Городская сумасшедшая в норковой шубе и жемчужной диадеме забралась на брошенный прямо поперек дороги автобус и возвестила: «Город пал! Да здравствует всесильная Олимпиада Леонидовна!». Никто из зрителей не знал никакой Олимпиады Леонидовны, но все поняли, что нечаянная вестница имела в виду.
Вскоре начали происходить необъятные вещи. Новости выплескивались из хаоса, словно пузырьки воздуха из кипящего супа. Сначала появились речавки. Белоголосые женщины – так их иногда называли. Словно некоторые из нас овладели истоками речи, услышали скрипы земли и холодное пение её соков, потрескивание невидимых виртуальных частиц, вспыхивающих и затухающих в пустоте, восприняли покалывающие звуки космической пыли. Их слова стали причудливо исполняться. Предсказывают ли они будущее или ткут его из новой, открывшейся им энергии звуков, – этого нельзя было узнать. Постепенно они научились двигать песчинки неживой материи, выхватывать энергию возникновения виртуальных частиц, прежде чем те успеют аннигилировать, смогли менять реальность. За ними одна за одной по всей земле, словно когда-то нефтяные скважины, стали появляться горгулицы. Черноголосые женщины. Горгулицы понимали всех живых существ: заговаривали деревья, убаюкивали животных, вели беседы с духами. Это они узнали, что случилось с миром мертвым. Это они помогли восстановить его и уговорили предков вернуться в земли, готовые принять их и жить с ними в согласии.
3.
…Когда женщина на дне котловины закончила и мы вышли из той крайней сосредоточенности, в пространстве которой звучали и совершались её пропевы, а потом по цепочке поднялись на равнину, то увидели как вереницы мертвых истекали за горизонт, словно осенние клинья гусей. Солнце село и начинало темнеть. В кронах биолюминесцентных кустов и молодых, недавно высаженных деревьев, занималось тусклое, зеленоватое свечение. Мы с мамой вернулись домой и без задних ног провалились в сны.
Утром мы вышли на кухню и поняли, что бабушка ушла вслед за остальными. На столе лежал готовый синий свитер и записка, смысл которой мы разгадали не сразу. «На этот раз я связала настоящую вещь.» – сообщала крупная, счастливая надпись, сделанная пузатым бабушкиным почерком, который я знала только по этикеткам с банок с закрутками.
– Довязала всё таки, кочерга упрямая… – пробормотала мама. Но по голосу я поняла: ей больно от того, что бабушка ушла в далекое окончательное. Ушла целиком, со всеми своими душами и телами.
– Примеришь, может? Прощальный…