Дикарь

Глава 9

Золотая маска Императора была исполнена столь искусно, что Мастер Ирграм не мог отделаться от пренеприятной мысли, что она и есть лицо.

Чье-то.

Снятое с живого человека, вызолоченное, как все тут, и застывшее в нынешнем великолепии.

– И мы нижайше просим, – говорить, распластавшись у подножия трона, тоже золотого, как и все-то в огромной этой зале, было несколько неудобно. Собственный голос казался слабым, а положение – на редкость глупым. – Дозволения заложить свой поселок, в котором могли бы найти пристанище как я, так и другие Мастера со своими учениками.

Дышать приходилось ровно.

А еще сдерживать гнев, распиравший Ирграма изнутри. В конце концов, он не какой-то там дикарь, полагающий, будто Император и есть ожившее воплощение божества. Он ученый! Мастер! Магистр! И добился многого, а теперь вот, уподобившись тому самому дикарю, лежит, раскинув руки, и что-то там просит.

И ведь, главное, смысла в том нет.

Все ведь оговорено и не единожды. Нужным людям поднесены дары. Даже Верховный Жрец, о котором говорили, что будто бы он магов на дух не переносит, смягчился. Что уж говорить об Императоре?! Он сам их позвал!

И нуждается в магах.

В нем, в Ирграме, нуждается.

Где-то над головой зазвенели колокольчики, на звон этот рыком отозвался леопард, дремавший у ног Императора.

– Встань, – голос из-под маски прозвучал глухо.

И главное, никто-то не помог. Напротив, маг чувствовал насмешливые взгляды дикарей. Как же, они презирали телесную слабость, не понимая, что для мага тело – лишь вместилище силы. И он, Ирграм, мог бы одним взмахом руки повергнуть любого из славных их воинов.

Одного.

И двух, пожалуй, тоже.

Пятерых. Да, больше вряд ли бы вышло, разве что если призвать к себе големов. И мысль показалась донельзя притягательной, но Ирграм вместо этого поднялся, не сдержав стона. От долгого лежания – а Император не сразу дозволил говорить – тело затекло.

И замерз он опять же.

Полы во дворце на диво холодны.

– Я подумаю, – Император тоже поднялся, и все-то, кто был в зале, поспешили склониться, ибо не всякому дана великая честь лицезреть сына Солнца.

Пришлось сгибаться.

И стоять.

Мимо прошли воины из охраны Императора, за ними, мягко ступая, пятнистой тенью скользнул ягуар, а там уже и сам Император, которого Ирграм опознал по золотым сандалиям. За ним же потянулись наложницы, чья кожа была выкрашена золотом, советники, шуты.

И вскоре зал опустел.

– Твою ж… – прошипел Ирграм, распрямляясь. Ныла спина. Ныла шея. Болел живот, и собственное тело вновь показалось на диво ненадежным. А поговаривали, что Древние умели направлять в него силу, и силой этой достигали совершенства как духовного, так и телесного.

Жаль, что знания утрачены.

И вот что ему делать?

Ждать новой аудиенции, надеясь, что та пройдет иначе?

Сидеть тихо в собственных покоях, теша себя мыслью, что ответ будет получен. Когда-нибудь, несомненно, будет. Или потребовать исполнения договора?

– Господин, – местный слуга стоял в положенных трех шагах. – Вас просят, господин.

Тонкокостный, какой-то прозрачный, он был бледнокож и светловолос. Явно не из мешеков. Хотя среди слуг, как успел заметить Ирграм, мешеки встречались редко, и то, как он подозревал, большею частью смески. Лоб слуги пересекала золотая полоса.

– Веди, – Ирграм поспешно оправил одежды, надеясь, что они не настолько еще измялись, чтобы это могло быть истолковано, как неуважение.

Вели коридорами.

Весь этот дворец, да и сам город казался мастеру одним большим клубком мышиных ходов.

– Господин, – слуга отворил низенькую дверь, впрочем, украшенную тонкой резьбой. И с поклоном отступил, позволяя войти.

На сей раз обошлось без ползания по полу.

Ирграм поклонился, стараясь глядеть строго перед собой. Не стоило обманываться кулуарностью встречи. Он явно чувствовал биение жизни слева.

И справа.

Охрана?

Пожалуй. Ему не настолько доверяют, чтобы позволить себе встречу без охраны. И настолько доверять не будут никогда.

– Войди. Присядь. Будь гостем, – голос звучал по-прежнему равнодушно, а одна золотая маска сменилась другой, столь же искусной, но скрывающей лишь верхнюю половину лица.

Ирграм молча занял место, на которое ему указали.

– Ты обижен? – теперь в голосе послышалась тень любопытства.

– Нет. И да. Простите, господин, но мне сложно принять ваши правила.

– Придется. Если ты и вправду собираешься обосноваться здесь, – Император взял с блюда кусок мяса, чтобы бросить зверю. Щелкнули клыки в опасной близости от пальцев, и мясо исчезло в пасти. – Традиции сильны. И не мне ломать их. Во всяком случае, не сейчас.

Император потрепал леопарда по загривку.

– Здесь многое иначе, – сказал Ирграм осторожно. – Когда я изъявил желание покинуть город, меня предупреждали, что жизнь в империи сложна.

Леопард уставился на Ирграма желтыми глазами.

– Что ваши обычаи неприемлемы для людей цивилизованных.

– Какие? – уточнил Император.

– Жертвоприношения. Нигде в мире больше нет такого.

Пожалуй, сказалась усталость. И еще раздражение. И многое иное, с чем он должен был бы совладать. Ибо чутье подсказывало, что откровения нынешние излишни.

– Мне говорили, что ты встречался с Верховным Жрецом.

– Да, – Ирграм не стал отрицать очевидное. – Он важный человек. Я желаю жить в мире с важными людьми.

– Тогда он должен был сказать тебе, почему мы делаем это.

– Он сказал. Я читал прежде. Но читать одно, а видеть – совсем другое.

Леопард вытянулся, впрочем, не спуская взгляда с человека, которого полагал в данных покоях лишним.

Воцарившаяся тишина напрягала. В ней было слышно, как воркуют голуби в золоченых клетках. И как тяжко дышит хищный зверь.

– Я не собираюсь преступать законы Империи, – выдавил Ирграм, ибо глаза у Императора стали желты, как и у леопарда. Вспомнилось разом вдруг все, что он когда-либо слышал об этом месте.

Об этом человеке.

– Хорошо, – Император прищурился. – Но ты не ешь.

– Я, – Ирграм сглотнул. – Не все обычаи я смогу принять. И дело не в неуважении. Но мои боги тоже сказали свое слово. Я не могу есть себе подобных.

Он замер, напрягшись, готовый дать отпор. А тишина все тянулась и тянулась, пока не оборвалась смехом Императора. Смеялся тот громко и заливисто.

– Так вот что говорят о нас? – уточнил он, не снимая руки с загривка зверя, который лишь покосился на хозяина и в глазах его читался немой вопрос. – Поэтому маги считают нас дикарями? Они действительно думают, что мы едим людей?

Ирграм молчал.

Он почувствовал, как кровь прилила к лицу. И дышать стало сложно.

– Что ж, можешь не отвечать. И да, порой мы разделяем пищу с богами. Но лишь в исключительных случаях. Когда тот, кто отдает свое сердце, столь велик, что сила его кипит не только в сердце. Когда силу его хранят и плоть, и кровь.

Ирграм сглотнул.

– В последний раз подобное случилось при моем отце. Мне так рассказывали. Он вызвал на бой собственного брата, с которым был рожден в один день. И в честном поединке одолел его. После чего пожелал забрать силу, что была разделена на двоих, дабы два тела вновь соединились в одно.

Замутило.

Не надо было сюда ехать.

– К счастью, у меня братьев достойных подобной участи не было, – император поднял с блюда кусок мяса. – Что до иных моих подданных, то кто-то блюдет заветы предков рьяно, кто-то предпочитает толковать их по-своему. А это лишь свинина. Кажется. Или индейка. Или еще что-то, но животного происхождения.

– Я прошу простить меня.

– Не стоит.

Зверь раскрыл пасть, принимая подношение. И облизнулся.

– То есть те тела, которые… остаются. Что с ними происходит?

– Никогда не задумывался, – Император пожал плечами. – Спроси у Верховного, он должен знать.

Почему-то опять замутило.

– Касаемо же просьбы твоей, то я помню наши договоренности. И она будет исполнена. Но будь готов, что многим это придется не по нраву. Ты договорился с Верховным, что хорошо. Мне было бы неприятно казнить его.

Леопард зевнул, обнажив белые блестящие клыки.

– Как не хотелось бы казнить тебя. Вы оба нужны мне, – Император поднялся, и Ирграм тоже, стараясь не совершать притом резких движений.

А то мало ли.

– Но я позвал тебя по иному вопросу. Скоро завершится месяц Долгих слез, – Император остановился перед клеткой, в которой метались серые амадины. – Совет смеет настаивать на моей женитьбе.

Он постучал ногтем по клетке.

– Они правы. Мне нужен наследник. И мне нужна жена. Или жены. Пока не решил.

Ирграм счел разумным промолчать.

– И в месяц Ледяной воды я дам свое согласие. И объявлю свою волю.

Он посмотрел на мага.

– В месяц Холодного неба ко двору начнут собираться женщины, которых Совет признает годными.

Амадины верещали. Леопард облизывался, явно прикидывая, столь ли прочна клетка, каковой кажется.

– Чем я могу служить? – шкурой Ирграм ощутил именно тот момент, когда следовало задать вопрос. И правильный вопрос.

– Женщины… их отцы и братья желают возвышения. Власти, которую рассчитывают обрести через единение крови моей. Цена велика.

Император сжал кулак.

– Я хочу найти тех, кто проклял ту, что держала в руках мое сердце.

Голос прозвучал тихо, но по спине Ирграма поползли ручейки пота.

– Дознание почти завершено. Так мне сказали. Виновные найдены. Признания получены.

– Но вы им не верите?

– Отчего? Верю. Но не верю, что все виновные найдены.

Леопард вновь улегся на пол и принялся вылизываться.

– Кто бы ни затеял эту игру, он продолжит её.

Ирграм едва заметно кивнул. Пожалуй, что так.

– Почему я?

– Милентику убили магией. Магия – порождение твоего мира. Не моего.

– Вы ею тоже пользуетесь, – Ирграм вытер шею, которая чесалась от пота. – Извините, но это так. Она есть в ваших людях. Я же вижу. И в вас тоже. Вы ведь знаете, верно?

– Знание необходимо. Что до прочего, то из них слишком давно выдавливали умение обращаться с дарованной силой.

И вновь Ирграм вынужден был согласиться. Проклятья – еще тот раздел, капризная магия, опасная, с которой не каждый рискнет связаться.

– Меж тем я знаю, что многие из тех, кто на словах проклинает магов, давно уже обращаются к ним.

Теперь в голосе прозвучало раздражение.

– Притом от меня требуют соблюдения традиций.

Ирграм опустил взгляд.

– Если я спрошу имена, ты не назовешь?

– К сожалению, нет. Я прошу простить меня, – шея заныла, и сердце закололо, словно предупреждая, что не стоит отказывать людям, подобным Императору. – Однако Закон един для всех.

– Закон – это хорошо.

– И если контракт заключен, то я могу лишь выяснить имена исполнителей, не более того.

– Выясни, – дозволил Император. – И нет, я не потребую большего. Не от тебя.

Но и не забудет. Он не умеет забывать, как и прощать, и потому сердце закололо куда сильнее прочего.

– Нельзя винить клинок в том, чья рука его использует, ибо равно он может служить и воину, и жрецу, и подлому убийце.

Почему-то в этакую благостность не поверилось.

– Но если ты выяснишь, кто сотворил этот клинок, я буду благодарен.

А благодарность Императора – это много. Куда больше, чем способен вынести обыкновенный человек. Ирграм сглотнул.

– Однако на самом деле мне надобно иное, – Император вернулся к ложу, на котором устроилась мелкая псинка, явно не испытывавшая к высокой особе благоговения. Ибо стоило Императору опуститься подле, и псинка зарычала. Рыком же отозвался леопард, а Император усмехнулся. – Они подобны моим людям. Знают, кто их кормит, а все одно готовы укусить. И они не удержатся. Тот, кто использовал проклятье единожды, использует его вновь. Смотри, маг. Слушай. О том, что творится в вашем проклятом городе. И о том, что происходит здесь. И когда услышишь нужное, ты назовешь мне имя.

Император ухватил псинку за шею, поднял, заглянул в круглые навыкате глаза.

– А в ответ я назову тебя другом.

Шея хрустнула, и тело псинки упало на пол.

Глава 10

Миха стоял перед зеркалом.

Перед настоящим, мать его, зеркалом. Оно было велико, хотя и не сказать, чтобы вовсе огромно. Но главное, там, в темном стекле, слегка поседевшем от времени, отражался не он.

Не Миха.

– Тебе случалось видеть свое отражение прежде? – поинтересовался маг, наблюдавший за Михой с немалым интересом.

– Да.

И оно было иным.

Каким?

Проклятье! Миха не помнил. Он силился. Он морщил лоб. Он готов был голову разбить об эту треклятую зеркальную гладь. Но ничего не получалось. Разве что больно стало, будто в голову иглу вонзили. И ухо дернулось.

У того, в зеркале, уши были неправильными.

Миха покосился на мага. Нет. У него уши нормальные. Округлые. И чутка оттопыренные. Никакой тебе вытянутой ушной раковины, да еще с шерстью по краю. Миха потрогал свое.

– Ты понимаешь, что это ты?

– Да, – язык теперь давался много проще, но говорить все равно было неудобно. В горле точно ком застрял, который всякий раз удавалось выталкивать.

– Это хорошо. Некоторые примитивные особи, большей частью дикари, которых порой привозят из-за края мира, не способны сопоставить отражение с собой.

И у животных так же.

Только высшие приматы способны пройти зеркальный тест. И еще слоновьи, кое-кто из дельфинов. Откуда Миха это знает?

Боль заставила стиснуть зубы. И отражение оскалилось. Зубы у Михи тоже неправильные. Белые. Ровные. Со слишком длинными клыками, которых так-то не видно.

А в остальном – почти человек.

Смуглая кожа. Темные глаза. Волосы, что отрастали клочьями, тоже темные, почти черные. На виске то ли клеймо, то ли чешуя. Миха повернулся боком. Клеймо все-таки?

– Это родовая татуировка. Наставник думал свести, но оказалось, что она напрямую соединена с энергетической структурой тонкого поля. Он сказал, что едва не потерял тебя в тот день.

Потерял.

Это Миха знал точно.

Он трогал лицо, убеждаясь, что оно принадлежит тому, в зеркале. Но вот тот, он Михой не был. Слишком не такой. Высокий. Сухопарый. И жилистый. А Миха, он всегда поесть любил, благо, в общаге всегда было к кому в гости наведаться.

И волосы у него светлые.

Точно!

– Что ж, если ты удовлетворен увиденным, – треклятый маг снова сбил всякий настрой. – То, полагаю, стоит вернуться к делам насущным.

Миха покачал головой.

– Вряд ли тебе интересно, но мастер сказал, что спиной к тебе поворачиваться уже опасно. И что обучаешься ты просто-таки с невероятной скоростью.

Зверь внутри Михи заворчал. Ему нравилась похвала.

– Так что, думаю, ваши занятия весьма скоро закончатся.

– Да?

– Он не самоубийца. И понимает, что, если дать тебе шанс, ты не удержишься, – маг поднялся и взмахом руки отпустил рабов, что держали зеркало. Те поспешили убраться.

Люди Миху побаивались.

– Но пока нужно, чтобы ты удержался, понимаешь?

Маг сделал шаг.

И Миха тоже сделал. Навстречу. Их пока разделяла решетка, весьма крепкая, надежная, но все же и это можно было счесть сближением.

– Если ты убьешь Мастера боя, то наставник станет куда как осторожней. Он пока верит, что его заклятья способны тебя сдержать.

– Да, – согласился Миха, опустив взгляд.

– Конечно, – улыбка мага стала широкой. – Как оно может быть иначе, верно? Он ведь опытен. Он ни за что не допустил бы ошибки. Верно?

– Да.

– И хорошо. Поэтому ты сдержишься. В конце концов, Мастер боя – лишь инструмент.

– Ненавидишь? – уточнил Миха. До сих пор он не рисковал задавать настолько личные вопросы. И по тому, как судорога исказила лицо мага, понял, что он прав.

Но тот быстро справился с эмоциями.

– Это не должно тебя волновать.

– Почему?

– Друзьями мы вряд ли станем, а вот союзниками – вполне.

Влезать в союз с сомнительными условиями Михе совершенно не хотелось. Но с другой стороны, какой у него выбор? Что-то подсказывало, что без помощи не обойтись.

– Что ты хочешь. От меня.

– Учись произносить длинные фразы. Речь тоже нужно тренировать. Ты умеешь читать?

– Нет.

– Плохо, но времени на это нет. Представится случай – научись. Неграмотный человек вызывает жалость.

Иногда этого мага хотелось убить ничуть не меньше, чем прочих.

– А от тебя мне нужна будет малость. Убей.

– Кого?

– Наставника. Да и всех, до кого дотянешься.

– Тебя?

Маг осклабился.

– Это не так просто, дикарь. Шанс у тебя будет. Но воспользуешься ли ты им – дело другое. А теперь, будь добр, постарайся никуда не вляпаться раньше времени.

Не получилось.

В том смысле, что Миха вляпался прямо в грязную лужу, появившуюся на знакомой арене. А мастер, словно издеваясь, еще и плетью приложил, что называется, от всей души.

– Вставай, или решил, что раз одежку напялил, то она тебя спасет?

Одежду, к слову, было жаль.

Новая же! Никакого уважения к чужой собственности. Миха стиснул рукоять клинка, прикидывая, что если вот сейчас метнуть его, то шанс будет.

Но не тот.

Он поднялся.

И отряхнулся, подумав, что кожаные штаны, оказывается, не так уж и удобны, когда мокрые и к заднице липнут. А рубашка, шитая из сурового полотна, от плети и вправду не спасла. Хорошо, хоть куртку снять додумался, а так бы и её прорвало.

– Что-то ты сегодня квелый какой-то, – Мастер боя хохотнул и крутанул любимую плеть, распоров воздух перед самым носом. – Не прихворнул ли часом?

– Нет, – Миха двинулся по кругу, ступая осторожно.

Еще бы ботинки ему.

Или нет?

Ноги чувствовали каждую песчинку, каждый стебелек соломы, камешек, грязь, а в ботинках так не получится.

– Тогда шевелись, – щелкнула плеть, поторапливая. – Мне тут с тобой недосуг возиться.

Миха ушел от удара.

И постарался отрешиться от всего. От собственной ненависти. От ярости, сдерживать которую получалось с трудом. А главное, от взгляда, прикипевшего к затылку.

Союзник, стало быть?

Посмотрим, что за союз.

Магистр первым покинул балкон, не дожидаясь финала.

– Готов признать, что ваша задумка с одеждой имеет некоторый смысл, – произнес он, нервно оглядываясь. Пустые лаборатории изрядно действовали на нервы. – Он почти похож на человека. Это, несомненно, заказчику понравится.

Ульграх молча поклонился.

Все-таки раздражает. Вездесущестью своей. И молчаливой готовностью служить, будто и вправду вжился в роль послушного ученика. Да только Магистра не провести, нет-нет, а мелькает в серых глазах что-то такое, донельзя нехорошее.

Доносит?

И думать нечего. Но только ли отцу? И что именно? Он слишком себе на уме, чтобы рассказывать обо всем.

– И когда его ждать? – осторожно задал Ульграх вопрос.

Правильный вопрос.

– К сожалению, – Магистр осторожно поскреб зудящую руку. Краснота постепенно расползалась, чему виной было исключительно волнение.

В том числе из-за мальчишки.

– К сожалению, – повторил он чуть громче, – наш заказчик не сможет прибыть сюда.

– И что теперь?

Видеть его растерянность было приятно.

– Теперь мы сами доставим образец.

– Так не делают.

– Не делают, – согласился Магистр, с трудом сдержав смешок. И вовсе он не столь уж невозмутим, славный отпрыск великого рода. – Однако это в наших с тобой интересах. Ты ведь желаешь отбыть побыстрее?

Ульграх кивнул. И заметил:

– Агент отца отписал, что все готово. Что нас ждут при дворе.

– Вот и отлично, – Магистр потер руки.

– Я не понимаю.

– А тебе и не нужно… ученик, – он не отказал себе в удовольствии указать мальчишке его место. – Завтра… пожалуй, нет. Послезавтра. Мы отправляемся. Проследи, чтобы твоему человеку выплатили компенсацию. Да и в лабораториях приберись, а то пыльно очень.

Щека Ульграха дернулась. Но нет, сдержался.

– Будет исполнено, Учитель.

И вновь поклонился. Низко. Только мерещилось в этом поклоне что-то донельзя издевательское.

– И раз уж ты так хорошо поладил с образцом, проследи, чтобы его разместили достойно. Все-таки заказчик на нас рассчитывает.

Магистр позволил себе выдохнуть, лишь когда дверь лаборатории закрылась за спиной его. Отчего-то бешено колотилось сердце, а треклятый зуд распространился и на другую руку. И даже мазь, купленная в лучшей аптекарской лавке, не принесла должного облегчения.

Появилось вдруг стойкое желание спрятаться.

Отказаться ехать.

Он ведь не должен. И Совет в последнее время притих, будто позабывши о его, Магистра, существовании. С ними ведь тоже можно договориться. Пообещать. Скажем, знания. Никто не откажется от новых знаний.

Именно.

Так и нужно было поступить. Он смог бы выкрутиться. Найти союзников. Остаться. Его знали. Его ценили. А что впереди? Путешествие? Империя дикарей, которые по сей день приносят жертвы ужасным божествам? Жизнь в неизвестности?

Забвение?

Ульграху хорошо. Если его затея не выйдет, он всегда сможет вернуться. И отец примет. А Магистр? Кто будет ждать его?

Сердце заныло.

А зуд вдруг стих. И, наверное, в любом ином случае он бы решился. Он бы вышел из покоев, нашел бы мальчишку и решительно заявил бы ему, что передумал. Что никуда-то он не поедет.

В другом случае.

Но на столе лежал темный ящик, украшенный костяными накладками. В нем же, запертом на хитрый замок, прятался кошель из тонкой кожи.

А в кошеле – камни.

Те самые Слезы небес, стоившие целого состояния. И только Ульграх в наивности своей может полагать, будто бы никому-то, кроме его семейки, не известна маленькая тайна. Одна маленькая тайна, способная изменить столь многое. Дрожащими пальцами Магистр вытащил крупный неграненый камень и стиснул в кулаке.

Столько же.

Ему обещали столько же, если образец будет соответствовать ожиданиям. И этого хватит, чтобы вернуться, вне зависимости от того, получится ли у Ульграха что-то. К тому же, как знать, возможно, заказчик пожелает оставить одного мирного, но весьма сведущего в делах големостроения, мага при себе.

И это тоже будет неплохо.

Магистр окончательно успокоился и осмотрелся. Вещи большей частью были собраны давно, а то, что осталось, он упакует быстро. Можно было бы, конечно, поручить дело рабам, однако в последнее время Магистр перестал им доверять.

Даже тем, которые находились под заклятьем.

Нет, свои вещи он соберет сам. Особенно камни.

Он высыпал их на ладонь и поднес к губам, сделал глубокий вдох. Если изначально ему казалось, что камни не имели запаха, то теперь он ощущал его ясно: тяжелый, сладковатый, чем-то напоминающий аромат гниющих фруктов.

Этот запах успокаивал. Как и приятная тяжесть в ладони.

Магистр с трудом заставил себя высыпать камни в кошель, а тот убрал в шкатулку. Её же поставил в сундук, где хранился первый подарок.

Мальчишка пару раз заговаривал о продаже камней, намекая, что никто-то больше не даст хорошей цены. Может, и так. Но пока Магистр в деньгах не нуждался.

А камни… камни пусть себе лежат.

Пригодятся.

Он вытер влажные руки о рабочую мантию и потянул за веревочку. А когда дверь приоткрылась, велел:

– Неси ужин.

Да, пожалуй, не все так уж и плохо.

Определенно.