Восточный экспресс

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

К новым горизонтам

Никогда еще у Дарьи не было такого тяжелого Великого поста. Она не раз ругала себя за то, что согласилась поужинать со Ставросом накануне ухода из лаборатории. После его дерзкой выходки она поспешила закончить с ужином, почти не разговаривая с сотрапезником, и распрощалась с ним очень холодно, а на другой день Алхимик и сам игнорировал ее, если не считать вежливой похвалы печеностям, которыми она угостила коллег. Но было еще рукопожатие – Дарья не могла от него уклониться, поскольку все пожали ей руку на прощанье, – и оно снова привело ее в смятение. На секунду Ставрос задержал ее руку в своей, как и Контоглу, но если последнее вызвало у нее раздражение, то первое… Дарья не смогла сдержать мгновенный трепет, и Алхимик, конечно, почувствовал реакцию, а потом его пальцы скользнули по ее ладони, и он бархатно сказал:

– Успехов, госпожа Феотоки! До свидания.

– Спасибо, – ответила она. – До свидания.

Не могла же она при всех сказать: «Прощайте»! – хоть и хотелось… А теперь Алхимик стал ее наваждением. Только уйдя из лаборатории, Дарья сполна осознала, насколько он успел привязать к себе ее мысли. Вспоминалась каждая мелочь: горбоносый профиль на фоне окна, поворот головы, рука с черной чашкой, острый взгляд, еле заметная улыбка, кошачья грация… Вспоминалось даже то, на что она, казалось бы, не обращала внимания: например, расположение вещей на его рабочем столе или то, как Ставрос порой задумчиво потирал кончиками пальцев левую щеку, наблюдая за ходом очередной реакции. Но невыносимее всего были воспоминания о его прикосновениях – и помыслы о том, что могло бы случиться дальше. Как Дарья ни боролась с этими мыслями, как ни молилась об избавлении от них, ничто не помогало: ни Иисусова молитва, ни усиленные занятия переводами, ни земные поклоны. Первая неделя поста прошла словно в тумане. Едва ли не впервые в жизни многие покаянные тропари Великого канона наполнились для Дарьи реальным смыслом, но, несмотря на молитвы и слезы во время церковных служб, она ощущала полное внутреннее бессилие – и никакой помощи свыше. Вечером, когда дети уложены спать, домашние дела переделаны, молитвы прочитаны, взаимные пожелания мужу спокойной ночи высказаны, Василий засыпал – он вообще всегда удивлял, а теперь даже раздражал Дарью способностью отключаться почти мгновенно, – а она погружалась в свой персональный ад.

Ее прежняя тоска, неясные желания, неопределенные стремления обрели форму и направление: она хотела вновь увидеть Ставроса, услышать бархатистый голос, посмотреть в темные глаза, ощутить его пальцы на коже – и не только это… Нет, Дарья не считала это влюбленностью. Она называла это греховным вожделением, соблазном, искушением – но почти не могла противиться помыслам. Как и не могла невольно не сравнивать Алхимика с собственным мужем, а сравнение то и дело оборачивалось не в пользу Василия, пусть даже критериев для сопоставления имелось немного, ведь Ставрос так и остался для нее загадкой. Но он был чрезвычайно умен, прекрасно образован и, в отличие от Василия, использовал полученное образование с большим толком и вкусом. Помимо немалого, по-видимому, жизненного опыта, он имел широкий кругозор – очевидно, намного превосходящий кругозор как Василия, так и самой Дарьи, – и она не могла не думать о том, как интересно с ним было бы общаться, если бы… Могли ли они стать друзьями? Просто друзьями, ничего больше! Мечта заманчивая, но неосуществимая: после всего случившегося Дарья слишком хорошо сознавала, насколько Алхимик привлекал ее как мужчина.

Но почему именно он и сейчас? Она не понимала этого, так же как не могла разгадать и смысл его поведения по отношению к ней: если он не хотел ее соблазнять, тогда почему вел себя за последним ужином как соблазнитель? Неужели ей и правда нужен именно такой «катализатор»?! Мысль унизительная!.. Однако нутром Дарья чувствовала: ей действительно не хватало в жизни ощущений и опыта подобного рода. Она даже радовалась, что «ужасный» финал знакомства со Ставросом пришелся на канун поста и впереди было полтора месяца без физической близости с мужем: вряд ли Дарья смогла бы сделать вид, что всё хорошо и она не хотела бы большего. А она хотела – сама не зная толком, в чем это большее могло заключаться. Дарья чувствовала себя ужасной грешницей, но «постыдные мечтания» продолжали одолевать; иногда она противилась, иногда сдавалась и отдавалась их потоку. На исповеди она созналась, что ее мучают нечистые помыслы, связанные с посторонним мужчиной, с которым она познакомилась на оставленной теперь работе. Дарье стоило большого труда произнести это вслух, но отец Павел отреагировал на признание совершенно спокойно.

– Такое бывает от потери внутреннего трезвения, – сказал он, – но вы не должны дергаться и нервничать. Это рабочий момент, такое случается нередко, и не надо думать, будто происходит что-то из ряда вон выходящее. Эти мысли только усилят искушение: бесы нарочно стараются внушить нам, что мы очень грешны, беспросветно порочны и не можем справиться с соблазном. Лучшее средство против таких помыслов – стараться не обращать на них внимания и продолжать молиться, работать и заниматься всеми необходимыми делами. Тогда помыслы постепенно ослабеют, а потом и совсем отойдут. Главное – не оставлять тело праздным, а ум без молитвы или хотя бы мыслей о работе и прочих обязанностях.

Дарья отнеслась к этому наставлению с долей скепсиса, но когда пост перевалил за середину, вдруг осознала, что стала меньше думать об Алхимике и вспоминать всё связанное с их знакомством. Это придало ей бодрости: значит, от искушения можно избавиться! – а когда уныние отступило, отгонять греховные мысли стало еще легче. Однако тут случилась другая неприятность: муж сообщил, что намеченную на конец апреля поездка в Иерусалим придется отложить. Его неожиданно пригласили принять участие в ежегодных послепасхальных состязаниях жокеев в Эфесе, где стараниями императрицы десять лет назад был построен большой прекрасно оборудованный ипподром.

– Я не могу отказаться, – пояснил Василий, – ты же понимаешь: такая возможность отличиться! Сама августа там будет, и туда приглашают обычно по ее рекомендации…

– Ты просто не хочешь отказываться! – раздраженно ответила Дарья, сидевшая перед зеркалом, заплетая на ночь косу. – Уж конечно, все эти скачки для тебя важнее всего, в том числе путешествия со мной!

– Ну, ты что? – примирительно сказал муж. – Что ты придумала? Я же не отказываюсь вообще от Иерусалима! Мы отложим поездку ненадолго, вот и всё.

– Но я уже заказала отель, билеты! Что теперь, всё отменять? Или переносить на другие даты? Тогда на какие?

– Я уже подумал об этом: почему бы не на начало мая? Иерусалим же не разрушится за две недели.

– «Не разрушится»! – передразнила Дарья, еще больше раздражаясь и не обращая внимания на улыбку мужа. – Только вот не успеешь оглянуться, как состаришься, так и не повидав ничего интересного! Помнится, до свадьбы ты мечтал о путешествиях, а теперь тебя с места не сдвинуть, кроме как ради очередных соревнований!

– Да что ж ты так злишься, Дари? – наконец, удивился Василий. – Ничего же не случилось! Я прошу перенести поездку на две недели, только и всего.

– И ты сообщаешь об этом так, походя, между вечерним умыванием и ночными грезами, как будто это не имеет никакого значения! – Дарья резко перекинула на спину косу, встала и повернулась к мужу. – В начале поста ты говорил, что мы точно поедем в конце апреля, сейчас говоришь про начало мая, а подойдет май, так ты еще что-нибудь скажешь… Что лошадь захромала и надо за ней ухаживать! Да ведь одиннадцатого мая начнется Золотой Ипподром, тебя наверняка попросят помочь на тренировках… И когда мы поедем? Когда на пенсию выйдем?

– Послушай, ну, так нельзя! – расстроенно проговорил Василий. – Мы ссоримся на пустом месте! Я понимаю, что тебе хочется попутешествовать, мне и самому интересно побывать в Иерусалиме, но пойми и ты меня! Я возница, для меня соревнования действительно очень важны. Не так уж много у меня осталось впереди активной жизни, потом на смену придут молодые. И мне хочется в ближайшие годы принять участие во всех возможных соревнованиях, сразиться за все призы, какие бывают. Вот сойду с дистанции, стану тренером, тогда у меня будет больше времени, а пока мне не хочется упускать лишний шанс победить! И разве ты не будешь за меня рада? Раньше ты всегда болела за мои победы, а теперь тебе словно бы всё равно! – добавил он с легкой обидой.

Дарья смутилась. Она вдруг осознала, что муж прав: его победы на бегах и скачках в последние год-полтора стали трогать ее куда меньше, чем прежде, а ведь это должно задевать Василия, наверное, еще больше, чем ее – его нежелание путешествовать…

– Нет, что ты, мне вовсе не всё равно! – взяв себя в руки, сказала она. – Прости меня, я уже настроилась на эту поездку, вот и вспылила… Конечно, Иерусалим не убежит. Давай я перезакажу отель и билеты на конец мая. Семнадцатого Ипподром окончится, а где-нибудь двадцатого мы сможем уехать. Как ты думаешь?

– Это было бы идеально! – обрадовался муж и, подойдя к ней, нежно обнял. – Вот видишь, и ссориться не из-за чего! Прости и ты меня! Глупо я тебя обвинил… Ну, будем считать это великопостным искушением! – добавил он с легким смешком.

– Угу, – ответила Дарья, потершись носом о его плечо.

Но ни облегчения, ни радости она в этот момент, в отличие от мужа, не ощутила, поскольку откуда-то из подсознания послышался насмешливый голос: «Да, я слыхал, что русским женщинам свойственна почти маниакальная жертвенность»…

***

Утром, включив компьютер и собираясь менять даты на билеты и отель в Иерусалиме, Дарья пребывала в унылом состоянии духа. Однако в почте она обнаружила письмо, придавшее ее мыслям новое направление. Писали из «Логоса» – переводческой фирмы, где она работала уже четыре года, имея на ее сайте страничку с резюме и списком работ. Дарье предлагали принять участие в двухнедельной конференции, посвященной истории науки, в качестве синхронного переводчика с греческого и немецкого языков на русский. Главным организатором конференции выступал профессор Мануил Димитриадис – имя, ничего Дарье не говорившее, – которому рекомендовали госпожу Феотоки как высокопрофессионального переводчика. «Логос» также дал положительную рекомендацию, и профессор с коллегами предлагали ей сотрудничество.

 

Письмо польстило Дарье, но одновременно удивило. Хотя она нередко переводила научные тексты, а в последние три года подтянула немецкий настолько, что могла легко переводить и с него, однако в синхронном переводе у нее до сих пор было мало опыта, всего несколько случаев не более чем дневной продолжительности, и Дарья не считала себя большим специалистом в этом деле. Почему ее рекомендовали этому Димитриадису, если у нее в резюме даже не упомянут синхронный перевод? И кто, собственно, ее рекомендовал? Она попыталась вспомнить кого-нибудь из тех, для кого она переводила, но лица сливались в памяти, и невозможно было предположить, кто из них дал ей рекомендацию. Впрочем, разве это важно? Слово всё равно за ней: в случае согласия Дарья должна сообщить в ответном письме свои данные, чтобы устроители конференции заказали ей билет до Дамаска – именно там будет проходить это научное мероприятие. Конференция начиналась сразу после Пасхи, в понедельник Светлой седмицы.

«Здорово! Поеду!» – решила Дарья. Но потом задумалась: «А если не справлюсь?» В течение двух недель переводить научные доклады – работа непростая и ответственная, есть риск оказаться не на высоте и не оправдать надежд приглашавших. Но, с другой стороны, это возможность как раз усовершенствовать навыки устного перевода. А еще перспектива пообщаться с представителями ученого мира, побывать в Дамаске – целое путешествие, пусть и с рабочими целями, но что-нибудь в городе она наверняка сможет посмотреть… Древний город, богатый историей и памятниками, к тому же в Сирии – имперской провинции, о которой Дарья имела довольно смутное представление, а познакомиться очень хотелось! Кроме того, предложение чрезвычайно заманчиво финансово: за две недели работы Дарья могла получить сумму, которую обычно зарабатывала переводами и уроками за два месяца.

«В конце концов, это не я им предложила свои услуги, а они сами меня приглашают, значит, риски они берут на себя, даже если я не совсем оправдаю их надежды… – думала она. – А может, и оправдаю! До Пасхи еще есть время, посмотрю в сети какие-нибудь ролики на научные темы, потренирую понимание и синхронный перевод, подучу научные термины… А Василь в конце Светлой всё равно едет в Эфес. Правда, тогда не удастся с детьми съездить на пикник… Ну, ничего, побудут с бабушкой, а когда я вернусь, еще успеем погулять до праздника Города!»

Мысль о том, что до ответа на письмо надо посоветоваться с мужем, Дарья сразу отбросила: он ведь не советовался с ней, когда решил вместо Иерусалима ехать на скачки в Эфес! К тому же вот случай проверить, насколько полезна перемена места работы, о которой говорил Алхимик, – пусть ненадолго, но и две недели тоже срок. Теперь, когда Дарья получила облегчение от искушения, она почувствовала, что ее прежняя тоска трансформировалась в вожделение лишь отчасти… или, возможно, просто была им заглушена. Но стоило внутренней буре улечься, как Дарья вновь ощутила присутствие «демона», а значит, придется снова искать пути избавления от него. Так почему бы не попробовать средство, предложенное Ставросом, раз уж оно подвернулось само собой? Вот и выяснится, работает ли его… алхимический рецепт или всё это одна болтовня!

Воодушевившись, Дарья быстро написала ответное письмо в «Логос», принимая предложение. Василий, узнав о предстоящей ей командировке, был немного обескуражен, что она уезжает сразу после Пасхи, но не стал возражать – видимо, не решаясь после отложенного по его вине иерусалимского путешествия критиковать поездку жены, тем более сулившую хорошие деньги.

Дарья предполагала, что полетит в Дамаск на самолете. Однако, к ее удивлению, на другой день из «Логоса» пришло сообщение: ей куплен билет с электронной регистрацией на поезд «Восточный экспресс», который отправлялся с азиатского берега Константинополя, из Халкидона, вечером в воскресенье Пасхи; сопровождать Дарью должен один из участников конференции, но кто именно, точно пока не известно. В любом случае, госпожа Феотоки не должна ни о чем беспокоиться – ей оставалось только придти восемнадцатого апреля к пяти вечера на Халкидонский вокзал.

«Что ж, – подумала Дарья, – это даже интересно! На этом экспрессе я еще ни разу не ездила». И она принялась составлять список вещей для путешествия в Дамаск.

***

Высокоскоростной экспресс, который следовал в Иерусалим через Никомидию, Дорилей, Анкиру, Кесарию Каппадокийскую, Тарс, Антиохию, Алеппо и Дамаск, был пущен шесть лет назад и быстро завоевал популярность у византийцев и иностранных туристов, хотя билеты на него не отличались дешевизной. Но они стоили дешевле авиабилетов, и располагавшие лишним временем могли путешествовать с комфортом, созерцая прекрасные виды за окном белой стрелы с покатыми боками, чей путь пролегал в основном по холмистой местности, а на отрезке между Алеппо и Иерусалимом даже через несколько тоннелей в горах.

Халкидонский вокзал, откуда отправлялись поезда из столицы в Азию, был построен еще в конце позапрошлого века, и хотя с тех пор расширялся и модернизировался, старое здание в классическом стиле, с белыми колоннами и стенами цвета охры, по-прежнему возвышалось на берегу Пропонтиды у самой воды, рядом с гаванью, где приставали вереницы пассажирских корабликов, приходивших из европейских районов Города и с берегов Босфора. Стояла чудесная весенняя погода, воздух был прозрачен и вкусен, солнце пригревало почти по-летнему, галдели чайки, морская синь навевала мечты о дальних странствиях и приключениях. Дарья приплыла немного рано и успела выпить чашечку кофе в прибрежной кофейне, глядя на противоположный берег и думая о древних мегарцах, которые основали халкидонскую колонию и были позднее обруганы Геродотом за слепоту, поскольку предпочли это место прекрасному мысу, где впоследствии возник Византий. Зато теперь отсюда можно всласть любоваться на Око вселенной: Святая София, громада Ипподрома и здания Большого Дворца предстают как на ладони.

– Госпожа, возьмите на счастье! – раздался рядом тоненький голосок. – Всего одна драхма!

Дарья повернула голову: худенькая девочка лет десяти протягивала ей ворох из тонких плетеных браслетиков, разноцветный бисер весело блестел на солнце. Перебирая плетенки, Дарья увидела, что на них воспроизведены, хоть и не всегда умело, в основном древнегреческие геометрические узоры, которые, часто встречались и в обрамлении мозаик византийских церквей. Выбрав тонкий браслетик с сине-золотым греческим меандром, Дарья дала девочке две драхмы, заплатила за кофе и направилась в сторону вокзала.

Купе оказалось двухместным. «Ого! – подумала Дарья, оглядевшись. – С таким комфортом я еще никогда не ездила… Интересно, кто же поедет со мной?» Вытащив из чемодана пижаму, Дарья задвинула его в угол, глянула в зеркало на двери, заправила выбившуюся из прически прядь волос и села. Достала мобильник, написала мужу, что она в поезде и всё в порядке. Сразу получила ответ: «Счастливого пути!» Убрала телефон обратно в сумочку и принялась рассеянно глазеть в окно.

«До отправления скорого поезда „Восточный экспресс“, Константинополь – Иерусалим, остается три минуты…» – раздалось по громкой связи. «Ну, и где же мой сопроводитель? – подумала Дарья с беспокойством. – Не хватало еще, чтоб он опоздал на поезд!»

Тут дверь купе отодвинулась, и в проеме появился Севир Ставрос. Он был одет, как всегда, во всё черное: арапки, шелковая рубашка с длинным рукавом и вельветовая жилетка, на шее небрежно повязан платок, черный с фиолетовым отливом; кожаная сумка на плече и чемодан на колесиках довершали этот стильный образ.

– Добрый день, госпожа Феотоки! – произнес Алхимик, втащил чемодан в купе и закрыл дверь. – Рад вас видеть.

Ошеломленная Дарья была не в силах выдавить даже слов приветствия. В голове у нее воцарился полный хаос, а руки стали влажными. Когда она, наконец, смогла заговорить, то выпалила:

– Зачем вам это нужно?!

Ставрос, уже успевший сесть напротив и придвинуть к себе одну из двух бутылок с минеральной водой, стоявших на столике у окна, изогнул бровь и уточнил:

– Что именно?

– Мне кажется, я достаточно ясно дала понять, что больше не намерена общаться с вами!

– От меня не так легко убежать, как вы думаете.

Дарья задохнулась от возмущения.

– Как вы смеете?! – почти закричала она. – Что вы себе позволяете?! Любой порядочный человек на вашем месте…

– С чего вы взяли, что я порядочный человек? – перебил он, глядя на нее с насмешливым интересом. На этот вопрос она не нашла, что ответить. Ее попутчика, похоже, ситуация забавляла, и только. Он спокойно открыл бутылку «Пруссы» и спросил: – Желаете?

– Нет, спасибо! – ответила Дарья почти грубо. На самом деле ей хотелось пить: при виде Алхимика у нее мгновенно пересохло в горле, – но услышанное так возмутило ее, что любезничать не возникало ни малейшего желания.

Вагон мягко качнуло, и перрон за окном поплыл. «Ну, вот и всё, – обреченно подумала Дарья. – Две недели с этим… нахалом! Господи, куда я влипла!»

«Нахал» между тем взял со столика пластиковый стаканчик, вынул из упаковки, налил воды и неторопливо выпил. Глаза Дарьи невольно приковались к его кадыку, двигавшемуся в такт глоткам. Она заметила как раз под ним три родинки, расположенные равносторонним треугольником – занятно…

– Надеюсь, вы не заняты выбором места, где чикнуть бритвой, пока я сплю? – поинтересовался Алхимик.

Дарья чуть не подпрыгнула и только тут осознала, что всё еще не отрывает глаз от его шеи, тогда как он уже отставил пустой стакан и насмешливо смотрит на нее.

– Что за глупости! – пробормотала она, краснея, и устремила взгляд в окно. – Лучше скажите, что вам от меня нужно!

– Вы невнимательно прочли письмо из «Логоса»? Нам нужна помощь в синхронном переводе.

– Пожалуйста, не корчите из себя дурачка! – вспылила Дарья. – В «Логосе» полно хороших переводчиков, в том числе русскоязычных. Я далеко не лучший специалист по синхронному переводу, у меня он даже в резюме не значится. Тем не менее, вы запросили именно меня, ведь это, конечно, вы рекомендовали меня Димитриадису. Итак, что вам от меня нужно?

– Вы умеете мыслить логически. Что ж, отвечаю: я не привык бросать химическую задачу, не решив ее.

– Что вы имеете в виду?

– Вы от чего-то бежите. И к чему-то стремитесь. Иначе бы вы никогда не появились в нашей лаборатории. Я хочу понять, что за реакция в вас идет. Мы с вами уже об этом однажды говорили.

– Зачем вам это? – вскинулась она.

– Любопытство ученого, если хотите. – Он слегка пожал плечами.

Дарья уже собралась разразиться тирадой о том, что она не подопытный кролик и не намерена удовлетворять Алхимикову тягу к знаниям… но вместо этого схватила вторую бутылку «Пруссы». Ставрос тут же ловко распечатал другой стаканчик и придвинул к ней.

– Спасибо, – пробурчала она. Ее рука слегка дрожала, когда она наливала себе воды. Осушив стакан торопливыми глотками, Дарья глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, и сказала: – Допустим, вам удастся это выяснить. Что вам это даст? Вы химик, копаетесь в древних рукописях и рецептах. Какое вам дело до реакций в человеческих душах?

– Видите ли, одна из распространенных ошибок ученых, даже тех, которые считают алхимию не шарлатанством, а законной предшественницей современной химии, состоит в том, что они вычленяют в ней чисто химическую составляющую, а всё остальное отметают, как ненужный сор, мифологию, устаревшую образность. Для них драконы, львы, киммерийские тени и прочие алхимические термины – не более чем причудливые обозначения веществ, придуманные людьми, не ведавшими научно-методологического подхода. А задача исследователя, по их мнению – расшифровать этот средневековый код и реконструировать тот или иной рецепт, всего лишь химический рецепт, и только. Мало кто задумывается о том, что средневековый химик и химик современный видят мир по-разному. В новое и особенно новейшее время человечество накопило такую огромную сумму знаний и информации о мире, что это неминуемо повлекло специализацию каждой отрасли науки. Средневековые ученые были энциклопедистами, они знали все науки своего времени сразу, от литературы и истории до медицины и астрологии, причем великие люди обладали одинаково глубокими познаниями в каждой из них: автор философских сочинений мог одновременно быть алхимиком и астрологом, а практикующий врач – писать трактаты по истории или богословию. В наши дни подобное невозможно. Современный химик не будет таким же специалистом в литературе или физике, тогда как древнего алхимика интересовало устройство мира в целом: не только химия веществ, но и, так сказать, химия слов, образов, чувств, небесных сфер… Конечной целью алхимики имели не трансмутацию веществ как таковую – это всего лишь поделье. Настоящим делом было освобождение духа через материю и материи через дух. Алхимический рецепт заключает в себе несколько уровней. Описание собственно химической реакции – только один из этих уровней, далеко не единственный. К тому же алхимики не были последовательными мыслителями. Химия как наука – точнее, та протонаука, которая существовала в те времена – руководила ими лишь отчасти. Алхимия вообще самая туманная наука из всех, оставленных нам в наследство предками: тонкость, двусмысленность, парадоксы, широта, неоднозначность… Алхимическая литература богата, есть и просто сборники рецептов для конкретных задач – например, для окраски тканей или стекла, очистки жемчуга и так далее, – и в них разобраться чаще всего не так уж сложно. Но чтобы понять алхимический трактат, надо знать на высоком уровне психологию бессознательного, не говоря уж о собственно химии.

 

То, о чем говорил Ставрос, было настолько интересно, что возмущение Дарьи почти улеглось. Правда, она уже читала подобные рассуждения в книги об алхимии, однако в устах Севира всё это звучало как-то красивее и увлекательнее. Конечно, Алхимик повел себя нагло, но если в результате Дарью ждет две недели таких занимательных бесед, то, возможно, оно того стоит… О том, что будет твориться с ней после двух недель такого общения, она предпочитала не думать.

В дверь постучали, и улыбающаяся проводница, войдя, проверила билеты, сообщила код от замка на двери купе, спросила, не надо ли чаю или кофе, пожелала хорошей поездки и вышла.

– То есть вы хотите сказать, – заговорила Дарья после небольшого молчания, – что алхимия затрагивает все сферы человеческой жизни?

– Конечно.

– Хм… Похоже на толкование «Изумрудной скрижали» в одном романе… Но даже если так, почему именно меня вы выбрали… в качестве объекта исследования? Вы правы, у меня есть некоторые… внутренние проблемы, но, в конце концов, вас это никак не касается! И вокруг полно людей со всякими проблемами! Зачем вам именно я?

– Думаю, я могу вам помочь.

– Какая самонадеянность!

– Ученый должен быть самонадеян, иначе он ничего не добьется.

– И с чего же вы собираетесь начать? – насмешливо спросила Дарья.

– Для начала вы расскажете, почему пришли работать в лабораторию.

«Всё равно он от меня не отстанет, – обреченно подумала она. – Но, впрочем, почему бы и не рассказать… без лишних деталей, конечно! Может, он и правда посоветует что-нибудь полезное?»