Канадий

8. Блог Канадия. Дамское счастье «Лафайет»

31 марта

А сколько в Париже уличных кафе! Кругом красивые французские названия, связанные с едой: брассери, буланжери, патиссери. Еда для француза – святое дело. Ещё не все кафе открыты на улице, но многие уже готовятся – расставляют столы и плетёные стульчики, раскрывают яркие тенты от солнца.

Эмма всю дорогу заглядывала во все кафешки, рвалась купить что-нибудь съестное и урвала пару пончиков. Тьфу ты! Ну нельзя же постоянно жевать!

– Смотри! – говорю я Эмме, махнув головой в сторону здания, показавшегося слева. – Там что-то фантастически красивое!

Конечно, мы свернули влево. Ух ты, да это театр.

Моей красноволосой подружке, по-моему, это было неинтересно.

Я очень хорошо изучал Париж дома. А вчера прошёлся по карте.

– Должно быть, это Гранд-Опера! – выдал я.

– Ты здесь уже был? – удивилась заподозрившая что-то Огненная Эмма.

– Я в Париже в первый раз, – признался я. – Честно-честно. Просто я любопытный человек. Меня всё захватывает и увлекает! Я разрываюсь от любопытства и от радости! Ваша столица ни на что не похожа и заслуживает внимательного изучения.

– Расскажи! – попросила Эмма, но по её взгляду я понял, что в прогулке ей нравится не познавание нового, а просто отдых от физического труда и рассматривание вещей в магазинных витринах.

Я было открыл рот, но сказать ничего не смог. Перед нами высилось импозантное здание с колоннами, лепниной, множеством декоративных украшений. Нижний этаж – пардон! в Европе это вовсе не этаж – нижняя часть здания оформлена высокими арками и массивными пилонами, перед которыми установлены скульптурные группы. Вблизи Гранд-Опера производит мощное впечатление.

– Хочешь, зайдём внутрь? – предложил я.

– Да что там делать? – нехотя ответила растерянная девушка. – Я есть хочу.

– Опять?

– Люди едят не меньше трёх раз в день, – парировала Эмма.

М-да! Мне очень хотелось войти внутрь оперного театра, посмотреть на богатый интерьер, но, видно, не сегодня. Придётся кормить мою провинциальную попутчицу, не хочется сразу скандалить.

Я огляделся. Через дорогу от театра у многоэтажного здания толпились люди.

– Сюда! – скомандовал я. – Похоже, это универмаг. А в больших универмагах всегда есть где перекусить.

– Ура! – обрадовалась провинциалка, надеясь не только поесть, но и полазить по отделам со шмотками.

У входа мы рассмотрели план расположения разных отделов, нашли на пятом этаже закусочную. Кроме того, меня заинтересовало название «Терраса», но я стал сомневаться, попаду ли я туда. Моя спутница загорелась от одного слова «универмаг», так что скоро её отсюда не увести. Эх!

Вошли в главный зал и ахнули. Наверху над всеми этажами возвышается купол, составленный из витражного цветного стекла. Это Галерея «Лафайет», вспомнил я. Господи, какая роскошь и какое величие! Об этом удивительном магазине писал Флобер в романе «Дамское счастье», уже тогда это место было шикарным.

Я долго не мог оторваться от купольного витража и чуть было не упустил Эмму.

На пятом этаже мы вкусно и недорого пообедали, в предложенных столовских лотках я даже нашёл подобие супа. Эмма ела мясо, ровно и методично разжёвывая длинные волокна. Я взял на второе рыбу – неслабый такой кусок сёмги с овощами гриль. С пятого этажа я ещё раз полюбовался красотой купола, напоминавшего калейдоскоп, моя дама смотрела вниз – а там и правда «дамское счастье» от именитых модельеров, ювелиров и косметических фирм!

Всё-таки я решил сходить на «Террасу» на крыше универмага, с Эммой договорились, что она найдёт меня именно там. Её-то я точно не пойду искать.

«Терраса» оказалась открытой смотровой площадкой, покрытой зелёным искусственно-травяным покрытием. Кое-где стоят пластиковые кресла и толпится много-много людей. Вид с террасы открывается совершенно фантастический! Весь Париж как на ладошке, основные цвета Парижа: светло-серый и белый – красота! Совсем близко верхушка Гранд-Опера, можно рассмотреть некоторые детали подробнее. Отсюда виден Собор Парижской Богоматери, в другой стороне – творение Эйфеля, до которой мы так и не дошли.

Через некоторое время одно из кресел освободилось и я сел, чтобы немного поработать – зафиксировать впечатления, так сказать.

Часа два я спокойно водил стилусом по сенсорной клавиатуре планшета. Наконец появилась Эмма. В руках у неё были пакетики, значит, шоппинг удался.

– С покупками! – поздравил я девушку.

Она оставалась невозмутимой, правда, похвалилась, что удалось кое-что оторвать со скидками.

– У-у, ты печатаешь на планшете? – заинтересовалась Эмма. – Я думала он у тебя для фотографирования.

– Не только. Это графический планшет. Я на нём работаю.

– А кем ты работаешь?

– Лучше тебе не знать… – вздохнул я, ведь сам я не сильно жалую свою профессию. – Это неинтересно. Но я очень хочу стать писателем. Вот пишу про Париж.

– Что тут скажешь! – протянула Огненноволосая, – Вот выйду на пенсию… закончу свою вторую книгу.

– О! Ты тоже пишешь?

– Нет. Читаю, – хмыкнула Эмма.

– Артистка! – засмеялся я. – Один – ноль.

Я свернул работу, встал и, повернувшись к перилам, обрамляющим площадку, проговорил:

– Смотри, француженка, тут весь Париж с высоты птичьего полета!

– Впечатляет! – она задумалась на мгновенье, потом неожиданно спросила: – Как ты думаешь, за сколько можно снять в Париже квартиру?

– По-моему, квартиру в Париже можно снять только на фотоаппарат.

Эмма хохотнула и показала пальцами: один – один.

Она снова повернулась лицом к городской панораме. А я скосил глаз на свою спутницу. Матерь божья! У неё был такой блаженный вид, как будто она владелица не одной квартиры, а всего Парижа.

Народ на Террасе не убывал. Многолюдье здесь нисколько не мешало. Парижане живут по принципу: «Все можно, если это не мешает окружающим», другими словами: «Живи и не мешай жить другим!». Здесь, на Террасе, царит атмосфера релаксации и отдыха.

9. Он или не он? (1 июня)

Гостиница «Дарсе» имеет всего две звезды. Виктория, пережив неожиданный стресс в аэропорту с багажом и автомобилем, волновалась, что гостиница может стать третьим пунктом, который насовсем убьёт желание знакомиться с Парижем.

Вопреки ожиданиям, отельчик оказался очень милым, номер – чистеньким и уютным. Впрочем, Виктория могла сравнить своё парижское жилище лишь с немногочисленными российскими гостиницами и с одним санаторным номером в Луге. За рубежом Вика никогда не бывала.

Заснуть сразу не получалось. Перевозбудилась. Пролежав с полчаса, она решила встать и поизучать карту Парижа.

Перед поездкой она узнала домашний адрес Канадия и навестила его младшую сестру Альбину. Та вспомнила Вику по школе, хоть между ними была большая разница. Альбина показалась Вике симпатичной женщиной, которая легко идёт на контакт. Её рыжие кудряшки стали для Вики подтверждением высказанного Антоном предположения, что сестра у Канадия сводная, ведь у него-то волосы чёрные и прямые.

– Я помню вас, Вика, – призналась Альбина, когда Виктория представилась. – Вы почти не изменились. Только Канадия сейчас нет.

– Знаю. Я к вам, – с порога заявила посетительница.

Альбина про себя восхитилась стройной Викторией. Ей должно быть тридцать семь, как и брату, а она такая тоненькая и ремешок на талии, подхватывающий академическое платье, так славно подчёркивает фигурку.

– Что бы вас ни привело ко мне, я с радостью помогу вам. Зовите меня Алей, мне так привычней.

Виктория никогда не была в гостях у Канадия и с интересом рассматривала квартиру, в которой он жил. Довольно несовременная обстановка, старая мебель, ковёр на стене, но везде убрано, чисто.

– Вы сказали, что помните меня, Аля, но ведь мы не были знакомы.

– Ну как же! Канадий был влюблён в вас, и если рассказывал, то только про вас. Было ощущение, что в вашем классе только вы двое и учились.

– Давай на ты, что ли? – предложила Вика.

– Давай.

Гостья продолжала рассматривать интерьер: занавески двадцатилетней давности, на окне кактус, на диване – гобеленовое покрывало, в углу – телевизор, самый обыкновенный. Вся обстановка в приглушённых тонах. Создавалось впечатление, что время здесь застопорилось в девяностых годах.

– Я здесь не живу, – как бы оправдывалась Альбина. – Просто пока нет Канадия, захожу к отцу, приглядываю за ним, если так можно сказать. Убираюсь, готовлю. Хочешь есть? Я только что сварила рыбный суп.

– Спасибо, нет, – ответила Вика, усаживаясь на диван. – Может, чаю.

– Да-да. Я сейчас.

Аля засуетилась, принялась убирать со стола вещи, искать чашки в серванте.

– Аля, давай по-простому, в кухне, – предложила Вика. – Я не гость, надолго тебя не задержу. Хочу кое-что узнать у тебя.

В кухне тоже было чисто – Вика всегда замечала непорядок. Правда, видно было, что хозяйство ведут мужчины – эстетикой тут никто не заморачивался.

– Наверное, к чаю ничего нет, – стушевалась Аля, – хотя сейчас поищу варенье.

– Аля, скажи, правда ли, что Канадий уехал во Францию?

– Да. Он получил письмо от своей бабушки, она пригласила его в гости. Он сначала не хотел ехать. Знаешь, он из таких людей, которые могли бы весь век просидеть дома, лишь бы их не трогали…

– Да, я помню, – поддакнула Вика, – он и в школе был странным, бирюковатым.

– Он… – Аля запнулась, – странный, может быть, но… очень добрый и доверчивый. Он одарён, у него такой ум, который не даёт ему покоя…

– …горе от ума, – резюмировала Вика.

– Канадий много читает и работает, чтобы реализовать те способности, которые ему даны от природы. Он учёный. У него в комнате… – Аля вскочила, – я покажу.

Женщины двинулись через гостиную в комнату Канадия.

– Вот, – открывая дверь, выговорила Альбина.

Комната была похожа на шкатулку, вернее на внутреннюю часть какого-то сооружения со сложным механизмом – на стенах полки до потолка с книгами и коробками, среди которых было понасовано и понатыкано всякой всячины, как будто в доме предвидится ремонт, и многие вещицы, которые некуда девать, без всякого порядка и смысла раскиданы по полкам. В углу на подставке установлен огромный прибор, от которого отходят рычажки и проводки. Стол у окна завален всякими инструментами. Только кровать, заправленная синим клетчатым пледом, выдавала жилище человека.

– А где он работает? – спросила Вика.

– Официально он работает в НИИ общей физики. Он там сразу поразил всех своими знаниями и идеями. Ему давали лабораторию, но от завства он категорически отказался… В целом, руководство пошло ему навстречу и разрешило работать дома. Иногда, когда чего-то не хватает дома, он ходит в институт, но очень редко… Иногда – на завод, господи, не помню, какой завод. У Канадия куча изобретений! Он помешан на своей работе.

Они вышли из комнаты учёного. Вика сделала про себя вывод: Канадий – не просто интроверт, а интроверт-гений.

– А он писал дневник? – поинтересовалась Виктория.

– Все какое-то время ведут дневники, – ответила Аля. – Канадий не исключение.

– А семья? У него есть жена?

– С этим у него проблемы. Жена была очень давно. Она его не выдержала, ушла.

– Всё очень странно, – задумавшись, вымолвила Виктория. – И совсем не вяжется…

– С чем?

– С тем, что он пишет в блоге. Ты знаешь, что он ведёт блог в интернете?

– Нет. Канадий и блог? – Аля была озадачена. – Что-то про лазеры?

– Вовсе нет, – возразила Вика. – Он взахлёб пишет о чудесном Париже. Он ведь уехал в Париж?

– Ну да, улетел, где-то в конце марта. Не хотел, сопротивлялся, но мы с отцом уговорили его. Всё-таки бабушка, да ещё наследство какое-то. Деньги его мало интересуют, но… Ты видишь, как мои мужчины живут. Деньги не помешают.

Альбина развела руками, показывая вокруг.

– Я замужем, живу в другом конце города, – продолжала она. – Разрываюсь на два дома. Трудно…

Виктория глубоко вздохнула. Может, зря она планирует связать свою жизнь с Канадием? Душа-то к нему не лежит, а тут ещё такие дополнительные трудности… Впрочем, если Канадий действительно стал богатым наследником, то богатства на всех хватит.

Альбина чай не пила, рассказывая про брата, она теребила салфетку, двигала свою чашку, клала ложку то на блюдце, то на стол. Она доверилась Вике и без стеснения открывала секреты брата. Впрочем, было ли это секретом?

– Знаешь, он не любит никаких средств передвижения – ни поездов, ни самолётов, ни даже троллейбусов. Перелёт был для него пыткой, я знаю. Может, это не он пишет в интернете?

– Подписано его именем. Канадий – не просто редкое имя, по-хорошему и имени такого нет! И потом он пишет о бабушке с виноградником и какой-то парижской квартирой. Я помню, что в школе он писал первоклассные сочинения.

– Да-а-а?! Таких совпадений не бывает, – Аля плюхнулась на диван. – Это он.

– Так вот, то, что он писал, похоже на дневниковые записки – где и с кем он бывал, что видел, но уже около месяца в его блоге не появляется ни одного сообщения, ни одной строчки. Куда он подевался?

– Что ты хочешь этим сказать? Он пропал? – забеспокоилась сестра бедолаги.

– Вы с ним поддерживаете связь? – перебила её Виктория.

– Канадий сказал, что приедет и всё нам с отцом расскажет. Мы не очень-то и надеялись, что он будет что-то сообщать.

– Даже эсэмэски не присылал?

– Одну прислал, когда прилетел в Париж. Отец наказал обязательно сообщить, чтобы мы тут не волновались. Самолёты, знаешь ли… И эта его нелюбовь к… да что уж там… это фобия.

– Аля, первого июня я лечу во Францию в отпуск. Давно хотела. Загранпаспорт оформила, авиабилеты два месяца назад купила. А тут случайно на слёте… на встрече с одноклассниками я узнала про Канадия…

– Ты летишь в Париж? – сестра Канадия с надеждой посмотрела на Вику.

– Да, – сдержанно ответила Вика.

Во время общения с бывшей одноклассницей брата Альбина заметила в её облике и поведении волевую натуру. Эта сможет помочь!

– Вика, Викочка, попробуй найти его! – с жаром обратилась она за помощью.

– Именно поэтому я здесь. Ты мне расскажи, всё, что ты знаешь про бабушку с виноградником.

Альбина пересказала письмо бабушки Соланж, написала Вике в блокнот её адрес. Слава богу, хватило ума списать его с конверта, само письмо Канадий взял с собой в поездку.

– Вот ещё мой мобильный телефон. Звони, Вика! Найди его…

* * *

Сидя в гостиничной постели, Вика наметила план на завтра: первым делом она прогуляется к Эйфелевой башне. Это её давнишняя мечта! Нет, сначала она посетит одно из мест, указанных Канадием в его записках: улица Сите д’Антен, гостиница в Бри-сюр-Марне, Шаво-Куркур.

Пожалуй, надо найти бабушкину квартиру, раз уж она в Париже. Адрес Канадий написал в своих записках. Она долго разглядывала на карте Парижа улицу. Ага, сначала нужно доехать на автобусе до площади Шоссе д’Антен и от неё отходит сама улица, на которой нужно найти дом номер два. А потом к Эйфелевой башне. Непременно! Цель на завтра намечена.

Вика убрала карту и выключила бра над кроватью.

Сомнения всё же не давали покоя отпускнице, которая решила начать свой отпуск с поиска бывшего одноклассника. В одном посте он написал, что бабушка учила его французскому языку. Что это? Художественный вымысел? Он же ехал знакомиться с бабушкой, которую никогда не видел.

С другой стороны, он помнит школьницу Вику! Это неоспоримый факт.

Но самое главное, как замкнутый и помешанный на работе учёный-физик начал писать восторженные посты о своих впечатлениях? Сдвиг мозгов на основе эмоционального взрыва? А что? Наверное, это вполне может быть… может быть… может быть…

10. Блог Канадия. Встреча с бабушкой

1 апреля

Вчера вечером мы договорились с Эммой, что сегодня двинемся в Шампань. Меня вдруг одолела совесть. Моя родная бабушка ждёт меня – печалится, а я радуюсь жизни, слоняясь по Парижу.

Ещё одним фактором, сподвигшим меня прервать знакомство с французской столицей, стала моя спутница. Огненная Эмма к вечеру неожиданно начала проявлять такой откровенный женский интерес ко мне, что я еле отбился. Я понимаю: Франция – это страна, где нет ни зимы, ни лета, ни нравственности, как писал Марк Твен. Одна любовь! Но нельзя же так стремительно вовлекать приезжего чужака в свою религию. Тем более, что я такой податливый.

На самом деле я адски влюбчив. Легко вхожу в состояние любовной эйфории, потом плавно выхожу из неё. До сих мне удавалось обходить острые углы в отношениях мужчина-женщина, грозящие увести меня в супружеское ярмо. Никто из моих прежних милых дам не предъявлял мне претензий, не выдвигал ультиматумов, не катал на меня заяв ни в какие инстанции.

Я остаюсь котом, который гуляет сам по себе.

А Эмма… Ну Эмма… Не мой вариант, в общем. И, ко всему, жутко не люблю женской инициативы – прям так и хочется нагрубить. Женщина не должна быть легкодоступной и предлагать себя никоим образом не должна!

Короче, утром мы встретились на вокзале Пари-Эст. Эмма накануне обещала прийти пораньше и купить билет на десятичасовой поезд Париж-Страсбург.

Не зная точно, сколько времени займёт мой переезд до места из Бри-сюр-Марна (всё-таки за городом живу), я вышел из дома слишком рано. Дошёл до метро, вдыхая первоапрельский цветочный воздух, и на метро за полчаса доехал до вокзала. Глянул в программу в планшете – преодолённое расстояние равно восемнадцати километрам. Тоже мне расстояние!

Метнулся к кассам. Конечно, Эммы ещё не было. Ну не стоять же в ожидании компаньонки и билетов, которые она купит. Излишек времени, получившийся в результате моего раннего приезда, я потратил на поиски нужной кассы и покупку билетов в Эперне. Уфф! Справился. Тут-то и появилась Эмма. Вид у неё был недовольный, точняк, не выспалась. Но круги вокруг глаз были нарисованы, как вчера. А может, она их не смывает?

– Привет! Я опоздала? – кисло спросила она.

– Доброе утро! – ответил я. – Нет. Это я рано припёрся.

На французском я не знаю, как сказать «припёрся», поэтому употребил простой глагол. А жаль, хотел выпендриться.

По дороге к платформе я вытащил билеты и вышагивал, обмахиваясь ими.

Ровно в десять наш высокоскоростной поезд тронулся и помчал нас в Эперне, что в регионе Шампань. Правильнее сказать: Шампань-Арденны. Главное не проскочить пункт назначения. Впрочем, если б не бабушка, я был бы не против попасть в Страсбург, там я ещё не был. Честно сказать, где я только не был!

Эперне для меня тоже место незнакомое, но вчера перед сном я кое-что почитал про этот маленький французский городок. Эперне – это сердце Шампани, самопровозглашённая столица шампанских вин, где располагаются знаменитые винодельческие дома.

В поезде я уставился в окно как в экран телевизора, по которому показывают передачу о путешествии по Франции.

Я соорудил из расставленных пальцев прямоугольник и как камеру навёл сначала на пейзаж за окном, потом на Эмму. Девушка начала просыпаться.

Снова смотрю в «оконный телевизор». «Прямо за столицей простираются владения региона Иль-де-Франс», – слышу я голос воображаемого диктора. Один за другим мимо проплывают маленькие уютные то ли городки, то ли деревеньки, поля, лужайки и коровки, коровки, в основном светлые, розовенькие, стильные такие французские коровки.

– Глянь, – говорю я подруге, – какие красивые коровки!

Эмма прыснула:

– Коровки – это насекомые, ну такие с красными крылышками и чёрными точками! А эти за окном – коровы.

Тьфу ты! Перепутал.

Дорога до Эперне заняла чуть больше часа. Как тут всё близко! Из Москвы за час можно доехать лишь до Подмосковья. А во Франции мы доехали из столицы до виноградного региона.

– За нами приедет машина, – сообщила Эмма при выходе. – Я вчера звонила отцу. Он передал Соланж, что ты сегодня приедешь, а за нами пришлёт водителя.

Я бы с радостью побежал знакомиться со столицей шампанских вин, но моя спутница потянула меня за собой.

По дороге я вертел головой в разные стороны, пытаясь увидеть, рассмотреть и запомнить всё, что мне встречается, как будто мне предстоит на этой территории играть в казаки-разбойники.

– Ты цветы покупать будешь? – между делом спросила Эмма.

– Кому? Тебе? – удивился я.

– Что тут скажешь? – посетовала девушка, заведя глаза к небу. – Внук приехал к бабушке, которую он ни разу не видел! Ты, поди, и подарка никакого не привёз?

В этот момент я остановился и замер. Как же я появлюсь к бабушке без подарка? Но признаваться, что я такой-сякой, мне не хотелось.

– Эмма, радость моя! – начал я оправдываться. – Я подумал, что цветы растут у бабушки в саду. У неё ведь есть сад?

– У неё есть цветы, но любой… бабушке будет приятно получить знак внимания… как ты считаешь, дурья твоя голова?

Эмма в первый раз позволила себе обзывательство. Видимо, на родной земле она чувствовала защиту или ей стало всё равно, что я про неё подумаю.

– Где здесь продают цветы? – я стал искать глазами бабушек с букетами.

У нас таких по городу много. Весной подснежники из леса тащат – никакие запреты им не страшны, потом несут с дач тюльпаны, нарциссы, летом где-то по полям обрывают ромашки и васильки, а уж осенью – снова с дач астры и гладиолусы.

Но местная жительница указала на цветочный киоск. Неожиданный случай! Эперне – местечко чуть больше деревни, а цветы продаются в киоске.

Я выбрал букет из белых и сиреневых цветов неизвестного мне сорта, просто ткнув в него пальцем.

В один миг подгрёб к своей красноволосой спутнице. Она уже что-то жевала.

– Хочешь? – спросила она, протягивая мне завёрнутый в бумагу бутерброд. – Бабушка прислала.

Я отказался.

Рядом стоял «Пежо» красного цвета, водитель которого высунулся из окна и помахал мне рукой в знак приветствия.

– Бонжур! – сказал я ему и по знаку Эммы уселся на заднее сидение.

Сама она села впереди, рядом с водителем.

– Это – Канадий, это – Жильбер, – представила нас девушка.

Жильбер звучит, как удар по печени. Помнится, я слышал, что есть такая болезнь – синдром Жильбера. Ему я, естественно, ничего не сказал. А он без стеснения принялся меня оценивать:

– А он ничего себе – смазливый, наш внук. И одет как парижанин. Ишь какой франт! Ты, небось, уже втюрилась, любвеобильная наша.

– Полегче, чурбан! – оборвала его Эмма. – Он, между прочим, понимает по-французски.

Слова «втюрилась» и «чурбан» я выудил из контекста, потому что определённо их не было в моём французском лексиконе.

Я был уверен, что оделся вполне демократично: футболка в полоску трёх французских цветов, что, в принципе, совпадает с российским триколором, узкие джинсы тёмно-синего цвета, дорожная сумка тоже синяя. Что тут парижского? Надо посмотреть, во что одеваются провинциалы.

Из Эперне мы уже выехали и ровненько ехали по дороге, где рапсовые поля перемежались с виноградниками, и только заканчивалась одна деревня, тут же начиналась другая.

Наконец, я прочитал на указателе «Шаво-Куркур». Значит, мы на месте.

Автомобиль остановился у изгороди, увитой плющом.

Я вышел и, как Красная Шапочка, приготовился к встрече с бабушкой, представив себе пухлую старушку в белом кружевном чепце, лежащую в постели. Только пирожков у меня с собой нет. Зато есть цветы.

Эмма повела меня по каменистой садовой дорожке к дому. Сад уже утопает в зелени, а на клумбах вовсю цветут тюльпаны разного цвета.

– Соланж, – громко возвестила Эмма входя в дом, – смотри, кого я привела!

Она быстро прошла через комнату, которая, скорее всего, играла роль гостиной, я широким шагом следовал за ней. Дальше она зашла в распахнутую дверь и махнула мне рукой, чтобы я тоже зашёл.

Это была спальня. В самом центре изголовьем к окну стояла широкая кровать. На ней полусидела или полулежала очень сухонькая старушка с желтоватым цветом лица. Никакого чепца на ней не было.

– Канадий, мальчик мой, – проскрипела бабушка, – подойти ко мне. Эмма скажи ему, чтобы он подошёл.

Видимо, бабушка думала, что я не знаю французского языка, и Эмма каким-то образом должна стать моим переводчиком.

– Бонжур, бабушка, – проговорил я и поцеловал её в щеку. – Я рад тебя видеть!

Она вдруг застонала и заплакала. Господи, что я сделал не так? Я вопросительно посмотрел на Эмму, та пальцами показала, что всё в порядке.

– Он говорит по-французски! Он меня понимает! – рыдала бабушка.

– Извини, не предупредила тебя, – принялась объяснять девушка. – Это её обычное состояние. Что тут скажешь? Сегодня это радость.

Она повернулась к Соланж и громко сказала:

– Канадий принёс тебе цветы! Я поставлю их в вазу.

– Да-а-а, я вижу, – это азалии? – спросила бабушка.

– Да-да, азалии, – поспешила ответить Эмма.

Она спросила что-то про погоду в Москве, я стал подробно рассказывать про климатическую разницу между столицами. Она внимательно слушала, изредка всхлипывая.

Эмма поставила вазу с моими азалиями на столик рядом с кроватью. Нашла на постели Соланж носовой платок и утёрла ей слёзы.

– У самой нет сил, – пояснила она. – Ты пока посиди с ней. Скоро придёт Виолет, сиделка. Она все хлопоты возьмёт на себя. Еду готовит Луиза, эта глуховата, как и Соланж. Поэтому привыкай говорить громко.

Она развернулась и исчезла в дверном проёме.

Я несколько забеспокоился. Но тут увидел, что Соланж задремала. Слава богу! Пойду осмотрю дом.