Моялера

Я долго всматривалась в узкое, темно-серое лицо, рассматривая тонкие полосы ярко-красных узоров. А потом отрицательно покачала головой. Он кивнул в ответ на мою капитуляцию, а затем сказал:

– Так наслаждайся, Моялера. Наслаждайся, а иначе я передумаю. Мне несложно отмотать назад и перекроить полотно времени. Не для того я потакал твоим желаниям, чтобы смотреть, как ты сидишь в четырех стенах. Я показал тебе, что есть жизнь. Без движения нет жизни. Если тебе не нравится жить здесь, среди людей, я могу прямо сейчас навсегда забрать тебя с собой в космос. Мы будем летать там вечно… – мечтательно произнес он, глядя на меня.

– Я не могу там жить. Я там умираю.

– Я буду оживлять тебя снова и снова.

– Чтобы снова умереть?

– Ну конечно. Как и все во вселенной.

Я отрицательно помотала головой:

– Нет. С тобой холодно.

– Но интересно, – и он улыбнулся, сверкая кинжалами зубов, на что и я улыбнулась. Впервые за долгое время. Я протянула руку и прошлась пальцем по тонкой линии, идущей от левого глаза к уголку губ. Я кивнула:

– Поэтому не уходи далеко. Я буду рада полетать с тобой. Время от времени.

От улыбнулся еще шире , и узкое лицо разошлось пополам, в зубастой улыбке от уха до уха:

– У меня для тебя есть кое-что, – вдруг сказал он, распахивая огромную ладонь в белой перчатке. Я посмотрела на белую материю и увидела тонкий отблеск, еле заметный блик на его ладони. Протянула руку и взяла большим и указательным пальцем тонкую, коротенькую иглу, втрое меньше и тоньше швейной.

– Что это?

– Это… – Никто задумался, пытаясь объяснить мне понятнее элементарные для него вещи. – Это то, с помощью чего Умбра соединял два мира.

– Иглой?

– Ну да. По-моему очень символично, – хохотнул зверь, а потом продолжил. – Для этого – то и нужно чудовищу тело человека. Её нужно воткнуть в палец, а у чудовища пальцев нет. В общепринятом смысле. И если сделать вот так…

Тут Никто взял мою руку и аккуратно вонзил острие тонкой иглы в указательный палец правой руки. Игла вошла в тело так легко, словно в мягкое масло. Я почувствовала острую боль, но слабую, еле заметную.

– Смотри… – сказал он, указывая на землю под нашими ногами.

Я раскрыла рот и, не в силах вымолвить ни слова, смотрела, как подо мной и Никто, сквозь зеленую траву просачивались, искрясь и сверкая, светло-сиреневые песчинки. Я посмотрела на чудовище, а потом снова на песок, пробирающийся сквозь траву в этот мир. Я смотрела, как на крошечном островке, где стояли чудовище и человек, два мира сливаются в одно.

– Ты можешь соединять любые миры. Это мост между разными вселенными и только тебе решать, куда прокинуть его, – и, говоря это, он уже точно знал, куда именно я кину непрочный мостик. Я подняла глаза на Никто. Потом сделала шаг вперед и, обвив руками огромную шею, поцеловала его в холодную щеку:

– Спасибо. За все, спасибо.

Никто засмеялся и погладил меня по спине. А затем повернул огромную голову и прошептал прямо на ухо:

– Моялера… – раз и навсегда соединяя два слова в одно – мое имя, и «р» в моем новом имени приятно пророкотало по моей шее. Я улыбнулась и разомкнула объятья, отступая на шаг назад.

Чудовище окинуло меня взглядом, желая убедиться, что теперь меня можно ненадолго оставить одну. А затем он вдруг сказал:

– Если ты действительно хочешь дать Амалии второй шанс, попроси об этом.

Я смотрела на него, не понимая, о чем он:

– У кого попросить? – потом меня осенило. – Ты можешь дать ей жизнь?

Никто улыбнулся и посмотрел на меня с нежностью:

– Я не могу создавать жизнь. Вселенная никогда не позволит мне этого.

– Но ты же создал ее в первый раз?

– Она никогда не была человеком в полном смысле этого слова. Странно, что никто из людей этого не замечал.

– Тогда кого мне просить?

– Того, кто движет все сущее. Если он будет милостив к тебе, то исполнит твою просьбу.

Я посмотрела в красные глаза и с трудом верила, что слышу эти слова из уст космического чудовища.

– Ты что… – помедлила я, подбирая правильные слова. – Веришь, что Бог существует?

Никто смотрел на меня совершенно серьезно.

– Я не верю, Моялера, я знаю.

Мы замолчали, глядя друг на друга так, словно пытались выучить наизусть язык линий наших лиц.

– И как же он это сделает? – спросила я.

Тут Никто тихонько ткнул меня острым когтем в живот, чуть ниже пупка. Я вопросительно уставилась на него и сначала не поняла, о чем он говорит, а когда до меня, наконец, дошел смысл его слов, залилась густой краской, на что Никто захохотал низко, звучно, и смех его вибрацией, как волны, заструился по моей коже.

– Увидимся, Моялера, – сказал Никто, поднимаясь на ноги. Он выпрямился во весь свой огромный рост и, кинув мне прощальный взгляд, повернулся и зашагал прочь. Я смотрела ему в спину и думала о его словах. И когда через десять шагов огромное тело растаяло в воздухе, я задумчиво перевела взгляд на свой живот и погладила его собственной ладонью.

За моей спиной, на самом верхнем этаже огромного замка, в окне стоял высокий, стройный мужчина и смотрел на крошечную фигурку девушки, стоявшей внизу. Все это время он наблюдал за тем, как огромное чудовище и хрупкая девчонка разговаривали о чем-то. Густые брови сошлись на переносице, темно-синие глаза напряженно всматривались в крошечные фигурки внизу, а когда Лера обняла Никто, закусил нижнюю губу и отвел глаза.

– Я принесла тебе чай, – сказала Ирма, входя в кабинет. Увидев лицо Графа, ведьма сразу же все поняла. Она подошла к окну и посмотрела на стоявших внизу, потом снова подняла глаза на Влада и спросила. – Ты говорил с ней?

Влад отрицательно мотнул головой.

– Почему?

Влад поморщился, прошелся ладонью по лицу, вздохнул и заговорил:

– Что я ей скажу? Я, знаешь ли, не чудо-зверь из другой вселенной и я не могу рассказать ей сказки о том, как там – в миллиардах световых лет отсюда. Я не могу подарить ей космос, не могу исполнить ее мечты. Все что я даю ей, кажется недостаточным. Там – безграничный космос и он влечет ее, а здесь…

– А здесь – ее дом! – уверенно и четко заявила Ирма. Влад посмотрел на нее, и та заговорила тихо, но настолько уверенно в том, что говорит, как умела только она. – Она не чудовище, и космос, каким бы безграничным он ни был – не ее дом. Она – человек. Как ты, как я. Ее место – здесь. Рядом с тобой…

– Я уже не уверен, что ее место рядом со мной, – он немного помедлил, а затем в его глазах мелькнул страх. – Ты же видела! Ты сама видела, как она убила Амалию? Ни на секунду не задумавшись. И рука не дрогнула…

– Это была не Амалия. И убивала не Лера. Это были Умбра и Никто, Влад.

– Но она тоже там была!

– Вот именно! И защищала всех нас! Защищала тебя…

– Я не о том, ЧТО она сделала. Я о том, КАК. Быстро, резко, безжалостно!

– Не нам с тобой решать…

– Я боюсь ее, Ирма! – выпалил Влад и тут же опустил глаза в пол, стыдясь собственных слов. Влад кусал губы и искал слова, он прятал синие глаза и закрывал ладонью рот, пытаясь спрятать уже сказанное. А потом он снова заговорил, но так тихо, что только Ирма могла слышать его слова. – У нее внутри – чудовище. Оно теперь там навсегда. И кто знает, когда из моей Леры она превратиться…

– Внутри каждого из нас сидит монстр, – перебила его Ирма. – Каждый из нас носит что-то в себе, что внушает другим ужас или отвращение. Но только ты знаешь чужого монстра в лицо. Ты знаешь ее так, как никто не знает, и только ты можешь смело утверждать, что видел все, что собой представляет Валерия. Ты видел ужасы и мерзости, что сидят внутри нее, разве не это значит – знать человека? Нет людей ближе, чем вы и, знаешь… я бы предпочла знать лицо монстров, живущих внутри людей, нежели гадать и догадываться, что же там. Еще неизвестно, как выглядит твой монстр, мой милый Граф, а потому… Тебе не бояться его нужно, а найти общий язык, – сказала Ирма и подмигнула Владу.

Тот задумчиво посмотрел на нее, а потом обнял и поцеловал в лоб, все еще хмурясь.

***

Два месяца пролетели совершенно незаметно. Наверное, потому что мы были заняты делом.

Чертежи будущей библиотеки завалили весь стол в кабинете Влада, а рабочие заседания стали привычной частью каждого дня. Все, кто мог принимать посильное участие, а это абсолютно все, кроме Анютки и Ольги, заполняли кабинет Графа и наперебой спорили о том, как лучше, как удобнее, как правильнее, как красивее. Спорили до хрипоты, до смеха, до икоты и до полного изнеможения. В конце концов, приходили к компромиссам и принимались за дело. Мне казалось, что самым сложным будет бурение огромного куска скалы, в котором и должны были поселиться книги, но, как оказалось, это была самая простая часть – Влад просто пробормотал длинное, хитровыговариваемое заклинание, и в стене из горной породы образовалась огромная пещера, доверху наполненная мелкими камнями. Оставалось только вынести их, что мы и сделали за один день, естественно, при помощи магии. А дальше началось самое интересное. Пока мужская половина занималась укреплением потолка и стен, женская принялась за оформление. Вот тут-то дали себе волю и те, кто до этого участия в работе не принимал (а именно, Анютка и Ольга). Мы спустили фантазию с поводка, и она понеслась во весь опор. Что-то грандиозное, величественное рождалось на наших глазах, и мы были в полном восторге от того, что принимаем в этом самое непосредственное участие.

Во время работы я то и дело ловила на себе взгляды всех тех, кто прекрасно меня знал, но все же считал, что теперь появилось во мне что-то новое, что меняло меня в корне. Хотя, на самом деле, менялось только их отношение ко мне. В большинстве своем люди стали относиться ко мне теплее. Особенно это чувствовалось по Косому, который теперь даже мог первый начать разговор. Никто восхитил его. Он сам мне в этом признался. И он был единственный, кого жуткий монстр не пугал совсем. Ирма побаивалась его, но верила мне – я не могу его контролировать, но распознаю его безумие задолго до того, как случится непоправимое и сделаю все, чтобы защитить близких мне людей. Когда я сказала ей, что она понравилась монстру, та раскраснелась, заулыбалась и сделала вид, что смущена. Но не все относились ко мне так. Хуже всего дело обстояло с Ольгой. По натуре нежная и робкая, она была полной противоположностью тому, что являл собой Никто, а поскольку присутствие его чувствовалось в воздухе даже тогда, когда его не было рядом, ей все время было не по себе. Она не боялась его, но все ее существо было категорически против жуткого монстра. Они просто не могли ужиться в одном пространстве, как вода и масло – даже если слить их в одну емкость они никогда не станут единым целым.

Но, пожалуй, больше всех меня озадачивал Влад. Взгляд его редко падал в мою сторону, и если уж так выходило, то он отводил его раньше, чем я успевала его зацепить. Конечно, отчасти потому, что он был занят и, как всегда, был в центре внимания, потому как хватался за все, где мог быть полезен – ручной труд, сортировка бумаг или вынос мусора – ему было решительно без разницы, чем заниматься, и в этом было что-то одержимое. Мы разговаривали, но строго по делу. Мы могли часами обсуждать что-то, что касалось библиотеки или других насущных проблем. Мы даже оставались наедине, правда, молча и на очень короткое время. И если бы я не знала его так хорошо, то подумала бы, что он боится меня. Но зная его, я полагала, что он просто решает. Решает, как ему быть со всем тем, что произошло. Как ему быть со мной.

За все это время Никто появлялся дважды. Первый раз – ненадолго и лишь для того, чтобы убедиться, что я выполняю условия нашего негласного договора (живу полной жизнью), хотя, если честно, мне показалось, что он просто соскучился по мне. Второй раз он явился, когда строительство библиотеки подошло к концу. Демонстративно заявился прямо в центр лужайки, где все жители замка сортировали и убирали строительный мусор. Хотел поставить меня в неловкое положение и сделал это с блеском. Повисла гробовая тишина, все замерли, глядя на трехметровое чудовище, во весь рост выросшее посреди поляны. Он окинул взглядом людей и улыбнулся своей фирменной улыбочкой от уха до уха:

– Помощь не нужна?

– Тебе что нужно? – зашипела я на него, и, оглянувшись, мысленно поблагодарила окружающих меня людей и небеса за то, что Влада в этот момент рядом не было, а все остальные, кто был, снова вернулись к работе, словно ничего и не произошло.

– Говорю же, хочу помочь.

– Мне не нужна твоя помощь!

– А я и не тебе ее предлагаю, – с этими словами он перевел свой взгляд на Ольгу, которая тут же отвела от нас глаза, словно ее окатило огнем, а потом неспешно поднял глаза на самые верхние окна замка. Его, и без того нескромная улыбка, поползла в стороны, разделяя узкое лицо надвое. Затем он снова посмотрел на меня.

– Больше так не делай! – сказала я.

– Почему? – при этом лицо его стало таким наивным, словно он, и правда, не понимал – почему.

– Потому что лишь несколько человек из присутствующих относятся к тебе спокойно или хорошо.

– Я спас им жизнь. Это дает мне некоторое…

– Это ничего тебе не дает! – рявкнула я, а затем понизила голос до ядовитого шепота. – Ты не бескорыстно это сделал, а за плату.

– Это не уменьшает масштабов…

– Но и не дает тебе права приходить сюда, как к себе домой! За добрые дела, каких бы масштабов они ни были, дань не требуют. Сделал – молодец. Забирай то, что тебе положено и больше не смущай людей.

– Хорошо, мой крошечный человечек. Полетать не захотелось? – спросил он, все еще сверкая зубами.

Чувствует, подлец космический! Читает меня и видит насквозь. Знает, что даже спустя так мало времени, я уже чувствую ничем не заглушаемую тоску по черной бездне, полной звезд.

Я задумалась, но лишь на секунду, а потом решительно мотнула головой. Никто тихо захохотал, а потом кивнул:

– Как скажешь, Моялера. Как скажешь…

С этими словами он просто растаял в воздухе.

Влад наблюдал эту картину из своего кабинета. Когда Никто исчез Влад долго стоял и смотрел на то, как я переминаюсь с ноги на ногу. Он знал – Никто никуда не денется, и моя тяга к нему и тому, что он дает мне, теперь навсегда. С этим нужно смириться, или… Или отправить меня на все четыре стороны. Либо ты принимаешь человека таким, каков он есть, либо не принимаешь.

Влад быстро вышел из кабинета и в несколько быстрых шагов оказался у дверей в лабораторию. Открыв их, он быстро зашел внутрь и закрыл тяжелые двери за собой. Сердце его гулко стучало. Он быстро подошел центральному столу, где когда-то ютились бутылки с эмоциями, и открыл небольшой ящик. Выкатилась и сиротливо звякнула о деревянную стенку ящика одна единственная бутылочка. Он взял ее в руки и посмотрел на иссиня-черную жидкость, переливавшуюся внутри миллиардами блестящих черных песчинок. Секунду он сомневался, но потом, открыл крышку и разом выпил все, что там было.

Никто точно знает, что нужно делать с теми, кто никак не может решиться. Он умеет дать толчок.

Глава 13. В поисках берега

Строительство завершилось в понедельник, и мы, повесив красную ленту поперек дверей, стали готовиться к приезду гостей, чтобы отпраздновать открытие, так сказать, с шиком. Официально приезд гостей был приурочен именно к открытию библиотеки, но неофициально мы, хоть и с опозданием от всего сказочного мира, праздновали наше спасение.

Суета в замке замолкала лишь ночью, да и то не до конца – она лишь превращалась в тихий шепот и расползалась по комнатам, чтобы с утра грянуть с новой силой. Работы было много. Мы приводили в порядок гостевые комнаты, мы украшали главный банкетный зал, мы мыли окна и огромные хрустальные люстры, мы стирали, гладили и заполняли кухню бесчисленными запасами продуктов. Замок дышал предвкушением праздника. Влад, правда, ненадолго вылетел из общей колеи, так как сильно чем-то отравился и вот уже пять дней лежал в своем постели. К себе он никого не пускал, кроме Косого и Ирмы. Мы не особо настаивали. Нам было достаточно знать, что, в общем и целом, Граф в порядке и скоро присоединится к нам.

Был вечер четверга. За окнами – уже темно, я – на кухне у Ирмы. Она только что накормила меня от души и теперь мы сидели с кружками ароматного кофе и медленно потягивали его, наслаждаясь покоем и тишиной. Замок уже спал. Мы, пожалуй, были последними, кто еще не лег спать. Сидя на кухне, мы смотрели на ночное небо, усыпанное звездами, такими яркими, такими близкими, что, казалось, висят буквально над головами. Не знаю, о чем думала Ирма, но я вспоминала звездную систему, где двадцать три солнца кружат вокруг одной планеты. Я скучала по космосу. И тут Ирма вдруг говорит:

– А как там поживает твое звездное чудовище?

От неожиданности я открыла рот. Повернулась к ней и вскинула брови, требуя объяснений. Ирма казалась невозмутимой и всем своим видом показывала, что ничего удивительного не сказала. Наконец я заговорила:

– Кхм… я… Я не знаю. Я запретила ему появляться здесь без особых причин. А поскольку причин появляться у него нет…

– Ты разве не скучаешь по нему? Не скучаешь по… – тут она попыталась подобрать слово, по ее мнению точнее отображающее космос, чем само слово космос. Но я не стала дожидаться.

– Скучаю, – призналась я, и эти слова высвободили во мне тоску по огромному серому чудовищу. Я закусила губу и нахмурила брови, от всего сердца надеясь не разрыдаться. – Но, – продолжила я. – Владу не нравится… Влад не любит… – я тихонько зарычала от незнания того слова, что полностью выражает его эмоции. – В общем…

– Зови его! – решительно сказала Ирма, глядя мне в глаза тем лукавым взглядом, который говорит, что ведьма что-то задумала.

Я опешила:

– Кого? Никто?

– Ну конечно! Зови.

– Зачем?

– Хочу познакомиться с ним поближе, – сказала ведьма и подмигнула мне.

Я еще немного помедлила, глядя на нее, но потом, соблазн оказался так велик, что я с откровенной радостью и облегчением сказала:

– Приходи. Никт…

Не дожидаясь окончания фразы, чудовище возникло посреди кухни, взрывая собой воздух и пространство, сбивая с ритма время и сердце. Невероятно огромный он занял собой почти всю кухню, упираясь затылком в высокий потолок. Он сидел на полу, как собака, поставив огромные руки вместе, а ноги врозь. Длинный тонкий хвост обвивал его тело, а огромная голова наклонена набок. Он посмотрел на меня, затем на Ирму и рот его разошелся в улыбке:

– Привет, – сказал он, не то рыча, не то клокоча, коверкая это слово почти до неузнаваемости.

Я тоже посмотрела на Ирму, в любую минуту готовая прогнать чудовище, если потребуется. Ирма смотрела на него невозмутимо, легкая улыбка застыла на ее губах, но я видела, как покрылась мурашками кожа на красивых руках. Боялась, ведьма. Боялась, но вида не подавала. Всеми силами старалась показать ему, что она ничем не уступает огромному трехметровому чудовищу с безграничной силой и бездонным разумом. Ради меня , она старательно изображала из себя равную ему.

– Привет, – сказала она и улыбнулась еще шире.

Никто медленно встал на четвереньки и пополз к ней, попутно рассматривая ее с головы до ног. Слышу, как Ирма задышала, быстро, поверхностно.

– Никто, – быстро сказала я. Зверь посмотрел на меня. – Давай приоденемся. Все-таки знакомство, как-никак.

Никто какое-то время обдумывал мое предложение, затем улыбнулся, и тут же, неестественно извернувшись и обернувшись вокруг самого себя несколько раз, превратился в Ваню.

Перед нами стоял красивый, голубоглазый блондин, но на этот раз на нем не было белого фрака. Светло-голубой свитер и синие джинсы удивительно красиво смотрелись на нем, делая его ничем не отличимым от обычного человека. Длинные ресницы прикрывали голубой хрусталь глаз, а тонкие губы подчеркивали изящность линий лица. А вот белая перчатка на левой руке никуда не делась и вместе со всем остальным ансамблем выглядела довольно экзотично, но очень привлекательно. Он улыбнулся самой простой человеческой улыбкой, обаятельной и даже немного застенчивой. Он подошел к Ирме, взял ее руку, которая заметно дрогнула, и поцеловал тыльную сторону ладони со всей учтивостью и вежливостью:

– Очень рад знакомству, – сказала он, и я увидела, как Ирма, удивленная и напуганная, улыбнулась нормально, по-людски, а не так, словно ей наступили на хвост. Хоть и медленно, но тело ее расслабилось, плечи чуть опустились вниз. Дыхание, правда, все еще выдавало ее страх, но скоро и оно пришло в норму. Привыкнет моя ведьма. Привыкнет и, возможно, когда-нибудь научится чувствовать себя рядом с ним спокойно. А Никто, тем временем, взял стул и уселся на него с той грацией, что давала ему безграничный контроль над собственным телом. Он все еще беззастенчиво рассматривал женщину, но на этот раз – без людоедских замашек. Я решилась и открыла рот. Пока они, как завороженные, разглядывали друг друга, я объясняла Ирме, что прятать от него эмоции бесполезно, потому как он видит их сквозь любое выражение лица, каким бы каменным оно ни было. Объяснила, что он читает мысли и, скорее всего, прямо сейчас, считывает ее родословную по бесконечно длинным цепочкам ДНК. Никто же я объяснила только одно:

– Она мне очень дорога. Не обижай ее.

– С чего я буду это делать? – спросил он, удивленно поднимая брови и переводя на меня взгляд голубых глаз. Потом он снова посмотрел на Ирму. – Она мне нравится.

Тут Ирма покраснела и улыбнулась совершенно искренне, но не растерялась:

– Я знаю, – кивнула она, показывая шикарную, обаятельную улыбку. – Я всем нравлюсь.

Никто улыбнулся и что-то ответил. Ирма не растерялась и парировала и, как-то совершенно сама собой, потекла беседа. Обычная человеческая болтовня с откровенным флиртом и искренним интересом. Я смотрела, как они болтают, и с души снимался тяжелый груз, который давил все это время. Бремя, которое храбрая добрая ведьма, несущая свет, сняла с меня своими нежными руками. Спасибо тебе, добрая ведьма. Спасибо.

Вдруг, в самый разгар беседы, в кухню вошел Влад.

Сердце мое зашлось в неистовой панике, словно меня застукали за чем-то непотребным, руки и спина покрылись холодным потом, а от лица отлила кровь.

Влад стоял в дверном проеме и смотрел на нас. Он был еще бледен и заметно сбросил вес, но в целом крепко стоял на ногах, а глаза его с живым блеском впивались в каждого из присутствующих. Ирма повернулась к нему и улыбнулась искренне и радостно. Ни один мускул на ее лице не дрогнул. Она не считала, что делает что-то не так:

– Мой родной, ты уже встал? Есть хочешь?

Влад кивнул:

– Что-нибудь легкое.

– Бульон?

Влад кивнул.

– Садись, мой зайчик, сейчас все будет готово.

Ирма поднялась и пошла за плиту, где тут же закипела, забурлила жизнь – включился чайник, холодильник раскрыл свои объятья, и на стол полетели продукты. Я же приросла к стулу всем телом и боялась даже пошевелиться. Я лишь наблюдала за тем, как двое самых дорогих мне существ внимательно смотрят друг на друга. Нескончаемо долгие несколько минут, под звон кастрюль и кипение чайника, они сверлили друг друга взглядами, а затем Влад спросил голубоглазого блондина:

– В шахматы играешь?

Ваня кивнул и ответил:

– Почему бы и нет?

Ирма, которая наблюдала за процессом исподтишка, выдохнула. То же самое сделала и я. Влад подошел к столу и сел за противоположный край. Неизвестно откуда, на столе возникла шахматная доска с искусно вырезанными фигурами. Ваня окинул взглядом черные фигуры, которые стояли ближе к нему, а затем потянул руку к пешке, и понеслось – пока Ирма накрывала на стол, была сыграна первая, пробная партия, вторая продлилась чуть дольше. Влад успевал есть и играть, причем за игрой он и не заметил, как подчистую съел все, что предлагала Ирма. Мы с Ирмой наблюдали за тем, как партия сменяется партией. Разговор, сначала робкий и неловкий, превратился в самую обычную болтовню. Не лишенный чувства юмора Никто умел ответить на едкие и колкие выпады Влада, которые были острее или мягче, в зависимости от ситуации на шахматной доске, но в целом мы много шутили и смеялись.

Наконец, далеко за полночь, Ирма поднялась и сказала:

– Завтра тяжелый день, зайцы мои. Пора на боковую, – она посмотрела на Ваню и улыбнулась. – Ну, не всем конечно.

Никто ослепительно улыбнулся ей в ответ, отчего на пухлых щеках снова вспыхнул румянец.

Она поцеловала меня и Влада в щеку и вышла из кухни, на прощание махнув зверю рукой. Мы остались втроем.

– Влад… – начала я, но он остановил меня движением руки. Потом он посмотрел на меня – прямо, честно, открыто, как делал это всегда, и я поняла, как скучала по такому взгляду. Никаких недомолвок, никакого сомнения в глазах. Он все решил. Синие глаза долго и внимательно рассматривали меня, прежде чем он заговорил:

– Я сделал так, как ты сказала.

Я вопросительно уставилась на него. Он продолжил:

– Ты говорила – выпей космос, и ты все поймешь. Все увидишь своими глазами.

– Так ты… – вздохнула я.

Он кивнул. Так вот чем он «отравился»! Я помню эти волшебные ощущения, когда пьешь то, что инородно твоему телу. Я смотрела на него во все глаза. – Ну и? – я застыла в ожидании приговора. Увидел ли он? Успел ли влюбиться в ощущение невесомости, прежде чем испугался бездны вокруг себя? Смог ли увидеть космос моими глазами?

Влад, не отрываясь, смотрел на меня, а затем сказал:

– Это, правда, великолепно. Жутковато немного, но…

Он не успел договорить, потому как я затараторила быстро, жадно, вцепляясь в его лицо взглядом благодарных глаз:

– Спасибо тебе, Влад! Спасибо! Я знала, что ты услышишь меня. Знала, что хотя бы попытаешься меня понять. Не бросишь все это вот так, на произвол судьбы…

Влад засмеялся, и его улыбка, добрая, нежная, заставила меня замолчать и просто смотреть на человека, который снова и снова, как всегда, оказался мудрее меня, сильнее меня. На человека, которому хватило сил и смелости, чтобы постараться меня понять, несмотря на собственное самолюбие и страхи. Как всегда, ты оказался лучше меня, мой смелый Граф.

– Я так понимаю, – сказал Влад, глядя на Никто, в человеческом облике, сидящего напротив. – Вы собираетесь прогуляться? – и снова посмотрел на меня.

– Если ты не против, – ответила я.

– Я… я не против, – сказал он, опуская глаза вниз, а потом снова посмотрел на меня и добавил. – Возвращайся скорее.

Я кивнула.

***

Когда я вернулась, праздник был в самом разгаре.

Ирма, радостная, разгоряченная набольшим количеством вина, но в большей степени – отличным настроением и прекрасной компанией, залетела на кухню, где, благодаря магии Влада и современной бытовой техники, все кипело, булькало, нарезалось, крошилось и складывалось в различные емкости само собой. Она быстро пробежалась по кастрюлям и чашкам, заглядывая в некоторые из них дольше, чем в другие, взяла пару проб и принюхалась к каждому блюду, на один только запах определяя, чего не хватает. Посолила и поперчила, бросила пару веточек розмарина и щедро насыпала базилик в одну из плошек. Она летала по кухне, насыпая, убирая, помешивая, и при этом мурлыкала себе под нос что-то веселое, когда я возникла у нее на пути. Она вскрикнула, тихонечко ругнулась, а затем, когда сердце успокоилось, осмотрела меня, останавливаясь на моем лице. Она улыбнулась и сказала:

– Ох, какие мы счастливые… – протянула она, осматривая мои блестящие глаза, улыбку, которая сама по себе ползла на уши, и сияющее лицо.

Я шагнула к ней и обняла, утопая в ее тепле, как в одеяле. Запах ванили, слабый, еле различимый, окутал меня, и я пробормотала ей на ухо:

– Я так соскучилась по тебе.

С того момента, как Никто открыл для меня космос и путешествия во времени, я все острее ощущала холод вселенной. Время, которое звездное чудовище коверкает, как ему вздумается, волшебство бездонной тьмы, бесконечность пространства, которое Никто сворачивает и разворачивает для меня, словно лист бумаги, прекрасны и удивительны. Звезды сверкают, галактики неповторимы, а для описания величия всей вселенной просто нет слов, ведь и понимание ее величины и ее законов невозможны для хрупкого человека. Мы слишком просты, мы еще слишком молоды для того, чтобы понимать ее, а тело наше слишком беззащитно. Мы – крошечные прозрачные существа, мерцающие радугой жизни, сверкающей разноцветными вспышками внутри наших тел. Никто рядом со мной, и он хранит меня. С ним не страшно, но… холодно. И чем дольше я за пределами Земли, тем холоднее мне становится. Вселенная восхитительна, но ее так много… Слишком много всего – тьмы, пространства, жара от раскаленных звезд, гравитации от черных дыр, радиации, невесомости, энергии, во всех ее проявлениях, и смерти. Это подобно огромному океану, где чудеса не заканчиваются никогда, но оттого, что ноги не чувствуют земли, человеку становится не просто страшно – болезненно одиноко. Слишком много открытого пространства заставляет меня скучать по твердой земле под ногами и теплу. И в определенный момент, когда разум устает умирать и рождаться заново, я говорю: «Довольно». Никто не против. Никто и рад, потому как, возвращая меня на землю, он спускается сам и прячется среди людей в облике голубоглазого блондина с длинными ресницами, тонкими чертами лица и изящными манерами. Он бродит среди самого несовершенного, что есть во вселенной – среди людей – и наслаждается ассиметрией и хрупкостью, несовершенством и уникальностью человеческой природы. Он, как картиной, любуется смешением подлости и благородства, нежности и грубости, предательства и отваги, бескорыстия и эгоизма в наших сердцах. А я, возвращаясь домой, тянусь к теплу. Я падаю в объятия доброй ведьмы и благодарю ее за то, что она у меня есть. И теперь, когда в моей жизни есть нечто огромное и непознаваемое, мне все сильнее хочется чего-то поменьше. Ирма, моя добрая и всепонимающая, согрела меня, разогнала застывшую в венах кровь до состояния нормального человека, но это не совсем то. Мне нужно что-то другое. Кто-то другой.

– А где Влад? – спросила я, поднимая голову, любуясь ее прекрасным лицом.

Ирма удивленно округлила черные, как угли глаза:

– Как – где? Он в банкетном зале, с гостями. Народу столько… Яблоку не…

– Пойдем туда! – выпалила я, хватая ее за руку.

– Погоди, зайчик мой, – остановила он меня и указала придирчивым взглядом на двухдневное платье и не самые свежие волосы. – Сначала мы приведем тебя в порядок.

Буквально за двадцать минут Ирма привела меня в божеский вид, и вот мы уже вошли в огромный бальный зал, где нас мгновенно нарывает волна света и звука, запахов и тепла. Здесь так много людей, что в первые минуты хоровод лиц сливается в калейдоскоп ярких красок, и лишь мгновения спустя я начинаю различать отдельных людей и узнавать их. Все, кто был мне знаком, родом из прошлого – старые знакомые, которых я впервые видела на балу в замке Графа, они же помогали Владу строить замок новый. Но были и новые, незнакомые лица – молодые, красивые и счастливые. Музыка лилась, заполняя огромный зал, отражаясь от купола потолка, где огромная хрустальная люстра сверкала в центре зала, переливаясь разноцветными огнями. Аппетитные запахи еды смешивались с ароматами парфюма и прохлады летней ночи – где-то открыто окно. Я шагнула в толпу и растворилась в звенящей болтовне. Кругом лились голоса, которые звенели, гремели, переливались смехом, гудели и взвивались к потолку тонкими лентами, соединяясь в симфонию праздника. Я шла между людьми, вглядываясь в счастливые лица, собирая с них счастье, как пыльцу с цветов, и улыбка расцветала на моем лице. Кто-то, узнавая меня, улыбался. Здороваясь, они склоняли головы. Лица их были добрыми, радостными. Но мой взгляд искал того, по кому во мраке и холоде бездонной пустоты я скучала больше всего.