– Ни за что, – угрюмо ответила Моника, выходя из комнаты. Игрушку она аккуратно положила во внутренний карман своего желтого плаща-дождевика.
Закрыв комнату, мы переглянулись, кивнули, и, не услышав шума за дверью напротив, я дрожащей рукой повернула ручку.
Комната была просторной, с потолка свисала лампочка, тусклым светом заливая темные углы. Все вокруг было разгромлено, разбито, перевернуто, поломанные предметы опознавались с трудом. Пахло сиренью и абсурдом. На стене висели часы, на первый взгляд, единственная нетронутая вещь. Они остановились, стрелки показывали 23.45. Видно, что-то из ряда вон выходящее произошло в это время.
Было больно смотреть на поруганную комнату. Она казалось живой, как море или океан. Кроме часов, еще две вещи уцелели: какой-то аквариум и стол, где стояла банка кока-колы и лежала упаковка из-под пиццы из «Бетти Буп». Совсем новая, стоит отметить.
– Думаете, это она? Та самая комната?
– Да, – прошептала я, приближаясь к столу, над которым на шероховатой стене кто-то прикрепил лист бумаги. В горле застрял ком, когда я сорвала его и поднесла к глазам:
«Алекс Картер
Фред Эфрон
Дэвид Лонг
Питер Хилл
пожар в больнице Эмброуза, 21 августа, 2002 год».
Это было напечатано, а ниже от руки мелким почерком дописано: «Эмбер Роуз». В правом нижнем углу нарисован красно-белый маяк.
Глаза затянуло горячими слезами, я помахала листком девочкам, не в состоянии вымолвить и слова. Хмурая Кэтрин взяла желтоватый лист, бегло пробежалась по нему глазами.
– Все это правда, – с легким содроганием произнесла она, – а все происходящее – план. Просто план.
– И его дописывают на ходу, – с отвращением добавила я, – мы думали, все началось с Эмбрер, а на самом деле точка отсчета – «французы».
– Пожар, если точнее. Мамы половины ребят из старших классов лежали на сохранении в тот день. Нужно узнать, что еще такого особенного случилось ночью двадцать первого августа семнадцать лет назад.
– Или чего не случилось, – пробормотала я, недоверчиво глядя на лист бумаги.
– Элисон, Кэтрин… идите-ка сюда.
Моника, казалось, даже не слышала нашего разговора, сосредоточившись на стеклянном кубе в углу комнаты. Мы подошли поближе, с нескрываемым любопытством глядя, что там внутри. От одной стенки куба до другой тянулась черная железная жердочка с маленькими круглыми отверстиями. Большинство из них пустовало, и только в двух помещались хрустальные ромбовидные капсулы, каждая сантиметров по тринадцать. В них переливалась молочная жидкость, капсулы слабо светились сиреневым. Дно куба сияло, сплошь покрытое разбитым хрусталем.
– Если это то, о чем я думаю… – в благоговении прошептала Моника, оглядывая куб, чтобы понять, как его открыть – может, разбить?..
– Так-так-так, спокойно, – резко прервала я ее, – мы не знаем, что это, и лучше туда не лезть. Мы нашли то, за чем пришли.
Я протянула сложенный листочек, Моника, прикусив нижнюю губу, пару раз прочитала его.
– Дело дрянь. Легенды о «Красном маяке» и не сказки вовсе, – Моника перевела взгляд на капсулы. – Значит, перед нами те самые судьбоносные капсулы машины времени.
Мы втроем прилипли руками к стеклу.
– Осталось всего две, – Моника тяжело дышала, от чего стекло у ее губ мгновенно запотело. – Вы только представьте, если забрать их… одна, чтобы вернуться в прошлое и спасти Эмбер, отговорить «французов» взбираться на Безымянное здание… Анна никогда не пойдет на встречу с покойницей… а вторая, чтобы вернуться назад в будущее.
Огромные глаза Моники заискрились фанатическим блеском, но я жадно слушала ее, думая, как разбить куб и забрать капсулы, мечтая, что жизнь пойдет другим путем, не по темной дороге, усеянной мертвыми телами дорогих мне людей. Все будет иначе, все встанет на свои места.
– Я не верю в то, что прошлое можно изменить, – внезапно тихо, но твердо сказала Кэтрин.
Моника резко повернулась к ней, не убирая рук от стекла, грозно рявкнув:
– Ты забыла, что писал мистер Ньютон?! Все это и происходит потому, что «Красный маяк» затеял свои игры! Как он был разочарован, когда понял, что физика только слово… разве эта комната в заброшенной шахте не доказательство тому, что сказанное им правда?
– А что, если мы спасем всех, но сделаем только хуже? – в тон Монике ответила Кэтрин, взволнованно размахивая руками. – Не стоит забывать, люди «Красного маяка» столько раз прыгали во времени, что это стало приводить к природным катаклизмам!
– Девочки, тише… девочки, подождите… да заткнитесь вы! – крикнула я, поднимая указательный палец вверх, и, добившись их внимания, уже спокойней спросила: – Слышите?
Из-за двери комнаты, где мы находились, доносился перезвон колокольчиков, под такой обычно танцуют балерины из деревянных шкатулок. Прекрасная мелодия во мраке шахты напоминала напев самого сатаны. Влажные щупальца животного страха начали раздирать мое нутро, пол тем временем странно завибрировал, я схватила Монику и Кэтрин за руки, прошептав посиневшими губами:
– Бежим!
Дважды повторять не пришлось. Моника пришла в себя быстрее всех, резко дернула нас к выходу, крепко вцепившись в наши запястья. Через мгновенье мы уже неслись по туннелю шахты, но я успела заметить открытую комнату напротив, где у одной из перевернутых кроватей кружилась, улыбаясь полустершимися нарисованными губами, балерина из шкатулки. Стены шахты затряслись, будто при землетрясении, угрожая похоронить нас в лабиринте. Не разрывая рук, мы на запредельной скорости выбежали из шахты, и двери под каменной аркой, угрюмо лязгнув, закрылись. Голова кружилась от бега по лабиринту, мир перед глазами расплывался разноцветными кругами, но я нашла в себе силы приподнять голову, чтобы убедиться, что девочки в порядке. Они лежали рядом со мной, Кэтрин очумело трясла головой и пыталась подняться, Моника материлась не хуже пьяного матроса. Мелодия заведенной шкатулки не утихла внутри шахты, наоборот, становилась громче, будто приближаясь. Вздернув меня и Монику за шкирку, Кэтрин, стиснув зубы, поволокла нас к кустам сирени, приговаривая, что мы должны убраться как можно дальше да побыстрее. К нашей с Моникой чести, мы начали ориентироваться в пространстве, как только миновали деревья с синеватой листвой. Я резво толкнула девочек в нужную сторону, заставляя их следовать за собой, пока мы не начали блуждать в глубине леса, где нам явно не рады. Хлестал ветер, раскаты оглушительного грома заставлял вскрикивать, вспышки молнии прорезали серое небо. Дождь обещал быть бесконечным, таким же казался и путь назад.
Мы выбежали к заправке мистера Тони. Завидев ее, я чуть было не развернулась назад в лес, но Моника успела схватить меня за бордовый рукав фирменной куртки школы Эмброуза. Запыхавшиеся, красные, мы завалились в «Бетти Буп», вытирая вспотевшие лбы. Моника невнятно пролепетала что-то обалдевшему мистеру Роббинсу, тот отмахнулся, сказав, что приготовит нам лимонад.
– Самое то, после пробежки от адских псов, – пробурчал он, провожая нас взглядом к излюбленному столику.
Первые десять минут мы все трое просто молчали, боясь умереть от тахикардии под песни Линды Скотт. За окном Изумрудный лес качался от порывов ветра, казалось, деревья приветливо машут ветками, завлекая нас назад. Когда лимонад был принесен и выпит, я испуганно воскликнула:
– Список Человека без лица!
Моника похлопала по внутреннему карману желтого дождевика, к которому прилипли пыль и листва. А потом сказала то, от чего моя челюсть неприлично отвисла вниз:
– Нужно туда вернуться. С полицией.
– Нет, – отрезала я, – мистер Ньютон не хотел…
– Я тоже много чего не хотела, – прервала меня Моника, резко отодвинув от себя стакан, – теперь нужно действовать решительней. Что скажешь, Кэтрин?
Кэтрин вытаскивала из волос мелкий древесный мусор, с отвращением оглядывая свои белые пряди. На вопрос Моники она ответила, осторожно подбирая слова:
– Мистер Ньютон не зря молчал обо всем этом до самой смерти. И Анне «Наследие Эмброуза» оставил тоже не просто так. Теперь мы точно знаем: «Красный маяк» не сказка, Человек без лица реален, девушка Фантом существует. Давайте пока не рубить сгоряча. Обдумаем произошедшее, а завтра решим, как действовать.
Предложение Кэтрин показалось мне разумным, Моника была еще слишком взвинчена, но согласно кивнула головой, играя желваками.
– Пока не начался всемирный потом, следует проведать Анну, – закрывая тему, спокойно сказала Кэтрин.
В «Бетти Буп» становилось тесно, школьники, громко переговариваясь, рассаживались за любимыми столиками, будто собирались переждать здесь бурю. Как бы мы ни пытались не выделяться, все поглядывали на нас с жадным любопытством, однако подойти никто не решился. Само собой, все они уже наверняка слышали про Анну. Пока не появился кто-то, лично с нами знакомый, например, не дай бог, близняшки Мейбл, мы уже собрались уйти по-английски, как тут, бойко стуча каблуками, к нам подошла Кимберли и бесцеремонно уселась рядом.
– Благодарю, – залпом допив мой лимонад и вкусно причмокнув губами, Кимберли безапелляционно заявила: – Выглядите отвратно, вас будто домашний реферат по истории поимел.
Она задорно хохотнула, Моника мрачно на нее посмотрела.
– То есть ты не слышала, что случилось вчера с Анной?
Кимберли в предчувствии плохих новостей слегка растерянно захлопала глазами, неприсущая ей неуверенность засквозила в голосе:
– Я вчера после школы поехала на гору Влюбленных, мы там ночевали в палатках, вот только вернулись…
Моника кивнула и сухо пересказала произошедшее. Кимберли внешне приняла новость спокойно, только сурово осмотрела посетителей «Бетти Буп».
– То-то я думаю, чего эти стервятники так шушукаются, глядя на вас.
– Ты проведаешь Анну в больнице? Это может показаться бесполезным, но врачи говорят…
– Господи, Джонс, я же вовсе не равнодушная цапля, как ты меня называешь. Конечно, зайду. Я и так собиралась в больницу, чтобы передать Лили конспекты. Правда, ее еще вчера до обеда выписали…
Последние слова Кимберли пришлись ударом под дых, я буквально задохнулась от неожиданной новости. Реакция Кэтрин стала отражением моей, у Моники задергался правый глаз. В тот миг мы думали об одном и том же: Лили отпустили домой, совпадение ли, что это случилось тогда, когда пропали часть рукописи, карта и флешка мистера Ньютона? Ведь то, что Лили связана с Человеком без лица, уже факт.
Кимберли не особо отреагировала на то, как мы восприняли ее новость, видно, списав все на неприязненные отношения между нами и Лили. Длинными ноготками она подцепила застежку на молнии своей сумочки, обвела нас серьезным взглядом, после, понизив голос, и сказала:
– Если вы помните, мы с Анной на прошлые выходные готовили разоблачающую статью про Эмброуз. Тут стоит признать, Анна хороша, я это заметила, еще когда взяла ее в редакцию школьной газеты. Кажется, она могла стать журналисткой вроде Иды Тарбелл, та в свое время проводила гениальные расследования, никого не боясь и ничего не опасаясь. По крайней мере, к написанию нашей статьи Анна подошла ревностно, страстно, с поражающей самоотдачей. Возможно, порой даже слишком ревностно и страстно. – Кимберли задумчиво посмотрела сквозь нас, сосредоточенно кивнула какой-то своей мысли, и продолжила: – Позавчера мы закончили. Сегодня, перед тем как заехать сюда, я начала распечатывать наше произведение. Настроив принтер, пошла в душ. Когда вышла, на столе лежало это.
Кимберли достала из сумочки сложенный листок А4, сунув в руки каждой из нас по экземпляру. На так называемой обложке отрывистыми линиями в хаотическом порядке черным карандашом была нарисована могила. Раскрыв листочек, я мысленно простонала: поперек двух страничек шла напечатанная надпись «В память о Кимберли Палвин».
– Многообещающе, правда? – Лицо Кимберли оставалось непроницаемым, только цепкие бирюзовые глаза с легким прищуром оглядывали нас. – Пока я была в душе, кто-то удалил все, написанное нами с Анной, зато распечатал сто пятьдесят листов вот такой мутной макулатуры. Что скажете?
– Мило. Но если бы неизвестный собрал эту фразу из букв, вырезанных из старой газеты, было бы более зловеще и интригующе, – вернув Кимберли листок, сказала Моника. Ее голос, казалось, звенел как натянутая струна, глаза затянуло поволокой.
Кимберли лучезарно улыбнулась и помахала кому-то через окно, а повернувшись к нам, перекинула волосы назад и ровным тоном отчеканила:
– Не думала, что когда-то сама скажу эту фразу, которую так часто повторяют мне, но послушайте и проникнитесь советом: завязывайте свои расследования или что у вас там. Откуда корни растут, понять несложно. Ходит слушок, что мистер Ньютон в девяностых работал на проект «Красный маяк». Смею предположить, вы – те редкие городские, кто знает, вокруг чего там все крутилось. Представляю, что можно нарыть, копнув глубже. Но уверяю, лучше не надо. Учите уроки, проведывайте Анну и встречайтесь со школьными баскетболистами Эмброуза.
– Быстро же ты слилась, – улыбнулась Моника, – не думала, что тебя таким напугаешь.
– Сдается мне, у Эмбер тоже с такого начиналось. А я считаю, уж если умирать, то на Манхэттене, из-за яда белладонны в шампанском, подлитого богатым любовником, чтобы избавиться от меня, потому что я слила его конкуренту. Как в одной из серий «Черно-белого города».
– Вообще-то, ту красотку убили в старом мотеле, она слишком много знала.
– Я про сиквел говорю. Пусть все потом захотят умереть как я, а не как Эмбер Роуз.
Обдав меня запахом дорогих духов, Кимберли встала, махнула нам рукой и выбежала из «Бетти Буп».
Мы молча проследили, как она подбежала к какому-то длинноволосому парню, который ждал ее, облокотившись на зеленую «Импалу». С разбега кинувшись ему в объятия, она слилась с ним в долгом страстном поцелуе. Я подавила очередной вздох. Мне казалось, единственным недостатком жизни Кимберли было то, что она слишком идеальна. Палвин имела симпатичное личико, любопытный нрав и сопутствующую ей по жизни удачу. Носила первую букву своего имени на шее, лепила розовую жвачку под парту, щеголяла в клетчатой юбке, встречалась с крутым парнем старше нее, работающим в музыкальном магазине, и равнодушно относилась к отсутствию подружек. Ее тексты часто публиковали в популярных интернет-журналах, читателям нравился ее ироничный взгляд на серьезные вещи. Подход Кимберли к жизни всегда казался мне слегка эгоистичным, да только это и делало ее абсолютно свободной. А не свобода ли нам сейчас нужна в погоне за правдой?
– Как у нее все просто. Зараза Кимберли, ничего не скажешь, – Моника повернулась ко мне. – Кстати, Элисон, ты обронила это, когда мы словно перепуганные курицы выбежали из шахт.
Моника протянула руку, на ее ладони сверкнула цепочка со стрекозой. По инерции я испуганно схватилась за свою голую шею, с ужасом осознавая, что даже не заметила потери.
– Да не дергайся ты так, – засмеялась Моника, – видно, застежка поломана. Я заберу, посмотрю, что с ней можно сделать, ладно?
Облегченно вздохнув, я кивнула. С самого детства я обожала стрекоз, в Эмброузе встречались прекрасные экземпляры этих насекомых. Но цепочка не была бы и вполовину так ценна, не будь она подарком Моники, поэтому я только в очередной раз благодарно вздохнула.
– Что ж, думаю, нам пора.
Яростный ветер кружил по Эмброузу, желая смести все на своем пути, но еще не имея для этого достаточно сил. Город в моей голове представлялся черным водоворотом, где серые грозовые тучи сливались воедино для небывалого дождя, который смоет его грехи. Ворона, сидящая на фонаре у «Бетти Буп», каркнула вслед, будто прочитала мои мысли и выразила благосклонное согласие.
Очередная молния ослепила город, когда Моника вместо того, чтобы запахнуть свой желтый дождевик, расстегнула пуговицы, достав из внутреннего кармана маленького мишку. Просто удивительно, как невинно он выглядел в ее длинных пальцах в шахте и как жутко смотрел на нас черными бусинками глаз сейчас!
– Не к добру это, – Кэтрин непроизвольно бросала на мишку опасливые взгляды, – зачем там вообще та комната, ума не приложу.
– А у меня теперь появились вопросы, ответы на которые я и знать не хочу. – Мелодия из поломанной шкатулки, подобно песни сирен, засела в голове, мешая ясно мыслить. Она еще долго будет мне сниться.
Каждая из нас купила охапку любимых Анной лилий в цветочном магазине напротив «Безумного Роджера». В свете дня бар тихо спал. Сегодня планируется субботнее шоу, но почему-то не слышно звуков репетиции. Значит, мама отменила вечер, при такой буре открываться нет смысла, будет работа в убыток.
Поднимаясь по ступенькам к центральному входу больницы, я на скользящей грани сознания внезапно увидела неясную картину из двух пазлов. Какой бы несуразной чушью это ни казалось со стороны, я решила поделиться мыслью с девочками, да только удивленный возглас Моники перебил мои намерения:
– Тебя выписали, что ты здесь забыла?
Над нами возвышалась точеная фигура Лили. Она, засунув руки в карманы черного пальто, надменно оглядывала нас сверху вниз.
– Кого-то выписали, кого-то наоборот, – Лили выглядела в разы лучше, чем в нашу последнюю встречу, да и в голос ее вернулись былые нотки презрительного снисхождения. – Вы же проведывали меня, я вот тоже пришла навестить Анну. Бедняжка…
Моника угрожающе медленно поднялась на пару ступенек, чтобы встать вровень с Лили. Последняя была старше на два года, но роста они были одинакового.
– Не смей больше таскаться сюда. Я насквозь вижу твое гнилое нутро.
– Вот только не надо со мной флиртовать, – Лили закатила глаза, с удовольствием ожидая продолжения.
– Я знаю, что ты украла флешку с рукописью из дома Анны. Поверь, я это так не оставлю.
Лили жеманно улыбнулась, равнодушно бросив:
– Не понимаю, о чем ты.
Мы видели, что Лили врет, она знала – мы ей не верим. Кажется, наши подозрения только что обрели твердую почву.
Мерзко хмыкнув напоследок, Лили легонько зацепила Монику плечом и пошла вниз, не удостоив нас с Кэтрин и взглядом.
– Жаль, я не успела сходить с Фредом в кино, открыла бы ему глаза на исчадье ада.
Лили как тряпочная кукла застыла на полпути, а когда обернулась, ее светло-карие глаза пугали пустотой.
– И как тебе? Тяжело быть такой крутой?
– Да, жаль, тебе не понять, – взяв меня с Кэтрин под руки, Моника слегка грубовато потащила нас ко входу.
– Эй, Джонс… Моника, – так как Лили впервые назвала кого-то из нас по имени, мы, споткнувшись, круто обернулись к ней, – инициатива наказуема. Так, информация для общего развития.
После чего, держа осанку, продолжила спуск вниз.
Обсуждать произошедшее не хотелось. Мутный осадок в душе взбаламутился, но я тут же отвлеклась, потому что мы столкнулись с миссис Ньютон и миссис Сандерс.
– Отлично, Моника, Кэтрин, встретьте Мэрилин с готовым для нас обедом, помогите ей с пакетами, – миссис Сандерс не дала нам и слова сказать, отрывисто раздавая поручения. – Элисон, пока девочки будут помогать твоей маме, жди у Анны, ее пришел проведать друг, вы с ним должны быть знакомы… встретимся через минут пятнадцать.
Подгоняемые мамой Кэтрин, девочки успели только озадаченно глянуть на мою одинокую фигуру. Похлопав глазами, я поплелась в палату к Анне, не имея ни малейшего представления о личности ее загадочного друга.
Непонятное чувство захлестнуло меня, стоило мне увидеть Анну. Казалось абсолютно неправильным, что совершенно ничего не поменялось за целый день. А ведь некоторые люди так спят месяцами, годами. Глубокий сон витал в воздухе, и я бы начала задыхаться, но высокая фигура у окна, выпрямившись, привела меня в чувство.
– Привет. Я ожидал твоего прихода.
Он подошел, забрал охапку лилий из моих рук и поместил цветы на тумбочку.
– Я Логан Блум. Мы с Анной…
– Я помню. Думала, ты перешел на домашнее обучение, не видела тебя в этом году в школе.
– Нет, просто мы с семьей задержались на каникулах в Ирландии, директор Вульф в курсе. С понедельника уже буду ходить на уроки. Возвращаюсь, а здесь такое.
Логан коротко посмотрел на Анну и отвернулся к окну. Я общалась с ним всего пару раз, и этого оказалось достаточно, чтобы заметить в нем намек на американского денди. Моника же каждый раз, завидев его, повторяла, что, если Логану надеть парик, из него получится очень красивая девочка. Возможно, парень и в самом деле был слишком слащав с пухлыми губами и глазами орехового цвета, да только с последней нашей встречи в начале лета он обзавелся колючей щетиной, а каштановую шевелюру подстриг, подчеркнув и без того острые скулы. В нем не было харизмы Алекса, но он явно выделялся на фоне остальных парней Эмброуза.
– Элисон, ты можешь мне объяснить, что у вас здесь происходит?
Я мысленно фыркнула, желая, чтобы мне тоже кто-то это объяснил, но вслух произнесла:
– Мы знаем не больше твоего.
Логан просканировал меня взглядом, позволив себе вежливо удивиться:
– Впервые вижу, как ты врешь.
Непрошеный румянец заиграл на моих щеках, но я лишь упрямо пожала плечами, не выдержав прямого взгляда Логана.
– Что ж, мне пора, – взяв с кресла темно-синий плащ, он задержал взгляд на Анне, болезненная гримаса выдала его тревогу за девушку, – Джон наверняка меня уже заждался.
Я вопросительно выгнула бровь, сложив руки на груди. Логан мягко улыбнулся.
– Да, тот самый Джон Новак. Он мой кузен. В защиту брата скажу, что он не тихушный маньяк, ты просто ему нравишься.
Множество различных выражений вертелось на кончике моего языка, но я промолчала, состроив каменное лицо.
– Ну-ну… ладно, до скорого.
Логан тихо вышел из комнаты, я села рядом с Анной, легонько провела рукой по ее одеялу, стряхивая несуществующие пылинки.
– Столько всего происходит сейчас. Только успеваешь оправиться от одного события, как случается что-нибудь еще. Более мрачное, страшное, неожиданное. Но, Анна, ты должна проснуться. Помнишь, как на Лунном озере, куда мы пошли без ведома родителей позапрошлым летом, ты наступила на ракушку, распоров себе пятку? И отказалась от помощи, всю дорогу ковыляла домой без чьей-либо поддержки. Как, поломав ногу в восемь лет, отказывалась от костылей, прыгая все время на одной ноге с гипсом наперевес. Ты всегда задирала нос, справляясь в одиночку. Сейчас же другая ситуация. МЫ без тебя не справляемся.
– У нас массовые галлюцинации или мы на самом деле видели Логана Блума? – В палату вошли девочки, я быстро провела рукой по лицу, не поворачиваясь к ним. – Поначалу я, конечно, подумала, что это Джессика Альба, но меня смутила щетина.
– Да ладно тебе, Моника, – Кэтрин встала за моей спиной, положив руку на плечо, тактично не заглядывая мне в лицо, – а рост и гора мышц тебя не смутили?..
– Ммм…
– У меня есть одно предположение, – перебила я девчонок, – мне вдруг пришло в голову… Анне звонила Эмбер… нет-нет, дайте договорить… Анне звонила Эмбер, а мы знаем: что-то напугало «французов» и они сорвались. Вернее, сорвался Дэвид, который сбил всех позади себя во время падения. Что, если он увидел Эмбер? Вы только представьте его состояние в ту секунду… Это как если бы я увидела сейчас живого Алекса.
– Вполне разумно.
– Что же здесь разумного, Кэтрин? – Моника скептически нас оглядела.
– Вспомните Скуби Ду. Все мистические истории заканчивались снятием масок с главных злодеев.
– Именно, маски! – Параллель Кэтрин была не совсем тем, что я имела в виду, но, кажется, суть она уловила. – Подружка Человека без лица, девушка Фантом, может принимать облик любого человека. Да, уточнялось, что ее способности со временем начали ослабевать, но думаю, их хватило бы для эффектного появления в образе Эмбер перед «французами», со всеми вытекающими последствиями.
– Мы называем девушку Фантома подружкой Человека без лица? Когда это мы начали представлять их парой?
– Кэтрин, нашла на чем зацикливаться! – отмахнулась от нее Моника. – Если предположить, что твоя теория верна, то это не обьясняет, почему Лили осталась в живых. Не только же из-за того, что она взбиралась первой или из-за небывалого везения! Либо она на самом деле в сговоре с «Красным маяком» (во что я категорически не верю, даже несмотря на наши с ней отношения), либо ею банально манипулируют, промыв перед этим мозги.
– Разве Лили после случившегося на Безымянном здании не должна была сама прийти к такому же выводу? Зачем она вообще сдалась «Красному маяку»?
– В любом случае получается, что «французы» увидели нечто такое, из-за чего от испуга разбились. Вопрос: кого или что? Судя по описанию шока Лили, она сама была на грани, и неизвестно, ей повезло остаться в живых или так было спланировано с самого начала.
– Вайолет знает больше, чем говорит. Она видела причину гибели ребят. Но молчит. Почему?..
– Мы тоже много чего знаем. И после всего случившегося… все равно молчим.
Окно задрожало от оглушительного раската грома. Погода обозленно давала последнее предупреждение спрятаться по домам от приближающегося разгула стихии. Кэтрин осталась у Анны, собираясь уехать, как только миссис Сандерс освободится со смены. Мы с мамой забрали Монику, пообещав миссис Ньютон приехать завтра в середине дня.
В машине я пустым взглядом смотрела на Эмброуз и думала о Времени. После знакового разговора с «французами» я нашла у себя одну из книг мистера Ньютона. Там говорилось, что наша планета постоянно вращается, поэтому человек может попасть в прошлое, путешествуя не только во времени, но и в пространстве, иначе он умрет в вакууме. Как же, черт подери, «Красный маяк» путешествовал во времени, применяя химию? Мы ведь живем не в Средиземье с орками, где все можно объяснить магией.
Вскоре мы притормозили у нашего дома. Монике захотелось прогуляться к себе пешком, без музыки в наушниках и суетливой болтовни, наслаждаясь, как казалось, последними минутами перед проливным дождем. Пустынные улицы города, где неоновые вывески окрасят лужи в красные цвета, будут только рады девушке в желтом дождевике.
Мама ставила машину в гараж, я отошла попрощаться с Моникой. Ее черные длинные волосы трепал ветер, она то и дело убирала их со смуглого лица.
– Странный выдался день, да? Он еще не закончился даже, а впечатление, будто все, что с нами сегодня происходило, было уже давно.
Я неоднозначно кивнула, пытаясь прислушаться к своим невнятным ощущениям.
– Что ж, может, завтра мы поймем больше? Надеюсь…
Пожав плечами, Моника ласково щелкнула меня по носу, улыбнулась маме, закрывающей гараж, и, поцеловав меня в лоб, пошла домой, уверенно шагая по серой улице. Мне казалось до боли важным запечатлеть образ Моники в своем сердце. Я зачарованно помахала ей вслед, а обернувшись, увидела, что мама провожает Монику грустным взглядом. Растерянность и печаль сквозили в ее темных глазах.
– Мам, все в порядке?
Крепко обняв меня за плечи, она тепло улыбнулась.
– Конечно. Ты дрожишь. Замерзла? Пошли, я сделаю лучший чай в твоей жизни.
– Подожди, мама, я же вижу, что-то не так. Ты вообще сама не своя последнее время.
Мама неохотно убрала руки с моего плеча и полезла в сумочку за ключами.
– Я банально за тебя переживаю. За всех вас. Вы же видите, что творится в Эмброузе.
Хоть ответ вышел самым что ни есть искренним, на душе у меня заскребли кошки в предчувствии, что мама что-то недоговаривает. Давить на нее я поостерегалась, зная, какой она становится раздражительной, если продолжать расспрашивать.
Бросив через плечо еще один взгляд на удаляющийся силуэт Моники, я закрыла за собой двери дома.
Вскоре начался дождь, белой пеленой скрыв город. Такая погода служила хорошим глотком снотворного, но я лишь тревожно дремала в кровати, границы сна только дразнили уставшее сознание. Сдавшись, я весь остаток дня прослонялась по комнате, после чего сидела у окна, глядя, как ночной Эмброуз топит ливень. И думая, думая, думая… об Эмбер, «французах», Анне, о том, где мы сегодня с девочками были, что видели и как с этим быть…
Неужели происходящее не сон?
Внезапно у дома мелькнула тень, заставив меня прижаться к окну. Через секунду небо с грозовым ревом раскололось на две части от молнии и в ее вспышке я увидела, что то была Моника, смотрящая прямо на мою комнату на втором этаже. Бледное, как у утопленницы, лицо неоновые лампы гостиной окрасили ядовито-розовым и фиолетовым, к правой щеке прилипли мокрые, черные как смоль волосы, челюсти плотно сжаты, а губы посинели от холода. Все это предстало перед моими глазами на краткий миг, но его мне хватило, чтобы от неожиданного испуга свалиться с глухим стуком с подоконника. Даже не пискнув, я тут же сорвалась с пола, снова прильнула к окну, но Моники там уже не было. Сердце отбивало бешеный ритм в районе горла, дыхание сбилось, а когда зазвенел мобильный, я отскочила от окна, крикнув в пустоту. На экране высветилось «Моника», я дрожащими руками схватила телефон.
– Элисон… я ушла из дома…
– О господи, да, я только что тебя видела!
– О чем ты, я только вышла… это ужасно…
Тут связь начала прерываться, насмешливо шипя мне в ухо.
– …услышала… жна успокоиться…
– Стой, ты пропадаешь, – я вцепилась в мобильный до боли в пальцах, чувствуя, что происходит что-то ужасное, – Моника, я тебя не слышу!
– Не переживай… том тебе расскажу… кажется, я все поняла… проверить…
Я громко застонала, боясь, что звонок оборвется, что и произошло.
– Моника? Моника!
Предчувствуя беду, я побежала к маме в комнату, бессвязно что-то лопоча. В комнате ее не оказалось, я молниеносно сбежала по лестнице на первый этаж, где меня встретили только стены. В горле заклокотало, я громко застонала от бессилия, и тут входная дверь открылась и насквозь промокшая мама, без зонта, ввалилась в комнату. Завидев меня, она переменилась в лице, с нарастающим беспокойством спросив:
– Элисон, что случилось?!
В ту ночь я подняла полгорода, но Монику не нашли. Поссорившись с родителями, она убежала в ночь, пропав, как будто ее не существовало. Листовки на каждом столбу, объявления по телевизору, полицейские во главе с шерифом и весь город в качестве добровольцев, круглосуточно ведущих поиски, вертолеты, вызванные из Сиэтла, над Изумрудным лесом, водолазы у Лунного озера. Ничего.
Так нас с Кэтрин осталось двое.
Но я ее найду. Моника не могла исчезнуть бесследно, а значит, рано или поздно я ее найду.
* * *
На следующее утро после исчезновения Моники я сидела в палате Анны, отрешенно глядя на ее бесстрастное лицо в глубоком сне по ту сторону жизни. Этой ночью не спал весь город. Шериф после допроса мистера и миссис Джонс принялся за меня, и казалось, в его планах было вытрясти из меня душу в попытках найти хоть какую-то зацепку. Я бы отдала ее и так, да только, бессильно задыхаясь от слез, подтвердила, что Моника в самом деле поссорилась с родителями и ушла из дому.