Охотники разожгли неплохой костёр, который выделял жуткие зловония, благодаря которым они решили не разогревать на нем свое свежее мясо. Они съели запасы вяленой говядины и кукурузных лепёшек, запив это водой из своих фляг. После того, как они поели, весь отряд, кроме мастера и следопыта, собрался у огня, те же направились на улицу и стали у входа – в доме было два входа, и они встали у переднего – говоря о чем-то своём.
– Какая же здесь мерзкая вонь, ещё и эта густая пыль, и гниющие стены; в этом доме просто нельзя находиться, – говорил Гоц протирая своё запотевшее, криво выбритое лицо с порезами.
– Хах, ты же видел места и похуже? – заговорил, улыбаясь Вензэль. – И зачем повторять это по сотне раз? Все и так уже выразили свои возмущения здешним природам.
– Гоц, сколько ты просидел в заключении? Если это конечно не секрет, – с интересом, без намерений задеть, спрашивал Адлар.
– Да Гоц, сколько ты протирал свой зад прежде чем тебя приняли в ряды нашего ордена ночных охотников? – подходя ближе к Гоцу, ухмыляясь, спрашивал Вензэль.
– Шесть лет строгого режима в Криме, – ухмыляясь в ответ, говорил Гоц.
– Интересно… – сделав небольшую паузу, Вензэль продолжил. – Анкаль, а ты почему молчишь? Опять молишься своим богам?
– Не твоё дело, – медленно и размеренно ответил мудрый муж ордена, зная детские намерения сатиры Вензеля.
– У нас на юге нет богов, я думаю именно благодаря этому мы, преуспели в развитии, обогнав север в научно-техническом прогрессе почти на сотню лет. Не понимаю, как в наше время можно верить в богов.
– Боги предают мне сил, а наше время самое актуальное, чтобы верить в богов. Если бы не они я бы уже давно погиб, потеряв рассудок.
– Если только боги удерживают тебя от смерти, то странным ты выходишь человеком, который, по сути, из себя ничего не представляет, лишь страх и надежду в нечто иллюзорное. А ты что думаешь Гоц?
– Я думаю о себе, у меня нет времени на размышления о богах. Обдумываю тему того, как мы должны выполнить нашу часть сделки, принести голову твари и получить деньги, притом не пострадав. Меня не должно волновать, то, что меня не касается. Я получу деньги и потрачу их на себя вот моё, а вы и дальше можете размышлять о богах, мне это выгоды не даёт. Жизнь человека определяют действия, а не слова.
– Да ты у нас эгоист, – улыбаясь, проговорил Вензэль, – тюрьма научила?
– Отвали от меня, – рассвирепев говорил Гоц. – Если бы все люди думали только о себе наше общество достигло бы больших высот, а так у власти сидят те, кто заботится о себе, а работают на эту власть альтруистические батраки, которые по правилам морали в первую очередь думают о ближних своих. Мерзкие слизняки.
– Все и так думают о себе, – вмешался Анкаль, – мне кажется, если бы все люди жертвенно думали только о других, мир был бы лучше. Про тебя бы тоже не забыли, ты бы отдавал своё внимание сотням и эти сотни давали бы тебе своё.
Их бушующий полилог нарушил мастер, который внезапно вошёл в комнату. Направившись к костру, он прогрел у его огня руки и отправился в дальний угол, где достал один из своих мечей и начал его протирать. После недолгого молчания Адлар тихо задал вопрос:
– Почему мастер так бережно относится к своим мечам? Я уже не первый раз замечаю, что он очень много внимания приделает именно им.
– Странный вопрос, он же мастер меча, да и один из его мечей, тот, что длиннее и тоньше, был выкован под заказ ещё его учителем. У этого меча даже есть имя: Разящий горизонт, – столь же тихо отвечал Вензэль.
–А почему-такое-то название?
– Не знаю.
Спустя несколько секунд молчания мастер подошёл, бережно воткнув меч в дряблый пол. Это был необычный меч: обоюдоострое, длинное, слегка изогнутое в одну сторону, лезвие, словно сабля, застроенная с двух сторон, шириной в шесть сложенных мужских пальцев; лезвие, металл которого поблескивал своим черным оттенком на ярком свете потрескивающего костра. Длинна всего меча была несколько выше пояса мастера, а его лезвие было в два раза тоньше, чем у обычного меча. На одной из сторон виднелись надписи, высоком языке, которые прилегали к изощренной гарде, искусные узоры которой при этом свете не удалось рассмотреть и заканчивалось все длинной, обмотанной черной кожей, ручкой. Дав рассмотреть меч, мастер Аббелард сказал:
– Разящий горизонт, потому что он словно горизонт, столь же нескончаем и изогнут, а в тени его изгиба скрываются яркие лучи восходящей звёзды, озаряющие души падших, – он вытянул меч из древесины и резким, ловким движением отправил его в ножны.
– Мастер, а что вы думаете о боге? – недолго помолчав от удивления, спросил Вензэль.
– Я думаю, что верить в него не помешает не кому, только если не переусердствовать. Даже если бога нет, эта вера внутри человека способна творить чудеса, главное здесь, чтобы вера не захватила разум. А мой бог – это я. Он находится в моей голове, я верю в него, и эта вера предает мне сил и уверенности, – медленно проговаривал Аббелард, сидя у камина со сложенными руками и шляпой закрывающей его глаза.
Наступила тишина, прерываемая лишь странным потрескиванием камина. Все молча, всматривались в то, как сгущающийся мрак пожирает борющиеся, угасающие языки больного пламени, которые с каждой секундой становился все меньше. Не вытерпев накаляющей тишины Вензэль подбросил кусок деревянной стены и тихо заговорил ко всем: