгал, скулил и повизгивал, а потом снова принимался звонко лаять. Он поднялся на задние лапы и, уперевшись передними в мои колени, тяжело дыша, уставил на меня свои огромные, черные, блестящие глаза. Его маленький хвост до того усердно метался из стороны в сторону, что неистово таскал за собой крошечный зад, из-за чего коротконогому псу было трудно держать равновесие. На его морде явно читалось хорошее настроение, доброе любопытство и вполне себе мирные намерения. По крайней мере, мне так показалось. Я осторожно протянула руку, и он ткнулся холодным, мокрым носом в мою ладонь. Хвост его завилял еще сильнее, грозясь оторваться от хозяина.

– Тише, тише… Какой ты жизнерадостный, прям сил нет. Где твой хозяин?

Слава Богу, пес ничего не ответил мне. Говорящие животные сейчас были бы перебором. Я опустилась на колени, и пес кинулся облизывать мое лицо. Было щекотно и очень мокро. Я засмеялась, пес посчитал это одобрением и утроил свои старания. Он был очень похож на бассет-хаунда, с той лишь разницей, что был абсолютно белым, с каким-то невероятным серебряным отливом.

– Откуда ты такой взялся? – спросила я, проведя рукой по его спине, глядя, как искрятся под рукой белые волоски короткой шерсти. – Ну ладно тебе. Успокойся, а то тебя на радостях удар хватит.

Говоря это, я никак не думала, что сказанное действительно сбудется, тем более, так скоро. Бедный пес внезапно захромал, да так сильно, что чуть не повалился на бок. Я подхватила его и подтянула к себе. Он дергал хромой лапой, которая еще секунду назад исправно служила ему, тяжело дышал и жалобно скулил.

– Что с тобой?

Но он лишь продолжал скулить.

– Что случилось? Только что же было все нормально?!

Он жалобно смотрел на меня.

– Это из-за того, что я сказала? Я что… наколдовала что-то?

Вдали зашелестела трава.

– Это Влад! – сказала я псу, как будто это должно было ему о чем-то сказать. – Он поможет! Он умеет!

Шаги стали громче и быстрее. А тем временем пес угасал прямо на глазах. Жизнь, как вода сквозь решето, вытекала из него. Тело его обессилило, и он уже с трудом мог шевелиться. Он открывал пасть, но вместо звонкого лая слышалось лишь хриплое, прерывистое дыхание. Я запаниковала, а слезы сами по себе навернулись на глаза.

– Влад! – закричала я. – Я здесь! Скорее беги сюда! Мне нужна помощь, срочно!

Шелест травы стал быстрее. Влад услышал меня и заторопился. Пес уже еле дышал. Он уронил голову мне на колени и лишь смотрел на меня уже почти безжизненными, но полными боли и отчаянья, глазами. Заглянув в них, я разрыдалась. Слезы текли по щекам, и я уже не сдерживала своей истерики.

– Влад, ну скорее же! – закричала я. – Прости меня, я сама не знала, что так выйдет. Я не хотела, я просто ляпнула, а получилось… Влад! Ну, где ты там?

Шелест травы был уже совсем близко. Тут я подняла голову и поняла, что это не Влад. Надо мной выросли две огромные фигуры. Двое мужчин, с ног до головы одетые в черное, да так, что открытыми оставались лишь равнодушные, сосредоточенные, полупрозрачные глаза, смотрящие на пса, лежащего на моих коленях. Внутри у меня похолодело. И не только потому, что, судя по всему, это была их собака, не из-за черного одеяния, больше напоминавшего костюм ниндзя, а из-за глаз. Пристально, не выражая абсолютно никаких эмоций, они вонзились в меня и то, что они увидели, не удивило, не разозлило и даже не расстроило этих двоих. Их взгляд просто констатировал факт – вот девушка, у нее на руках при смерти наша собака. Все. И вот от этого мороз прошел по моей коже, а в горле встал тугой комок. Я открыла было рот, чтобы хоть как-то объяснить происходящее, но тут произошло невероятное – я почувствовала, как пес стал очень легким, его тело буквально перестало весить. Я опустила на него глаза и увидела, как он стал почти прозрачным, словно маленькое белое облачко, и только огромные черные глаза, по-прежнему смотрели на меня. Но через секунду и они начали терять очертания, превращаясь в размытые тени. Собака шумно вздохнула, а в следующее мгновенье рассыпалась на миллиард блестящих крупинок, которые обсыпали мои руки и тут же растворились в воздухе, словно их и не было никогда. Я не верила собственным глазам. Еще секунду назад у меня на руках лежал живой пес из плоти и крови, а теперь от него не осталось ничего, и теперь уже даже я сомневалась, был ли он на самом деле.

Я подняла заплаканное лицо на мужчин и в который раз ужаснулась ледяному безмолвию в их глазах.

– Простите меня, – лепетала я еле слышно. – Я не хотела. Я не знала, что так получится.

Мужчины переглянулись. Я же все пыталась объяснить произошедшее:

– Я сама не понимаю, что произошло. Я…

Внезапно один из них, тот, что стоял справа, резким, отточенным движением, крепко схватил меня за руку и поднял на ноги. Я даже пискнуть не успела, как второй так же резко, без каких-либо колебаний и со сноровкой человека, проделывающего это не в первый раз, схватил меня за талию и легко, словно куклу, закинул меня на свое плечо. Они молча зашагали в неизвестном направлении. От удара о каменное плечо у меня потемнело перед глазами и перехватило дыхание. Перед тем, как потерять сознание, я подумала, что опять умудрилась попасть в переделку. Как же рассердится Влад…