А я даже не обиделась, лишь в который раз подтвердила свой диагноз. Только идиотка может думать, что за нашими отношениями скрывается нечто большее, чем больная тяга психопата к коллекционным игрушкам.
– Генри, – он приблизился и, не обращая внимания на вялые попытки сопротивления, укусил мою нижнюю губу. – Мы не закончили. Я заглажу свою вину, обещаю.
Прозвучало двусмысленно и оттого соблазнительно. Я фыркнула, выпуская пар, и примирительно кивнула.
– А я обещаю не брать на встречу разводной ключ.
Только когда за хунганом закрылась дверь, я вспомнила, что встретиться в скором времени у нас вряд ли получится. Мне же на дно залечь придется. Поджав губы, вернулась к пациенту. И первым делом избавила его от револьвера в набедренной кобуре, в котором по переломной раме опознала «Уэбли», состоящий на вооружении армии Анталамории с начала двадцатого века. В нем, кстати, не хватало трех пуль. Я покосилась на раковину, куда скидывала снаряды, выцарапанные из Барти, и пригляделась к пациенту внимательнее.
На вид лет на десять-пятнадцать меня постарше и явно житель с противоположного берега Детаит. Серое сукно мундира, характерное для военных чиновников, подчеркивает болезненную бледность кожи с тенью щетины на щеках. Острые скулы и прямой длинный нос с узкими вырезами ноздрей вызывают ассоциации с ящерицей, а тонкие губы и слегка раскосый разрез глаз выдают зангаоские корни.
Я натянула медицинские перчатки, сняла с него фуражку и тщательно осмотрела голову на предмет повреждений. Иссиня-черные волосы незнакомца, начинающие седеть у висков, почти достигали плеч, что вызвало некоторые сложности с осмотром. Но никаких травм я не обнаружила.
Ощупывание ног тоже ничего не дало, кроме предположения, что мой пациент на службе занимает элитный пост. На это намекало высочайшее качество выделки черной кожи сапог до колен с серебряными шпорами и отделанная серебряной нитью форма. Впрочем, револьвер-то его тоже стоит, как три моих месячных заработка.
А вот под мундиром кажется есть кое-что интересное. Металлическая левая рука отказывается сгибаться, а по плечу от нее к позвоночнику идет нечто вроде экзоскелета. Тоже наверняка парализованного. Я с пыхтением и кряхтением принялась стягивать с пациента мешающие осмотру мундир и белую рубашку.
На самом деле, Теш зря беспокоится о моей сохранности. Обороняться от пациента мне пришлось лишь раз, когда я случайно шибанула Барти током. После того случая наркозное кресло обзавелось фиксирующими ремнями. А суметь постоять за себя, когда твой оппонент прикован, любая немощь сможет.
Так я думала, пока полы рубашки незнакомца не разошлись под моими пальцами, явив мне бледную грудь, испещренную черными сигилами. Сложнейшими атакующими и изгоняющими сигилами, просто-таки вопящими о том, что их обладатель могущественный экзорцист.
Я мигом пожалела, что отослала хунгана. Потому что одной со служителем Первого особого отдела Святейшей Енохианской Церкви, способным сковывать душу, мне не справиться.
Глава 2. Самый проблемный пациент
Экстрасенсов в Анталамории отделили от некромантов и перестали сжигать на кострах всего лишь век назад. После Второй научно-технической революции империя окрестила себя светским государством. И милостиво позволила жить на своей территории спиритуалистам и медиумам, исповедующим енохианство, и иноверным жрецам вуду и гаруспикам7. Разумеется, не задаром.
Отныне каждый ребенок, в коем обнаруживаются экстрасенсорные способности, принудительно зачисляется в школу эзотерики. И по ее окончании обязан послужить во имя облагодетельствовавшей его империи. Поэтому экстрасенсов чаще всего приписывают к государственным больницам, в муниципальные службы, к жандармериям и в похоронные бюро. А контролируют деятельность экстрасенсов инквизиторы из Второго особого отдела Святейшей Енохианской Церкви.
Но, главное, брак экстрасенсов также считается делом государственной важности. И «скрещивают» нас только друг с другом. Для выведения породы, ага.
Я знаю, что способности у меня значительно превышают средний показатель. Далеко не каждый медиум по совместительству является эмпатом и может считать душу и воспоминания при прикосновении к человеку. И если обо мне станет известно властям, меня гарантированно отдадут на растерзание тайной полиции. Еще бы, такое подспорье при допросах! А мелочи вроде того, что я свихнусь спустя пару месяцев подобной работы, государство не волнуют.
Меня такой бесславный конец и последующая за ним роль племенной кобылы как-то не прельщает. Поэтому надзирателей из числа священников я успешно избегаю. Точнее, избегала до того момента, пока в мою клинику не ввалился один из них! Экзорцист, а не инквизитор, и на том спасибо, но распознать во мне медиума и сдать меня государству ему это не помешает.
Я в отчаянии пнула разводной ключ. Тот со звоном отлетел к стене, и экзорцист слабо застонал. Я выматерилась и безжалостно его сковала. Схватила скальпель и решительно приставила к его горлу. Нежданный гость чертыхнулся, завозился в кресле и распахнул раскосые чернильно-черные глаза.
Взгляд у него оказался рассеянный, слегка не от мира сего, с едва заметной тоскливой поволокой. Очень знакомый. Я такой лицезрела в зеркале каждый божий день на протяжении трех лет после окончания войны. Взгляд, характерный для людей, повидавших немало дерьма на своем веку, от которого так и не оправились.
Пациент оценил свое положение и криво, словно разбитый инсультом, улыбнулся. Довольно миролюбиво и отрешенно для человека со скальпелем у горла. И хрипатым, прокуренным голосом осведомился:
– Гайка, я полагаю?
Нет, болт! Левая сторона лица у него действительно менее подвижная. Почти незаметно, но не для врача. Вправду инсульт.
– Как ты вышел на меня? – я не впечатлилась его дружелюбным видом и лишь плотнее прижала скальпель к кадыку.
– Шпилька дала о тебе великолепные рекомендации.
Она вообще много кому дает. И ей стоило бы научиться открывать рот только по работе. Однако рекомендует она меня только проверенным людям. Чаще всего, оппозиционерам. К тому же, пули, что я выковыряла сегодня из ноги Барти, были освященными. Совпадение? Или передо мной действительно один из тех «серьезных людей», которым Буревестник сорвал встречу на том пассажирском цеппелине? Плевать на профессиональную этику, я не стану его чинить, пока не выясню, кто он такой!
– А что, святоши так тесно общаются со шлюхами, что доверяют им выбор своих лечащих врачей? – вечно из меня сарказм прет, когда нервничаю.
– Только с теми, которые состоят в Лиге антиимпериалистов, – иронично подтвердил мою догадку экзорцист, несинхронно моргнув. Впервые за две минуты. Как есть ящерица!
То, что передо мной оппозиционер, решает некоторые проблемы. К примеру, властям такой пациент меня не сдаст. Но на мирный лад все равно не настраивает. Потому что из всех мехадоков столицы, половина из которых тоже в Лиге, он пришел именно ко мне. Хотя как раз я запросто могу сдать его властям. А это значит, что пришел он не ко мне. Он пришел за Барти, выследив его, как и предупреждала ночная бабочка!
– Шпилька, когда «давала рекомендации», не могла не обмолвиться, что я уже в курсе произошедшего сегодня ночью, – процедила я, чуть смещая скальпель так, чтобы под ним выступили алые капли. Садизм требовал своего. – Я знаю кто ты, и зачем на самом деле здесь. Но обратился ты не по адресу, святоша. Я не сдаю своих постоянных клиентов и не ремонтирую тех, кто собирается причинить им вред. Репутация, понимаешь ли.
– Понимаю, док, – кивнул экзорцист, стеклянным взглядом смотря куда-то сквозь меня. – И у меня репутация. А выходка Буревестника ее пошатнула. Будет справедливо, если он же ее и восстановит.
– Каким образом? – я упрямо поджала губы.
Еще один поборник справедливости! И впрямь стоит их познакомить с Барти, они однозначно найдут общий язык.
– Мне нужен тот, кто доставит в конфедерацию одну посылку. Ее должен был передать пассажир того дирижабля, на который напал Буревестник.
На котором перевозили пленных эльфийских шаманов, как подтверждение преданности короне Анталамории. Который в последнюю очередь заподозрили бы в помощи антиимпериалистам. План, стоит признаться, отличный. Надежный, как гномьи часы. Был бы, если бы в него не вмешался Барти. Ох, ну почему все не может быть проще? Кстати…
– А что мне мешает сдать тебя твоим друзьям священникам? Или вовсе заземлить прямо сейчас?
Очень соблазнительная мысль. Как говорится, «нет человека – нет проблем».
– Характер посылки с грифом «совершенно секретно», – невозмутимо пояснил экзорцист, а я оцепенела. – Ее не свяжут со мной, пока я не вызываю подозрений. Но донос на меня или мое убийство заинтересует тайную полицию. Начнется расследование, и не думаю, что тебя обделят вниманием.
Поршень мне в выхлоп! Да меня просто-таки загоняют в силки бобби! Я какое-то время еще скользила бездумным взглядом по ящериным чертам лица пациента, претендующего на почетное звание самого проблемного. Искала намек на блеф. Но, кажется, он предельно искренен. Скальпель с большим сожалением пришлось опустить.
Ну, что же. Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Сейчас я отремонтирую его, и сплавлю Бартоломью. Капитан меня в это втянул, ему и вытягивать.
– Экзоскелет парализован? – отгораживаясь деловым тоном, вопросила я.
– Именно. Я продемонстрирую, если позволишь, – эта кривая инсультная улыбка странным образом располагает к себе ее обладателя.
Связанным экзорцист нравится мне гораздо больше, но делать нечего.
– С каких это пор священники предают родину и вступают в ряды оппозиционеров? – настороженно пробурчала я, неохотно расстегивая ремни.
– С тех самых, как империя решила сделать из священников наемных убийц.
Мне удалось не дернуться. Значит, как экзорцист мой пациент достаточно силен, чтобы вышвырнуть душу человека из тела прямиком в астрал. Не каждому такое дано. Неприятное открытие.
Впрочем, вряд ли Императрица рискнула бы вызвать гнев своих ненаглядных святош без крайней нужды. И вряд ли рискнула бы применить их способности против мирного населения, приближая тем самым революцию. Нет, Церковь, должно быть, стала оружием в целях, гораздо более «праведных». Я нашла взглядом медаль на лацкане мундира экзорциста и понятливо вздохнула.
– Третья опиумная война?
– Черт бы ее побрал. Бывший капитан батальона специального назначения Ли Мэй Хелстрем, честь имею, – пробормотал мужчина, растирая запястье правой руки о бедро, даже не пытаясь гордо отсалютовать, как того требует военный этикет.
Третья опиумная война шла у нас восемь лет назад с Зангаоским царством. Ли Мэй – имя однозначно зангаоское. Судя по раскосым глазам, зангаоской крови в нем около половины. А служил он в спецназе. Ставлю свой мехаскелет на то, что он был агентом внешней стратегической разведки. Другими словами, диверсантом и шпионом. Дерьмово, когда такой экземпляр разочаровывается в своей стране и начинает торговать государственными тайнами.
– Старший фельдшер гвардейской десантно-штурмовой дивизии, Гайка, – в свою очередь отрекомендовалась я, не торопясь раскрывать свое имя.
Хелстрем уставился куда-то сквозь мою переносицу. Должно быть, сопоставил мой внешний вид и год начала войны. Я поджала губы, мол, так вышло. Мне казалось, что хуже сиротского приюта быть ничего не может. Поэтому, когда по столице ходили вербовщики, я с готовностью впарила им свою кандидатуру. А что война не место для четырнадцатилетних девочек, я поняла слишком поздно. Аккурат в тот момент, когда меня снесло чьей-то оторванной ногой. Зато так я познакомилась с Бартоломью. К тому же, потом я все равно дезертировала.
Я помогла Хелстрему принять вертикальное положение и избавила его от рубашки, стараясь лишний раз не прикасаться к коже, испещренной татуировками. Не знаю, как мои способности отреагируют на близость экзорциста даже через винил перчаток. Посадила его спиной к себе и, не сдержавшись, присвистнула.
Механическая рука продолжалась имплантированной лопаткой и позвоночником. Все протезы были стальные с инкрустацией из серебряных сигил. Места соприкосновения с органическими тканями обшиты нержавейкой, во избежание окисления. Дорогая игрушка. При этом выглядят конечности единым слитком металла, а не мешаниной заплаток, как обычно бывает у моих пациентов. Это не имплант, а произведение искусства!
– Работа Цадока Дедерика, – я любовно провела кончиками пальцев по клейму на лопатке. Попасть в подмастерья к этому гениальному гному было моей несбыточной мечтой.
Хелстрем покосился на меня с недоверием и робкой благодарностью. Наверняка привык, что в высшем обществе калеки не в чести, а к людям с металлическими частями тела относятся с завуалированной жалостью и брезгливостью.
Фыркнув, я сосредоточилась на портящем шедевр входном отверстии явно от пули в плече экзорциста. Тщательно осмотрела весь протез, но выходного отверстия не обнаружила. Снаряд, видимо, застрял и повредил плечевой шарнир, связанный с позвоночником. Весь имплант парализовало, а из-за его крепления к нервам спинного мозга Хелстрем потерял сознание.
– Подлатаешь?
– Ремонт займет около часа, но восстановление плеча в исходном виде не гарантирую, – честно предупредила я.
– И черт с ним. Главное, верни работоспособность протезу, будь так любезна, – отмахнулся он.
Надо же, какая неприхотливость! Я принялась за работу, про себя отметив, что для священника он многовато чертыхается. Хелстрем оглядел операционную и остановился взглядом на двух черных орхидеях в вазе на столе.
– Перед тем, как потерять сознание, мне показалось, что я слышал мужской голос за дверью. С акцентом илитиири.
А выглядит рассеянным. Притворяется, или из-за профессиональной деформации способен оценивать обстановку, даже думая о другом? Я раздраженно покосилась на черный затылок. Ему неймется добавить мне проблем, да? Очень хотелось ответить «тебе показалось», но лгать представителям Особых отделов Церкви себе дороже.
– Да, у меня был… пациент. Помог оттранспортировать тебя в кресло и ушел.
Умные мысли приходят в голову, когда глупости уже сделаны. Меня только что осенило, что Теша стоило отослать прочь сразу же, тогда он не успел бы запомнить Хелстрема. А дотащить бессознательное тело я запросто могла самостоятельно с помощью мехаскелета, как делала с множеством клиентов до этого. Но я же всегда лечу поперед паровоза!
– Насчет него стоит беспокоиться? – без особого беспокойства поинтересовался экзорцист.
Я наконец-то извлекла пулю. Убедилась, что на ней действительно отметки «Буревестников», мученически возвела глаза к потолку, и уточнила:
– А ты когда-нибудь встречался с бароном… с людьми барона Субботы?
– Енох миловал.
– Тогда беспокоиться не о чем.
Он бросил на меня косой взгляд, в котором мелькнуло уважение моим знакомствам. Ай, да было бы чем гордиться: связям с мафией! Не о таких достижениях я в детстве мечтала. Мне, конечно, грех жаловаться, устроилась я гораздо лучше моих приютских знакомых. Но иногда я позволяла себе помечтать о лицензии мехадока, легальной клинике и пациентах, ради разнообразия не связанных с криминалом.
Отогнав несбыточные фантазии, я приступила к восстановлению хода шарнира. Задача была не из легких, ведь корежить шедевр Цадока Дедерика еще больше у меня не поднялась рука. Поэтому ремонтировать пришлось через отверстие, проделанное пулей. Чувствовала я себя при этом заправским хирургом.
– Почему мехадок? – хрипловато прервал мои пыхтения Хелстрем спустя полчаса. – Девушки обычно предпочитают становиться врачами, а не механиками.
Что странно. С машинами гораздо меньше шансов грохнуться в обморок от вида повреждений. Но, если бы не моя эмпатия, я бы тоже стала настоящим врачом. Хотя, подозреваю, обычно дамочки становятся врачами из-за тяги спасать жизни. А я в силу все возрастающего садизма. Но не думаю, что после такого откровения уровень доверия экзорциста ко мне повысится.
– Папа очень ждал сына, – ответила я правду, но другую. – Родилась я, но реализации родительских амбиций это не помешало.
Да что там, родители даже имя мне поменять не удосужились! Просто вместо Генриха нарекли Генрикой. Должно быть, им нравилась ассоциация с «гением», но я, признаться, от своего имечка и даже от его сокращенной формы не в восторге.
– К тому же мама была наполовину гномкой. Так что мне, можно сказать, на роду написано было стать механиком. Ну, а медицинский уклон моя профессия приобрела на войне.
Надеюсь, святошу не смущает, что его чинит мехадок без образования и лицензии. Впрочем, чего еще он мог ожидать от подполья? Но, похоже, мне пора проявить ответный интерес. Не дают покоя мне его ругательства.
– А разве экзорцистам позволено чертыхаться?
А также всуе поминать Еноха. Теш мне что-то рассказывал о подобных запретах для экстрасенсов. Люди, чья связь с астралом сильна, могут одной экспрессивной фразой ненароком призвать какую-нибудь сущность оттуда.
Хелстрем отчего-то напрягся, как варан перед броском. Я, почуяв перемены его настроения, незаметно приостановила восстановительные работы. А то вдруг я сейчас сниму паралич с его металлической конечности, а он ею меня придушит? За безобидный вообще-то вопрос! Но кто разберет, что за дьявольщина творится в головах у святош.
– Откуда тебе известно, что я экзорцист? – у меня волосы встали дыбом от его замогильной интонации.
Отрешенность пациента чересчур меня расслабила. Осторожно, Генри. Еще немного, и он решит проверить меня на экстрасенсорные способности. Надо срочно перевести стрелки. Благо, есть у меня одна сволочь под боком, которую не жалко.
– Мой знакомый экстрасенс, который ставил защиту на эту клинику, объяснил мне классификацию сигил. На тебе, вроде бы, атакующие и изгоняющие, вот я и решила, что ты экзорцист, – затараторила я максимально беспечно, одновременно примериваясь к разводному ключу. Надо же было его так далеко пнуть!
Но Хелстрема такой ответ удовлетворил. И… расстроил? Да, плечи ссутулились, а взгляд стал совсем тоскливым. Но что я такого сказала? Мне вдруг до покалывания в кончиках пальцев захотелось использовать свои способности, чтобы узнать, что творится в душе у человека. Впервые в жизни. Искушение было столь сильным, что походило на наваждение. Я неверующе выпучилась на задрожавшие руки, чего не наблюдала за собой с войны. Испугавшись саму себя, аккуратно отложила инструменты и отошла к столу, закопавшись в ящики.
Так, где-то тут у меня были пластинки серебра. Хранила я их скорее, как оружие против призраков, но потратить часть на восстановление работы Цадока Дедерика не жалко. В кои-то веки я возблагодарила царящий в клинике «творческий беспорядок». Искать пришлось достаточно долго для того, чтобы отвлечься от пугающе странных мыслей и успокоиться. И я уже не надеялась на ответ, но стоило вновь приблизиться, как Хелстрем с напускным безразличием согласился.
– Экзорцистам – нельзя.
Это что же получается, он не экзорцист? При этом однозначно экстрасенс, ведь обычным людям столь сложные татуировки, как у него, без надобности. Но при Церкви есть лишь два Особых отдела. И, если он не принадлежит к Первому, то он из Второго? То есть инквизитор? По сути, тот же жандарм, только ликвидирующий не грабителей и убийц, а незарегистрированных экстрасенсов и некромантов.
От дальнейших вопросов я благоразумно воздержалась, чтобы ни в коем случае не навести его на закономерные мысли о причине моей осведомленности в этой сфере. Хотя и интересно, что вообще на войне забыли инквизиторы. Как экстрасенсы они слабоваты, только и могут, что по ауре вычислить другого экстрасенса. Их сила в знании законов и отличий разрешенной экстрасенсорики от запрещенной некромантии. Они скорее крючкотворы, нежели солдаты.
Шов на заплатке, естественно, получился неидеальным. Но если не приглядываться, то и не заметно. Мне стоило бы заслуженно гордиться своей работой, но получалось лишь думать, что я починила своего врага по пищевой цепочке. Как бы понять, просканировал ли он уже мою ауру?
Хелстрем придирчиво согнул пальцы серебряно-стальной руки, покрутил кистью и сделал пару махов, проверяя движение лопатки и механического хребта. Зрелище округляющихся раскосых глаз польстило.
– Я в долгу не останусь, Гаечка, – Хелстрем впервые взглянул мне в глаза прямо, а не сквозь. Но меня чуть не перекосило. Не хватало еще, чтобы передо мной расшаркивался инквизитор!
– Не стоит благодарности. Для оппозиционеров у меня предусмотрены квоты на бесплатное внеочередное обслуживание, – не удержалась я от сарказма.
– Особенно если они по совместительству являются инквизиторами? – в раскосых глазах сверкнули смешинки.
Я фыркнула, не отрицая очевидное. Но вот пациент мой какой-то на редкость недипломатично-прямолинейный для шпиона. И слишком рассеянно-миролюбивый для военного. Впрочем, недомолвок мне и с Тешем хватает, а так хоть какое-то разнообразие. Хелстрем надел рубашку и достал из внутреннего кармана мундира затасканный портсигар со стершимся покрытием.
– Не возражаешь? – он махнул самокруткой, дождался моего кивка, чиркнул колесиком зажигалки и с наслаждением затянулся вонючим дымом. – Будешь?
Я отрицательно помотала головой в ответ на протянутый портсигар. Я редко потакаю своим вредным привычкам, но, если уж гублю свое здоровье, то с комфортом. Закрываю Гештальт элементами красивой жизни, которая была у меня до гибели родителей. Предпочитаю сладкие ароматы, а не ядреную смесь горьких специй, горелого дерева и копченого мяса, от которой и паромобиль на ходу заглохнет. Не удивительно, что после эдакой отравы он хрипит, как туберкулезник.
– Возвращаясь к цели твоего визита, – я невоспитанно запрыгнула на стол и свернула ноги кренделем. – Посылка, естественно, должна быть отправлена в Контрем как можно скорее?
– Было бы неплохо, учитывая, что на ее поиски кинули Ллос, – беспечно подтвердил он, пряча руки в карманах брюк, а я присвистнула.
Да у него стальные яйца! За ним по пятам идет лучшая ищейка тайной полиции, бескомпромиссная дроу, и к тому же мамбо. А он даже не чешется! Меня вот малость потряхивает от всего этого дерьма. Угораздило же вляпаться!
– Проблема в том, святоша, что я не шутила, когда говорила, что ты обратился не по адресу. Я не сдаю своих клиентов. Бартоломью сам назначает время и место встречи с незнакомцами.
– Он подставил тебя, а ты его защищаешь? – Хелстрем также невоспитанно поскреб щетину, но в чернильном взгляде мелькнуло уважение.
Он решил, что я, живя на дне, сумела сохранить остатки самоотверженности? Надо же, такой взрослый дядя и такой наивный. Защищаю я всегда только себя саму. Сохранить себе жизнь – лучшее, что я могу сделать для Барти в благодарность за ее спасение. Поэтому придется спустить этого святошу с седьмого неба на грешную землю.
– Вот еще, – грубо заржала я. – Я просто не хочу, чтобы на допросе тайной полиции ты случайно выдал одно из убежищ нашего квартала.
Черные брови приобрели драматичный излом, Хелстрем расстроенно затушил сигарету в раковине и виновато улыбнулся.
– Черт возьми, док, а я думал, ты умнее, – жизнь вообще полна разочарований. – Если посылка сегодня не будет отправлена, Лига объявит «Буревестникам» войну.
То есть мне придется или разом перейти дорогу Инквизиции и антиимпериалистам, или подставить весь наш квартал, наведя чужака на убежище. Такого соседушки мне не простят. Выгонят взашей, и негде мне будет скрыться от бобби. Да на оси я вертела такие альтернативы!
Чувствуя, как от безысходности начинает буксовать мозг, решила «смазать» его шестеренки. Взгляд сам собой уперся в стоящий на столе «не подарок» от Шпильки. Ого, кремовый ликер! Где она его раздобыла? Эдак я прощу ей даже наводку Церкви!
Открутив крышку, я глотнула прямо из горла. Терпкая сладость согрела внутренности, снижая градус раздражения. Пациент наблюдал за моими действиями с ироничным добродушием. Спокойный и неумолимый, как танк. Мне бы его стальные яйца! Я задумчиво покачала бутылку.
Как лучше решить эту задачу? В исходных данных у нас обязательная встреча двух криминальных личностей. Отсутствие времени на согласование встречи – это константа. Искомая переменная – организация встречи без вреда для жителей дна, а зависимая от нее – реакция этих самых жителей на чужака. Ага, вот и ответ! Уравнение будет с положительным знаком, если исключить чужака! Я сделала еще глоток, блаженно закатив глаза, по-кошачьи облизнулась и решительно отставила бутылку.
– Раздевайся, святоша, – с паскудной ухмылочкой Кудряшки Сью велела я.
Мне наконец-то удалось выбить этот танк из колеи! Раскосые глаза стали круглыми, как блюдца. Ну да, в бульварных романах эту фразу обычно с пафосом произносят представители мужска полу, но мы не в сказке живем. Впрочем, и намерения у меня отнюдь не романтические. Вдоволь потешив себя видом ошарашенного пациента, я фыркнула и направилась к одному из жестяных шкафов.
– Ты можешь чертыхаться сколько угодно, но от тебя веет святостью за километр. Сейчас будем усиленно тебя портить.
Удачно еще, что на аристократа мой пациент не похож. Парвеню8, скорее всего. Выбился в люди из дерьма, хоть и достаточно давно, чтобы от него отмыться. Ну, ничего, изваляем заново. А вот с аристократом в махровом поколении так бы не вышло. Мне даже завидно, что статус буржуя работает, как грязеотталкивающее покрытие.
Хелстрем рассеянно скользнул взглядом по моему лицу, ища что-то одному ему ведомое. Кивнул своим мыслям и послушно стянул рубашку. Я невольно умилилась – святая простота! Повезло ему, что я не любительница жестоких розыгрышей, популярных и смешных только у жителей дна.
– Пойдешь со мной к Буревестнику. Но подставляться я ради тебя не стану, поэтому замаскируем тебя под трущобного, – поощрительно пояснила я, примериваясь к фигуре инквизитора, далекой от тщедушных зангаосцев.
Одного роста с Тешем, то есть на две головы выше меня. Плечи чуть уже, а бедра, наоборот, пошире, чем у дроу. Впрочем, ни у одного человека не бывает такой же атлетической фигуры, как у серокожих блондинов. Зато по мышечной массе Хелстрем обыгрывает сухощавого Теша, как варан змею. Я критически осмотрела мускулы, не перевитые жилами, как у хунгана. Что-то я уже сомневаюсь, что имеющиеся у меня мужские комбинезоны на него налезут.
Хотя, вот этот из «вареного» денима может быть. Он мне от Броневика достался. Гному, помню, он был длинноват, зато на пузе не расходился. Довольная, я сняла комбинезон с вешалки, прихватила перчатки, чтобы спрятать приметную механическую руку, обернулась и присвистнула. Да у нас тут демонстрация! Решил убедить меня в ошибочности суждения о его святости? Ладно, убедил, доказательства представлены… весомые. Инквизиторов я и правда иначе себе представляла. Несколько… поскромнее. Во всех отношениях.
Запретив себе даже в мыслях сравнивать Хелстрема с Тешем, я протянула ему комбинезон с перчатками и отвернулась. Подбери слюни, Генри, он вообще-то преследует таких, как ты! Пора бы действительно наведаться к барону Субботе и покончить с полугодовым воздержанием. Если бы не оно, я ни в жизнь не стала бы заглядываться на инквизитора. Откопав бесхозный рюкзак, не глядя отдала ему.
– Сложишь сюда свое барахло. Понесешь с собой, потому что в клинику мы не вернемся. Револьвер верну после окончания вашего с Бартоломью рандеву, – безапелляционно сообщила я, шлепнув Хелстрема по рукам, потянувшимся было к «Уэбли».
Когда я рискнула снова обернуться, выглядел святоша типичным забулдыгой-работягой. Он раскурил еще одну вонючую сигарету, оглядел мешковатый, все-таки слегка коротковатый джинсовый комбинезон и криво улыбнулся.
– Ностальгия.
Точно парвеню. Опять возникло неуместное желание узнать о нем побольше. Но я напомнила себе, что передо мной человек, которого рано или поздно осудят за измену родине. О таких лучше вообще ничего не знать. Таких лучше всего сразу сдавать властям.
Он мне наверно даже нравится. Взглядом не от мира сего, который не пытается без смазки влезть в душу, в отличие от порочного взора Теша. Стальными яйцами, нечасто встречающимися у современных мужиков. Не жестокой иронией и доброй улыбкой. Но не будь я неучтенным медиумом, сдала бы его тайной полиции без промедлений. Жизнь в приюте научила заботиться исключительно о своей шкуре.
Я отмахнулась от несбыточных фантазий о волшебном решении всех проблем разом, и продемонстрировала ему последнюю деталь образа. Стальной обруч на голову, фиксирующий глаза в закрытом состоянии. Применяется обычно после операций или установки оптических имплантов вроде вживления астральных линз.
Хелстрем иронично улыбнулся, но обруч принял безропотно. Достал из внутреннего кармана мундира конверт, переложил в комбинезон, закинул рюкзак за спину и надел обруч, закрывая глаза. А я оцепенела, не в силах оторвать взгляд от кармана, где спрятался конверт. Инквизитор говорил о посылке, которую требуется отправить в конфедерацию. И я себе почему-то представила эдакую бандероль. Но при себе у него ничего похожего нет. Зато есть конверт.
Поршень мне в выхлоп, это и есть секретные сведения, украденные у империи? В голову вдруг стукнула потрясающая своей простотой и подлостью мысль. Если я верну эти сведения тайной полиции, я смогу выторговать свою свободу, как медиума!
Завороженная открывающимися перспективами, я подхватила всегда собранный «тревожный чемоданчик» – мешок со всем необходимым для спешного побега. Закинула туда же «не подарок» Шпильки, надела мехаскелет и комбинезон, сунула за пояс «Уэбли», а в нагрудный карман опустила скальпель. Поджав губы, перевела взгляд на инквизитора. Он безоружен и слеп. И, похоже, доверчив, как агнец божий. Грех таким случаем не воспользоваться! И плевать, что отчего-то поджимается задница.
Я выключила свет, вывела святошу из клиники и закрыла дверь. Поднялась по лестнице, толкая его перед собой и отпихивая бродячих котов. В унисон отметила, что починить динамо-машину и мигающий свет уже, видимо, не судьба. Наверху, к моему вящему неудовольствию, нас поджидала Шпилька. Клиентов у нее сегодня что ли недостаток? Мне и так дерьмово, не хватало только моральных нотаций от куртизанки.
– Куда направляетесь? – ее взгляд впился в обруч на голове мужчины.
– Хелстрем потребовал отвести его к Бартоломью, – дипломатично ответила я недрогнувшим голосом, минуя ночную бабочку. И не солгала, между прочим. Хелстрем ведь потребовал? Потребовал. А собираюсь ли я удовлетворять это требование, никто не уточнял.
Ну не должна я его отводить к Барти! Потому что тогда потеряю шанс на спасение. Будто я не знаю, что Буревестник будет только рад поспособствовать утечке государственной тайны заграницу. Заветный конверт я больше не увижу, потому что контрабандист однозначно встанет на сторону оппозиционера. Значит, топаем прямо в Бюро общественной безопасности Анталамории.