Он изменился в лице за мгновение. Из нахмуренного и усталого, он превратился спокойного и усталого. Жесткость и сосредоточенность ушли, оставив лишь бесконечную пустоту.

– Ты вообще спал сегодня?

– Пару часов, – кивнул он. – Но иногда мне и этого более чем достаточно. Я не хочу спать.

– Тогда будем строить библиотеку.

Он засмеялся тихо и устало:

– Нет, Валерия, на такие подвиги я сегодня не способен, – потом он задумался о чем-то, глядя на меня, а затем сказал. – Идем.

Он поднялся с пола и выжидательно посмотрел на меня, и пока я поднималась на ноги, я чувствовала, как желудок опускается вниз. Его «идем» могло означать все, что угодно, но что бы это ни было, я была вынуждена натянуть на лицо ошалелую беспечность и ринуться в бой с полной самоотверженностью. А не то Косой и Ирма съедят меня живьем.

Мы вышли из гостиной и стали петлять коридорами, поднимаясь наверх. Я мысленно приготовилась к тому, что мы идем в кабинет, но когда мы прошли мимо кабинета, минули двери лаборатории, перед нами оказался крошечный закуток – маленькое ответвление коридора, которое было совершенно незаметным, если только ты не знал, что оно там есть. Эта была узкая лестница, ведущая наверх, шириной рассчитанная на одного человека. Влад пошел первым, я – следом за ним. Лестница была винтовая и довольно крутая, так что по тому, как быстро мы поднимались вверх, можно было судить, что путь мы держим на самую вершину горы, хотя до сего момента я была уверенна, что самыми верхними комнатами были кабинет и лаборатория. Оказалось, что – нет. Но когда мы, наконец, пришли, все что я смогла сделать – это безмолвно открывать и зарывать рот, не в силах произнести ни звука.

Это была обсерватория. Маленькая, по меркам замка, да и для обсерватории небольшая, но такая удивительная, что я захлебнулась от восторга. Круглая комната была похожа на кратер вулкана, окруженная со всех сторон каменными стенами, а вместо полотка была огромная линза. А еще, несмотря на то, что на дворе было раннее утро, здесь была непроглядная ночь. Увеличенные линзой звезды, рассыпанные по ночному небу, были так близко, словно поселились на самом потолке. Я с раскрытым ртом ступила на пол и тут же отдернула ногу – пол был мягким. Абсолютно весь, от края до края, пол был устелен толстым матрасом от стены до стены, на котором в огромном количестве валялись подушки разных размеров и форм, разноцветные, словно конфетки, они устилали матрас так плотно, что почти не оставляли свободного места. Все освещение, что здесь было – звезды, которые светили, словно точечные светильники, от которых лился голубоватый, красноватый, зеленоватый свет.

– Просто невероятно, – прошептала я.

Влад разулся и ступил на мягкий пол. Он повернулся ко мне.

– Идешь?

– Спрашиваешь!

Я быстро скинула обувь и шагнула вперед. Упругий матрас податливо прогнулся под ногами, и я восторженно пискнула. Влад улыбнулся, и усталый взгляд его смягчился. Он смотрел на то, как меня распирает от восторга и вся его усталость сошла на нет, словно ее и не было. Он смеялся, глядя, как я скачу по матрасу, как ненормальная, падая на гору из подушек и поднимаюсь снова, чтобы, собрав подушечный Эверест, снова упасть на нее с диким воплем. Он с улыбкой наблюдал за тем, как я, раскрыв рот, поднимаю голову, глядя на звезды в нескольких метрах от меня. Я тянула руки вверх, надеясь зацепить одну из них, в надежде, что она упадет мне к ногам, и тогда я спрячу ее в собственный карман.

– Как здорово! – пищала я, прыгая на месте и глядя на то, как звезды прыгают вместе со мной, то увеличиваясь, то уменьшаясь в огромной линзе. – А почему здесь ночь? На улице же утро?

– Это магия, Валерия. Если допустить, чтобы на линзу попали солнечные лучи, то все здесь станет углем, не успев даже загореться. Поэтому здесь всегда ночь.

Он прошел в центр комнаты и уселся на пол.

– Иди, я покажу самое главное.

Я подбежала к нему и села рядом, прижавшись плечом к его плечу. Он спрятал белые зубы за красивыми, слегка полноватыми губами и задумчиво пробежался взглядом по моему лицу. Я смотрела на него, совершенно забыв обо всех моих коварных планах завоевания.

– Смотри, – сказал он и взмахнул рукой

Внезапно линза расцвела неизвестной мне планетарной системой наподобие нашей солнечной, только гораздо больше. Там было вдвое больше планет, а в самом центре звезда втрое больше нашего солнца, непривычного бело-голубого цвета. Он махнул рукой, и эта система сменилась другой, в которой всего две планеты вращались вокруг двойной звезды, и одна из них поглощала другую, а потом была система планет, где центром была огромная черная дыра, вращая собой время и свет. Звезды сменяли друг друга, соединяясь в галактики, сменяемые туманностями. Одна за другой они мелькали передо мной, распускаясь словно цветы, сверкая планетами, сыпля светом как искрами, завораживая каруселью света и тьмы. Как же это было красиво. Я забывала дышать, наслаждаясь тем, как прекрасна, как величественна вселенная. Я могла бы там жить.

Я могла бы там жить, если бы Никто был сейчас со мной. Если бы он мог вот так, запросто, зайти в мою комнату, взять меня за руку и забрать туда, где столько света, но всегда темно, где небесная механика остаётся равнодушной к нашим попыткам ее понять, и где нет места для всего человечества. Там могут быть только двое. Я и мое чудовище. Я смотрела на огромную линзу, которая транслировала нам виды разноцветных галактик и все больше и больше убеждалась, что только тот, кто не был там, может считать это подарком. Влад – не Никто. Он не может дать мне то, чего я хочу, но он дает то, что может. Всего лишь. Он старается, и смело отдаст мне последнее, что у него будет, но это не то. И я бы и рада сказать, что мне этого достаточно, но не могу.

И пока мы сидели плечом к плечу, мне все отчетливее чувствовалось, что его тепло – не то, что мне нужно. Мне нужнее холод и страх. Я сидела и злилась на саму себя за то, что не могу, не умею быть благодарной, что не могу радоваться тому, что есть, а ведь у меня сейчас все, чего бы только хотелось девушке в моем возрасте. И возникает совершенно логичный вопрос, который Влад задает мне все время. Что же мне еще нужно? Откуда во мне эта жадность? Почему бы не остановиться на том, что есть сейчас? Почему мне так не хочется иметь то, что само идет ко мне в руки? Почему вся моя сущность упорно игнорирует счастье вокруг меня и заставляет меня с ненавистью к самой себе желать чего-то, что – не мое и моим никогда не будет? Мысли эти вертелись в моей голове, создавая ураган, в который неминуемо засасывало все мое хорошее настроение. Сначала я просто хмурилась, пока Влад, не замечая моего состояния, восхищенно разглядывал картинки неизведанных галактик. Это – всего лишь картинки! Это совершенно не то же самое, что быть там! Можно сколько угодно сидеть на берегу океана, изучать состав воды, прибрежного песка, расписание приливов и отливов, но это ни на миллиметр не приблизит тебя к пониманию, что такое океан. Но если сделать шаг, и войти в воду… Влад хочет, чтобы я всю жизнь просидела на берегу и изучала расписание приливов и отливов, лишь бы я не промочила ноги. Он не понимает, меня, а самое обидное, что это не его вина. Я поняла, что плачу.

– Это все настоящие звезды, – говорил Влад. – Магия просто позволяет увидеть их, разглядеть до мельчайших подробностей. Представь, можно увеличить любую планету, заглянуть под атмосферу, увидеть, есть ли там жизнь. Можно увидеть самые далекие галактики, можно узнать, есть ли конец всему этому, и если он существует, увидеть его собственными глазами.

Он посмотрел на меня и замолчал. Я молча вытирала слезы, глядя на пол перед собой. Я не хотела больше видеть этого и боялась поднять голову.

– Лерка, ты чего?

Одним взмахом руки он стер изображения с линзы и обнял меня, тихо шепча мне на ухо.

– Как же тяжело совладать с тобой. Господи, как же сложно понимать тебя, ты представить себе не можешь. Я делаю что-то для тебя, а сам думаю – как ты к этому отнесешься? И каждый раз не могу угадать. Ты – как генератор случайных чисел, только вместо чисел – эмоции. Что на этот раз? Что – не так? Я думал, тебе понравится.

– П-п-прости… – захлебываясь слезами, выдавила я.

Он прижал меня крепче и, зарываясь лицом в мои волосы, шею, плечи шептал, как заклинание.

– Ну что ты хочешь? Скажи. Объясни. Я все сделаю, только скажи, что тебе нужно?

– Ты не можешь… ты не умеешь… – шептала я.

Он застыл, отпустил меня и посмотрел мне в глаза. В них стремительно таяла нежность, которая только что рассыпалась по моим плечам его горячим дыханием. Мне стало так невообразимо тоскливо, что, совершенно не отдавая отчета, повернулась к нему и обняла, цепляясь за его теплое тело, как за спасательный круг.

– Ты прости меня. Пожалуйста, прости. Я отравлена, я испорчена и поэтому все живое вокруг меня болеет и страдает. Не нарочно, но с каждым разом все больнее и больнее. Ты ведь чувствуешь это? Понимаешь, но думаешь, что это пройдет. Не пройдет, Влад, не закончится. Только хуже становится, поверь. Веришь? Слышишь? Тебе кажется, что я специально обижаю тебя, а я ведь даже не пытаюсь это делать, оно само выходит. Что-то внутри меня изменилось, перевернулось, сломалось и теперь никогда на место не встанет. Не будет как раньше, понимаешь? Ты не был там, поэтому ты не знаешь, не понимаешь, как больно смотреть на это. Ты не был, поэтому тебе кажется, что это делает тебя ближе к космосу. Я была там, и это для меня напоминание о безвозвратно утерянном. Как калека, я смотрю на это, как на жестокое напоминание о своем увечье. Смотрю и помню то чувство, что рождает в тебе гравитация, когда ее слишком много, и вакуум, который раздирает на куски твой здравый смысл. Это напоминание о том, как я бесконечно далека от всего этого и больше никогда не почувствую это на себе. Боже мой, ну как же тебе все это объяснить, показать и дать ощутить хоть сотую долю того чувства, что рождается в тебе там, вне земли?

И тут меня осенило. Я подскочила, одержимая собственной идеей:

– Я могу! – выпалила я. – Я могу дать тебе это! Дать попробовать на вкус те ощущения, те эмоции, те мысли, что рождает космос. Идем, Влад. Идем же!

Я потянула его за руку. Он подчинился мне. Поднимаясь на ноги, он наспех обулся, спустился за мной по узкой винтовой лестнице, бегом – по коридору и – к дверям лаборатории.

– Открывай, – резко выдохнула я.

Он даже слова не сказал против, но глаза его были взволнованными. Он догадывался, что я хочу сделать, но пока не мог сообразить, что из этой затеи выйдет.

Двери открылись, мы влетели внутрь.

– Показывай, как это делается, – сказала я, указывая на крошечный кристалл на столе. – Как ты извлекаешь эмоции и мысли?

– Я сам, – сказал он. – Садись.

Я уселась на высокий табурет. Меня подбрасывало от нетерпения. Мне так хотелось увидеть, как же выглядит вселенная в пробирке.

Влад сел напротив и надел плотные перчатки и взял кристалл в руку.

– Думай о своем космосе.

Я закрыла глаза , и снова, как и всегда – легко и просто, воспоминания о самом восхитительном, что было в моей жизни, заполонили мою голову, отражаясь болью в сердце. Космос раскрылся передо мной, и заполнил собою все, чем была я. Все, что я есть, стало черной бездной, без конца и края, безжизненной и живой одновременно. Я ощутила легкое прикосновение к указательному пальцу, и почувствовала, как вытекает из меня моя черная дыра, тонкой струйкой стекая по пальцу. Как величие, наслаждение и боль, превращаясь в материю, покидают меня. Стало грустно и спокойно. Не все, но крохотная часть теперь жила вне меня.

Я открыла глаза. В крохотной бутылочке, заполняя её наполовину, переливалось странная жидкость. На жидкость она была не похожа, скорее, на черный, блестящий песок, растворенный в чернилах. Это было странно, но очень красиво.

– Это оно, – сказала я Владу. – Это космос, я знаю.

Влад с сомнением вертел в руках бутылочку. Взгляд его недоверчиво метался между мной и черной жидкостью, и как всегда, когда ему приходилось принимать решение, он задумчиво потирал подбородок и губы рукой.

– Ты предлагаешь мне… – он вопросительно посмотрел на меня.

Я кивала.

– Другого варианта нет, ты же знаешь, – я заерзала на стуле. – Ты увидишь все и поймешь меня. Все, что я пытаюсь объяснить тебе, словами передать невозможно, но ощущениями… Ты увидишь все моими глазами. Узнаешь, что такое космос и поймешь, что его не надо бояться. Он не страшный.

– Мы сейчас о космосе, или о твоем Никто говорим.

– Это все слишком сильно переплетено…

– Ты хочешь сказать, что это, – и он красноречиво посмотрел на бутылёк. – И есть твой Никто.

– О нет, нет. Никто – не такой.

– Откуда ты знаешь?

– Просто знаю – и все.

– Глупости. Как ты можешь знать, если не видела?

Я задумалась. И правда, откуда я это знаю? В том, что Никто – не такой, я была совершенно уверена, и тут у меня не было сомнений. Но откуда я это знаю?

– Давай проверим, – с вызовом сказала я Владу, на что тот, без тени сомнения ответил:

– Давай.

Он снова взялся за кристалл и сказал.

– Ну что ж, подумай…

– Уже, – перебила я его.

Он ухмыльнулся, и, покачав головой, грустно сказал.

– Знаешь, Лера, когда-нибудь мне это надоест. Я устану от тебя и твоих выкрутасов, и…

– Уйдешь.

Он поднял на меня глаза. Я смотрела на него без вызова, но и без сожаления.

– Я знаю, Влад. Не думай, что я, и правда, совершенно не отдаю себе отчета в том, что происходит. Когда-нибудь я останусь одна, и, наверное, быстрее, чем ожидаю, но ничего не могу изменить. Ты уйдешь, как ушла Сашка, как отошли в сторону бабушка и дедушка. Они не могут бросить меня, сердце им не позволяет, но могут отвернуться и, по возможности, не смотреть. Что они и сделали.

– И что, тебя это устраивает? Ты этого добиваешься?

– Нет.

– Тогда зачем ты это делаешь?

Я пожала плечами и отвернулась. Нечего мне было ответить. Я и сама не знаю – зачем.

Он вздохнул и спросил:

– Готова?

Я кивнула. Когда тонкая игла кристалла прикоснулась к пальцу, и тонкая струйка потекла в пустой бутылек, я не ожидала ничего другого и то, что открылось для меня, оказалось, давно уже не секрет. Мой мозг, механизм гораздо более сложный и умный, чем вся я вместе взятая, уже давно сложил воедино то, что я никак не могла, и уже давно узнал результат, только мне почему-то не захотел рассказать. Бутылек быстро заполнялся светом. Бело-голубым , холодным, который лился, как вода, но я знала, что если не закрыть пробку, он, испаряясь, поползет вверх, тонкими щупальцами вылезая из бутылки, превращаясь в туман. Это был свет на дне кратера, где когда-то, миллиарды лет назад, появилось огромное чудовище. А еще я поняла, что же это. Как называется то, что Влад только что плотно закрыл крышкой в крохотной бутылке.

– Это Никто?

Я кивнула. Протянула руку и взяла бутылку. В мои руки она легла приятной, прохладной тяжестью. Я повертела ее в руках и подумала, что теперь мне понятно, кто такой Никто, но пока непонятно – как. Я положила бутылёк в свой карман.

– Валерия, мы вроде уже обсуждали это? – нахмурился Влад.

– Влад, я ничего плохого с этим не сделаю, честно. Поверь мне, я – аккуратно. Вот это, – и я подтолкнула бутылек с черным песком ближе к нему. – Тебе. А это – мое. Прости, но это мое.

Влад хмуро смотрел на меня, и брови его все сильнее сдвигались к переносице. Он смотрел на черную жидкость, на меня и мой карман. Я молча наблюдала за его мыслительной агонией, не в силах ему помочь. Я была абсолютно уверена, что поступаю правильно, как бы странно это ни звучало. Да, именно так же я думала, когда пришла в этот мир впервые и сломала Графу его прежнее королевство, и знаю, что вы скажете. И я даже не собираюсь спорить – моя твердая уверенность в чем-либо совершенно не гарантирует правильности моих действий. И да, в конечном итоге, возможно, меня ожидает величайшее фиаско, ну и пусть! Помирать – так с музыкой. Запеваем, братцы!

Влад отступил. Бедный мой Граф, безумный король, который идет на поводу у королевы неудачников. Как же тебе не повезло с выбором. Какое у судьбы скверное чувство юмора. И ведь из всех женщин двух параллельных миров угораздило тебя влюбиться именно в меня. Не в прекрасную Амалию, не в Ольгу и даже не в Ирму. И ведь в пропасть вслед за мной и тобой рухнут остальные – те, кто верен тебе – и никуда им не деться от участи, которую выбрал для них ты.

– Ты предлагаешь мне это выпить?

Я кивнула. Он подумал еще немного, а затем неуверенно, но потом все сильнее и сильнее замотал головой:

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Боишься? – спросила я.

Он не стал врать:

– Отчасти. Но на самом деле, я думаю, сейчас – не время. У нас его очень мало, и если я сейчас свалюсь в суточном бреду, мало кому это принесет пользу.

– А вдруг принесет? Может, ты сможешь увидеть Никто моими глазами и поймешь, почему я предлагаю вытащить его из заточения?

– Я уже видел его своими, и полагаю – это самая худшая из твоих идей. Ты хоть представляешь, что будет, если он вдруг решит не помогать тебе? И это будет всего лишь полбеды – понимание того, что ты выпустил в этот мир еще одно чудовище. Самое страшное – это если ему придет в голову помочь Умбре.

– Он не поможет. Они не нуждаются друг в друге.

– Да откуда тебе знать? Узнав сотую долю того, что представляет собой Никто, ты вдруг решила объявить себя знатоком чудовищ? Ты ничего не знаешь об их намереньях.

– Зато я знаю, кто такой Никто. Этого достаточно, чтобы знать, что он не будет никому помогать.

– Даже тебе?

Я вспыхнула в одно мгновение:

– Что ты хочешь, чтобы я сейчас сказала? Хочешь, чтобы я озвучила то, что мы оба знаем?

Влад сжал кулаки, и губы его превратились в тонкую полосу. Я смотрела на него и злилась не меньше. А потом я взяла пустой бутылек и поставила его перед собой:

– Хочешь знать, почему? Я объясню тебе. А лучше я тебе покажу.

Я потянулась за лотком, на котором громоздились два десятка бутылочек с разноцветными жидкостями, но Влад схватил меня за руку. Я отдернула руку и посмотрела на него:

– Я докажу тебе, что Никто – не зло. Ты увидишь это сам. Дай мне показать тебе.

Хоть и не сразу, хоть и после минутного раздумья, он обреченно взял лоток и поставил передо мной.

Я начала брать все подряд. Все, что попадалось мне под руку, открывалось и содержимое небольшими частями отправлялось в пустую бутылку. Радость , любопытство, удовольствие, горе, слезы, жажда, надежда, гнев, мечта – все сливалось в один сосуд, где, соединяясь со всем, что там уже было, начинало бурлить и искрить, как испорченная проводка. Глаза Влада становились все больше, и в какой-то момент краем глаза я увидела, как он дернулся, чтобы остановить меня.

– Не мешай! – рявкнула я.

Он остановился, нервно кусая губы, боясь оторвать взгляд от того, что творилось на столе. Наконец, когда последняя жидкость была в бутылке, я схватила пробку и закупорила кипящее содержимое. Я смотрела, как дрожит под моими руками стеклянный сосуд, но чувствовала холод. Я слушала, как колотилось в груди сердце и собственное частое дыхание. Смешанные чувства и эмоции сверкали, кипели, переливались всеми цветами радуги и раздувались, грозясь разнести стекло вдребезги, но бутылка все еще держалась. Я закрыла глаза. Если я ошиблась…

– Бог ты мой… – тихо прошептал Влад.

Бутылка перестала дрожать. Я открыла глаза и увидела, что не ошиблась. Внутри слабо мерцал бело-голубой свет, ставший жидким, словно вода. Если не закрыть крышку, можно увидеть, как, испаряясь, он тянет вверх тонкие щупальца.

– Никто – не зло, – сказала я Владу, поднимая бутылку и показывая то, что несколькими минутами раньше он выудил из меня. – Никто – это…

Двери лаборатории с грохотом распахнулись – на пороге стоял Косой, и впервые в жизни я увидела его испуганные глаза:

– Водяной вернулся, – крикнул он. – Без Великой.

Глава 8. Великая, запертые двери и смерть

Когда мы забежали в большую гостиную, то от неожиданности опешили оба. Ни я, ни Влад первые секунды не могли сказать ни слова – огромные панорамные окна были разбиты, в трех центральных рамах стекла не осталось совсем, кто-то вытащил осколки и выломал часть рамы, отделяющие одно окно от другого. Если говорить проще, то там, где были окна, зияла огромная дыра. В центре гостиной лежал Водяной. Выглядел он плохо. Шерсть скаталась в огромные колтуны, бока заметно обвисли, делая огромное чудовище измученным и уставшим. Глаза-изумруды поднялись и тоскливо уставились на нас с Владом.

– Он запер ее, – с хриплым придыханием пробасил он, сотрясая воздух.

Тут в гостиную залетела Ирма с двумя ведрами воды. Следом за ней – Игорь и еще двое – конюх и плотник, которые тоже были вооружены ведрами с водой.

– Посторонись! – крикнула она, и, потеснив нас, дыша, как локомотив, подбежала к Водяному.

Без лишних слов Водяной открыл огромную зубастую пасть, а Ирма, подняв ведро, с плеском вылила ее содержимое прямо в зубастую бездну. Водной жадно проглотил и облизнулся. Следом пошло второе ведро. Тут к Ирме присоединился Игорь и стал выливать одно ведро за другим.

– Не хватит, – раздосадовано выдохнула Ирма. – Ребята, второй заход! – крикнула она мужчинам.

Конюх, плотник, Игорь и Косой выбежали из гостиной с пустыми ведрами. Влад тоже собрался следом, но Ирма остановила его.

– Ты, родной, лучше поговори с ним, а то он несет что-то совершенно невразумительное.

Влад подошел к зверю. Тот посмотрел на него своими огромными зелеными кристаллами глаз и снова хрипло пробасил.

– Он ее запер. Она не может выйти.

Сказав это, зверь тряхнул головой и выдохнул с низким хрюканьем, присущим тяжелым животным, а затем раскрыл лапы. Там была Великая. Камень, который каким-то невероятным образом ты узнаешь из миллиардов других камней. Влад подошел к камню, сел на корточки и, положив руку, позвал Великую. Камень не откликался. Тут Водяной снова мотнул головой, едва заметно обнажая зубы в бессильной злобе:

– Ее нет, – выдохнул зверь.

– Водяной что ты несешь? Вот же она!? – спросил Влад, напряженно вглядываясь в морду зверя, но тот лишь мотал головой и смотрел на нас такими глазами, что становилось ясно – что-то не так. Влад снова позвал Великую.

– Мы тоже не могли ничего допытаться от него. Твердит одно да потому. Ее нет, он ее запер, – пробормотала Ирма, глядя на происходящее.

Великая не отзывалась, а Водяной, в очередной попытке объяснить нам то, что мы категорически слышать не хотели, вдохнул поглубже и зарычал:

– Великая заперта в другом месте. В камне ее больше нет.

Честно говоря, нам понадобилось время, чтобы понять сказанное. Первым сообразил Влад. Он начал сыпать странными словами, которые совершенно не понимали ни я, ни Ирма, но прекрасно понимал Водяной.

Тут снова прибежали с ведрами. Мужчины по одному поили животное, стараясь шевелиться как можно быстрее. Как оказалось, это была не финальная партия. Еще трижды они возвращались с водой, прежде чем смогли напоить огромного зверя. Пока вертелась карусель из пустых и полных ведер, Влад и Водяной вели сбивчивый разговор, который прерывался лишь для того, чтобы Водяной мог попить. Мы ничего не понимали, поскольку это был сложный древний язык, но ясным было лишь одно, что на нем Водяной разговаривал вдвое быстрее и легче, складывая не односложные простые предложения, а длинные витиеватые, которые лились так же красиво, как стихи. Оказалось, что все это время Водяной просто говорил не на своем языке.

Наконец, Влад замолчал, и по тому, как он с силой прошелся ладонями по лицу, я поняла – все, и правда, не очень хорошо. Собирая мысли воедино, Влад какое-то время молчал. Водяной же, закончив последнюю фразу и окончательно убедившись, что Влад все понял правильно, сложил лапы одна – на другую, поверх – голову и мгновенно заснул. Посмотрев на огромного зверя, Влад сказал:

– Идемте. Пусть поспит. Все, что мог, он уже сделал.

Все спешно покинули гостиную, оставив зверя на полу шикарной комнаты с разбитыми стеклами, где теперь стало еще больше места и воздуха. Огромные бока, покрытые длинной шерстью, мерно, медленно качали воздух, а за сомкнутыми веками проносились сны.

Пока мы шли по коридору в кабинет Влада, тот, как мог, пытался объяснить нам, что же произошло. Взгляд его становился все серьезнее, брови – все ближе друг к другу, а темп речи ускорялся вместе с шагом. Ближе к кабинету мы четверо – я, Косой, Ирма и Игорь – уже не успевали ни за самим Владом, ни за его мыслями. Но все же общая мысль стала более-менее ясна.

Великая не живет ни в этом мире, ни в каком либо другом, в том понимании, как мы себе это представляем. Да, она может иметь физическую оболочку, в которой пребывает в нашем мире, но лишь частично. Как с легкой иронией заметил Влад: «Это как залезть в воду по щиколотки – часть тебя в воде, но большая часть все же остается вне ее». Так и с Великой – большая часть ее сущности пребывает в некоем временном пространстве, «коридоре», как называет его сама Великая. Как раз там-то она меняет жизни, видит будущее и прошлое и может частично колдовать за счет энергии, которую дает это пространство. Так вот Умбра запер ее там. Вытащил ее ноги из воды и преградил путь к берегу. Теперь мы не можем связаться с ней, не можем узнать, что происходит, как нам действовать.

Мы зашли в кабинет Влада. Ольга была здесь, но никто не сказал ей ни слова, а потому она так и осталась сидеть на полу возле камина. Остальные расселись кто – куда. Влад садиться не стал, а в фирменном стиле начал мерять шагами комнату из угла в угол:

– Водяной сказал – это случилось сразу же, как они оказались вблизи жилища Умбры. Водяной долго не улетал. Ждал, что Великая вернется. Ему казалось неправильным улететь без нее, хоть он прекрасно понимал, что его физическое местоположение для Великой значения не имеет. Просто не мог улететь. Да и прекрасно понимал, что его одного нам недостаточно. А потом появились тени. Без Великой Водяной может подняться в воздух только с помощью ягод, но их у него не было, а потому он оказался в ловушке. Слуги Умбры пригнали его к ближайшей скале, загнали в угол и не отпускали до вчерашнего дня. Когда случился очередной «провал». Выпадающий день сказывается на них странно, они как будто теряют ориентацию, их обездвиживает, и они превращаются в рыб, которых оглушило динамитом. Неживые, но и не мертвые, как в ступоре или кататонии. Водяной освободился и помчался сюда, но пешком он медленнее, а до ближайших летающих ягод путь оказался неблизким, кроме того, все заросло кристаллами. В результате он потерял уйму времени.

– Но теперь, даже зная все это, что мы можем сделать? – спросил его Косой.

Повисло молчание, такое красноречивое, что хотелось брать первое, что попадалось под руки и швырять, куда придется, пока не полегчает. Все. Дальше идти было некуда. Мы – в тупике, в прямом и переносном смысле. И если раньше у нас было время на то, чтобы искать варианты, то теперь от верной гибели нас отделяли считанные дни, если не часы. Выпадающие дни стали случаться все чаще и чаще, и теперь никто не удивился бы тому, если бы в один прекрасный день, начавшийся выпадающий день уже не закончился бы никогда. И как скоро это случится, не знал никто.

Все, кто был в комнате, застыли. Каждый знал, или предполагал, что знает, что мы в шаге от неминуемой войны, но никто из нас и вообразить не мог, что будет по ту сторону нашего проигрыша. Может, мы зря упираемся, и там нас всех ждет идеальный мир, о котором мы и не мечтали, ведь иное – не значит плохое, но, исходя из происходящего, все совершенно справедливо делали выводы – чужак, ведущий себя так нагло и бесцеремонно, вряд ли станет беспокоиться о судьбе народа, живущего на понравившихся ему берегах. Никого он не пощадит, никому не посочувствует. А самое главное, в этом совершенно точно была уверена я. Видя чудовище так близко, как мне никогда бы больше не хотелось, я теперь совершенно точно знала, что ему нет дела ни до кого и ни до чего за пределами его собственных интересов. Я это знала, потому что точно таким же был Никто.

Мой взгляд упал на стол Влада. Там громоздились десятки писем, если не сотня. Все они были из разных концов сказочной страны, и в каждом из них люди на разные голоса задавали один и тот же вопрос. Что делать? Я слышала, как Ирма читала одно из них, пока Влад был занят, и тон этого письма меня удивил – сквозь панику и страх сквозила абсолютная уверенность в том, что Влад знает, что делать. Наверное, это и злило его больше всего. Он не знал, не имел ни малейшего понятия, как выбираться из ситуации, а может, наоборот, знал слишком много вариантов, чтобы выбрать тот единственный, необходимый именно нам и именно сейчас. Он отвечал на письма, но все, что он мог делать, это вселять надежду. Раньше люди предлагали свою помощь, теперь люди требовали её от него. Отрезанные друг от друга полями разрастающихся кристаллов, загнанные в собственные дома полчищами теней, рыщущих по их деревням, съедаемые собственным бессилием, они ждали от него того, чего сами сделать не могли. И если раньше была возможность собрать армию и просто, примитивно, но хоть с какой-то надеждой на успех, броситься в бой на врага старым дедовским способом, невзирая на полную бессмысленность затеи, то теперь и это сделать было невозможно. Кристаллы разрослись повсюду, как плесень, и каждый шаг за порог мог быть последним. Но и ждать молча больше не было сил, а потому люди кричали о помощи, просили и умоляли. Они ждали, что Влад все исправит, как делал это и раньше.

Потом я посмотрела на книгу заклинаний, которая лежала на столе Влада, и тут меня пронзила идея. Совершенно сумасшедшая, но иных у меня просто не бывает:

– Влад, книга.

Он посмотрел на меня хмуро и непонимающе. Он ничего не понял (что не удивительно), и я попыталась изложить свои бессвязные мысли, максимально ясно:

– Заклинание, которое мы прочли, помнишь? Ты рассказывал мне о нем как раз в тот момент, когда Умбра забрал меня. Что-то об обмене. О том, что можно что-то вытащить, вернув что-нибудь взамен.

Тут Косой выругался на непонятном мне языке. Влад посмотрел на него, кивнул, потом снова перевел взгляд на меня. Оказывается, Косой произнес название того самого заклятья. На слух оно было еще более непонятным, чем на вид.

– Ты хочешь вытащить сюда Великую? – догадался Влад.

Я кивнула. Взгляд его замер. Он думал. Косой тоже ушел в себя, и только Ирма и Игорь растерянно смотрели на нас троих, ничего не понимая. Косой потянулся за книгой. Взяв ее в руки, он раскрыл ее и быстро нашел нужную страницу. Он долго вчитывался в текст, сверяясь с чем-то в собственной голове, в то же время Влад закрыл глаза и, очевидно, проделывал то же самое, но по памяти. Повисла тишина.