Траектория полета совы

Tekst
2
Recenzje
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

– Да-с, старая гвардия, старая гвардия, как и было сказано, – ворковал Дембицкий. – Вы же, господин Киннам, как я понимаю, среди нас самый молодой? Прошу всех присаживаться!

Они присели и разлили зубровку по рюмочкам. Пили быстро, хоть и понемногу. Первый тост – за гостя, потом – за даму, за хозяев, за науку, за книги… Развеселились довольно скоро, но всё выходило интеллигентно. Кинаму чрезвычайно нравилась компания, даже стало неловко за то, что попал он сюда почти случайно и, увы, с корыстными целями. Пан Станислав залихватски подмигивал после каждого тоста и норовил подлить великому ритору побольше. «Да ты, брат, я вижу, в переводе спиртного тоже дока, – подумал Киннам, – с тобой нужно ухо востро!» Он вовсе не собирался заканчивать день в уютном подвальчике.

– Скажите, господин Киннам, – обратилась к великому ритору пани Марина, – вы не обижаетесь на наше правительство за то, что они передумали приглашать византийские войска, хотя и собрались, было? Я имею в виду – после первых известий о русской революции?

– Я?.. Ну что вы, пани, у меня совершенно нет времени на обиды за ромейскую державу. А на правительство я в принципе не способен обижаться, даже на собственное. Чем меньше его замечаешь, тем лучше.

– Ну, может быть, в вашем… высшем обществе возникли какие-нибудь толки, сомнения? – не сдавалась пани Марина.

– Да нет, не беспокойтесь. В высшем обществе прежде всего думают о том, сколько бы стоило это мероприятие и, главное, для чего оно нужно. Ведь никакой войны не произошло, да и голодные толпы из Московии, кажется, вашу границу не осаждают? Вот не Кавказе да, там сейчас жарко и хлопот предостаточно.

– Да, но… ведь и здесь всё что угодно могло случиться!

– Конечно! Но вы представляете себе, сколько стоит, к примеру, один рейс транспортного «Геракла»? А для того чтобы перевезти хотя бы одну танковую роту, таких рейсов нужно двенадцать. Я, видите ли, по должности не только бюрократ, но отчасти еще управдом, так что мне всегда жаль тратить деньги просто на престиж, особенно если их можно потратить на что-нибудь полезное. А дыры всегда есть, даже в Афинской Академии, уверяю вас!

– По-моему, господин Киннам, вы больше военный, чем бюрократ, – заметил пан Константин, поднимая рюмку.

– Ах, да, он офицер, я чувствую по его манере! – Марина захлопала в ладоши пани и счастливо засмеялась. – Я ведь помню ваших офицеров, их много было в городе во время войны. Я хоть совсем девочкой была, а очень хорошо всё запомнила… Признавайтесь, господин Киннам, какое у вас воинское звание?

– Друнгарий, то есть, по-вашему – капитан.

– Ну, тогда я старше вас, я подполковник! – воскликнул Дембицкий.

Переводчик улыбнулся:

– И я. Правда, оружия в руках я не держал уже лет тридцать.

– Как же у вас получают звания? И для чего? – удивился Киннам

– Ну… это скучная и долгая материя. – Главный редактор задумчиво поскреб за ухом. – А у вас?

– Вы будете смеяться, но у нас, чтобы сохранять офицерское звание, приходится держать экзамены. Меня вот заставили сдать на управление ротой, поэтому я считаюсь офицером резерва. А почетные звания у нас сугубо гражданские, им нет числа, и дают их легко, ведь они теперь ни к чему не обязывают.

– Да, прошли те времена, когда можно было выпросить у вашего императора звание иллюстрия и хорошую пенсию при нем. – Пан Станислав хихикнул. – А лет двести назад меня бы точно отметили за заслуги перед греческой наукой.

– Безусловно, – согласился Киннам. – Галантный век был очень расточительным, не то, что сейчас. Нынче больше на энтузиазм рассчитывают… Но, между прочим, это действует. Меня же никто не заставлял после срочной службы возвращаться к военной науке, можно было отказаться от шагистики в любой момент, но это у нас не очень-то принято… Хотя, признаюсь, новые знания из неожиданной области очень дисциплинируют и приводят в порядок мозги.

– Ах, я думаю, вам очень идет военная форма, господин ректор! – опять встряла в разговор пани Марина.

– Благодарю вас, сударыня, в ваших устах любая похвала ценна вдвойне, тем более, что изобретать несуществующие достоинства может только искренне доброжелательный человек.

– Ах, вы так любезны! – Пани Савицкая расцвела.

– Легко быть любезным, находясь среди самых очаровательных представителей самого любезного народа в Европе. В этом искусстве разве что немцы могут с вами потягаться…

– О, немцы, – Дембицкий значительно повел головой, – с ними непросто конкурировать, вот уж кто вежливость возвел в культ!

– А как вы думаете, господин Киннам, чьи манеры более изысканны – польские или немецкие? – поинтересовался Струсь.

– Разумеется, ваши, и я это легко докажу. Немцы бы давным-давно уже посмотрели на часы, вспомнили, что у них назначено совещание, и углубились бы в бумаги. А мы тут с вами так прекрасно проводим время!

Всеобщий хохот показал, что шутка оценена.

– И все-таки, все-таки согласитесь, господин Киннам, что Империи, с ее такой совершенной военной организацией, стоило бы в свое время более активно вмешаться в наш конфликт с Московией! – заметил пан Дембицкий. – Ведь был момент, когда там всё совсем расшаталось, можно было в две недели ликвидировать этот ужасный… общественный эксперимент.

Киннам посмотрел на собеседника пристально: он только теперь оценил значение портретов, висевших над столом главного редактора.

– Видите ли… всё не так просто. Еще в седьмом веке Феофилакт Симокатта сказал замечательную вещь, что ни одна монархия не может взять на себя все заботы об устройстве мира и «одним только веслом своего разума управлять всеми людьми, которых видит под собою солнце», и…

– Между прочим, мы еще не пили за нашу победу! – воскликнул пан Станислав.

– Да-да, – подхватил пан Константин, – жалко, вы не приехали месяц назад, были такие торжества, такой парад… Но это же не срок, за победу и сейчас можно выпить, это в самый раз.

– Так вот, – продолжил Феодор, наскоро закусив «победу» хрустящим грибом и не спуская глаз с пана Дембицкого, который, задумавшись, пристально изучал тарелку, – власть большевиков, разумеется, была ужасна, но я не вижу, почему мы ради нее должны были отказаться от принципа невмешательства. В конце концов, разве не он позволяет Европе уже двести лет существовать без всеобщих воин? А Польше, я считаю, мы достаточно помогли тогда – прикрыли средствами ПВО вторую столицу, да и генерал Давутоглу, решив ударить по изготовившимся красным, очень облегчил положение Варшавы. Турки, как вы знаете, никак не могли осознать, что следующей целью станут они, но пришлось поверить…

– Да, но, между прочим, самолеты к Кракову всё же прорывались и были разрушения! Вы и сейчас можете видеть ужасные современные коробки в центре на месте прекрасных исторических зданий, – несколько ворчливо заметил пан Станислав.

– Ничего не поделаешь, это война, – развел руками Киннам, – никто не может дать гарантий. Полагаю, без наших ракетчиков всё обернулось бы гораздо хуже… Но я предлагаю посмотреть на проблему шире. Уничтожение Московии в то время – а вы ведь говорите именно об уничтожении – раскачало бы пол-Европы. Никому не известно, какие государства могли бы возникнуть на месте Московии, в каких границах и с какой идеологией. А сейчас всё произошло хоть и неожиданно, но в цивилизованных рамках. Наши политологи, между прочим, очень довольны тем, что мы не отступили тогда от главного принципа: вчера враг – завтра невольный союзник, а послезавтра – настоящий друг…

– И сидит в ложе на Золотом Ипподроме. – Пан Струсь хихикнул. Все головы повернулись к нему в недоумении. – Ну да, разве вы не знали? – Компьютерный гений удивленно вскинул брови. – Ходоровский приглашен на грядущий Золотой Ипподром, об этом уже пишут новостные агентства!

– Вам это известно, господин Киннам? – спросил Дембицкий.

Великий ритор равнодушно пожал плечами:

– Да нет, увольте, я не даю себе труда следить за приглашенными.

– Ах, господин Киннам! – воскликнула пани Марина. – Ну, конечно, ведь вы, должно быть, завсегдатай этих бегов! Да-да, я припоминаю: я видела вас в августе по телетрансляции оттуда… Вместе с императором? Или даже императрицей…

– Да, господин Феодор там блистает, это известно, – подтвердил Дембицкий.

– Я так хотела бы попасть туда! – Пани Марина всплеснула руками. – Но всё дела, дела…

– Право же сударыня, я впервые в жизни сожалею о том, что не только не имею отношения к приглашающей стороне, но даже толком и не знаю, как эти приглашения получают, – промолвил Киннам тоном глубокого сожаления.

– О, господин Киннам! – воскликнула дама, и на мгновение притихла, как будто, пытаясь сформулировать какую-то мысль.

– Оставь пана ректора в покое, Марина! – внезапно воскликнул Струсь. – Не думаешь же ты, что он будет просить для тебя приглашения у императора!

– Я был бы счастлив, но, боюсь, это не в моих силах, – согласился Киннам.

– Ах, так хотя бы расскажите нам! Какой он, император Константин? – Женщина умоляюще сложила руки. – Ведь вы наверняка его не только часто видите, но и знаете лично? Он такой красавец!

– Император… он… сложный человек, – нехотя промолвил великий ритор. – Он на бильярде хорошо играет, кстати.

Мужчины одобрительно зашумели:

– Благородная игра!

– Как раз для государственного деятеля такого масштаба.

– Да, главное, в отличие от шахмат, может не требовать участия партнера: взял кий и выиграл партию вчистую. Но для этого нужно быть очень сосредоточенным человеком.

– Ну, а что же вы хотели? Это понятно, такая должность, такая ответственность.

– А… императрица? – снова спросила пани Савицкая.

– Она прекрасно танцует.

– Ах, я тоже обожаю танцы! Костя, организуй музыку!

– Момент, – отозвался Струсь и через минуту из коробочки под потолком донеслись звуки танго.

– Давайте же танцевать! – воскликнула пана Марина

 

– Да-да, – отозвался Киннам, но, вместо того чтобы подняться с места, повернулся к Дембицкому и поинтересовался, отчего до сих пор не вышел девятый том «Дипломатии Нового Времени».

– Как же не вышел?! Да вот, посмотрите! – Издатель вскочил и потащил Киннама к стоявшему неподалеку стенду с новинками издательства.

Внимательно слушая объяснения, великий ритор краем глаза наблюдал, как пани Марина и пан Струсь – очевидно, довольный внезапной занятостью Киннама – отплясывали южноафриканское танго. Они делали это в достаточно старомодной манере – или это так только казалось? По крайней мере, блюстители нравственности не нашли бы здесь повода придраться. Были ли виной тому местные обычаи, деловые костюмы танцоров, или просто ковер, по которому двигалась пара, смягчал движения, скрадывал лишние звуки и… движения страсти? «Видела бы это августа! – подумал Киннам и едва заметно усмехнулся. – Ну что ж, пора!»

– А вот, пан издатель, я еще хотел спросить у вас по поводу этой обложки. – Киннам протянул руку к глянцевому тому, также стоявшему на стенде. – Вы не могли бы мне сообщить, что за рукопись использована для фона?

– Гм… Видите ли, это Гражина, наш оформитель… Она уволилась… Впрочем, спросите Марину, они дружат.

Пани Марина, мгновенно оставив своего кавалера – похоже, к его немалой досаде, – подошла, взглянула на обложку и засмеялась:

– Да это студенты-фотографы, практиканты. Гражина водила их в госархив, им давали делать репродукции со всякого хлама ненужного, ну вот, этот снимок ей приглянулся. А и правда красиво получилось!

– Но нельзя ли… поточнее узнать, что это за бумага? – с надеждой спросил великий ритор.

– Думаю, можно. Погодите! – Пани Марина быстро поднесла к уху телефон и весело защебетала с кем-то по-польски. Окончив разговор, она передала Феодору листок с телефоном: – Вот, это номер студии юного фотохудожника. Позвоните, поговорите, наверное, вам сообщат всё, что вам интересно.

– Большое спасибо, пани… просто огромное! – Киннам поклонился. – Вы даже не представляете, какую громадную услугу оказали мне лично… и прежде всего науке!

Через пять минут он уже прощался, отговариваясь занятостью и обещая непременно заглянуть еще раз перед отъездом. Тряс всем руки, а некоторым и целовал.

Выбегая из издательства, Феодор напевал романс Пенелопы Кефала «Зимнее солнце» и мысленно подсмеивался сам над собой. «Ничего-ничего, – думал он, – всё не так плохо, стоит лишь найти подход к людям… Хорош бы я был, потеряв время в Ягеллонской библиотеке!» Адрес студии фотохудожников он узнал у секретарши Дембицкого и теперь спешил на улицу Мицкевича, это оказалось недалеко.

***

Четырнадцатого декабря на филфаке Академии должна была начаться конференция «Византийская литература XI—XIII веков: текст и контекст», и Афинаида подготовила туда доклад «К вопросу о датировке „Повести об Исминии и Исмине“ Евмафия Макремволита». Сначала, когда Киннам сказал, что ей обязательно нужно принять участие в этой конференции, она очень испугалась: выступать на публике! вот ужас! Она смущенно призналась ректору, что боится публичных выступлений, ведь она никогда не была болтуньей-говоруньей… Но Киннам только рассмеялся:

– У всех перед первым разом бывает сценофобия. Я тоже нервничал накануне своего первого доклада в стенах Академии – и это несмотря на то, что всегда был любителем поговорить и развлечь публику. Этот страх иррационален и не зависит от того, насколько человек по натуре говорлив и общителен. Но обычно после первого же выступления страшливость или совсем проходит, или сильно ослабевает. Дерзайте, Афинаида! Это одна из ступеней, на которую вам рано или поздно придется взойти, и лучше сделать это пораньше.

«Наверное, он прав… По крайней мере, надо надеяться на это!» – думала девушка, но всё равно ужасно боялась. Доклад она подготовила быстро, Киннам просмотрел его, сделал несколько замечаний, но в целом одобрил, она еще подредактировала текст, осталось распечатать его, и для этого Афинаида решила зайти не к Марии, у которой обычно распечатывала нужные тексты, а к Алексу.

Александр Рувас, ее прежняя любовь, работал главным программистом в одной довольно крупной фирме. Афинаида случайно встретилась с ним через неделю после возвращения с Закинфа в компьютерном магазине, куда пришла покупать ноутбук: отец осенью выслал ей очередную порцию денег, и она решила, наконец, впервые за десять лет потратить их исключительно на себя, а компьютер при ее новых жизненных планах стал предметом первой необходимости. Она стояла перед огромным стеллажом, где на полках мерцали разноцветными заставками экраны десятков ноутбуков, и пребывала в полном недоумении: какой же выбрать?.. Она беспомощно оглянулась в поисках консультанта, но все они были в тот момент заняты с клиентами. В нескольких шагах от нее белокурый мужчина в голубой рубашке и модных узких брюках изучал одно за другим описания дорогих ноутбуков – Афинаида, глянув на цены, даже не стала присматриваться к ним, – и ей пришла мысль попросить его о помощи, но она еще не успела сформулировать вопрос, как к витрине подошли парень с девушкой, громко переговариваясь на незнакомом языке, и бесцеремонно потеснили Афинаиду. Она торопливо шагнула в сторону и вдруг наступила на чью-то ногу.

– Ой, простите! – сказала она, повернувшись. Они с блондином растерянно глядели друг на друга несколько секунд, и Афинаида проговорила: – Здравствуй, Алекс… Смотрю на тебя и думаю: ты это или не ты?

– Аналогично! – Он улыбнулся. – Привет! Давно же мы не виделись… Ты хочешь купить ноут?

– Да, но я совсем не разбираюсь в них… Не думала, что их так много разных!

– Давай помогу выбрать! Какой тебе нужен, для чего?

Она уже собиралась ответить, как вдруг парочка рядом разразилась хохотом.

– Русские придурки! – сквозь зубы процедил Алекс и, обратившись к ним, произнес несколько слов на их языке. Парень с девушкой ошарашено поглядели на него и, что-то пробормотав, быстро отошли к другому концу витрины. Алекс коротко рассмеялся.

– Ты знаешь русский? – удивилась Афинаида.

– Немного. Пришлось изучить, когда наша фирма заключила с сибиряками несколько контрактов… Заработали мы на них недурно! Но эти варвары вести себя вообще не умеют! Вылезут за границу и горланят везде – думают, никто их языка не знает! Иногда прямо бесит… Зато порой такие интимные подробности можно услышать! – Алекс прицокнул языком. – Ну, ладно, черт с ними, вернемся к твоему ноуту!

Он помог ей купить недорогой, но вполне хороший ноутбук и подвез до дома. На вопрос о том, как у нее дела, Афинаида ответила, что несколько лет проработала «в сфере обслуживания», а теперь решила снова заняться наукой. Алекс удовлетворился этим – да он, как видно, и не жаждал выслушивать более развернутое повествование: сразу заговорил о себе и всю дорогу рассказывал о своих успехах. Бросив учебу в аспирантуре, он сначала подрабатывал переводчиком в турагентстве – благо все выпускники филфака хорошо знали не менее трех иностранных языков, – затем года два занимался компьютерным «железом», а потом окончил курсы программирования и дальше пошел по этой стезе, поднявшись до высокой должности с очень хорошей зарплатой, позволявшей иметь и квартиру, и машину, и возможность отдыхать за границей. Через три года по окончании Академии он женился на одной из бывших сокурсниц, но вскоре развелся – «детей, к счастью, не нажили», – и вот уже несколько лет был свободным, обеспеченным и довольным жизнью мужчиной. С Афинаидой он разговаривал в покровительственном тоне: очевидно, ему доставляло удовольствие показывать свое материальное и социальное превосходство, довольство собой и собственной судьбой.

Афинаида слушала его и вспоминала, что он и в юности был таким же самовлюбленным, смотрел вокруг свысока и больше всего в жизни ценил материальную обеспеченность и комфорт. Как она могла влюбиться в него?! Что она в нем находила, даже внешне? Теперь она поглядывала на него и думала, что ей не нравятся ни его золотисто-русые волосы, ни округлые черты лица, ни взгляд серо-голубых глаз с поволокой, ни вальяжные манеры, – словом, ее вообще ничто в нем не привлекало! Как могла она из-за него попасть в такую яму?! Господи, как обидно, как глупо!

На прощанье Алекс дал ей визитку и сказал, что если понадобится компьютерная помощь любого рода, он всегда готов ее оказать. Афинаида поглядела вслед отъезжающей серебристой «ауди» и подумала, что вряд ли когда-нибудь обратится к нему… Однако ей пришлось вспомнить о нем спустя полтора года: понадобилось распечатывать тексты и бумажки для беседы с будущим научным руководителем и подачи документов в аспирантуру. Принтера у нее не было, а у Марии, к которой она обратилась за помощью, он оказался в ремонте. Тратить деньги на распечатку в копировальном центре не хотелось и, поколебавшись, Афинаида решилась позвонить Алексу. К тому же ей стало любопытно посмотреть, как живет бывший однокурсник из числа сделавших карьеру на светском поприще. Он любезно согласился помочь, и она пришла к нему домой – в благоустроенную по последнему слову техники двухкомнатную квартиру на седьмом этаже нового дома, с видом на исторический центр Афин. Правда, несмотря на дизайнерские изыски, квартира показалась Афинаиде какой-то бездушной, но она не стала говорить об этом Алексу и с готовностью восхитилась, когда он спросил: «Ну, как тебе тут?» Ее не смутил этот вопрос: она видела, что за ним не стоит ничего такого, что Алексу просто хочется услышать очередное подтверждение своей успешности; он совершенно не смотрел на Афинаиду как на женщину. Он и в Академии не замечал ее, хотя в то время она одевалась как все и на внешность не жаловалась, а теперь она походила на законченную старую деву, спрятав свою женственность под мешкообразные юбки и балахонного вида блузки. Вероятно, Алекс видел в ней этакое странное чудо-юдо, «бедняжку», нуждавшуюся в покровительстве, и разыгрывал богача, благотворящего убогой и не состоявшейся по жизни сокурснице.

И вот, внезапно Афинаиде захотелось показать ему, что она больше не чудо-юдо, и посмотреть, как он отреагирует на ее новое «воплощение». Придя к нему вечером накануне конференции распечатать доклад, девушка с тайным удовольствием отметила растерянность Алекса: ее бывший пассия неожиданно увидел, что она весьма и весьма привлекательна.

– Ты отлично выглядишь, Ида! – сказал он, окинув ее откровенно оценивающим взглядом.

«А, господин Рувас, так вы, наконец, заметили, что я не предмет мебели?» – так и хотелось ей сказать, но она лишь мило улыбнулась. Когда она, собираясь уходить, надевала в прихожей туфельки, Алекс сказал:

– Слушай, Ида… а что ты делаешь завтра вечером? Давай сходим в кино или в кофейне посидим? Расскажешь, как прошел твой доклад, поболтаем…

Афинаида мысленно усмехнулась: «С чего это тебя вдруг заинтересовали мои научные занятия?» – однако ей стало приятно от подобного внимания. Еще ни один мужчина не приглашал ее провести с ним вечер, если не считать сокурсника Тараха, смешного юноши с вечно всклокоченными рыжими волосами, который был безответно в нее влюблен со второго курса по пятый и даже сделал предложение, получил решительный отказ и с горя уехал работать на Родос. Мария рассказала, что в итоге он весьма преуспел и стал директором пятизвездочного отеля, обладателем толстушки-жены и троих детей…

– Думаю, завтра у меня будет отходняк! – Афинаида рассмеялась. – Так что я вряд ли буду в состоянии куда-то идти.

– А в четверг? Давай тогда в четверг, а? Махнем в кино, а потом в кофейню!

«А почему бы и нет? – подумала девушка. – Мари всё твердит, что мне надо раскрепощаться… Вот и попробую, а что, подходящий случай!»

– Да, можно… В кино я давно не была. Только не раньше пяти, я до обеда работаю.

– Заметано! Я позвоню тебе в четверг после полудня, идет?

– Лучше свиток пришли, я в библиотеке не могу по телефону болтать.

– Окей, тогда жди послания!