Траектория полета совы

***

Алекс ждал ее на крыльце «Плеяд» – высокий, стройный, в узких черных брюках, шикарной кожаной куртке и до блеска начищенных ботинках; многие входившие в кинотеатр девушки откровенно засматривались на него. Он уже купил билеты, и они прошли прямо в зрительный зал.

Фильм произвел на Афинаиду двойственное впечатление. С одной стороны, очень понравился: историческая канва соблюдена, антураж подобран замечательно, насыщенные смыслом диалоги, великолепная игра актеров, особенно четверки главных – в ролях Прокопия, Велисария и Юстиниана с Феодорой. Но, с другой стороны, любовная тема в фильме привела девушку в смущение: разумеется, любовь императорской четы и безнадежная страсть Прокопия к августе были показаны далеко не платонически. Афинаида завороженно смотрела на целующихся героев, на мечтания Прокопия, на Феодору, которая, заложив руки за голову и вытянувшись на великолепном ложе, ожидала Юстиниана, – и поневоле ей воображалось, как она вот так же лежит вечером и с нетерпением ждет героя своих мечтаний…

К середине фильма щеки ее горели. Вспомнилось, как в первый год ее православных «подвигов» Лежнев наложил на нее епитимию за поход в кино на гораздо более невинный фильм и сказал, что «театр и кино – бесовские изобретения, и кто туда ходит, служит дьяволу», а потом произнес в храме проповедь о том, что «мало людям своих страстей, так они еще ходят в кино смотреть на чужие!»

«Ну, так что же? – подумала Афинаида. – Я точно так же могла бы сидеть дома и предаваться страстным мечтам! А так хоть посмотрю на жизнь исторических лиц, и ведь это правда: они так и жили, любили друг друга, да и ошибки всякие совершали, не всегда вели себя праведно а всё равно стали святыми… Такие фильмы куда ближе к реальности, да, пожалуй, и для души полезнее, чем какие-нибудь неправдоподобные жития, где герои живут как аскеты чуть ли не с рождения и в любой мелочи получают божественное вразумление!»

Фильм так увлек ее, что она совсем позабыла об Алексе, об окружающей реальности: сидя в темном зале перед огромным экраном, она жила там, в далеком шестом веке… И когда под конец показали Святую Софию и старый Константинополь с высоты птичьего полета, Афинаида подумала, что хорошо бы съездить в Царственный Город. Она побывала там всего однажды, на третьем курсе… Как это было давно! Дожить до тридцати пяти лет в Империи, заниматься античной, а теперь и византийской литературой, и при этом побывать в Константинополе лишь раз – какой позор, в самом деле! Ну, ничего, сейчас надо подналечь на диссер, а после защиты можно будет и попутешествовать…

Когда они вышли из кинотеатра, Афинаида возмущенно сказала:

– Какой все-таки подлый этот Прокопий! Так оболгать любимую женщину только потому, что она не ответила ему взаимностью! Вот так любовь! Удивительно, что такой талантливый человек может быть… таким нечистоплотным!

– Ну, с талантливыми людьми это, говорят, часто бывает! – Алекс усмехнулся. – Правда, Прокопий мне, помнится, казался скучным…

– Скучным? – удивилась Афинаида. – По-моему, он прекрасно пишет, мне так нравятся «Войны»! «Анекдоты», конечно, мерзкие, но и они хорошо написаны… Я вообще люблю исторические книжки. А ты какие любишь?

– Да я как-то больше фантастику… Приятней смотреть в будущее, хоть бы и воображаемое, чем в прошлое, это зажигает!

Они сели в машину и через десять минут были возле кофейни «Парнас», где, по словам Алекса, не только варили классный кофе и пекли вкусные пирожные по собственным рецептам, но и подавали «нормальную еду» и даже спиртное. В кофейне царил полумрак, каждый столик озарялся отдельным светильником с цветными стеклами, играла мягкая ненавязчивая музыка. Алекс уверенно провел Афинаиду к двухместному столику в уютном уголке, девушка села в удобное кресло и почувствовала себя раскованно. Официант принес меню, и Афинаида выбрала греческий салат, кофе мокко и замысловатое пирожное с кремом, украшенное фруктами и шоколадной фигуркой совы, а Алекс – шашлык из баранины с овощным гарниром, турецкий кофе и мороженое; он также заказал им на двоих бутылку вина и два сорта оливок. Когда официант записал заказ и отошел, Афинаида внезапно вспомнила, что идет Рождественский пост, и немного смутилась, но тут же мысленно махнула рукой: заказ сделан, не отменять же теперь… Да еще не хватало сообщать Алексу, что она постится! Он, пожалуй, сочтет это диким, а ей не хотелось выглядеть перед ним смешно и странно. Она снова вспомнила вчерашний визит Ирины и подумала: «Вот так оно и бывает: сегодня одно позволишь себе, завтра другое… А там и не заметишь, как зайдешь далеко-далеко!» Но почему-то никакого сокрушения эта мысль не вызвала.

Когда принесли вино и оливки, Алекс предложил выпить за успех первого доклада «будущего доктора наук». Афинаиде было приятно такое внимание, и она подумала, что Алекс, в общем, неплохой, а что он не любит копаться в древних текстах, так это, наверное, из-за технического склада ума – зато вон как здорово он разбирается в компьютерах и в программах!

От вина Афинаиду стало клонить в сон, она лениво поедала оливки в ожидании своего салата и поглядывала на Алекса: да, он был красив и имел тот тип внешности, который нравится девушкам – этакий романтичный златокудрый принц, самоуверенный, достаточно галантный, умеющий сказать комплимент, пошутить… Правда, шутил он несколько однообразно и не особенно остроумно, она еще в Академии это замечала, но тогда интеллект в мужчинах не интересовал ее настолько, чтобы считать отсутствие большого ума серьезным недостатком. Зато он умел так смотреть!.. Так, как он и сейчас глядел на нее поверх бокала с вином, – но теперь-то она понимала, что за этими многозначительно-пронизывающими взглядами нет никакой глубины. А в двадцать лет могла ли она понять это? Ничего удивительного, что она запала на него. Обидно не столько само это увлечение, сколько его последствия… Но при чем тут Алекс? Уж в ее чрезмерном углублении в православие он точно не виноват!

Он спросил, как прошел доклад, она рассказала вкратце. Алекс слушал как будто даже с интересом и сказал, что иногда общается с Кирой, их бывшей сокурсницей, которая преподает в Академии античную литературу.

– Кстати, она тебя видела в приемной у ректора, только ты ее не узнала. Ну, ее теперь и впрямь не узнать: пухленькая стала, перекрасилась в блондинку и ходит всё в белом и красном, а раньше, помнишь, такая готичная была! – Алекс рассмеялся.

Кира?.. Афинаида вспомнила злое лицо женщины, бросившееся ей в глаза при выходе из кабинета Киннама после их первой беседы: ярко накрашенная невысокая блондинка сидела в приемной ректора вместе с еще двумя женщинами и мужчиной – очевидно, все они давно ожидали, когда великий ритор освободится и были сильно раздражены, потому что Афинаида услышала чей-то шепот: «Ну, наконец-то!» – а Элен посмотрела на нее почти с ужасом. Афинаида смущенно пробормотала: «Простите, пожалуйста!» – и, кивнув секретарше, поскорей вылетела из приемной. Значит, эта женщина в белом костюме была Кира – та самая вечно одетая в черное худющая девица, которая больше всего любила в античной литературе описания военных ужасов и частенько цитировала из «Илиады» самые кровавые места о просаженных черепах, выпущенных внутренностях и болтающихся на одной коже отрубленных головах…

– Так это была она? Смутно припоминаю… Я и правда не узнала ее. Я тогда очень торопилась и никого не разглядывала. Но, скорее всего, не узнала бы, и разглядев. Да, люди меняются!

Им принесли новую порцию из заказа, и Афинаида с удовольствием принялась за салат – греческий она всегда очень любила да к тому же успела проголодаться, – а Алекс налег на шашлык, и некоторое время они занимались поглощением еды, перекидываясь ничего не значащими словами. Афинаида сказала, что ей очень нравится в этой кофейне, Алекс подтвердил, что здесь отлично, сервис и меню на высоте, и он частенько здесь ужинает. Когда их тарелки опустели, Алекс разлил по бокалам остатки вина и произнес:

– Ну, за перемены в жизни… Конечно, за хорошие перемены!

– Да, за это надо выпить!

Они чокнулись, Алекс одним залпом осушил бокал, откинулся на спинку кресла и сказал:

– Ты тоже очень изменилась, Ида! Почему ты раньше была какая-то… как старуха? Ты, оказывается, такая красивая, – он словно раздевал ее глазами, – такая… романтичная…

– Ну, я и раньше была достаточно романтичной! – Она усмехнулась, слегка краснея: ее начали смущать его слишком назойливые взгляды.

– Да, я помню твое письмо! Честно говоря, я не раз жалел, что вернул тебе его, хотелось перечитать… Оно сохранилось?

– Я сожгла его много лет назад, – ответила Афинаида, вспыхнув. – Всё это было очень глупо с моей стороны, и ты хорошо сделал, что вернул его.

– Как, прямо-таки сожгла? Радикально!

– Да, я вообще тогда была… радикальная.

– А сейчас?

– Сейчас… наверное тоже. Ты же видишь, я радикально сменила имидж!

– Правильно! Глупо прятать такую красоту!

Определенно, в том, как он смотрел на нее, было что-то неприличное… или ей просто казалось? «Должно быть, я уже пьяна, – подумала она. – Или всё еще не отрешилась от тех представлений о поведении в обществе, которые внушал Лежнев… Господи, как же хочется спать! Что-то меня развезло… Надо выпить кофе – может, проснусь… О, а вот и он!»

Им принесли кофе и десерты, и Афинаида почти со сладострастьем погрузила ложечку в пирожное: сладкое она очень любила во всяком виде. В кофе, правда, определенно не доложили сахара, и она вспомнила, как великий ритор в их первую встречу сказал: «Что-то говорит мне, что вы предпочитаете покрепче и послаще». Интересно, как он догадался?

Пирожное быстро кончилось – как всегда!.. Афинаида допивала последний глоток кофе, когда Алекс, тоже расправившийся с десертом, сказал:

– Тут есть терраса наверху, с нее красивый вид на Акрополь. Не хочешь подняться?

– О, давай! Надо подышать свежим воздухом, а то я что-то засыпаю совсем.

Он заплатил за ужин, они взяли куртки и, поднявшись по устланной ковровой дорожкой довольно крутой лестнице, оказались «на вершине Парнаса», как пошутил Алекс. По его словам, в теплое время здесь вечером трудно было найти свободный столик, но сейчас терраса пустовала, только в углу целовалась какая-то парочка, да двое туристов пытались заснять ночной Акрополь – подсвеченный, таинственный, он смотрелся великолепно на фоне черного неба. Алекс с Афинаидой подошли к ограждению и, опершись, несколько минут созерцали эту захватыващую дух картину. Девушка вдыхала холодный воздух и пыталась представить, как смотрелся Акрополь в средние века, когда не было ни электричества, ни автомашин: наверняка здесь было очень тихо, а звезды, которые теперь плохо видны из-за огней огромного города, сияли куда ярче… Налетел порыв ветра, Афинаида поежилась.

– Холодно? – спросил Алекс и вдруг обнял ее за плечи. Она вздрогнула и попыталась отстраниться. – Да ладно, чего ты, Ида? Вдвоем всяко теплее! – тихим и каким-то душным голосом проговорил он и еще крепче прижал ее к себе. Он был сильным, и она, перестав вырываться, быстро проговорила:

– Не надо, Алекс! Правда не надо… Отпусти, пожалуйста!

Но он не отпустил, а властно развернул ее к себе лицом и наклонился к ней… Однако прежде чем его губы коснулись ее, Афинаида в отчаянном порыве, собрав все силы, обеими руками оттолкнула его, так что он отлетел на два шага, и сама отскочила с криком:

– Нет!

Алекс ошалело глядел на нее несколько секунд, а потом раздраженно сказал:

– Ты что, совсем сдурела, так пихаться?!

– Это ты сдурел! Я же сказала: не надо! Я не хочу с тобой целоваться, понятно? Я тебя не люблю! И не лезь ко мне со своими объятиями! Знала бы, что этим кончится, так я бы… вообще не пошла с тобой никуда!

На лице Алекса появилось злобное выражение.

– Вот как? – процедил он. – Гнушаешься мной, да? Значит, Киннам действительно успел раздвинуть тебе ноги! А я-то думал, Кира сочиняет… Ну, с ним-то мне и впрямь не потягаться, придется смириться!

Афинаида не поверила своим ушам.

– Ч-что ты сказал? – еле выговорила она.

– То и сказал! – Алекс зло рассмеялся. – Или ты будешь строить из себя нетронутую невинность? Кира рассказала, как ты у него три часа в кабинете просидела! Видно, ему прискучили сладкие красотки, которые его там обхаживают, захотелось кисленького, что называется… сыра с плесенью, ха-ха! То-то после этого ты так принарядилась, вон какая стала, и не подступись! Я теперь для тебя недостаточно хорош! А я-то помню твое письмецо, как ты там писала…

Он не успел договорить. Афинаида подскочила к нему и со всего размаха залепила пощечину. Кажется, ее удар пришелся отчасти в глаз, Алекс выругался и отшатнулся, а она бросилась к выходу с террасы. Как безумная, сбежав вниз и промчавшись по залу мимо удивленных посетителей, Афинаида вылетела на улицу и побежала, сама не зная куда, чуть ли не расталкивая прохожих; шедшие навстречу люди испуганно сторонились. В голове стучала одна мысль: «Скорей, скорей отсюда!» Добежав до первого перекрестка она остановилась, огляделась и, увидев на остановке ярко-желтое такси, устремилась к нему. «Скорей, скорей домой!» Она открыла дверцу, назвала адрес, водитель кивнул, она села, и такси рвануло с места. Афинаида, наконец, осознала, что она одна, без Алекса, что он не догонит ее, что она едет домой, вздохнула – и по ее щекам неудержимо потекли слезы. Не в силах больше сдерживаться, она разрыдалась. Таксист, пожилой дяденька добродушного вида, растерялся, притормозил и спросил участливо:

– Госпожа, что с вами?! Вас обидели?

– Не-ет, – сквозь слезы проговорила Афинаида, торопливо доставая из сумочки носовой платок. – Не… обращайте… не обращайте внимания! По… поезжайте скорей!

– Ну, как же не обращать внимания, когда вы так плачете? – Таксист прибавил скорости. – Такая красавица и так рыдаете! И какой только гад обидел такую хорошую девушку?! Да ему бы морду набить, бабуину этакому!

Афинаида усмехнулась, вытерла лицо и сказала:

– Да нет, не надо бить ему морду. Это было бы слишком немилосердно: ведь у него, кроме морды, ничего нет!

***

К моменту, когда такси остановилось возле ее дома, Афинаида как будто успокоилась, перестала всхлипывать и вздыхать, с улыбкой поблагодарила таксиста и, расплатившись, вылезла из машины. Войдя в квартиру, она скинула туфли, повесила куртку на крючок, прошла в комнату, зажгла свет… И тут ее снова затрясло. Она опустилась на край узкой кровати и закрыла лицо руками.

– Господи! – шептала она. – Господи, что же это такое?!

Значит, эти люди, которые ждали тогда в приемной ректора, подумали, что она… что они с ним… По крайней мере, так подумала Кира… и сказала Алексу… А кому еще она об этом сказала?!

Афинаида в панике принялась вспоминать свои визиты в Академию, лекции для аспирантов, общение с Марго, с Кустасом, позавчерашнюю конференцию… Да нет, вроде бы все общались с ней нормально, едва ли до них могла дойти кирина сплетня. Наверное, Кира рассказала об этом только Алексу… а если даже еще кому-то, то вряд ли ей поверили. Ну да, разве мог бы кто-нибудь поверить, что ректора… потянуло на «кисленькое»…

Как только у Алекса повернулся язык! Ничтожество, Боже, какое ничтожество! Тупой самовлюбленный идиот! Конечно, если мужчина и женщина провели наедине больше часа, то они непременно должны были заняться этим, – больше Алексу в голову ничего не могло придти… И если она не желает целоваться с ним, значит, уже кто-то другой… Как он посмел сказать ей такое?! Неужели она… стала похоже на девицу, которую кто угодно может затащить в постель?!

Ее колотило, точно в лихорадке. Нет, она не делала ничего такого, чтобы он мог так о ней подумать! Она и на взгляды его не отвечала, и ничего не говорила такого… Только иногда смотрела на него, улыбалась, но ведь в этом нет ничего дурного! А он решил, что… Просто у него на уме ничего больше нет, вот и всё! И зачем она согласилась пойти с ним?! Дура, Боже, какая же она дура! Как она сразу не поняла, чем всё закончится? И из-за этого ничтожества она страдала больше двух лет! Из-за него она загремела к Лежневу, потеряла десять лет жизни, из-за этого смазливого негодяя!

– За что?! – крикнула она и, не в силах больше сдерживаться, упала на кровать и зашлась в рыданиях.

Когда в сумочке зазвонил мобильник, она не сразу нашла в себе силы, чтобы встать. Мелькнула мысль не отвечать, но тут же стало неудобно перед человеком, который звонил: а вдруг что-то важное? Афинаида села на кровати. Впрочем, что и у кого может быть важного для нее?.. Она потянулась за сумкой, которую бросила прямо на пол у двери, достала мобильник, взглянула, и сердце стукнуло так, что на миг даже потемнело в глазах.

Звонил Киннам. В голове запрыгали бессвязные мысли: «Он? Сейчас? Почему он? Как же я сейчас…» – а палец уже нажал на кнопку, и рука с телефоном поднялась к уху, и язык повернулся, чтобы сказать «алло»…

– Добрый вечер, Афинаида! Прошу прощения, я не слишком поздно? Я не разбудил вас?

– Нет-нет! Здравствуйте, господин Киннам!

– Я только что прилетел, и мне сообщили, что сборник, для которого вы готовите статью про греческий роман в Византии, в понедельник уже сдают в верстку, так что у вас всего три дня на доработку. Вы успеете?

Пока он говорил, Афинаида торопливо вытирала рукавом заплаканное лицо.

– Да, успею, – ответила она, – мне осталось только доделать несколько примечаний… Большое спасибо, что предупредили!

– Вы что, болеете, Афинаида? – вдруг спросил великий ритор.

– Нет… – Она растерялась.

– Значит, что-то случилось?

Она испугалась, не будет ли слышно по телефону, как заколотилось ее сердце, и быстро проговорила:

– Нет-нет, всё в порядке!

– Афинаида, не лгите! Вы говорите явно в нос – значит, либо заболели, либо плакали. Кто вас обидел?

– Я… сама себя обидела. – Девушка усмехнулась.

– Да, это тяжелый случай. Когда сам себя подставишь, бывает обиднее всего!

– У вас так бывало? – несмело спросила она.

– Случалось. Но не горюйте, Афинаида! Выпейте коньяка и ложитесь спать.

– Коньяка? – удивилась она. – У меня нет коньяка.

– О, какое серьезное упущение! Разве отец Андрей не учил вас, что у каждой порядочной девушки в доме непременно должна обретаться бутылка хорошего коньяка?

– Нет! – Афинаида рассмеялась.

– Поистине, теперь я уверился, что этот поп был настоящим душегубцем! За столько лет он не научил вас азам православной аскезы!

Афинаида не могла удержаться от смеха.

– Я вижу, вы повеселели, – сказал Киннам. – Это радует! Надеюсь, на сей раз вы придете в себя без коньяка, а в ближайшем будущем я постараюсь исправить досадный пропуск в наборе вашего оружия для духовной брани. Итак, не забудьте: статью надо отослать до вечера воскресенья по тому адресу, который я давал вам на прошлой неделе. Предварительный вариант я видел и думаю, что вы его не испортили, а усовершенствовали, так что смело доделывайте и отправляйте! Ну, а сегодня – спать-отдыхать, договорились?

– Да… Спасибо!

– Спокойной ночи, Афинаида.

– Спокойной ночи… – Она медленно опустила руку с телефоном и прошептала: – Вы – мой коньяк!.. Но что же я буду делать после защиты, когда всё это закончится?

***

В субботу вечером Афинаида поехала в церковь на исповедь. После ареста Лежнева она ходила по разным храмам и в конце концов остановила выбор на церкви Богоматери-Путеводительницы, где старенький священник сказал ей на исповеди, чтобы она не вдавалась в излишние подробности. Священника звали отец Елисей, и она всегда исповедовалась у него. Афинаида нарочно пришла значительно раньше обычного времени начала исповеди, стремясь оказаться в исповедальне первой, и ей это удалось.

– Вчера со мной случилась… неприятная история, – рассказывала она, волнуясь. – Один знакомый пригласил меня в кофейню и там… стал приставать… Я его оттолкнула, ударила даже, а он… сказал… Мол, я потому им брезгую, что… что мой научный руководитель уже со мной… – Она умолкла, не в силах выговорить слово.

Отец Елисей мягко кивнул:

– Понятно.

Афинаида судорожно сглотнула и продолжала:

– Он сказал, что одна женщина, которая работает с моим руководителем… рассказала ему, как мы с ним… однажды долго просидели вдвоем в кабинете… Это правда так было, мы проговорили с ним долго о разном, о науке, о жизни… Получилось долго, а они… эта женщина и еще другие люди ждали, пока я выйду… И вот, получается, они такое подумали?! Я была потрясена и… ужасно испугалась, что, может, этот слух распространился… И еще этот мой знакомый – он подумал, получается, что я такая… что со мной можно… в любой момент… – Ее голос задрожал. – А я ведь ничего такого не делала… Не вела себя вызывающе, ничего… Почему это так?!

– Не волнуйтесь! Если вы ничего не делали такого, чтобы о вас можно было подумать как о девице легкого поведения, то вы ни в чем не виноваты. Преподобная Сарра сказала: «Если б я старалась угождать людям, мне пришлось бы каяться у них в дверях». Разумеется, вы могли долго проговорить с вашим руководителем, в этом нет ничего зазорного. А что об этом подумали люди… Что же делать, думать никому не запретишь. – Священник улыбнулся. – Но ведь вы знаете о том, что они якобы такое подумали, только со слов вашего знакомого, а он злился, что вы его оттолкнули, мог и присочинить… Как бы там ни было, не смущайтесь! Люди болтают разное, а мы должны смотреть не на людей, а на Бога. Если совесть вас не упрекает, то вам не о чем беспокоиться, что бы там ни думали люди. Идите с Богом!

«Да, всё это так, – думала Афинаида на пути домой, глядя в окно автобуса. – Есть только одно „но“. Я ведь мечтаю о нем… и об этом тоже… Лежнев бы сказал, что случай с Алексом – наказание за греховные помыслы… Или предупреждение, вразумление… А я вразумлюсь? Нет! – Она вздохнула. – Но об этом ни с кем невозможно поговорить… И с отцом Елисеем тоже!»

В воскресенье, вернувшись домой с литургии, она позавтракала и уселась за книги, но тут мобильник подал голос: на экране высветилось имя Алекса.

– Господи, что ему еще надо?! – прошептала Афинаида. Она нажала на «отказ», но Алекс сразу позвонил снова: похоже, он все-таки решил ее достать. «Как же не хочется сразу после причастия ругаться, но, видимо, придется!» – подумала она и приняла звонок: – Да, что тебе нужно, Алекс?

– Ида, послушай, – в его голосе слышались непривычные просительно-извиняющиеся нотки, – выслушай меня! Я… во-первых, я прошу прощения, я вел себя грубо… Но ты мне отплатила хорошо! Знаешь, какой фингал у меня теперь под глазом? Сижу, вот, думаю: грим что ли купить, а то неудобно на работу ходить в таком виде… Ну, слушай, ты прости меня, ладно? Я со зла наговорил тебе про Киннама. На самом деле Кира мне ничего такого не сказала, только – что ты долго у него просидела… Ну, еще добавила: «Я бы даже подумала, что она его заинтересовала, если б она не была такой страшилой!» Ну, извини, это я ее слова передаю… Ты ведь тогда еще была не такая, как сейчас! Теперь-то ты хоть куда! Не сердись, Ида!

Афинаида помолчала несколько секунд и тихо ответила:

– Алекс, я… Я тебя прощаю… и не буду сердиться… Но общаться с тобой я больше не хочу, извини. Мы слишком разные, у нас нет общих интересов… и вряд ли они появятся. Думаю, тебя это не слишком огорчит, ты ведь всегда легко находил себе девушек. А меня, пожалуйста, оставь в покое. И не звони мне больше никогда. Прощай! – Она отключила связь и облегченно вздохнула. Значит, Алекс в самом деле преувеличил со зла! Кира, видимо, просто к слову обмолвилась о ней, потому что когда-то они вместе учились, вот и всё…

Что ж, еще одна ниточка, связывавшая ее с прошлым, порвана. Алекс тоже оттуда, из прошлого. Еще не лежневского прошлого, но это были подступы к той яме, куда она провалилась и откуда теперь хотела выбраться окончательно. И в этой новой жизни для Алекса точно нет места. Да нечего было и встречаться с ним! Покрасоваться ей, видите ли, захотелось – ну, вот и получила… Но, с другой стороны, хорошо, что она его стукнула: хоть так отомстить всему этому прошлому за всё! Хоть так.

Афинаида нахмурилась, потом усмехнулась. Нет, это глупая месть. Настоящая месть это, как сказал философ, стать лучше, чем ты был. Но, уж конечно, не в том смысле «лучше», в каком учил Лежнев!