Потом мы жили почти также как прежде: бабушка готовила завтраки, варила варенье, развешивала постиранное белье и наводила порядок в шкафах, ухаживала за цветами в палисаднике и в подъезде, ходила по магазинам с сумкой-тележкой, выискивая скидку или просто лучшую цену на продукты. Только теперь она не ела, не пила, не спала и не разговаривала. А еще была немного прозрачной, но мало кто кроме нас замечал это: кому в том мире могло придти в голову рассматривать старух. Единственное, что можно было от неё услышать: тихую безысходную песню на неразборчивом языке.
Чтобы чем-то занять ночные часы, бабушка начала вязать. Когда у каждой из нас появилось по свитеру и шарфу, которые были нам не нужны, мы стали по утрам, пока бабушка возилась с завтраком, потихоньку распускать её вязание. А она ничего и не замечала. Годами она вязала один и тот же синий свитер – прилежно, еженощно. Остановить её было невозможно. И постепенно мы сжились с этим, не зная, как освободить бабушку от её оков, ведь мы не могли изменить её жизнь, оставшуюся далеко в прошлом.
Даже потом, когда появились горгулицы и речавки, они не властны были над прошлым.
Поначалу поползли извивающиеся шепотки: бабуля вернулась из-за того, что её не похоронили по-нормальному – на кладбище, с крестом и попом.
Но приходили новые смерти, забирали тела и возвращали обратно призраков. Похороны были не при чем, почти в каждом доме завелся свой покойник, и шепотки умолкли.
Помню, как в те дни стал популярен интернет-мем «Не влезает». На картинке был изображен переполненный поезд метро с надписью «ад», японский oshiya изо всех сил пытался впихнуть в вагон еще несколько человек, но безуспешно.
Позже мы узнали, что тот, другой мир стал непригоден для смерти. Там произошла какая-то катастрофа, которая уничтожила цветущие луга и прозрачные леса, уничтожила всё, что было. Были ли умершие люди виноваты в катастрофе или она просочилась в тот мир из нашего – неизвестно.
Покойники всё прибывали и не все были такими кроткими и неизменными, как наша бабушка. Толпы их шатались по улицам, лезли в общественный транспорт, слонялись по офисам и магазинам. Сначала они заходили только в привычные для них места, но постепенно это изменилось.
Мертвые стали врываться на заседания парламентов и государственных комиссий, на закрытые переговоры и тайные совещания. Они выхватывали из рук важных чиновников папки, электронные устройства и микрофоны, взбирались на трибуны и столы, принимались хором петь свои заунывные, скорбные песни. Они срывали сделки, дорогие запонки, плотные шторы секретности.