Я закрыла книгу и выдохнула. Что же это такое? Куда ни кинь, всюду клин – я везде – пятое колесо, и вроде никому от меня никакой пользы, но тогда зачем каждый из тех, кому от меня никакой пользы, тянет меня на себя, как одеяло? Я повернулась, чтобы задать этот вопрос, но остолбенела, не в силах произнести ни слова…

Вокруг меня пестрели витражи. Разноцветные стекла складывались в мозаику из узлов и линий, прерывающихся геометрическими фигурами необычайной сложности. Мозаика была повсюду и образовывала собой стены, уходящие куда-то ввысь – туда, где должен быть потолок, которого не было. Вместо него над головой, безумно высоко, чернела пропасть, у которой не было дна. Она звенела мраком и была живой. Смотрела на меня сверху вниз, и от взгляда ее мурашки бежали по коже. Повсюду были колонны , и их было так много, что они тесно жались друг к другу, оставляя лишь небольшой проход в центре зала, где и стояла я. Выглядели они очень старыми и были вырублены из белого , грязного известняка, и это так странно контрастировало со всем остальным, что я невольно загляделась на них. Сверху донизу они были исписаны какими-то узорами, знаками, символами. Я посмотрела под ноги, и увидела темно-серый, почти черный пол. Он был матовым, но местами испещрен ровными параллельными полосками, словно насечки, с холодным металлическим отливом, из материала, очень напоминающего грифель от карандаша. И тогда-то я и поняла, где нахожусь. Да, слишком уж сложным было это место для реальной постройки, слишком ненастоящим, а потому и не могло быть человеческим, но в конечном счете, все прояснял именно пол. Этот материал… я слышала о нем, и он оказался именно таким, каким описывают его люди. Удивительно, но страшно мне не было. Я лишь ждала, когда тот, кто вытащил меня сюда прямо из-под носа у Влада, наконец, появится передо мной.

Послышались шаги – легкие , неспешные, сначала из-за спины, но потом они переместились вперед и зазвучали откуда-то сверху, затем спустились и пронеслись подо мной, откуда из-под темного грифельного пола, а дальше – зазвучали везде, окружая меня, вторя эхом, разбиваясь о колонны, словно волна – о пирс, и разлетаясь в разные стороны, чтобы отразиться от стен. А потом все стихло, и передо мной возникла фигура. Я смотрела на нее и никак не могла поверить в то, что вижу. Неожиданно для себя я забыла её имя, но потом оно зазвучало в голове так, словно я вспоминала его по отдельным буквам. Сочетаниям звуков, которые раньше давались так легко, а потом забылись. Передо мной стояла Амалия.

Глава 6. Проклятая

Влад сидел в кабинете один. Было темно и так тихо, что можно услышать тихий шелест секунд, перелистывающихся, как страницы в книге. Он сидел, оперевшись локтями о колени и положив голову на скрепленные вместе руки. Ни одной мысли не было в голове. Он уже не бесился, не рвался в бой. Ирма его успокоила, заставив ждать. Это он умел делать хуже всего. Он с силой прошелся ладонями по лицу, запрокинул голову назад, глядя в потолок невидящими глазами, а затем снова опустил голову. Он смотрел в окно, где на фоне заката ярко и четко очерчивался единственный проход в скале, окружавшей его крепость. В который раз высокие стены подвели его. В который раз оказались бессмысленными замки и толстая броня. Ни одна крепость не убережет, если судьба захочет развести вас по разным сторонам. Но он все смотрел на проход и ждал. Ждал, что крошечная фигурка замаячит между двух отвесных скал и торопливым шагом направится к его замку. Ждал, зная, что этого не произойдет. Вернется она так же, как и исчезла – просто появится в воздухе, материализуется из ниоткуда и предстанет перед ним, словно ничего и не было. Извинится в сотый раз и скажет, что она нечаянно или что так само собой получилось, или еще какую-нибудь несусветную чушь. Главное, чтобы вернулась.

Только бы вернулась.

Книга заклинаний так и осталась лежать на полу возле стола, где выпала из ее исчезающих рук. В тысячный раз перед его глазами предстала картина, которую он мог выкинуть из головы вот уже восемь часов кряду – Лера, светящаяся и переливающаяся в лучах заклинания, которое мгновенно поглотило ее, растворило в воздухе, не оставив и следа. И только книга, которую он держала в руках, с приглушенным звуком упала на пол.

Влад замотал головой, отгоняя видение, как назойливую муху. Все эти восемь часов, пока Леры нет, он просмотрел всю свою библиотеку от края до края, прочел каждую книгу от корки до корки, но ничего не нашел. А все, что он знал, все, что умел, не подходило, не работало, не имело никакого смысла. Самое главное, что он так до конца и не понимал, кто именно ее забрал – Умбра или Никто. Никто заперт в своем мире, как в клетке, если вообще остался в живых. У Умбры нет необходимости. Лера для него обычный человек, простая девчонка, о существовании которой он, скорее всего, даже не знает. Зачем она ему? Но больше некому. Кроме этих двоих больше никто не может забрать у него из-под носа самого любимого человека. Замок весь в защитных заклинаниях, Лера – с ног до головы в волшебстве, наложенном им для охраны и защиты. И, тем не менее, ее здесь нет.

В открытую дверь тихонько постучали:

– Можно к тебе?

Влад обернулся, посмотрел и кивнул:

– Конечно.

Ирма тихо прошла к ковру, на котором сидел Влад, и уселась рядом с ним.

– Ты как?

Влад молча пожал плечами. Ирме нет необходимости говорить банальные глупости, так же, как она могла бы не задавать риторические вопросы, но раз уж пришла, что-то сказать было нужно. Возможно, ей просто хотелось услышать его голос.

– Мы с Косым решили ждать до утра.

– А потом?

– А потом пойдем на штурм.

– Мы ведь даже не знаем, там ли она?

– Ну, заодно и выясним.

Влад грустно хмыкнул:

– И как же мы будем штурмовать эту крепость?

– Не знаю, родной. Не знаю. Но знаю, что дорогу…

– Дорогу осилит идущий, – договорил за нее Влад.

Ирма согласно кивнула.

– Будем поступать, как делали всегда – придем к чудовищу на порог, а там видно будет, как его одолеть. Выкрутимся. Придумаем что-нибудь, – сказала Ирма и всхлипнула.

Влад посмотрел на её красивое лицо, скорченное гримасой страха и слёз, и обнял её. Ирма тихонечко поплакала, но быстро взяла себя в руки. А потом прошептала:

– Страшно-то как, Владик. Словно каждый день отравлен. Каждый час ждешь, что вот-вот разверзнется земля и…

– Тише, тише, – прошептал ей на ухо Влад.

Ирма мгновенно замолчала, успокоенная родным голосом, а он сказал:

– Мы с тобой столько всего пережили, неужели сейчас что-то поменялось?

Ирма улыбнулась и замотала головой.

– Ну вот. А раз ничего не поменялось, то и боятся нам нечего. Сама же сказала – придем к чудовищу на порог, а там видно будет.

Ирма кивнула и улыбнулась:

– Знать бы, что с Лерой все…

***

– Все хорошо? – спросила Амалия тихим и неприятно бесцветным голосом.

Я только и смогла, что кивнуть. Она не кивнула в ответ, но махнула длинными ресницами в знак согласия. Больше никаких шикарных платьев, откровенных вырезов, камней и вышивки. Только ее, сверкающие миллионами бриллиантов, глаза говорили о ее волшебной, неземной крови. Серебряные волосы заплетены в косу и убраны назад, тонкие, изящные руки, снежно-белая, светящаяся кожа. Прекрасное тело спрятано под скромным черным платьем и ничто не кричит о своей шикарности и неповторимости, кроме ее царственной осанки. Никуда ее не денешь, никуда не спрячешь, и ни одно платье не скроет прямую спину, гибкую шею и длинные ноги, угадывающиеся под незамысловатой тканью.

– Ты прости, что так резко выдернула тебя, но по-другому долго и хлопотно. С тобой все будет хорошо, не бойся. Просто ему нужно поговорить с тобой.

– Ему?

Она кивнула и опустила глаза.

– Где мы?

– Смотря с чьей стороны смотреть, – она странно улыбнулась, не зло, но обреченно. – Я – дома, а ты, наверное, в гостях, если все сложится хорошо.

– Ты же сказала, со мной ничего не случится?

– Я на это надеюсь.

– То есть, гарантий нет?

– А их никогда нет.

– Амалия, как ты здесь оказалась? Тебя что, держат в заложниках? Люди говорят, ты проклята.

Амалия тихонько засмеялась:

– А на самом деле я вознаграждена.

– Чем? Соседством с чудовищем?

– Это на соседство, Лера, это любовь.

– Любовь? – я поперхнулась этим словом, словно оно колючее, и уставилась на Амалию. Она изменилась не только внешне. Плечи расслаблены, спина прямая и такой спокойный взгляд, полный власти и силы. – Как ты сюда попала?

– Разве это важно?

Я замолчала. Наверное, нет. Теперь уже нет.

– Пойдем со мной? – с надеждой спросила я.

– Куда? В замок Графа? – ухмыльнулась она.

– Нет. Просто отсюда. Все равно куда.

– А мне здесь хорошо.

У меня по телу пробежали мурашки. Не может быть здесь хорошо. Это жуткое место, где-то между реальностью и сумасшествием, и все здесь было декорациями. Казалось, витражи и колонны прячут за собой что-то страшное, что-то не для человеческого глаза и уж точно не для человеческого разума. Затронь любой кусок стекла из этой бесконечной мозаики, и она провалится в никуда, открывая перед тобой что-то, от чего мгновенно можно сойти с ума, потерять всякую связь с реальностью и провалиться в небытие. Но почему-то меня ее слова не удивили. Откуда-то я знала, отчего она здесь. И почему я так хорошо знаю этот взгляд? Откуда знаю, что держит ее здесь и почему она никогда, ни за какие сокровища мира не уйдет отсюда добровольно? И когда истина снизошла на меня, по спине пробежал холод. Потому что здесь Никто. Не мой Никто, не мое чудовище. Ее чудовище. Тот, кто дал ей больше, чем возможно. Где-то здесь тот, кто подарил ей космос.

– Здесь живет Умбра? – шепотом спросила я.

Амалия улыбнулась впервые за весь разговор и кивнула. И улыбку эту я узнала. Жадная, хищная. Он пустил в ней корни и теперь она отравлена, так же как и я. Только она нашла способ оставаться рядом с ним, а я -нет. Я потеряла, упустила свое чудовище, а ей удалось найти способ остаться рядом.

– Так что ему нужно?

– Не знаю. Он придет и сам спросит.

Мы молча смотрели друг на друга. Я изучала ее, а она позволяла. Я четко читала в ней все то, чем должна была быть сама. Теперь ей чуждо все человеческое, ей не интересны людские заботы, она не сочувствует им, потому что не ассоциирует себя с ними, что, впрочем, правильно – она никогда и не была человеком в полном смысле этого слова. Но вот что было странным для меня, так это моя зависть. Я смотрела на нее, как на океан упущенных возможностей. Я знала, как ей хорошо, что в ее распоряжении самое ценное, что она в любой момент может отправиться туда, где никто быть не может. Это не обязательно космос, как у меня, это может быть жерло раскаленного вулкана или дно океана – любая высота, где человеку нет места. И от одной мысли, что в ее руках самое великое наслаждение всех вселенных, мне сводило скулы судорогой, и пальцы сами сжимались в кулаки. У меня этого нет. У меня это забрали. А теперь предлагают радоваться тому, что есть. Я смотрела на нее и понимала – она – это я. Я, которой нет, но могла бы быть.

Вдруг она стала меняться. И без того высокая, она медленно потянулась вверх, становясь все выше и больше. Руки и ноги ее коверкались, изменяя собственным плавным линиям, становясь шершавыми, грубыми. Кожа стала покрываться трещинами и буграми, словно ее распирало изнутри, словно что-то росло в ней, ломая хрупкое тело, раздирая тонкую оболочку, коверкая ее собой согласно своим потребностям. Кожа меняла свой цвет на грязно-коричневый и местами рвалась , как обветшалая ткань, но Амалия молча стискивала зубы, тяжело и надсадно дыша. Лицо ее исказилось гримасой боли. Руки и ноги, тело вытягивалось и расширялось, принимая в себя инородное существо, которое было гораздо больше ее во всех смыслах и измерениях. Она распахнула глаза, и я с ужасом отпрянула – там было безумие. Концентрированное, дикое, берущее свое начало в другой вселенной. Настоящую боль причиняло ей не тело – хрупкая человеческая сущность – душа и разум – сходили с ума, пытаясь вместить в себя непосильную ношу – чудовище из другого мира, становясь сосудом, который не может вместить больше того, что уже есть, и теперь хрупкие стенки его трещали по швам, грозясь разбиться вдребезги. Я закрыла рот руками, чувствуя слезы на своих щеках. Бедная, бедная моя Амалия… но Амалии там больше не было. Огромное коричневое существо разорвало одежду, исковеркало тело и заглушило разум женщины, чьим организмом пользовалось, как спецодеждой или домашними тапочками. Теперь огромная спина, длинные руки и ноги, хоть и похожи на человеческие, но больше не были человеком, и уж тем более Амалией ни в каком смысле. Чудовище, распрямляясь во весь рост, предстало передо мной, глядя на меня сверху вниз. Грязно-коричневая кожа сочилась разрывами и кровью, покрывая исполинское тело, которое стало вдвое выше и шире меня. Гигантские ладони и ступни покрыты рытвинами, трещинами и буграми, а огромная голова, размером с половину меня, была совершенно лысой. Ни ресниц, ни бровей, ни носа, ни рта и ушей, только крошечные черные глазки, расставленные неестественно широко, смотрели на меня с любопытством исследователя. Оно сделало шаг вперед и все вокруг содрогнулось под тяжестью его тела. Оно нагнулось ко мне, приблизив уродливое лицо прямо к моему, и в его черных глазах я вижу то, что уже видела – магма, переливающаяся странным блеском, заполняя все глазное яблоко и разливалась внутри, становясь то прозрачной, то густой и вязкой, отсвечивая жутким блеском. Никто. Оно изучало меня, как муравья, считывая мой генетический код, бегло пролистывая всю мою жизнь, как детскую книжку с картинками, и исследуя мой опыт по тропам моего сознания. И тут на его лице прорезалась черная трещина, которая раскрылась наподобие рта. Не было там ни зубов, ни языка, просто черная дыра, которая заговорила низко, глухо, словно откуда-то со дна глубоко колодца, и от звука его голоса, от резонирующего в такт его словам воздуха, ледяной холод пронзил меня, а страх впился штопором в живот:

– Ты тоже носишь монстра внутри… – прошептало оно, и звук завибрировал в моих барабанных перепонках.

Он произносил слова, глотая половину букв, сглаживая шипящие звуки и превращая все сказанное в еле различимый шум. Но я понимала каждое его слово, а еще я знала, что он смотрит на меня и видит Никто. Он смотрит на него через меня, словно в телескоп. Он видит мое чудовище. Я инстинктивно зажалась, словно оно вот-вот ударит меня. Но чудовище стояло неподвижно и смотрело на меня, читая что-то в моей голове.

– Что тебе нужно? – прошептала я в ответ, не в силах говорить в полный голос, чувствуя, как пронзает меня миллиардами иголок страх.

– Увидеть… – и снова вибрация в моих ушах заставила меня прикусить собственных язык.

Все закончилось так же резко и быстро, как началось. Просто оборвалось.

Я понимаю, что лежу на чем-то мягком и трясусь. Трясусь так отчаянно, словно тело перестало понимать, что происходит и все что оно может – это трястись. Господи, как это страшно! Господи, не дай мне увидеть ЕГО снова! Только не туда, только не туда… Я понимаю, что говорю вслух, и голос мой звучит для меня, словно чужой. Я испугалась собственного голоса!

Зажав голову руками, я трясусь и тихо скулю. Боже мой, как страшно! Господи…

Где-то далеко слышится топот и голоса. Вроде знакомые, но я ничего уже не понимаю. Страх сковал меня настолько, что я не могу поднять головы и посмотреть, кто же это бежит ко мне. Пусть хоть сам черт поднялся из преисподней, я не подниму головы! Я больше не хочу на это смотреть! Не хочу! НЕ ХОЧУ!

Чьи-то руки схватили меня, обняли, прижали к себе. Голос – знакомый, родной – что-то говорит мне, но слов я не понимаю. Вроде бы это Влад. Или нет? Я втягиваю носом тепло и запах тела, прижимающего меня к себе, и одними только инстинктами узнаю его. Это Влад. Я вцепляюсь в него мертвой хваткой, впиваясь пальцами в его спину, зарываясь лицом в его шею, и начинаю рыдать так отчаянно, словно пытаюсь вылить из себя всю эту грязь, всю эту мерзость, весь страх. Больше ни за что не пойду туда. Больше ни за что не вернусь! Ни за что…

***

Оказывается, меня не было чуть больше десяти часов, но для меня все пролетело в одно мгновенье. Несколько секунд, такой крошечный отрывок времени, за который я успела пережить маленькую смерть.

Они сидели на кухне, когда Влад почувствовал мое присутствие. Не говоря ни слова, он сорвался с места и побежал ко мне со всех ног. Ирма, Косой, Игорь и Ольга, побежали следом, пытаясь не отставать, но Влад – быстрый. Он ворвался в мою комнату первым, и когда остальные догнали его, забежав туда, он увидели, как я трясусь и плачу, вцепившись в него руками, прячась в нем, как коконе, а он, прижав меня к себе, тихо шепчет мне, что я дома, что он рядом, и все будет хорошо. Но я его не слышала. Я плакала, кричала, рыдала и выла. Я что-то бормотала о чудовищах. Отодрать меня от Влада было невозможно, я ничего и никого не слышала, а потому все, что им оставалось, только ждать. Влад попросил всех выйти. Мы остались одни, и тогда добрый волшебник начал шептать мне на ухо какое-то старинное заклятье, которое наполняло мою голову крошечными воздушными шариками. Они сталкивались друг с другом и еле слышно лопались, заполняя мою голову миллиардами крошечных хлопков. Покажется странным, это было удивительно приятное ощущение, которое заставляло меня забыть обо всем на свете, сосредотачивая мое внимание на ощущениях, а не на памяти. Я почувствовала его руку на своей спине и голос, льющийся по моей шее, тепло его тела под одеждой и запах. Запах был неповторимым, и с каждой минутой проникал в меня все глубже, пропитывая собой каждую клеточку моего тела, затуманивая голову, превращая все окружающее во что-то совершено неважное, невесомое и несуществующее. Я помню только искры синих глаз, которые смотрела на меня сквозь туман…

А потом все прошло. Мы по – прежнему сидели на моей кровати, но руки мои уже свободно покоились на моих коленях, и мне больше не хотелось забраться внутрь Влада и закрыться там, как в платяном шкафу. Я могла соображать, голова моя была ясна и чиста. Страх остался неприятным воспоминанием и больше не жег меня заживо.

– Что это было? – спросила я.

Влад неопределенно мотнул головой, пожал плечами, а потом поднял на меня глаза и с легкой тенью улыбки на губах сказал:

– Приворотное заклинание.

– Ты совсем ошалел, что ли? – устало и обессилено спросила я, но Влад примирительно поднял руки, и поспешил меня успокоить.

– Тихо, тихо. Не паникуй, – он застенчиво опустил глаза, словно ему было стыдно. Стыдно ему, конечно, не было, мы оба это знали. – Это старое заклинание. Уж и не помню, где я его вычитал, но запомнил очень хорошо. Знаешь, раньше заклинания не были такими… точными. У них всегда были побочные эффекты. Так вот это заклинание имеет побочный эффект в качестве сильного успокоительного. Если не дочитать его до конца, конечной цели не добьешься, но расслабить человека получится.

Я посмотрела на него внимательно и благодарно. Действительно, сработало. Мы помолчали еще немного.

– Как себя чувствуешь? – спросил он, нежно погладив меня по щеке теплой ладонью.

– Нормально, – кивнула я. – Я вам все расскажу.

И вот мы сидели на кухне. Я рассказывала увиденное по частям , урывками, словно слова жгли мой язык, и короткий рассказ превратился в мучительно долгое излияние расплавленного металла из моего горла. Я все время останавливалась, замолкала, зажмуривалась, пытаясь прогнать ужасное видение из моей головы, но, открывая глаза снова, понимала, что не могу вымолвить ни слова. Приведя себя в чувство, я возвращалась туда, куда ни за что больше не хочу возвращаться.

Я рассказала им об Амалии.

– Ты был не прав, Косой, – сказала я, глядя на него. – Она ничем не поможет нам, но не потому, что она нейтральная сторона, а как раз – наоборот. У нее с Умброй та же связь, что и у меня с Никто.

Губы Влада дернуло в еле заметном оскале, который он сам же пресек на корню. Как всегда, это имя резануло его по старым шрамам, заново открывая незажившие раны, но, к счастью для него, этого никто не заметил. Может, только Ольга.

Косой кивнул и снова задал вопрос, который до этого уже остался без ответа.

– Итак, зачем ему понадобилась именно ты?

– Увидеть, – снова повторила я его слова.

– Увидеть что?

– Увидеть, так ли это? Правда ли, Никто существует. Может, ему важно было знать, насколько сильна наша связь? Как далеко мы зашли? Что я могу сделать для него и стану ли делать что-то вообще? Что может и будет делать для меня Никто…

И тут до меня дошло. Я осмотрела всех, в поисках того же озарения, что и у меня, но никто не догадался.

– Никто может победить Умбру, – выпалила я.

Все разом оторвали глаза от стола и уставились на меня, пока я с жаром и азартом размахивала руками.

– Он сказал: «Ты тоже носишь монстра внутри»! Именно это ему было важно и это то, что дает вам ответ на другой вопрос – почему именно я? Неужели вы не видите? Ни у кого из вас этого нет, а у меня есть, и именно поэтому я была там. Я могу, так же, как Амалия, впустить Никто в этот мир, понимаете? Значит, он боится этого. Боится, что я могу это сделать, и потому – именно я. Никто нужно освободить.

– Нет, – тихо, злобно прошипел Влад.

– Посмотри, все сходится! – заговорила я, поднимаясь со стула.

Голос мой зазвенел нетерпеливым предвкушением, но я этого не замечала. Зато заметили все остальные. Они видели, как загорелись мои глаза, как запорхали руки в воздухе, словно птицы, и как засверкала улыбка при одной только мысли, что Никто может быть рядом со мной. Влад смотрел на это с холодной ненавистью, и с каждой минутой его взгляд становился острее, движения стали скупыми и резкими, а губы превратились в две тонкие белые полосы, изо всех сил сдерживающие за собой рвущуюся наружу злобу. Но я не видела и этого. Зато Ирма увидела, Косой увидел, Игорь и Ольга.

– Зайчик мой, это невозможно, – сказала Ирма, пытаясь предотвратить грозу. Голос ее был спокойным, но настороженным, ведь она, как никто другой, знала – сейчас рванет, и если не предпринять ничего, мы получим полномасштабное стихийное бедствие. Но я этого не понимала, и её слова стали для меня вызовом, который я легко и просто приняла:

– Возможно! – почти кричала я. – Просто нужно знать как. Вы не понимаете! Никто сильнее нас , умнее нас, быстрее, но главное – оно, по сути, то же, что Умбра. Они похожи, и это – единственное, что дает нам надежду. Значит, он может его остановить, а иначе для чего бы ему было смотреть на меня? Я, сама по себе, для него не страшнее муравья, но с Никто… все становится иначе.

Эти слова и стали последней каплей.

Внезапно, не дав мне договорить, Влад с силой ударил кулаками по столу. Магия и гнев взорвались в нем, и подняли на воздух все, что не было прикручено к полу. Меня оттолкнуло назад. Взрывной волной подкинуло вверх всех, кто был к кухне, вместе со стульями. Кружки, ложки и прочий мелкий инвентарь взмыли в воздух и не только те, что были на столе – во всей кухне зазвенела посуда, подчиняясь воле хозяина. Толстая столешница из белого мрамора треснула пополам, разделяясь на две большие половины огромной трещиной от края до края. Плотная стена сдавленного воздуха пошла во все стороны, грозясь разнести все к чертовой матери. И вдруг все застыло. Зависло в воздухе, застыло в невесомости и замерло. Влад остановил время. Остались только мы вдвоем. Я уставилась на него. Глаза его горели, пылали огнем, ненавистью, желанием разорвать в клочья все и всех. Я испугалась, чувствуя, как зашлось сердце, и сделала еще шаг назад, а он, вонзая в меня ледяной взгляд синих сапфиров, оскалился и закричал так, что зазвенели стекла, завибрировали стены и пол:

– ИНАЧЕ У НАС НЕ БУДЕТ!!! МНЕ ПЛЕВАТЬ, ЧТО ТЫ НАШЛА В ЭТОЙ ТВАРИ, НО Я НЕ ПОЗВОЛЮ ПРИТАЩИТЬ ЕГО СЮДА!!!

Словно мне дали пощечину, до меня, наконец, дошло понимание того, что до этого было незаметно – я чувствовала улыбку на собственных губах и мелкую дрожь во всем теле. Я расцвела и запела. Я снова дышала, я ожила. Я больше не существовала, я стала собой и закричала во все горло о своем втором рождении. И поняла – я ухватилась за эту возможность не только ради всех здесь присутствующих, но и ради себя. И возможно, в первую очередь, для себя. Но, несмотря на то, что была права, и знала, что все разгадала верно, преподнести это с умом не смогла. Ирма, что же ты не заткнула мне рот?

– Влад, ты все неправильно понял… – начала я осторожно, но куда там!

Поднявшись из-за стола и выросши во весь свой рост, он стоял, глядя на меня как на врага, он сквозь зубы цедил слово за словом, всеми силами стараясь держать внутри своих демонов:

– Ты – неблагодарная, эгоистичная девчонка! Нет в тебе ни ума, ни сострадания, и все, что ты можешь – это нести боль, хаос и разрушение! Только я никак не могу понять, что ЕЩЕ тебе нужно? Ты уже взяла все, что хотела, но каждый раз, оставляя после себя руины, ты даже не трудишься обернуться и посмотреть. Я смотрю, как ты ломаешь, все, что мне дорого, и все никак не могу заставить себя прогнать тебя к чертовой матери! С глаз долой, чтобы не видеть тебя больше, чтобы не знать тебя и даже не подозревать о твоем существовании! Просто вычеркнуть и забыть, как страшный сон. Чего тебе еще нужно? Что ты хочешь, чтобы я сделал? Отдать тебе на забаву еще и этот замок? Снова доверить тебе самых близких, самых родных мне людей, в надежде, что на этот раз ты их не перебьешь по одному, или всех разом? Ради своих желаний ты никого не пожалеешь…

– Я пытаюсь всех спасти!

– ТЫ НИ О КОМ НЕ ДУМАЕШЬ, КРОМЕ СЕБЯ!

– Неправда!

– Так чем же ты руководствуешься сейчас? Давай начистоту? Абсолютно каждый здесь увидел, как ты загорелась. Заискрилась, как новогодняя елка. Так давай, скажи мне сейчас, положа руку на сердце, что в твоих мотивах нет ни капли корысти. Ты можешь мне сказать, что не рада своим собственным словам?

Я смотрела на него и видела в нем сгусток ненависти. Все его существо горело желанием разнести все вокруг, не оставив камня на камне, испепелить меня вместе со всем белым светом. А еще лучше, навсегда оставить меня в той части вселенной, которая никогда больше не сведет наши дороги. Он ненавидел меня и себя, он был бы рад, провались я сейчас сквозь землю, но и сам бы прыгнул за мной без тени колебания, и именно это делало его таким уязвимым. Все, что могло уничтожить его за секунду, было во мне, а я – весьма ненадежный хранитель особо ценных вещей. Он был прав. Я была рада сказать это. Я хочу, чтобы Никто вернулся ко мне.

Я смотрела на него и чувствовала, что снова плачу. Мне нечего было сказать. Мне ничего и не нужно говорить. Он все видит в моих глазах, читает по рисунку, оставленному слезами на щеках, и тут уже не до слов. Сохранить бы самообладание и не упасть к нему в ноги, умоляя его всеми правдами и неправдами вернуть мне того, без кого я жить уже не умею.

Я лишь развела руками и отвернулась.

Он кивнул и вышел из кухни.

И как только он скрылся из вида, все вокруг пришло в движение. Люди повалились на пол, стол разломился пополам, уронив на ножки две половины столешницы, посуда со звоном посыпалась на пол, а взрывная волна, застывшая вокруг нас, пришла в движение и вынесла огромные стекла с оглушительным звоном. Все подскочили. Ирма, Косой, Игорь и Ольга озирались по сторонам, не понимая, что произошло. Но считанные секунды спустя, глаза их уже не удивлялись, а лишь горько осматривали поле битвы, и осознание того, что случилось, пришло к каждому. Первой на меня посмотрела Ирма. Я смотрела ей в глаза и ждала. Вот сейчас она поднимется, отряхнет юбку и погонит меня прочь подальше отсюда, ругая саму себя последними словами за то, что сама же и притащила меня. Она, и правда, поднялась и, отряхивая юбку, сказала:

– Все закончилось?

Я тихо кивнула. Она кивнула, повторяя мое движение, удивленно озираясь по сторонам и оценивая ущерб:

– Ну, слава Богу! Думала, стены снесет… Ребята, – скомандовала она присутствующим. – Стены на месте! – затем она выдохнула и, повернувшись к Игорю, который смотрел вокруг ошалелыми глазами, сказала. – Веди всех сюда, у нас генеральная уборка.

Все вышли из кухни, и никто не сказал мне ни слова. Ирма, все еще тяжело отдуваясь, молча достала веник, совок и начала сгребать все, что лежало на полу. Я смотрела на нее и думала, что нет на свете женщины, которая знала бы Влада так же хорошо, как знает она.

***

На кухне, словно пчелы в улье, роились люди, собирая мусор, вынося стекла и тяжелую столешницу. То, что осталось от стола, унесли, а на кухне уже красовался новый, правда на этот раз не из камня, а из темного, почти черного дерева с красивыми красными волокнами, вплетенными в деревянное полотно. Откуда-то появились запасные стекла, и вот уже десяток взрослых мужчин, во главе с Косым, ставили на место второе стекло. Оставалось еще пять. Девушки открывали шкафы и доставали битую, гнутую посуду, сортируя все на целое и остатки былой роскоши.

Я хотела помочь, но Ирма сразу же пресекла все мои попытки хоть как-то компенсировать свой идиотизм:

– Иди, отдохни, зайчик мой. Рук у нас и так хватает.

Абсолютно все восприняли произошедшее, как сход лавины – страшно, но против природы не пойдешь. И только Ольга не смела поднять на меня глаз. Она старательно избегала смотреть на меня, и от этого мне стало совсем не по себе. Я ушла, чувствуя себя мерзко, как никогда.

Я слонялась по замку, совершенно не понимая – куда иду и зачем. Мне категорически не хотелось идти в комнату и отдыхать. Мне не хотелось оставаться наедине с собой, потому что я уже чувствовала, как голодная тоска подбирается ко мне, скрепя зубами. Но деваться было некуда. Я пришла в свою комнату и уселась на кровать. Солнце уже зашло, и где-то по невидимой части неба ползла луна. Почему-то сюда она никогда не заглядывала, отчего здесь было очень темно, зато звезды… Зажигаясь по одной, заставляли меня мучительно отсчитывать минуты, пытаясь понять, что же и правда во мне не так? А потом я просто перестала это делать. В конце концов, я ничего не делаю из желания обидеть кого-то целенаправленно. Ну почему же, хоть через раз, это не может служить оправданием для моих бесчисленных глупостей?

Я залезла под одеяло, чувствуя, как согреваются ноги, и закрыла глаза.

***

Я чувствовала, как рука обнимает меня, как грудь, на которой лежит моя голова, медленно, ритмично поднимается и опускается, и где-то там глубоко внутри рождается низкое, утробное клокотание.