Учитель

– Идите за мной!

Она направилась в дальний конец зала. Голос отозвался гулким эхом, а шаги отчетливо застучали по полированному деревянному полу. Освещение исходило от двойного ряда зеленых стеклянных брусков, вставленных в отверстия, оставшиеся от окон, в свое время загороженных щитами, а после пожара заставленных громоздкими металлическими стеллажами. В отличие от дерева металл не горит. В результате комната превратилась в бокал ликера шартрез, а ее содержимое окрасилось в бледно-зеленые тона. Сквозь вентиляционную решетку под потолком проникала музыка. Одна и та же мелодия звучала постоянно, с первого дня работы. Эбби не знала, что это за произведение и как называется, но понимала, что музыка классическая, и порой слышала ее даже во сне. Она взглянула на Паркера и увидела: тот пытался освоиться в новом мире, внимательно смотрел по сторонам и восхищенно восклицал.

– Невероятно! – пробормотал он, и Эбби показалось, будто оценка не предназначена для оглашения, а вырвалась импульсивно.

Обычно, узнавая, чем именно Эбби занимается, люди кисло улыбались и произносили нечто вроде «как мило», причем неискренне. Мысль о набивке чучел всем была отвратительна, хотя сути вопроса никто не знал и не понимал. Реакция Паркера внесла приятное разнообразие. Эбби гордилась своей профессией – тем единственным, что имела.

– Мы руководствуемся подобием простейшей десятичной системы: две первые цифры соответствуют континенту, три следующие обозначают вид, а затем…

– Да, принцип мне знаком.

– Извините.

– Вовсе не хотел показаться грубым. Прошу, не обращайте внимания на мой… характер. Порой бываю несколько… Спасибо за то, что нашли время все объяснить. Продолжайте, пожалуйста. – Паркер Уэст бормотал так смущенно и трогательно, что сдержать улыбку Эбби не удалось.

– Необходимо зарегистрировать каждое животное вот в этом реестре в соответствии с классификацией, а потом решить, подлежит оно реставрации или нет. Все, что может быть восстановлено, получает желтый стикер, а то, что восстановлению не подлежит, помечается красным. – Она передала Паркеру пачку наклеек.

– Восстановлению подлежит абсолютно все, – задумчиво промолвил он, не отводя взгляда от разноцветных листков.

Эбби внимательно посмотрела ему в лицо: бледная кожа контрастировала с черными волосами, а мягкие кудри нарушали резкую геометрию лица. Паркер поднял голову и вздохнул, словно забыв, что рядом кто-то есть.

Потом Эбби наблюдала, как он работает. Взявшись за дело, Паркер не произнес ни единого слова, иногда что-то невнятно бормотал, но в целом она по-прежнему оставалась в одиночестве. Молчание не казалось напряженным или неловким – просто обоим было удобно работать в тишине. Время от времени Паркер доставал из кармана потертую записную книжку, что-то быстро помечал и снова прятал. Эбби пыталась угадать, что он стремится сохранить в памяти и какие проблемы решает в своей диссертации.

День клонился к вечеру, и свет в зале стал оранжевым, приняв и впитав мягкие закатные лучи.

– Паркер! – в четвертый раз позвала Эбби, желая привлечь внимание, однако прилежный сотрудник продолжал самозабвенно что-то писать.

Наконец он поднял голову и взглянул почти испуганно, но уже в следующее мгновение лицо смягчилось, а на губах появилась улыбка. Казалось, кошмар рассеялся, и он снова вернулся к реальности.

– Который час? – Паркер с удивлением посмотрел наверх, на окна, окрашенные в теплые сумеречные тона.

– Уже семь. Никогда не задерживаюсь так поздно, но сегодня мы сделали очень много. Спасибо за помощь.

– Семь? Вот это да! Мне срочно нужно домой.

– Простите, надо было раньше отвлечь вас. Жена, наверное, волнуется.

– Да, Салли скучает… а еще проголодалась и хочет гулять. – Он заметил сконфуженное лицо Эбби и усмехнулся: – Салли – это моя собака.

Эбби покраснела. Не дай бог, он подумает, будто она пытается что-нибудь выведать. Никогда и ни за что. Даже мысли подобной не приходило в голову.

После ухода Паркера музей опустел. Эбби собралась домой. Спустилась в вестибюль и увидела самурая: в полной боевой готовности, держа руку на кривом мече, тот замер в своем стеклянном футляре, внушая ужас. Хотя воин оставался неподвижным и не мог никому причинить зла, от пустого черного взгляда стало жутко.

– Все еще здесь?

Эбби обернулась и увидела Шона: тот стоял почти вплотную, держа в руках рубашку. Белая майка позволяла изучить историю его жизни, записанную в виде татуировок. Здесь присутствовали все положенные элементы: розы с шипами, таинственные, непонятные символы, доставшиеся по наследству фамильные знаки. Поигрывая мускулами, парень начал медленно надевать рубашку. Чего он добивался? Хотел напугать? Напрасно: даже наедине Эбби его не боялась.

– Как раз собираюсь уйти. – Она шагнула к двери.

– Видел тебя с этим чудиком, новеньким. – Шон улыбнулся и, застегивая пуговицы, заметил: – Он слишком хорош для тебя, надеюсь, ты это понимаешь?

Эбби положила руку на сумку, чтобы при необходимости быстрее сунуть пальцы внутрь. Инструменты она всегда носила с собой, в том числе и скальпель. Он даже не почувствует, как острое стальное лезвие вонзится в кожу: увидит кровь и схватится за горло, мечтая поскорее умереть, чтобы не мучаться. Эбби точно знала, куда нужно вонзить оружие, чтобы все закончилось быстро. Она хорошо обращалась со скальпелем. Интересно, оставит ли кровь пятна на этих ужасных алых стенах? Эбби убрала руку и открыла дверь.

– Не забудь запереть! – деловито распорядилась она и с бьющимся сердцем выскользнула на крыльцо. Посмотрела вниз, на тротуар, и увидела Паркера. – Кажется, вы собирались домой?

– Подумал, что вы остались в музее с Шоном, но потом понял, что он вас не интересует.

– Почему поняли? – уточнила Эбби, спускаясь по ступенькам. Ей не нравилось, что кто-то мог догадываться о ее мыслях и переживаниях – от этого возникало неприятное чувство беззащитности.

– Невольно замечаю подобное, – спокойно пояснил Паркер и глубоко вздохнул. – Решил проводить вас домой, ведь почти стемнело.

– А как же собака?

Эбби обернулась в сторону музея и заметила торопливо выходящего Шона. Охранник осмотрелся, увидел ее и заметно обрадовался, но уже в следующий миг в поле зрения попал стоявший рядом Паркер. На лице отразилось разочарование, а кривая усмешка уступила место хмурому враждебному взгляду.

– Ничего, Салли немного потерпит. Мы понимаем друг друга. – Паркер улыбнулся и пошел рядом, не обратив внимания на Шона.

Эбби посмотрела через плечо: охраник направился в другую сторону.

Следующие несколько недель Эбби и Паркер работали молча. Энтузиазм помощника не истощался; каждый день он приходил рано и погружался в классификацию видов и подвидов. Голода и усталости не испытывал, регулярно пропускал ленч, а вечером поджидал Эбби на улице и провожал до дома. Никогда не досаждал глупыми вопросами и пустой болтовней, постоянно думая о своем. На работе часто вынимал записную книжку. Порой Эбби с улыбкой наблюдала, как прилежный сотрудник спешит записать важные детали.

– Но почему вы решили прийти именно сюда? Многие музеи обладают большими архивами, даже более богатыми, чем наш, – однажды спросила она, осмелившись нарушить молчание, когда наступило время ленча. Эбби уже привыкла приносить в пыльный зал два сандвича: оставлять Паркера голодать в одиночестве не позволяло чувство вины.

– В детстве родители часто приводили меня сюда, и все казалось интересным. Я обожал реконструкции римского завоевания, знал найденные в округе древности. Но ничто не будит мысль и воображение так, как животные. Часами рассматривал диорамы и забывал обо всем на свете. Одна из скамеек стояла напротив витрины с макетом африканской пустыни, где лев вонзил зубы в буйвола. И вот я сидел и воображал себя то охотником, то жертвой, пытался понять ощущения каждого из участников драмы, а однажды задумался, можно ли стать одновременно и тем, и другим. – Паркер с усилием сглотнул и закрыл глаза, не в силах стряхнуть воспоминания, а потом глубоко вздохнул, заставив себя улыбнуться. – Вот тогда-то все и началось, я понял, чем хочу заниматься в жизни. Это был момент открытия, так что музей занимает особое место в моем сердце. – Голос звучал отрешенно. Эбби живо представила и его воспоминания, и радость от встречи с прошлым, и что-то еще – привычную печаль, грустное смирение.

– А я мечтала стать ветеринаром, но вылетела из университета и оказалась здесь. – Она откусила сандвич и принялась методично жевать, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего, о чем потом придется жалеть.

Своей простотой и искренностью Паркер притягивал и увлекал так, как уже давно никто не увлекал. Манерой двигаться и говорить он напоминал ребенка, но порой – вот так, как сейчас – вдруг погружался в странную, не поддающуюся точному определению меланхолию, и тогда хотелось успокоить, сказать, что все обязательно будет хорошо. Эбби понимала, что утешение сродни лжи, но в то же время чувствовала, что Паркер нуждается в поддержке. Вот только не знала, что его мучит. Общение давалось легко, и скоро Эбби начала доверять добровольному помощнику, хотя знакомство продолжалось совсем недолго. Паркер Уэст не походил ни на одного из тех мужчин, которых ей доводилось встречать в жизни. Правда, Эбби уже давно не встречала никого нового.

– В чем дело? – спросил Паркер.

Эбби покраснела и отвела взгляд:

– Простите, просто не привыкла работать в компании. Обычно сижу здесь одна. Вовсе не хотела сверлить вас взглядом.

Он просто понимающе улыбнулся. Не стал развивать скользкую тему, однако было уже поздно: щеки предательски пылали.

Остаток дня прошел без разговоров и происшествий, а ровно в пять часов Паркер простился и ушел. Эбби испугалась, что обидела чересчур прямым вопросом: вдруг ему неприятно, больно возвращаться в прошлое? Да, опыта общения с людьми, а особенно с мужчинами ей не хватало. Когда она наконец закончила работу и вышла, Паркер стоял, прислонившись спиной к фонарю, и сосредоточенно изучал записи в своем драгоценном блокноте. Однако стоило ему поднять голову и увидеть Эбби, как напряжение растаяло, уступив место широкой улыбке. На мгновение Эбби ощутила себя желанной. Давно она не испытывала ничего подобного. Если посчитать, пять лет. Пять лет миновало с тех пор, как она оставила университет и начала жить заново.

Глава четвертая
Первокурсница

Тогда

Радио что-то бормотало. Едва слышно, но в то же время достаточно громко, чтобы подавить возможный страх одиночества. В окно светил фонарь, мешая успокоиться и расслабиться. Эбби всегда плохо спала и считала этот недостаток тем более постыдным, что никакого участия в социальной жизни не принимала.

Она посмотрела на кровать Дэни, соседки по комнате: пусто и аккуратно убрано. Проклятие хорошенькой девушки. Даниэла украсила свою постель индийским сари в пурпурных и золотых тонах. Даже яркие постеры на ее стене были вставлены в изящные рамочки и развешаны с особым шиком – не то что потертые плакаты с загнутыми уголками на противоположной стороне комнаты.

Дэни рывком распахнула дверь, влетела, словно на крыльях, шлепнулась на кровать, сбросила туфли и со счастливой улыбкой заявила:

– Я встретила человека, за которого выйду замуж!

Эбби села в постели. Когда она впервые увидела Даниэлу, то, сама того не замечая, натянула свитер, стараясь спрятаться, и сразу поняла отведенную ей роль неприглядной чудачки, которой выпало жить в одной комнате с горячей девчонкой. Но хуже всего было то, что Даниэла оказалась едва ли не самым милым человеком на свете – возможно, потому, что обладала безупречной внешностью и была абсолютно уверена в себе. Они сразу подружились.

– Его зовут Кристиан, он просто чудо, а встретились мы в баре.

– Кристиан Тейлор? – Разумеется, Эбби знала это имя. Еще бы! Каждая девушка в университете знала Кристиана Тейлора.

– Только представь! Он дал мне номер своего телефона! На этой неделе обязательно встретимся! – восторженно взвизгнула Даниэла.

Кристиан считался лучшим парнем университета – трофеем, призом. Ради него стоило надеть рискованно короткую юбку и причесаться с особенной фантазией. Его бесплатно пускали в самые крутые бары, официантки приносили ему коктейли за счет заведения, а управляющие делали вид, будто ничего не замечают, потому что знали: вслед за этим парнем девчонки прибегут толпой. Эбби не сомневалась, что Даниэла специально подстроила так, что Кристиан не смог ее не заметить. Скорее всего они просто столкнулись на узкой дорожке. Таким образом, Дэни только что единым махом перепрыгнула через несколько ступенек безжалостной социальной лестницы.

Утром Эбби проснулась, когда Даниэла была в душе. Посмотрела на часы и поняла, что проспала. Подскочила, торопливо натянула лежавшую на полу возле кровати вчерашнюю одежду и принялась искать куда-то пропавший левый армейский ботинок.

– Привет!

Она резко обернулась на голос, заметила в дверях Кристиана и застыла с бьющимся сердцем. Никогда еще ей не доводилось видеть такого красивого парня. Ему было двадцать лет. Светло-русые волнистые волосы спадали на плечи, обрамляя безупречно правильное лицо. Впервые в жизни Эбби ощутила откровенное сексуальное желание. Одного взгляда хватило, чтобы забыть обо всем на свете. За спиной красавца нервно маячил приятель Джейми, сознавая, что сравнение не в его пользу и разрываясь между ревностью и поклонением.

– Доброе утро, – наконец пролепетала Эбби. – Дэни в душе.

– А ты, наверное, Эбби? – Кристиан слегка поклонился, пожал ей руку и улыбнулся так, что у нее подогнулись колени. Даже лучшие друзья с трудом запоминали ее имя.

В этот момент появилась Дэни с мокрыми волосами и блестящей от горячего душа идеально загорелой кожей.

– Привет! Не ожидала увидеть тебя так скоро! – Она захихикала. Обычно Даниэла предпочитала владеть ситуацией, однако на сей раз уступила первенство мужчине, а сама притворилась недалекой, наивной блондинкой.

Джейми решительно не желал хотя бы признать присутствие Эбби. Все его внимание сосредоточилось на Даниэле: на нее он смотрел, как на богиню. Парней вроде Джейми Эбби знала хорошо. Выглядел он заурядно. Назвать его страшным было бы несправедливо, но и смотреть дважды не хотелось. Судя по всему, данное обстоятельство порождало неуверенность и злобу. Ему были нужны все Даниэлы на свете, а вовсе не Эбби, и оттого перспектива провести жизнь в одиночестве вполне могла оказаться реальной. Девушка служила для Джейми свидетельством успеха, а потому от нее требовалось лишь одно: прекрасно выглядеть. Он мечтал, чтобы другие мужчины завидовали ему, как сам он завидовал Кристиану. Роль лучшего друга Адониса не просто тяжела, но и мучительна. Эбби это знала, поскольку сама состояла при Даниэле таким же Джейми и не желала иметь с ним дело. Не хотела слышать, что такие люди, как Дэни и Кристиан, не для нее.

Летний семестр уже вступил в свои права, и экзаменационная лихорадка не жалела никого. Вечеринки оставались единственным способом снять стресс для тех, кто добросовестно учился, а лентяям служили отличным поводом отложить в сторону конспекты и книги. В общем, выигрывал каждый. Летом в университете процветало братское единство: все сочувствовали трудностям и амбициям друг друга. Семестр продолжался недолго, и кампус нередко пустовал. Для теплого дня Эбби оделась на редкость нелепо: в узкие потертые джинсы и белый вязаный джемпер – причем не чисто белый, а слегка посеревший от стирки. Одежда не могла исправить ни по-детски розовые щеки, ни мышиного цвета волосы. Правда, под тусклой экипировкой скрывалась недурная фигура, но догадаться об этом было невозможно. Одним словом, костюм больше подходил для собрания Женского института.

– Эбби, подожди!

Она не успела выйти из комнаты: Кристиан бросился навстречу, остановил, и от этого собственная внешность показалась еще более нелепой. Если бы можно было, подобно супергерою, заскочить в телефонную будку и через мгновение выйти в чем-нибудь красивом, модном, привлекающем внимание! Увы, чудес на свете не бывает…

– Привет, – снова беспомощно пролепетала она, не зная, что сказать. Признание «я тебя люблю», пожалуй, прозвучало бы слишком смело, особенно в данной ситуации.

– Сегодня у меня вечеринка. Дэни придет, и ты тоже обязательно приходи.

Ответить отказом на персональное приглашение было нельзя. При всем желании она бы себе этого не позволила, а потому решила, что лучше сразу согласиться.

– Классно. – Как ни старалась Эбби произнести что-нибудь весомое и значимое, ничего, кроме односложных ответов, в голову не лезло.

Эбби смотрела на себя в зеркало и думала, что даже если наберется смелости и явится на вечеринку в бикини, в звездном сиянии Даниэлы ее присутствия все равно никто не заметит. Она ненавидела себя за внезапный приступ зависти, но почему-то именно сегодня захотелось узнать, каково это: чувствовать себя единственной и желанной.

– Возьми вот это. – Дэни достала из шкафа фиолетовое платье. – Оно мне всегда приносит удачу.

Эбби провела ладонью по тонкому шелку и представила, как он обтянет далеко не худенькие бедра. Они с Даниэлой носили один и тот же размер; разница заключалась в степени уверенности в собственной неотразимости. Фиолетовое платье оставляло спину открытой и к тому же было значительно короче всего, что осмеливалась надеть Эбби.

– Тебе не кажется, что я буду выглядеть, как…

– Как кто? – Дэни усмехнулась, и Эбби поняла, что надо тщательнее подбирать слова.

– Не знаю. Может, так, будто стараюсь стать тобой? Одинокая белая женщина…

– Неужели тебя действительно волнует, что подумают эти люди?

Эбби понравилось, что Дэни назвала своих приятелей «эти люди». Она всегда давала собеседнику почувствовать, что тот для нее много значит, даже если на самом деле это не так. Возможно, оттого вокруг нее крутилось много друзей. В начале знакомства Дэни показалась совершенно прозрачной – что снаружи, то и внутри, – однако чем больше времени девушки проводили вместе, тем яснее Эбби видела в приятельнице проницательного и жесткого политика, любящего оставлять себе открытый выбор, никого не обижая и неизменно сохраняя суверенитет. Эбби следовало быть особенно осторожной, ведь она не умела прятать собственных намерений, опасно раскрывая карты и подставляя себя под удар.

Эбби надела платье, сознавая, что подобный стиль не предусматривает наличия бюстгальтера. Соски моментально натянули тонкую ткань: даже легкого движения будет достаточно, чтобы откровенно продемонстрировать женственные формы. Особого воображения зрителям не потребуется.

– Джейми стразу потеряет голову, – сияя улыбкой, заявила Даниэла.

Джейми. Отлично. Эбби точно знала, что Джейми никогда не увидит в ней чего-то иного, кроме утешительного приза. Сама же она старалась игнорировать очевидный факт, что Джейми ее совершенно не интересовал просто потому, что не был достаточно хорош. Не был Кристианом.

Упоминание заветного имени – пусть всего лишь мысленное – вызвало угрызения совести. Интересно, дала бы Дэни платье, если бы знала, о чем подруга думает? Наверняка дала бы: она не боялась, что кому-нибудь удастся увести у нее мужчину. И уж тем более не видела соперницы в Эбби.

Глава пятая
Бизнесмен

Йен нервно взглянул на аудиторов. Эксперты сидели в стеклянном конференц-зале с озадаченными лицами и обсуждали столбцы цифр, пытаясь докопаться до сути отчетов. Ревизия продолжалась вторую неделю; еще немного, и специалисты найдут источник проблемы, а потом поймут, до какой степени Йен запутался во лжи. В математике он был силен. По-настоящему. Вероятно, даже слишком силен и оттого фанатично верил в непогрешимую силу формул, в существование математического разрешения каждой сложной ситуации. Чрезмерная уверенность привела к краху. Йен не переставал удивляться, как долго ему удавалось держаться на плаву. Множество раз он переступал границы дозволенного, видел, что никто не замечает нарушений, и снова рисковал – до тех пор пока окончательно не вышел из-под контроля.

Йен попытался прочитать по губам, о чем идет речь, и понять, скоро ли аудиторы обнаружат поддельные счета. Один из них поднял голову, посмотрел ему в лицо и положил ладонь на стопку бумаг, словно загораживая от нескромного взгляда. Несколько лет назад Йен воспользовался удобным случаем и приобрел бизнес по торговле недвижимостью, балансировавший на грани провала. Хотя он считался владельцем фирмы, отчетов перед акционерами никто не отменял, а тем не нравилось, когда их деньгами рискуют – слегка или всерьез. Йен набрал займов под залог бизнеса, а деньги потратил по собственному усмотрению – на самые разные цели. Он твердо верил, что разработанная система способна утроить доход прежде, чем кто-либо заметит отсутствие денег. Пара операций действительно прошла успешно, но значительная часть с треском провалились. Чтобы заплатить долги, пришлось занимать деньги у друзей и знакомых. Если бы хватило осторожности остановить аферу раньше, то скорее всего из ловушки удалось бы выпутаться, однако именно осторожности Йен был лишен из-за изощренного ума и непомерной уверенности в собственной непогрешимости.

– Мистер Маркхэм?! – Секретарша, на шестом месяце беременности, стояла, прижимая к животу коробку с документами. Йен взглянул и почувствовал, как леденеет кровь.

– В чем дело, Эмма?

– Вот, обнаружила это в дальнем углу прежнего офиса Дона. Наверное, случайно забыл. Отнести им?

С широкой улыбкой Йен выхватил коробку:

– Нет, лучше идите на перерыв! На сегодня упражнений в поднятии тяжестей достаточно. Сам отнесу.

– Спасибо. – Ничего не подозревая, секретарша спокойно вернулась к своему столу, чтобы забрать сумку и отправиться на ленч, а Йен, из последних сил сдерживая панику, направился в сторону конференц-зала, однако в последний момент свернул к лестнице и побежал вниз.

Прижимая к груди коробку с компрометирующими бумагами, перескакивая через несколько ступенек и едва не падая, спустился к автостоянке. Год назад он начал строительство на Мальте: курортный комплекс с выходом на пляж, роскошными апартаментами и доком для яхт в удобной прилегающей бухте. Сделка состоялась, что называется, с колес. Хотя сам Йен не понимал смысла данной поговорки, она удивительным образом работала, когда он рассказывал о проекте людям, показывал планы, документы и официально подтвержденные отзывы архитекторов. Квартиры продали заранее и по очень высокой цене, а доходы должны были покрыть сложность проекта. Во всяком случае, в этом заключалась идея. Проблема же состояла в том, что, прежде чем начать торговлю зданиями, Йен продал землю под ними вместе с разрешением на строительство и далее оформлял сделки на то, чем уже не владел. Рассчитывал, что даже если придется отвечать, международные бюрократические процедуры протянутся несколько месяцев, а до этого никто не узнает о мошенничестве. Отмыв деньги в фиктивной фирме, приобрел фондовые опционы, однако потом принял несколько ошибочных решений и в результате прогорел, оставшись в огромных долгах.

Он посмотрел на висевший на стоянке плакат. «Скажи “нет” наркотикам!» – призывала надпись, появившаяся после того, как в округе начали борьбу с хулиганством не знавших меры подростков. Наркомания представлялась Йену меньшим злом: сам он потерял значительно больше денег, причем за короткое время. Сотню на собак, тысячу на лошадей, потом бесполезные рискованные акции на десять тысяч фунтов. Траты росли стремительно и непредсказуемо. Так случается, когда человек не признает существования проблемы, перестает контролировать ее, и она начинает руководить его действиями.

– Черт, – пробормотал Йен, пытаясь достать из внутреннего кармана пиджака ключи от своего «Астона».

Коробка упала в лужу, бумаги рассыпались. Он поспешно сгреб их обратно и отпер дверцу машины. Засунул коробку под пассажирское сиденье, а сверху бросил пиджак. Завел мотор и тронулся с места, поглядывая в зеркальце заднего обзора, желая убедиться, что за ним не следят. Во время ленча никто не заподозрит побега, а потом будет поздно. Йен выехал из города, чтобы укрыться в своем любимом, перестроенном из старинного амбара доме, уютно примостившемся в одной из узких долин среди холмов Девоншира.

В дороге его терзало раскаяние. Нет, не из-за денег; деньги он забрал, потратил и ничуть об этом не жалел. Более того, в глубине души теплилось облегчение: наконец-то все закончилось. Раскаяние возникло по отношению к жене Дебби, ведь они вместе любовно реставрировали свой амбар – когда еще не было ни денег, ни работы… ничего. Однажды Дебби отправилась за покупками и обнаружила, что совместный счет заблокирован. Позвонила в банк, чтобы узнать, что произошло, и выяснила: баланс не просто равен нулю, а в минусе. Спросила мужа, и тот солгал, заверив, будто произошла какая-то ошибка, и на следующий день пополнил счет, но не своими деньгами, а чужими. Дебби успокоилась и больше интереса не проявляла – до тех пор, пока случайно не открыла письмо, в котором говорилось о займе под залог собственности для выплаты долга по другой закладной на ту же собственность. Йена предупреждали, что, если он не внесет нужную сумму, недвижимое имущество конфискуют. Дебби позвонила в банк и услышала, что муж занял огромные деньги, выставив в качестве гарантии их общий дом. Не потребовалось особых хлопот, чтобы узнать: виллу на юге Франции уже постигла печальная участь.

Йен свернул на подъездную аллею и увидел на лужайке догоравший костер. Дебби забрала всю мебель, оставив лишь обеденный стол. Этот дубовый, сделанный по особому заказу стол делил с ними радости и беды, и вот теперь, расколотый на дрова, тлел прямо перед домом.

Он обернулся, чувствуя на себе взгляды, хотя точно знал, что никто за ним не следит. Мания преследования неумолимо нарастала. Йен уже давно приобрел привычку озираться и посматривать через плечо. Адреналин переполнял кровь. Порой он спрашивал себя, что произойдет, когда его все-таки поймают. Теперь, когда Дебби ушла, ни одна живая душа о нем не вспомнит. А те, кто вспомнит, выстроятся в очередь, чтобы вонзить в спину нож. Йен взглянул на величественный дом, который все еще обожал, поразился, как удалось создать подобное великолепие. Он умен, не так ли? Посмотрел вокруг, на принадлежавшую ему землю, и с особой остротой осознал, что ее тоже заберут. Пропадет и сад, и небольшой лес, и поле за участком, купленное специально для собак. Впрочем, собак Дебби тоже забрала. Если бы Йен не потерял все, она получила бы половину дома и половину земли. Точнее, и дом, и землю целиком, ведь без нее ему ничего не нужно. Вот и сейчас не хотелось заходить в дом, даже чтобы переночевать. Там было холодно и одиноко: не просто пусто, а пустынно. Да и прилечь было негде: Дебби увезла все кровати и диваны.

Йен вытащил коробку из машины и отнес к сложенной на лужайке куче хлама. Да, сам он тоже когда-то пользовался уважением, а теперь оказался бесполезным и никому не нужным. Посмотрел на заброшенный сад, снова подумал о Дебби и вылил на кучу бутылку жидкого парафина. Пусть лужайка испортится, как испортилось все вокруг после того, как она ушла. Ушла любовь. Йен чиркнул спичкой, и огонь жадно набросился на воспоминания, все еще сохранившиеся в обломках стола. Раньше – когда не было другой мебели – они сидели за этим столом, мечтая о доме и о будущей жизни. Пламя поднималось все выше и выше, по сравнению с оранжевыми языками бледно-голубое небо казалось светлее, а жар волнами выплескивался в воздух.

Йен снял крышку, бегло пролистал бумаги, желая убедиться, что все важное на месте, и бросил коробку в костер. Огонь мгновенно поглотил и емкость, и содержимое. В наши дни поддаются восстановлению даже документы, измельченные в специальном аппарате. Учитывая огромную сумму долга, кредиторы не остановятся перед самыми кропотливыми и трудоемкими расследованиями. Йен сунул руку в карман и достал запасную флэшку. Финансовый советник рекомендовал не хранить на рабочем диске ничего «горячего», а завести отдельный накопитель. Опытный специалист не стал объяснять, что имел в виду под «горячими» данными, но, учитывая особенности своей деятельности, Йен решил, что речь идет о финансовых тонкостях, а не о жестком порно. Впрочем, правило полезно и в этом случае тоже.

– Привет!

Йен обернулся и увидел высокого человека в черном. Тот стоял, прислонившись к воротам. Глубоко натянутый капюшон скрывал лицо. Аудитором он точно не был.

– Что вам нужно?

– В твоем распоряжении две минуты. – Человек выпрямился и посмотрел на часы. – Точнее, сто восемнадцать секунд.

– Две минуты до чего? Кто вы, черт возьми, такой?

– Сто двенадцать. Сто одиннадцать.

Йен растерянно взглянул и вдруг увидел в руке незнакомца арбалет:

– Вы сумасшедший?

– Сто семь. – Человек поднял арбалет и прицелился в голову. Йен увидел оружие в деталях: стрелу венчал наконечник в форме звезды. Такой ему уже доводилось видеть много лет назад.

– Ты?

– Сто одна.

Йен не стал дожидаться продолжения и побежал. Худым он не был, но регулярно посещал спортзал и поддерживал отличную физическую форму. Йен не сомневался, что сможет бежать достаточно быстро – хотя бы для того, чтобы добраться до леса и спрятаться среди деревьев. Оглядываться не стал: не хотел видеть, близко ли преследователь.

Он перелез через изгородь и наконец-то оказался в спасительном лесу, где знал каждую горку и ямку, каждый укромный уголок. Обернувшись, увидел, как черный человек неторопливо, уверенно шагает по полю. Улыбнулся и побежал дальше, запас времени позволял пока держаться на тропинке, не углубляясь в заросли. Миновал еще сотню ярдов, когда внезапно раздался щелчок, и нестерпимая, нечеловеческая боль пронзила насквозь. Йен упал и закричал в агонии, а когда посмотрел на ноги, то увидел, что в лодыжку вонзился охотничий капкан. Из глубокой раны ручьем текла кровь, торчали кости и сухожилия. Он с трудом сел, обеими руками раздвинул железные щипцы и со стоном вытащил изуродованную ногу, краем глаза наблюдая, как преследователь перелезает через изгородь.

Не сдерживая слез, Йен встал, и попытался бежать дальше, хотя уже ясно понимал, что все кончено. Раздался характерный, хорошо знакомый звук арбалетного выстрела, и за те мгновения, пока летела стрела, Йен глубоко вдохнул, закрыл глаза и приготовился встретить смерть. Однако стрела попала в плечо. Он ощутил резкий толчок и упал. Услышал, как шелестят листья, заметил, как приближаются черные сапоги, и потерял сознание.

Очнулся Йен от ледяной воды на лице и сразу почувствовал, что болит не только нога, но и запястья. Повернул голову и увидел, что распят между двух деревьев в стороне от нахоженной тропы.