Династия Одуванчика. Книга 2. Стена Бурь

Дзоми обиженно посмотрела на него:

– Кон Фиджи говорил, что не подобает смеяться над теми, кто жадно ищет знания.

– Ах, так ты все-таки вспоминаешь цитаты из Единственного Истинного Мудреца, когда считаешь полезным использовать их против своего учителя.

– Ну же, объясни!

– Ладно, ладно. Логограммы ано – больше чем просто скульптурные изображения объектов. Как отличить холм от горы? Как описать нечто сложное, вроде нового водяного колеса, если от тебя требуется дать точную картину того, о чем ты говоришь? Как выразить отвлеченные понятия, например «честь» или «отвага»?

Старейшина Коми отложил писчий нож и сделал предлагающий жест, обращаясь к Луану.

Тот разгладил первые составленные им логограммы и начал вырезать ответ, продолжая объяснять Дзоми.

– «Спелая зимняя дыня» – это на самом деле сжатый кулак, а «банановый лист» – открытая ладонь. Большое число логограмм ано представляет собой стилизованные изображения, которые легко вырезать, но при этом они утратили близкое сходство с оригиналом.

– Но что хочет сказать старейшина Коми, поместив раковину гребешка рядом со сжатым кулаком и открытой ладонью?

– Секрет логограмм ано заключается в искусстве комбинаций… Дай подумать… Тебе нравится мастерить устройства, поэтому я попробую объяснить тебе так, как это сделал бы инженер. Скажи, что такое машина?

Дзоми, никогда всерьез не задававшаяся таким вопросом – ну разве и так не понятно, что такое машина? – с трудом пыталась сформулировать ответ.

– Машина – это такая штуковина с рычагами, передачами и прочими вещами. – «Как трудно выразить словами столь очевидные вещи», – мелькнула мысль. – О, она позволяет быстрее выполнять работу: так влекомый волами плуг быстрее, чем мотыга.

– Неплохо! Великий инженер На Моджи дал в своем трактате «Искусство механики» такое определение: «Машина – это набор деталей, соединенных вместе, чтобы достигать цели». Но что такое детали?

Дзоми в смущении наморщила лоб:

– Я не понимаю.

– Вспомни про измерительный прибор, который ты сконструировала. Ты соединила два шеста, банановый лист, растянутый на обруче из бамбука, и ручное зеркальце. Что такое каждая из этих частей? Есть ли в них смысл?

Девушка задумалась. Два шеста образовывали крестовину для крепления; бамбуковая петля и банановый лист, напоминающие вместе пяльцы, служили поверхностью для нанесения изображений; зеркальце, состоявшее из деревянной ручки и бронзовой пластины, призвано было отражать свет и давать четкую картинку.

– Ну, они… они тоже машины, собранные из своих собственных деталей.

– Точно! Машина строится из машин поменьше, каждая из которых имеет свою цель, и большая машина организует все эти цели воедино, чтобы достичь некоей новой цели. Представь себе, что твой солнцескоп является деталью другой, более крупной машины: скажем, устройства, переносящего отражение исходной картинки на лист бумаги, – копировального аппарата.

Луан отложил нож и знаком предложил старейшине Коми ответить. У Дзоми голова шла кругом. Девушке представился ее примитивный солнцескоп, усовершенствованный и более крупный, соединенный в конструкцию с сиденьем, мольбертом художника, системой зеркал и светильников и прочих деталей, при помощи которых изображение копировалось с предельной точностью.

– Это… это изумительно-восхитительно и чудесно-замечательно.

– Когда ты конструировала солнцескоп, то использовала свойство зеркала отражать свет, прочность и упругость бамбуковых шестов, гладкую поверхность бананового листа, и соединила их с целью совершить нечто такое, чего прежде никогда не делалось. Искусство проектирования – это умение решать проблемы, составляя новые машины из уже существующих машин, сочетая эффекты отдельных приспособлений так, чтобы получился новый эффект. Это верно для всех, будь ты рыбак, плетущий сеть из веревок и грузил, кузнец, кующий плуг на наковальне, или бондарь, мастерящий бочку из досок и обручей.

Дзоми слушала учителя, раскрыв рот: ну до чего же любопытное описание процесса создания вещей! Это было сродни искусству, звучало как песня, исполняемая труппой в народной опере, как… проблеск божественной истины.

– Вполне уместно, как выразился На Моджи, рассматривать инженерию как своего рода поэзию. Поэт составляет из слов фразы, из фраз – строчки, из них – строфы, а из строф – целые стихотворения. Инженер же сооружает из примитивных элементов, таких как гвозди, доски, веревки и блоки, приспособления, которые объединяет в механизмы, механизмы он соединяет в машины, а машины – в систему. Поэт выстраивает слова, фразы и строфы, дабы тронуть душу слушателя, а инженер соединяет детали и устройства с целью изменить мир.

Сердце у Дзоми пело.

– Древние сказания говорят о человеке как о вечно голодном, жадном до слов животном, но я предпочитаю думать, что мы питаемся идеями. Логограммы ано – это в высшей степени сложные механизмы, изобретенные для работы с идеями.

Старейшина Коми снова отложил писчий нож и выпрямил спину. На лице его появилась улыбка.

– Велль’ен. Грамерсие.

– Грамерсие, – ответил Луан Цзиа.

Он повернулся к Дзоми, которая продолжала смотреть на глиняные логограммы и прокручивать в голове слова наставника.

– Мими-тика, – сказал Луан, – мы со старейшиной Коми пришли к согласию. Сначала мы здесь пообедаем, а потом он отрядит парочку деревенских жителей в качестве проводников: те станут сопровождать нас, пока мы будем подниматься на гору, чтобы изучить местную флору и фауну. Поможешь мне выгрузить из гондолы товары для обмена и торговли?

Дзоми, все еще пребывая в легком замешательстве, пошла вслед за Луаном доставать корзины с товарами. Часть они привезли с Дасу, другие купили в порту Ингса: чугунные котлы, большие ножи, чтобы резать мясо и шинковать овощи, рулоны грубой ткани, мешочки со специями, сахаром и солью. Дзоми передала их мальчику и девочке, которые подошли, чтобы забрать поднос с чайными принадлежностями и грязные тарелки.

Старейшина Коми встал и широко улыбнулся, обнажив на удивление здоровые и крепкие зубы.

– Хале репаст. – Он наклонился, чтобы забрать писчий поднос.

– Постойте! – воскликнула Дзоми.

Луан и старейшина обернулись и посмотрели на нее.

– Пожалуйста, оставьте писчий поднос. – Девушка жестами объяснила старейшине Коми, чего она хочет, а потом обратилась к Луану: – Ты научишь меня логограммам?

Наставник хмыкнул.

– А я думал, что они тебя совсем не интересуют.

– Ты же не говорил мне раньше, что логограммы созданы, чтобы конструировать идеи!

* * *

Расположенный довольно далеко в глубине острова поселок не мог предложить свежей рыбы, которую Дзоми почитала за основное блюдо. Вместо этого обед путешественников состоял из вяленой рыбы, кусочков приготовленного на пару хлеба и рисовой лапши в супе с дикорастущей зеленью и дыней.

– Ты так и не объяснил мне, как истолковать логограмму с раковиной гребешка и двумя руками, – заметила девушка, прихлебывая суп.

– Не забывай, что лапшу нужно брать палочками, а не руками, – назидательно сказал Луан. – Как говорил Кон Фиджи…

– Да-да, – перебила Дзоми. – Одна палочка для клецок и пельменей, две для лапши и риса, три для рыбы, фруктов и мяса: две в одной руке, чтобы удерживать пищу, а третья в другой, чтобы разделять ее на кусочки поменьше. И как женщине, мне следует всегда оставлять палочки на столе, когда я ими не пользуюсь, чтобы они скромно лежали одна подле другой. Ты всякий раз талдычишь мне за столом про эти правила! Я и вправду слушала.

– Знаю, ты считаешь эти правила глупыми, но хорошие манеры, как и красивый почерк, способны смягчить сердце собеседника, дабы он проникся расположением к твоим идеям.

Дзоми с кислым видом взяла две палочки и положила ими в рот немного лапши. Поскольку разговаривать с набитым ртом нельзя – опять эти правила! – она нетерпеливо указала на логограмму.

Луан рассмеялся и покачал головой:

– Ты воистину жадно ищешь познания. Ну ладно. Представляй каждую логограмму ано как крохотную машину, построенную из деталей, обладающих различными свойствами. Раковина гребешка – это семантический корень, определяющий общий смысл логограммы. Поскольку древние ано использовали раковины в качестве первых денег, то раковина гребешка указывает на все, что имеет отношение к торговле, финансам и богатству. Существуют сотни семантических корней, которые тебе следует выучить, чтобы овладеть логограммами.

Дзоми проглотила лапшу.

– А как насчет рук?

– Прожевывай пищу, дитя! Прожевывай ее хорошенько! С руками сложнее. Это модификаторы мотива, то есть их роль заключается в том, чтобы сужать и кристаллизовать смысл семантического корня. Сочетание раскрытой ладони и сжатого кулака – это общепринятый способ представить изменение или преобразование. Сложенные вместе, они говорят, что значение этой логограммы – «торговля», или «ингкрун» на классическом ано.

– Так вот что вы обсуждали со старейшиной Коми! – воскликнула Дзоми. – Ты говорил о подъеме на гору, а он предлагал торговлю.

– Верно. Но обрати внимание на эту пару логограмм, вот здесь. – Воспользовавшись палочками для еды, Луан указал на две другие логограммы на писчем подносе.

Дзоми впилась в них глазами и забормотала себе под нос:

– Хм-м… Обе похожи на уменьшенный вариант логограммы, обозначающей «торговлю»… И у обеих наверху есть плоский такой ломтик… Это что, рыбное филе?

При этих ее словах Луан едва не подавился куском выпечки.

– Они выглядят абсолютно одинаковыми, учитель, – подытожила Дзоми.

– Неужели? Посмотри хорошенько!

Девушка снова склонилась над подносом, разглядывая логограммы с разных углов.

– Ага, я поняла, что ты имеешь в виду. Внутри этих плоских штуковин, похожих на рыбное филе, вырезаны разные символы: в одной – половинка круга с линией в середине, заканчивающейся завитком; в другой – полукруг с линией, проходящей между парой треугольников.

– Правильно. А насчет «рыбного филе» – ну почему ты все время думаешь о еде? Еще не насытилась? Это «филе» называется фонетическим адаптером. Первая логограмма обозначает на языке ано глагол «круа», то есть «покупать», а вторая – «ату», то есть «продавать». Фонетический адаптер содержит символы, дающие подсказку, как следует произносить логограммы: в данном случае, приподнят ли язык или он помещается между зубами. Фонетические адаптеры помогают различать семантически близкие друг к другу слова. Мало того, именно фонетические адаптеры подтолкнули наших предков к изобретению букв зиндари. Но знакомство со всеми этими подробностями для тебя еще впереди. Изучи повнимательнее компоненты логограммы «торговля».

Дзоми протянула руку и стала ощупывать символы пальцами, пытаясь выявить детали, незаметные по причине однообразной серой глины.

– Я обнаружила, что на боковой части раковины – семантического корня – вырезаны еще пометки и рисунки. Они что-то означают?

– Их называют модуляционными символами, они обозначают спряжение глагола, склонение существительного и прочие грамматические характеристики. В официальной письменности их обычно выделяют цветом, чтобы сделать более заметными, а заодно и более эстетичными. Но в каллиграфии ради большей элегантности начертания модуляционные символы часто опускают. А еще, изменяя высоту или наклон логограммы, пишущий указывает на тон, ударение и… Но мы, наверное, забегаем вперед. В свое время ты со всем разберешься.

– Выходит, создать сложную логограмму из простой – это все равно что построить новую машину из тех, что уже имеются?

– Точно! – Покончив с едой, Луан пододвинул остатки блюда с пирожными к Дзоми. – Давай начнем с простого примера: берем логограмму «гора» и объединяем ее с логограммой, обозначающей «огонь». – Ловкими движениями ножа он быстро изобразил смешанную логограмму. – Что у нас получилось в результате?

– Это… вулкан?

– Да. Отлично! Давай попробуем что-нибудь чуть-чуть посложнее. Берем логограмму «вулкан» и добавляем модификатор мотива, означающий «цветок». Что у нас в итоге?

Дзоми задумалась.

– Вулканический цветок?

– Ты мыслишь слишком буквально. Вспомни: при помощи зеркала ведь можно не только увидеть свое отражение, но и передать картинку на иную поверхность. Думай метафорически.

Дзоми представила себе распускающийся цветок… и в мозгу у нее словно бы что-то щелкнуло.

– Извержение вулкана.

Лицо Луана расплылось в широкой улыбке.

– Тогда еще один пример. Что получится, если ты используешь логограмму с извержением вулкана в качестве модификатора мотива и поместишь ее рядом с семантическим корнем в виде «воздуха-над-сердцем», что означает «ум», потому как древние ано верили, будто мысли рождаются в сердце, а не в мозгу?

Дзоми воззрилась на составленную наставником новую логограмму. Одна из ее частей, «воздух-над-сердцем», состояла из похожего на грушу узелка, который довершали три волнистые линии, напомнившие девушке петушиный гребень.

– Извержение… ум… Ярость?

Луан рассмеялся в голос:

– Ты и в самом деле схватываешь все на лету! Да, ярость. А теперь взгляни на знаменитое стихотворение поэтессы Накипо.

И он вылепил стихотворение на подносе: искусной работы логограмма «ярость» наверху, а ниже два ряда логограмм, по четыре в каждом.

Дзоми разбирала логограммы одну за другой:

 
Воздух-сердце-огонь-гора-цветок.
Воздух-сердце. Огонь. Гора. Цветок.
Огонь-цветок. Гора. Воздух. Сердце.
 

– Не понимаю. Что это за ерунда?

– Ты не способна пока распознать все модуляционные символы и фонетические адаптеры, поэтому давай я прочту тебе стихотворение, а потом переведу:

 
Сэфино.
Ингингто ма доэту. Роафэру фисан со мака.
Офэрэ, параги ко югидираю са гэютэю!
Ингингто со аэ гофикрупэ.
 
 
Ярость.
Ум в огне. Цветок застывшей лавы.
Откройся, души моей камень! Ветер над сердцем.
 

Красиво, правда? Накипо написала это после ссоры с близким другом, и ее стихотворение – один из самых ярких образцов метафорической школы поэзии, популярной в древнем Аму. Каждая из двух строк стихотворения написана вариациями пяти подлогограмм, которые можно найти в одной логограмме названия, сочетаемыми разными способами, дабы придать им новые смыслы. Стихотворение – это тонко настроенная машина, сконструированная с такой же тщательностью, как и имперский воздушный корабль или драгоценные водяные часы.

Со стороны поселка к ним направились две молодые женщины. За спиной они несли большие плетеные корзины. Островитянки кивнули Луану и Дзоми.

– А вот и наши проводники, – сказал Луан.

Но Дзоми как будто не слышала его, она продолжала гладить пальцами логограммы на писчем подносе, отложив в сторону недоеденное пирожное.

Глава 13
Купцы и крестьяне

Пан, третий месяц шестого года правления Четырех Безмятежных Морей

Одного за другим представляли императору остальных пана мэджи, и те с разной степенью размаха презентовали свои идеи. Некоторые устраивали спектакли на манер Киты Ту, другие предъявляли модели или картины. Один даже заставил слуг бегать вокруг Большого зала для приемов, запуская воздушных змеев. Затея сия была призвана проиллюстрировать возвышенность его аргументов. Но веревки перепутались, и змеи врезались в балконы, вызвав переполох и шутки на предмет «запутанных построений» логики автора. Еще один пана мэджи решил обратиться к повелителям Дара с предложением стать участниками его мини-оперы, спев хором: успех эксперимента превзошел все ожидания.

Император Рагин расспрашивал каждого испытуемого, переключаясь с их эссе на новые темы, казавшиеся ему более интересными. Тэра, посвященная в истинное значение происходящего, с большим интересом наблюдала за напыщенными, довольно странными ответами экзаменуемых, так же как и за подводными течениями власти в Большом зале для приемов. Создавалось впечатление, что император, пана мэджи и придворные играли в некую замысловатую игру, где под покровом одной беседы ведется совсем другая.

* * *

Очередной испытуемый, Нарока Худза, был из Гэджиры, владений королевы Гин. В его говоре слышались четкие, отрывистые гласные, характерные для ганского диалекта, а нефритовые заколки, удерживающие на затылке тройной свиток-пучок, поблескивали в лучах солнца.

– Ренга, в начале своего выступления мне хотелось бы почтить диковинкой вашу мудрость и усердие премьер-министра Кого Йелу.

Слуги Нароки распаковали сумки и стали собирать в середине Большого зала массивную машину. Она состояла из установленных по обеим сторонам вертикальных спиц. На правую спицу был намотан толстый свиток бумаги, другой край которого завели на левую. Зрители видели, что свиток разделен на крупные прямоугольники, в каждый из которых вписана картинка.

Перед спицами поставили прямоугольную раму, размером в точности совпадающую с картинками на свитке. Верх и низ рамы крепились к оси и свободно поворачивались. К каждой оси была присоединена пара дощечек, придававших им сходство с мельничным колесом, снабженным всего двумя плицами. Устроены они были так, что лопасти верхнего колеса соприкасались с лопастями нижнего точно посередине рамы. Синхронно вращаясь, оба колеса действовали, как поворачивающиеся двери: то закрывая (когда плицы встречались), то открывая (когда они выстраивались параллельно полу) вид на расположенную за ними картинку.

Сложная система шестеренок и ремней шла от спиц и колес с лопастями к коленчатому валу с педальным приводом. Слуги уселись на сиденья, положив ноги на педали, и приготовились.

Присутствующие затаили дыхание, предвкушая волшебное зрелище, которое обещал представить странный аппарат.

Нарока обвел зал взглядом и порадовался, что к нему приковано всеобщее внимание.

– Начинайте! – Он резко взмахнул рукой.

Слуги принялись в ровном темпе крутить педали. Шестеренки и ремни передавали усилие на колеса с плицами, и те стали открываться и закрываться, в быстрой последовательности пропуская свет. Одновременно массивный свиток бумаги начал вращаться, перематываясь справа налево.

Все в зале дружно охнули.

Картинки на свитке словно бы ожили. Появился корабль, рассекающий бушующее море, груженный мешками с зерном, тюками шелка и ящиками с прочим товаром. Судно отважно проложило себе дорогу через дождь и грозу и благополучно прибыло в порт, где толпа встречающих радостно приветствовала моряков.

Затем возникла карта островов Дара, и производимые в каждом регионе товары постепенно проявлялись на ней, как будто нарисованные невидимой рукой: знаменитые рыба и крабы залива Затин; увесистое красное сорго и блестящий белый рис Кокру; кораллы и жемчужины с побережья Волчьей Лапы; таро и шкуры с Тан-Адю; высокие штабеля бревен из Римы; фрукты, вино и шерсть с Фасы; благовония и шелка из Гэджиры…

На карте проступили кораблики, плывущие из одной области Дара в другую и оставляющие за собой след, похожий на паутинку. Постепенно все острова Дара сплелись в единое целое, соединенные блестящими маршрутами бороздящих море судов. Корабли мерцали, постепенно разгораясь, подобно метеоритам, прочерчивающим линии в ночном небе.

Неожиданно живые картинки исчезли. Весь толстый рулон бумаги перемотался справа налево, свободный конец свитка ритмично хлопал по машине. Слуги стали крутить педали медленнее, а потом и вовсе остановились.

Повелители Дара не хотели поверить, что чудесное представление закончилось. Уж слишком волшебным оно было.

Луан понимающе улыбнулся. Хотя демонстрация получилась впечатляющей и тяготела к внешним эффектам, он сразу уразумел принцип. Подобным образом мастера из народа получали живую картинку при помощи вращающихся фонарей, изготовляемых для Праздника фонарей, этим же развлекались и школьники, делавшие рисунки на уголках толстых кодексов. Каждое последующее изображение лишь немного отличалось от предыдущего, и если прокручивать их достаточно быстро за мелькающими ставнями, то возникает иллюзия, будто они движутся.

* * *

– …Если купцы обретут признание, которого заслуживают, и защиту, которой требуют, то результатом станет неизбежное процветание Дара.

– Ты возражаешь против императорского эдикта о повышении портовых пошлин? – спросил Куни.

– Да, среди прочего, – ответил Нарока.

– Мне твое предложение кажется интригующим, – сказал Куни Гару. – Разумеется, древний Ган славился торговыми кораблями, но еще Кон Фиджи считал, что, пока крестьяне, ткачи, кузнецы и прочие ремесленники производят товары, купцы всего лишь перемещают их и наживаются на нуждах, лишениях и голоде прочих. Твое представление, пусть и выглядит чудесно, бедно аргументами. Ты можешь изложить их более подробно?

* * *

– Да это лучшее представление из всех! – воскликнул Фиро. – Вот бы и нам научиться делать такие же движущиеся картинки.

– Не думаю, что тебе хватит терпения, – заметила Тэра. – Чтобы сотворить нечто подобное, сотни художников должны были беспрерывно работать с самого конца Великой экзаменации. Семья Нароки очень богата, а зрелище получилось не особо изысканным. Спорим, отцу оно не понравилось?

– Я думал, что папа благоволит купцам, – прошептал Фиро. – Он вечно толкует, как много делал для их защиты в бытность герцогом Дзуди.

– Помните, что иногда император обязан задавать вопросы, не исходящие от него самого, – сказала Сото. – И подчас ответы, которых он добивается, предназначены для чужих ушей.

* * *

– Моралисты способны многому поучить нас, ренга, – заявил Нарока. – Но Единственный Истинный Мудрец жил в иное время, когда поселения были маленькими и их обитатели не удалялись от дома больше чем на десять миль. Другим временам нужна другая мудрость.

– Некоторые истины имеют непреходящую ценность, – заметила императрица Джиа. Голос ее прозвучал негромко, но разнесся по всему залу.

Хотя никто не произнес ни слова и не пошевелился, Тэра уловила, как изменилась атмосфера в Большом зале для приемов, когда все до единого присутствующие навострили уши.

Императрица нечасто появлялась при дворе, а слово брала и того реже. Придворные протоколы, разработанные изначально Дзато Рути, наследовали обычаям Семи государств, исключая женщин императорской семьи из официального двора. Но Куни настоял, чтобы его супругам выделили места рядом с троном, вопреки стонам и протестам ученых-моралистов. Именно Джиа предложила компромисс: ей и Рисане разрешалось по особым случаям присутствовать на собраниях двора, но при этом предписывалось по большей части хранить молчание.

Нарока почтительно поклонился императрице.

– Это верно, ваше императорское величество. Но моралисты не обладают монополией на правду. Высоко одухотворенный Ра Оджи сказал однажды, что морские приливы и отливы лежат в основе любых поисков счастья.

– Какое отношение этот афоризм школы Потока имеет к звону монет и сделкам, заключаемым с целью выгоды? – спросила Джиа.

– Суть приливов – это движение и обмен. Лишь постоянное течение помогает избежать застоя и обновляет жизнь. Утверждение, что купцы ничего не производят, является ошибочным. Мы доставляем товары из тех мест, где они имеются в изобилии, туда, где в них есть нужда, удаляя избыток и восполняя недостаток. Приливы торговли удовлетворяют желания и распространяют новые идеи.

– Прекрасная речь, – сказала императрица. – Но поскольку исходит она из уст отпрыска богатейшей купеческой семьи Гэджиры, который явно недоволен императорским эдиктом, повышающим портовые пошлины и снижающим налоги для крестьян, обстоятельство сие, увы, заставляет усомниться в ее искренности.

На миг показалось, что Нарока сбит с толку. Однако он быстро оправился.

– Всеми мужчинами и женщинами движет личный интерес. Каждый стремится получить выгоду, и купцы лишь более честно признают сей факт. Без торговли поля будут лежать невозделанными, а шахты станут заброшенными…

– Мне кажется, крестьяне и горняки, надрывающиеся ради куска хлеба, будут очень удивлены, услышав, что именно должно, по-твоему, считаться целью их жизни, – не отступала Джиа. – Император Рагин раздал ветеранам восстания и войны Хризантемы и Одуванчика небольшие участки земли, рассчитывая, что таким образом они обретут скромный достаток. Но бессовестные торговцы скупили их наделы, предложив сразу выплатить деньги, которые многие из ветеранов тут же спустили в игорных притонах. И вот теперь бывшим землевладельцам приходится влачить жалкое существование арендаторов или поденщиков. Увеличение налогов на торговлю – это способ пресечь подобную практику.

– Но мелкие крестьянские хозяйства производят намного меньше, чем большие фермы…

– Ой, только не пытайся заморочить мне голову! Я все ваши уловки вижу насквозь. Ведь, скупив достаточное количество участков, вы не выращиваете там рис, сорго и овощи, а превращаете их в поля сахарного тростника или шелковые плантации, чтобы получить больше выгоды. В Гэджире, например, есть целые области, куда приходится завозить продовольствие – воистину нелепая ситуация для королевства, где лучшие во всем Дара пахотные земли. То, что жизнь целых провинций ставится в зависимость от судьбы единственного урожая, лишает Дара стабильности, ведь случись неурожай, оставшиеся без работы поденщики подадутся в разбойники. Нам следует держать в уме урок, преподанный Дийо и Кеосом, этими древними государствами Тиро. Кеос погиб, потому как полностью зависел от поставок зерна из Дийо.

– На самом деле все не так просто, ваше императорское величество. Вы ссылаетесь на древние государства Дийо и Кеос, но примеры из более поздней истории говорят в пользу моей точки зрения. Рима пришла в упадок, потому что стремилась полностью обеспечивать себя, однако этим лишь спровоцировала застой. Напротив, Дасу под управлением императора Рагина расцвел отчасти благодаря поощрению торговли.

При этих словах император Рагин хмыкнул:

– Кого, ты еще помнишь, как в свое время обучал «Истинных поваров Дасу»?

Премьер-министр Кого Йелу улыбнулся и кивнул.

Императрица Джиа сделала вид, что не заметила этого обмена репликами и продолжила, обращаясь к экзаменуемому:

– В своих аргументах ты перескакиваешь с поточников на воспламенистов, а с них – на моделистов. Однако по сути своей торговля есть эксплуатация. Когда в Гэфике хороший урожай, вы снижаете закупочную цену, благодаря чему крестьяне получают лишь немногим больше, чем в менее благополучные годы. Когда саранча опустошает Туноа, вы взвинчиваете цены, поэтому людям приходится выбирать: залезать в долги или помирать с голоду. Само слово «торговля» неправильное – вы стервятники, наживающиеся на нуждах простого народа! Почему крестьяне Кокру, работающие в полях, едва сводят концы с концами, тогда как купцы Гана одеваются в шелка и каждый день едят мясо?

– Но это лишь естественное следствие…

– Молчать! Кто рекомендовал тебя к Великой экзаменации?

Самоуверенная улыбка сползла с лица Нароки.

* * *

– С чего это мама вдруг так разозлилась? – прошептал Тиму. – Это на нее не похоже.

– Смотри, что будет дальше, – сказала ему Сото. – Иной раз бывает так, что, пиная собаку, на самом деле целятся в ее хозяина.

* * *

– Я рекомендовала, – холодно заявила Гин, королева Гэджиры. Ган во времена прежних государств Тиро включал Гэджиру и Волчью Лапу, но теперь Волчья Лапа сделалась имперской провинцией, а Гэджира осталась под скипетром Гин. – Быть может, Нарока Худза немного дерзок, но, на мой взгляд, он выказал большие задатки, когда отвечал на вопросы во время Провинциальной экзаменации.

– Он ведет спор, как платный оратор в суде, не придерживаясь связных аргументов или твердых принципов.

– Госпожа Джиа, – произнесла Гин, – я прошу прощения за резкость, с которой излагал свои идеи этот молодой человек из моего королевства. – Тон ее, впрочем, не позволял предположить ни малейшего раскаяния. – Однако разве обычай Дворцовой экзаменации не восходит к временам Семи государств, когда каждый испытуемый мог говорить свободно, без страха кого-либо задеть?

Луан Цзиа нахмурился, тогда как остальные министры и генералы тщательно разглядывали каждый свой кончик носа, не отваживаясь даже вздохнуть.

– Госпожа Джиа? – переспросила императрица, отказываясь верить своим ушам.

– Простите, ваше императорское величество, – сказала королева Гэджиры нарочито уважительным тоном. – Иногда так трудно отрешиться от старых привычек. Мой ум часто ведет себя как в былые дни, когда император был еще просто господином Гару, а я его маршалом.

По-прежнему сидя, она поклонилась императрице, но не слишком низко, как если бы тесные церемониальные доспехи вынуждали ее ограничиться лишь солдатским приветствием.

Висевший на ее поясе меч в ножнах звякнул о каменный пол, и звук этот гулко разнесся по всему Большому залу для приемов.

* * *

– Ну и очень глупо с ее стороны, – пробормотала Сото, покачав головой.

Тиму и Фиро в недоумении посмотрели на нее. Однако Тэре не давала покоя мысль: «Кого Сото имела в виду – мать или королеву Гин?»

* * *

– Гин, Джиа, пожалуйста, успокойтесь, – примирительно произнес Куни.

Императрица отвела взгляд от Гин и уставилась прямо перед собой. Маршал распрямила спину, и ее меч легонько царапнул по полу.

– Я слышала, Гин, что в этом году ты свернула свой план по перестройке дворца в Нокиде. – Голос императрицы был холоден, как каменный пруд в саду, где купаются птицы. – Не нуждается ли казна Гэджиры в пополнении?

– Я благодарю ваше императорское величество за проявленную заботу, – отозвалась Гин. – Но с Гэджирой все в порядке. Я следую примеру императора: для меня не так важен роскошный дворец, как благосостояние народа.

– В таком случае тебя следует похвалить, если ты сумеешь увеличить свой вклад в имперскую казну, не усугубив лежащего на подданных бремени, – промолвила Джиа, и теперь в голосе ее проскользнули насмешливые нотки.

– Мне прекрасно известно, в чем заключается мой долг, – невозмутимо заявила Мадзоти.

Хотя выражение лица императора Рагина разобрать было невозможно, все находящиеся поблизости услышали, как застучали вдруг друг о друга пляшущие снизки раковин-каури. Всегда чувствительная к состоянию мужа, Рисана повернулась к Куни и уже протянула было руку, чтобы положить ее ему на ладонь, но в последний момент вспомнила, где находится, и сдержалась.

Луан Цзиа посмотрел на Гин, и складки у него на лбу залегли еще глубже.

* * *

– В чем смысл этой перепалки? – поинтересовался Фиро.

– Если император издаст эдикт, увеличивающий портовые пошлины, то разве не стоит ожидать, что сбор налогов в Гэджире, где полным-полно богатых купцов, значительно вырастет? – задала вопрос Сото.

Дети согласно закивали.

– Вырастет при этом и доля налогов, поступающих в имперскую казну от Гэджиры, – продолжила Сото.

– Премьер-министр Кого Йелу очень мудро придумал, создав налоговую систему, приводящую в гармонию интересы императора с интересами провинций и фьефов, – сказал Тиму. – Именно так и должно быть.