Глава 116. Главнокомандующий
Раны Стефана оказались серьёзными, но не опасными. Точнее, опасными, если за ними не ухаживать. Первые четыре дня он метался в бреду, и, то задыхался от удушья, то дрожал в ознобе.
Однако отвары и настои лесных трав и ягод сделали своё дело – на пятый день израненный охотник открыл глаза и попросил пить. Всё это время Ларни и мальчики сменяли друг друга, но поспать им не удавалось, (исключение было сделано только для самого младшего), потому что, отдежурив у отца и мужа, они шли на стены.
Монстры набрасывались на крепость с яростью морского шторма. Ларни не раз и не два казалось, что их шквал вот-вот перевалит через край, и. сметая защитников, ринется на мирные дома, где остались лишь старики и дети.
Кроме луков и стрел сейчас в ходу были копья и топоры на длинных рукоятках. Громадные запасы стрел теперь казались не слишком большими. Уже никто не шутил по этому поводу, дескать, внукам останется. Думали, хватит или не хватит их до конца недели…
Что случилось со Стефаном, дети рассказали ещё в тот день, когда Ларни привела его в дом совершенно обессиленного. Он тогда не выдержал, упал на самом пороге, и пришлось кликнуть соседей на помощь, чтобы дотащить мужа до постели.
Стефан ростом обогнал Михала, а в плечах был также широк. Охотники, не шутя, говорили, что он голыми руками способен задавить медведя. Так что же случилось?
– Это была росомаха!
– Огромная росомаха, с медведя ростом!
– Нет, с лося! Во-о!
Мальчишки перебивали друг друга и грозили повышибать друг, дружке глаза, раскидывая руки, чтобы показать размеры росомахи. Конечно, Ларни им сперва не поверила – у страха глаза велики. Росомаха зверь свирепый и опасный, но размером она бывает, разве что с не очень крупную собаку. Значит, либо они преувеличивают, либо это была не росомаха.
– Папа убил её!
– У него был только нож, но он справился!
– Она напала на нас, когда мы остановились на ночлег и разбили лагерь. И тут из кустов выскочила эта зверюга и набросилась на нас! Папа в это время свежевал оленя у ручья в стороне, но он успел прибежать, и они с росомахой сцепились! Они катались по поляне, и он всё бил и бил её ножом, пока не убил, но она его подрала и покусала.
Таков был их рассказ. Удивительно, но Стефан полностью подтвердил его, когда очнулся. Да, на них напал зверь видом и повадками сходный с росомахой, но огромных размеров. Нет, он уверен, что это не монстр. Но тогда, что это?
Жаль, что дома нет Михала. Старый охотник не остался бы равнодушен к такому чуду. Но Михал вместе с мамой уехали, а Междустенье осаждают монстры, так что отправиться к тому ручью и поглядеть на тушу зверя убитого Стефаном, не получится. Не о том приходится думать!
Стефан был ещё слаб, но дежуривший у него Михал-младший, теперь мог вздремнуть. Их дежурства становились легче, но на Ларни была ещё и маленькая Зоя! Покормив малютку, Ларни поручила её всё той же Ягде, взяла лук и стрелы, и поднялась на стену.
Мысли беспорядочно скакали у неё в голове. Тут и беспокойство о муже, и о том, что Леса никак не возвращается… Хотя, сейчас лучше уж пусть сидит где-нибудь в укрытии! И о родителях, которые тоже пропали вместе с Василем. И о том, что её старший сын откровенно засматривается на Ягду, а той это жуть, как нравится! (Девчонка, конечно, не показывает вида, а напускает на себя равнодушно-презрительный вид.) И о том, что стрелять из лука, когда твоя грудь полна молока, крайне неудобно.
Ночь выдалась пасмурной и ветреной. Порывы влажного лесного ветра трепали огонь факелов, плохо освещавших стены, а тем более то, что было за ними. Этот рваный, неверный свет крайне мешал стрелять. От него в глазах мелькали цветные пятна, и через короткое время начинала болеть голова.
Может приказать погасить их? Нет, тогда в темноте со стены наверняка кто-нибудь да сверзится. Они и так уже потеряли двух людей в результате несчастных случаев.
Сначала со стены упал подросток, засмотревшийся на волну монстров, накатывающую на них, как штормовой удар морской воды о берег. Он оступился и упал внутрь крепости, где и сломал себе шею. А потом одна из соседок, увидев, что проклятые твари топчут её огород, расположенный за стеной, так разволновалась, что, выкрикивая в адрес монстров много чего плохого, вскочила на бетонное ограждение и ступила в пустоту…
Её тут же разорвали в клочья. Охотники смогли только отомстить за её гибель, уложив несколько тварей, увлёкшихся едой.
Да, огороды они потеряли, но это не самое худшее. Плохо, что они теперь отрезаны от воды – внутри Междустенья колодцев нет, а до реки, хоть и рукой подать, но не пробиться – монстры плотно окружили человеческое убежище, разрывов нет. Правда, люди водой запаслись, заполнили все ёмкости, даже те, которые много лет валялись на чердаках и задних дворах без дела. Так что жажда им пока не грозит, но прекрасные палисадники, из-за которых Междустенье сравнивали с корзинкой цветов, вскорости засохнут.
Но и это не беда. Самое ужасное – потеря людей. Всего они лишились четверых – помимо тех, кто упал со стены, погибли два охотника. Их «слизнули» жабообразные монстры, ухитрившиеся с помощью лап снабжённых присосками долезть до самого верха. Как и их безобидные лесные собратья, эти земноводные размером с зубра, обладали длинными липкими языками, с помощью которых они выдернули людей, высунувшихся за пределы выщербленного парапета.
Теперь стрелки на стенах уничтожали таких тварей сразу, едва завидят на расстоянии выстрела. Лучше всего для этого подходили стрелы с горящей паклей. Получив такую стрелу, псевдожабы начинали беситься, и в панике давили окружающих, ухитряясь нанести вдесятеро больший вред, чем это сделали бы стрелы охотников.
Ларни по-привычке обошла стены по периметру, проверяя всё ли в порядке, перекидываясь словом-двумя с дежурившими этой ночью защитниками. Так она дошла до того места, откуда четыре дня назад совершила головокружительный прыжок с бечёвкой в руках, чтобы спасти мужа и детей.
Ступив на узенький мостик над воротами, который, кстати, так и не успели сделать прочнее и шире, Ларни взглянула вниз. Там на помосте, устроенном непосредственно над створками ворот, возвышалась гора с белой шапкой волос на большой круглой голове. Ларни тихонько свистнула и позвала:
– Привет, Зигван! Мои там с тобой?
Гороподобный человек со странным именем поднял голову и широко улыбнулся. Он был точной копией своего отца, только волосы оставались не рыжего, а белого цвета. (Впрочем, всем известно, что Рыжий Ван красится, согласно какому-то варварскому обычаю.)
Этот сын предводителя дружественного клана, давно обосновался здесь и теперь являлся счастливым отцом четырёх очаровательных девочек. Инци не послал ему сыновей, но Зигван не терял надежды, а пока не было своих, возился с её мальчишками.
– Здесь они, сестрёнка, здесь! – пробасил он снизу вверх. – Бдели-бдели, да вот – задремали.
Он посторонился, и Ларни увидела своих сыновей, среднего и младшего, спящих в обнимку, сидя на скамеечке. Она махнула рукой Зигвану, (отличный мужик, почти её ровесник, добрый и отзывчивый, а по силе чуть не вдвое мощнее Стефана – арбалет натягивает без ворота!), и хотела было идти дальше, но что-то в темноте недоступной свету факелов привлекло её внимание. Нет, Ларни не видела и не слышала ничего, но она почувствовала – в темноте что-то есть, что-то необычное!
Женщина ещё раз окликнула Зигвана, но тот, как ни таращился во тьму, ничего разглядеть не мог. Однако на этот случай у них была проверенная хитрость. Гигант взвёл свой арбалет, но зарядил его не обычным болтом, а длинной стрелой снабжённой горшочком, содержащим смесь смолы и спирта, и с большим тампоном пакли на конце. Он поднёс этот снаряд к факелу, подождал, когда пакля затлеет, прикинул расстояние, которое указала ему Ларни, и выстрелил во тьму.
Маленькая комета прочертила огненную полосу в ночном воздухе, и приземлилась на полдороги к лесной опушке, осветив всё вокруг ярким, как от большого костра, светом. И тогда они увидели…
У Ларни волосы встали дыбом на загривке, как у волчицы, понявшей, что схватка с медведем неизбежна! Зигван немедленно снова зарядил арбалет и тут же послал в надвигающегося монстра болт, который с лёгкостью пробивал насквозь матёрого зубра. Но этот снаряд отскочил от чудовища словно от скалы.
Монстр был в холке выше самого высокого дома Междустенья. Он шёл на четырёх коротких тумбообразных ногах, и передвигался очень медленно, неся огромное, похожее на кошмарную бочку тело, покрытое толстенной роговой бронёй. По сравнению со всем остальным, голова твари казалась маленькой, но на самом деле она представляла собой бугристый валун в человеческий рост в диаметре, сидящий на мощной шее толщиной с двух быков, стоящих рядом. Ни глаз, ни челюстей на этой голове было не разглядеть.
Ясно кто это был и зачем сюда явился! Это был монстр-пробиватель, и он пришёл ломать их ворота. Минут через пятнадцать он подойдёт вплотную к крепости и ударит. Ударит вот этой самой головой, твёрдой, как камень, и, скорее всего, лишённой мозга.
Возможно, он не пробьёт ворота с первого раза, но он ударит ещё и ещё, и будет бить до тех пор, пока не добьётся своего. А когда ворота падут, монстры неудержимо хлынут в Междустенье, и остановить их уже не получится…
Ларни вздохнула. Нет, она не рассчитывала отдыхать, но всё же надеялась, что монстры до рассвета на приступ не пойдут. Теперь надо будет быстро придумать, как справиться с этим чудовищем, но прежде надо послать мальчишек домой за винтовками – последним козырем, приберегаемым про запас. Правда, с бронёй этой громадины не справятся даже самые мощные винтовки, которые у них есть. Ну, ничего, сейчас что-нибудь придумаем!
Ларни дала Зигвану знак, тот взял железную палку, и, хорошенько размахнувшись, ударил ей по рельсе, подвешенной здесь же на крюке.
Бо-о-ам! – раздалось над спящим Междустеньем. От этого звука задремавшие мальчишки подскочили, тараща ничего ещё не видящие глаза! Крепость враз ожила, в окнах домов загорелись огни, внизу забегали люди, на стенах зажглись дополнительные факелы. Защитники поняли – ворота в опасности!
Сейчас все мужчины и большинство женщин будут здесь, и Ларни придётся распоряжаться, отдавать приказы, решать. Потому что пока Маранты нет дома, она здесь и главнокомандующий, и комендант, и стратег, и воин.
Глава 117. Грязь не прилипающая
– Так что, детка, всё в твоих руках, и судьбу свою строй сама, как знаешь. Но учти – поломаешь, не починишь, разве что уедешь туда, где никто тебя не знает, и само своё имя переменишь при этом.
Герр Иоханнес в домашнем халате, колпаке и шлёпанцах величественно возвышался по другую сторону стола от пунцовой, от смущения, Лесы.
– Нет, ты не пойми меня неправильно! – продолжал хозяин фермы. – Я не против Молли и её девушек. Даже наоборот, считаю их занятие весьма полезным и не менее почтенным, чем любое другое. Но ведь не все думают, также как я. Так считают немногие, а большинство людей этих женщин презирают.
– Но почему? – выдавила Леса слабым голосом.
– Кто от зависти, кто от глупости, кто от природной злобы, которая бок обок ходит с завистью и глупостью. А большинство по привычке – слышали от других, что надо презирать, вот и презирают, бездумно, что твои бараны. А ведь без этих замечательных девах не обойтись! Вот взять моих ребят. Они здоровы работать, и пожрать не дураки, но в последнее время приуныли. И кусок им в горло не лезет, и работа из рук валится. А почему? Потому что жизнь у них не полна, а неполная жизнь, это, вообще, не жизнь. Прямая дорожка к смерти это, будь ты хоть какой молодой и здоровый. Если всё так оставить, то иные сопьются, большинство разбежится, а кое-кто и руки на себя наложит. Так что, когда вы с Молли на моём пороге появились, я был только рад. Теперь мои парни воспряли духом, ходят гордо, а работают, как звери! Так неужели я буду презирать тех, благодаря кому моя ферма ожила, да и мне кое-что перепало?
И он обнял одной рукой, сидевшую рядом Молли, которая шутливо боднула его головой в плечо.
– Простите, – снова обрела голос Леса, которую разобрало любопытство, – а как же фрау Иоханнес?
– Фрау Иоханнес, – вздохнул герр Иоханнес, – почивает сейчас после праведных трудов у себя в спальне. Несколько лет назад она отказала мне в исполнении супружеских обязанностей, и никакие уговоры, умные речи и даже угрозы не помогли. Не желает моя супруга также показаться врачам. Ну, не гнать же её туда палкой? Хотя, может я и не прав, может, стоило бы и палкой… В любом случае, то, что она имеет – сама себе выбрала, и жалуется теперь пускай только на себя. М-м, я не думаю, что она осудит меня, если узнает о нас с Молли, но специально докладывать ей о таких вещах я тоже не собираюсь. Давай не будем об этом. Речь сейчас о тебе.
Он помолчал.
– Хочешь замуж тебя выдам? – вдруг спросил он Лесу, хитро глядя ей в глаза. – А что? Девка ты красивая, работящая, не белоручка. Мелковата, правда, но если хорошенько кормить, то будешь в самый раз! У меня тут парней пруд пруди, и все холостые. Правда, сейчас у них есть девчонки Молли, но это не значит, что никто из них не хочет остепениться, завести семью и детишек. Молли ведь сегодня есть, а завтра, глядишь, захочет в город податься. Не привязывать же мне её вместе с девушками? Так что, гляди, сразу-то не отказывайся – подумай! А нет, так просто оставайся работать. По хозяйству помогать будешь, с той же стиркой и другими делами. Комнату тебе в доме выделю, и платы за то не возьму, наоборот, положу жалование такое, что хватит и на обновы, и на то, чтобы отложить в копилку. А будет скучно, заведёшь себе любовника или двух – дело доброе! Удивлена? Так что же здесь удивительного? Природа требует, значит надо дать ей то, что она требует, а не то сожрёт она тебя изнутри, и к тридцати годам сделает старухой.
– Но… – пролепетала Леса, – тогда какая разница, работаю я у Молли или сама завожу любовников?
– Э, детка, разница есть! Если сама, то это твоё дело. Ты взрослый человек, и твоя жизнь, это твоя жизнь. Только тебе решать, какая она будет. Ну, да, и в таком случае тебе в спину всё равно будут старухи шипеть. Но ведь злые языки всегда шипят, будь ты хоть самой святой из всех праведниц! Одиноких женщин на свете хватает, так не все же из них от мужчин отказываются. Скажу даже, что таких меньшинство. Но это не то же самое, что работать у Молли. Тут ты приобретёшь статус проститутки, а это палка о двух концах. С одной стороны без работы никогда не останешься. Приобретёшь в своём кругу репутацию мастерицы своего дела, сможешь наниматься в разные публичные дома, будешь при деле и при деньгах. Даже если совсем не повезёт, сможешь заработать на кусок хлеба на улице, но это дело скверное и опасное. Молли лучше меня расскажет почему. С другой стороны, станешь проституткой – приобретёшь репутацию самой низшей твари в обществе. Мужчины будут жаждать твоего тела и плевать тебе вслед, а женщины станут относиться так гадко, что придётся сторониться их, иначе обычная встреча может кончиться плохо.
– Но почему?
– Так ведь ты отбираешь у них мужей! По крайней мере, они так считают. То, что мужья от них, глупых гусынь и пустоголовых кур рады сбежать к настоящим женщинам, до них не доходит. Вот так-то! Люди злы и лицемерны, а ты будешь для этой злобы очень удобная мишень. На тебя можно будет спихнуть собственное неуклюжество, лентяйство и невежество в таком деле, в котором женщина должна быть богиней! Да, да! Во всём ты будешь виновата, даже в том, что иная такая квашня ворон считала, когда замуж выходила, а опомнилась, когда уже поздно было. Так что думай, детка. Надумаешь быть с Молли, значит такова твоя судьба. Я тебя осуждать не стану, а на других не обижайся. Ну, мои не тронут, а вот уедешь в город…
– А разве мы здесь не останемся? – наивно спросила Леса.
Герр Иоханнес и Молли рассмеялись.
– Нет, лапуль, – ответила ей Молли, – не останемся. Здесь, конечно, хорошо, да и герр Иоханнес не против нас насовсем оставить, но беда в том, что на батраках много не заработаешь. Настоящие деньги делаются там, где гуляет действительно денежная клиентура – матросы, солдаты-наёмники, кочующие торговцы, погонщики скота, государственные курьеры и всё такое прочее. Так что мы здесь немного перекантуемся и пойдём дальше. Да, ты прости меня глупую, я ведь подумала, раз уж ты с Доротеей, то терять тебе уже нечего. Нет, ты, конечно, как хочешь – все мои предложения остаются в силе, но и над тем, что сказал тебе герр Иоханнес, тоже крепко подумай. Сдаётся мне, что он прав, и тебе не стоит посвящать себя нашему ремеслу. Я, понятно, была бы рада свежему пополнению, но не хочу брать на себя грех. Да не одна мадам, если только это не злая бессердечная тварь, не соблазнит непорочную девицу без крайней нужды. Мы, как правило, занимаемся своим ремеслом из поколения в поколение, а со стороны, девушек берём, если только тем уже совсем деваться некуда. А теперь, держи-ка вот это и иди спать.
Молли порылась в шкатулке, стоящей рядом с лампой на тумбочке, и извлекла оттуда пузырёк с белыми шариками. Один из них вместе со стаканом воды она протянула Лесе. Девушка взяла лекарство, машинально выпила его, после чего пробормотала слова благодарности, и, двигаясь, как сомнамбула, покинула комнату.
– Ну, вот, – сказала с улыбкой Молли, глядя ей вслед, но обращаясь к своему любовнику, – ты лишил меня крали, которая могла принести состояние!
– Зато теперь ты не попадёшь в Ад! – ответил герр Иоханнес. – Да и на земле от того, что ты взяла бы к себе эту крошку, могли случиться серьёзные неприятности.
– Ты думаешь?
– Она непростых кровей лошадка, присмотрись! Даром, что босиком здесь шлёндрает.
– Верно, – задумчиво сказала Молли, – шлёндрает. А грязь-то к ножкам не прилипает…
Глава 118. Ты ему в подмётки не годишься!
Они возвращались в Торговый город. Открыть портал повторно в горах не удалось, и тогда решили попробовать ещё одно высокое место – башню собора Инци, которая превышала высотой все строения в городе.
Первыми отчалили валькирии, оставив кристалл Маранте. Затем отправились «старики» к которым присоединился Зиг. Механикус и сэр Мальтор сказали, что доберутся сами и умчались так, что никто не заметил, как они это сделали.
Места в автомобиле оставалось маловато, и молодёжь решила догонять своих пешком. Но Василь сказал, что сначала хотел бы найти циклопа и исчез. Таким образом, Рарок и Луций оказались на дороге вдвоём.
Рарок ругал себя, что не одел Луция как следует, завернув обратно на военную базу. Он чувствовал ответственность за этого мальчишку, как за младшего брата. Но Луций не жаловался. Он храбро попирал босыми ногами дорожную пыль, на привалах тотчас начинал разводить костёр и готовить нехитрые блюда из снеди, которую они захватили с собой из пещеры. Жаль поговорить им теперь не удавалось, но Луций взялся на ходу учить язык, которым люди пользовались в этом мире, и через пару дней знал уже несколько десятков слов и мог составить две-три простые фразы.
Успехи в фехтовании парень делал весьма впечатляющие, и продолжал тренироваться в стрельбе из лука, который ему подарила Диана. Вроде бы всё шло хорошо, но когда они расположились на третью ночёвку, в ночной тишине Рарок вдруг услышал всхлипывания.
Эти звуки раздавались из-под одеяла Луция. Рарок откинул край, и увидев красное зарёванное лицо мальчика, мягко, но решительно спросил:
– В чём дело?
– Леса! – коротко ответил Луций и отвернулся.
Да, Леса. Рарок давно сам был на грани от досады и волнения. Надо же было ему влюбиться в эту беспокойную и неуловимую девушку! Самое чудное это то, что он сам не знал наверняка, когда именно это произошло. В тот раз, когда она помогла ему преодолеть шок при виде призраков или тогда, когда они подрались с Зигом?
На следующее утро Луций отказался идти по направлению к Торговому городу. На все вопросы Рарока, что это значит, он отвечал только:
– Леса!
И указывал рукой в противоположную сторону. Рарок уговаривал его почти до обеда. Дело кончилось тем, что гладиатор вытащил меч и жестами предложил мальчишке сделать выбор между послушанием и смертью. Он, конечно, пугал, но Луций воспринял всё серьёзно, и они схватились! И Рарок проиграл…
Впервые за много лет он увидел, как его верный гладиус, словно живой, выскакивает из руки, и, крутанувшись в солнечных лучах, от чего его клинок на миг стал похож на сверкающий веер, падает за пять шагов от своего хозяина. Если бы Луций собирался его убить, он мог бы сделать это раз десять, потому что Рарок застыл, хлопая глазами и с открытым ртом на целых четыре секунды!
Но вместо этого Луций вложил меч в ножны и пошёл в том направлении, где, по его мнению, должна была быть Леса. Впрочем, шагов через пятнадцать он остановился и оглянулся с красноречивым выражением – «Ну, ты идёшь или как?» Его вчерашнему наставнику и покровителю ничего не оставалось, как подобрать свой меч, подхватить пожитки и последовать за своим учеником.
Они дошли до развилки дороги, где она разделялась на ту, которая вела к военной базе и ту, что сворачивала на юго-запад, сразу же превращаясь из мощёной в просёлочную. Луций потоптался здесь немного и зашагал по этой сельской дороге. Рарок при этом почувствовал спятившим не его, а себя, но всё же пошёл следом, ведь объясниться всё равно не получилось бы.
Они шли меж созревающих садов и полей, мимо пустых огороженных пастбищ. И они дошли-таки до первой оставленной людьми фермы. Здесь явно кто-то побывал до них, поскольку загон для скота и кладовые были выметены начисто.
Тем не менее, Рарок вторгся в шкафы с одеждой в поисках чего-нибудь приличного для своего странного друга, который сам почему-то не спешил побеспокоиться об этом. Когда гладиатор с триумфом вошёл в зал, таща ворох одежды и почти новые сапоги, он застал Луция на коленях, рассматривающего что-то на полу.
Сгрузив свою поклажу на круглый стол, стоявший посреди комнаты, Рарок наклонился, чтобы посмотреть, что там такое нашёл его подопечный, и увидел несколько следов маленьких босых ног, оставленных в успевшей накопиться без хозяев пыли. Луций рассматривал их с выражением, которое представляло нечто среднее между тем, какое бывает у гончей, взявшей след и тем, с каким религиозный фанатик взирает на своего кумира.
Подняв на гладиатора совершенно счастливые глаза, мальчик произнёс с чувством:
– Леса!
Рарок возвёл очи горе. Нет, вообще-то, размер совпадал, но заявлять, что это именно её следы с такой уверенностью… Но, если это и впрямь Леса, то, что она здесь забыла? Тем не менее, он не стал разубеждать восторженного Луция, да и с какой стати? Мальчишка не был следопытом, но и Рарок тоже им не был. Эти следы могли с равным успехом принадлежать Лесе или какой-нибудь деревенской девчонке.
Но с другой стороны Рарок и сам чувствовал, что если бы они отправились догонять свою экспедицию, то это было бы неправильно. Ложный след. Почему? Этого он объяснить не мог, только ему отчего-то совсем не хотелось возвращаться в Торговый город. Так почему бы не послушаться Луция?
Парень крепко съехал с катушек на почве своей "богини", но ведь именно таких блаженных Инци чаще всего ведёт по правильному пути. Просто потому что те, кто находится в своём уме, могут сами о себе позаботиться.
В общем, он не стал спорить, а просто одел Луция. Вот именно – одел, потому что парень проявил удивительную неуклюжесть и непонятливость в этом отношении. Сапогам он, впрочем, был рад, но от штанов и куртки пришёл в ужас. Луций долго крутил всё это, словно никак не мог понять, на какую часть тела что одевается. В конце концов, Рарок сам засунул подопечного в его обновы, и Луций стал похож на младенца, одетого не слишком умелой нянькой.
Он всё время поправлял что-то, подтягивал, чесался и ворчал себе под нос. Из его бурчания Рарок сумел разобрать только два слова – «скифос» и «барбарос». В итоге Луций встал перед Рароком, развёл руки в стороны и с кислым видом что-то спросил. Рарок решил, что тот интересуется своим внешним видом и показал ему сжатый кулак с большим пальцем торчащим вверх.
По лицу мальчика пробежала тень изумления, смешанная с лёгким ужасом. После этого он больше не наводил критику на свой наряд, а засобирался в дорогу, то и дело, бросая на гладиатора косые взгляды. Эта смена поведения немного удивила Рарока, но, в общем и целом, была им обоим на руку, а потому он просто выкинул мысли об этом из головы. Наверное, гладиатор посмеялся бы, знай он, что Луций понял его жест, как фразу – «Теперь я тебя, пожалуй, помилую!»
Насчёт того, что у Луция на почве Лесы поехала крыша, Рарок убедился, едва они вышли за ворота фермы. Сначала это были вдрызг изношенные и изорванные тапочки, с носами в виде забавных кроличьих мордочек. Рарок прошёл мимо них, не заметив, но Луций буквально бросился в канаву, куда их кто-то выкинул, с криками – «Леса! Леса!», и тут же спрятал этот драгоценный артефакт за пазуху, поближе к сердцу.
Дальше – больше! Трава, примятая вокруг давно погасшего кострища – «Леса!» И это, несмотря на то, что там явно сидело несколько человек. Нитка от одежды, висящая на кусте, который использовали для отправления естественных потребностей – «Леса!» Кучка кроличьих косточек и брошенная за ненадобностью шкурка – «Леса!»
Рарок уже не знал, что ему делать – толи поверить и спятить самому, толи прибить на самом деле безумца, чтобы не мучился.
Тем временем, они прошли ещё несколько ферм, оставленных хозяевами, на которых кто-то успел помародёрствовать, и на всех, по мнению Луция, побывала Леса. Рарок гадал, чем всё это кончится, а кончилось неожиданностью для них обоих.
Гладиатор, практически не покидавший за свою жизнь пределы Торгового города, не был силён в географии. Но, тем не менее, он понимал, что рано или поздно они дойдут до границ земель подвластных Торговому городу и окажутся на территории западных монархий. Насколько он припоминал, здесь не было больших государств, но землю делили между собой множество миниатюрных королевств, герцогств, баронств и так далее.
Все эти малые монархии объединялись в одну, несколько эфемерную, империю, возглавляемую императором, столица которого была где-то совсем уж далеко. Какова роль этого императора Рарок не знал, так-как местные монархии вели самостоятельный образ жизни, ни от кого не зависели, никому не подчинялись и даже иногда вели друг с другом войны.
Похоже, что Луций направлялся, как раз туда. Если бы Рарок предполагал, что ему доведётся когда-либо побывать в этих краях, где по слухам не любили чужаков, но с людьми из Торгового города вели оживлённую торговлю, то он постарался бы побольше разузнать о местных названиях, обычаях и дорогах, а также о том, какие места тут наиболее посещаемы, а куда соваться не стоит. (Впрочем, насколько он узнал Лесу, её следовало искать именно там.)
Но гладиатору в голову не могло прийти, что жизнь его так изменится, что придётся путешествовать, кого-то искать, бродить при этом наугад… Рарок не подозревал, какой он на самом деле домосед. Больше всего ему хотелось вернуться в свои апартаменты в жилой части Большого цирка, вернуться к привычной жизни, пусть он даже не будет чемпионом. У него было достаточно денег, чтобы уйти на покой прямо сейчас, а чтобы не сидеть без дела, он мог бы преподавать премудрость гладиаторского боя в той же школе, которую окончил когда-то сам. Вот только он хотел бы вернуться ко всему этому не один, а… с Лесой.
Правда, это было маловероятно. Даже если они найдут эту «Огненную принцессу», что ничуть не легче поиска иголки в стоге сена, то вероятность, что она свяжет свою судьбу с ним – гладиатором, равна нулю. Он был достаточно умён, чтобы понимать это. Завести интрижку – другое дело, но что-то большее – нет. Но Рарок не собирался заводить с Лесой интрижку! Только не с ней, не с той, которую любишь… Лучше пусть будет как есть: её выбор – её воля, а его жизнь сама по себе. Но это не значит, что он повернётся к этой девушке спиной. Нет, он сначала найдёт её, убедится, что с ней всё в порядке, может быть проводит домой, а там будет видно.
Рарок хлопнул себя по лбу и уронил из-за этого вязанку хвороста из которого они с Луцием варганили костёр. О чём он думает? Куда собирается возвращаться? Большого цирка нет, как нет и школы при нём, да и самого Торгового города, как такового тоже нет, ведь дома без людей это не город, а выеденная устричная раковина.
Так что если бы свершилось чудо, и Леса согласилась стать его женой, то ему привести её совершенно некуда – он бродяга без дома, рода и племени! Правда, в его поясе было зашито немало золотых кругляшей, а в карманах и в дорожной сумке лежало несколько тугих кошелей с серебром. И это ещё не всё – основной капитал находился в Главном банке торговых гильдий, да ещё Лозас где-то зарыл кубышку и не одну. Но Рарок сомневался, что ему удастся когда-либо всем этим воспользоваться. Однако и того, что было при нём, хватило бы на то, чтобы купить дом и/или начать какое-то своё дело.
Правда, он ничего не умел, кроме как быть боевой машиной, но это ведь не беда – он ещё молод, и может чему-то научиться. Торговлю он не любил, но ведь мог бы стать трактирщиком или мельником, или… Но, всё равно, для Лесы он не ровня! Принцессе нужен принц или на худой конец барон…
........................................................................................................
– Так, и кто это у нас тут шастает по чужой территории, а пошлины не платит?
Голос раздался из темноты, а в следующее мгновение в круг света от разгорающегося костра вступила фигура, которую Рарок в другое время принял бы за клоуна.
На этом человеке красовался камзол, едва ли не превратившийся в лохмотья, но увешенный при этом невероятным множеством побрякушек и блестяшек, среди которых можно было видеть дорогие украшения из золота и серебра с цветными каменьями, с которыми соседствовали дешёвые стеклянные и медные побрякушки, стоившие на любом базаре по две штуки за грош. Надет этот камзол был на голое тело, зато дырявые потерявшие свой изначальный цвет панталоны, сквозь дыры которых можно было детально разглядеть костлявые колени незнакомца, были подпоясаны богато расшитым кушаком, из-за которого торчали рукояти дюжины кинжалов, украшенные самоцветами. Чулков на незнакомце не было, а башмаки с золотыми пряжками откровенно просили каши.
Наряд этого примечательного типа довершала широкополая шляпа с обвисшими полями, бывшая некогда чёрной. Сей, близко знакомый с молью, головной убор украшали облезлые павлиньи перья, соседствовавшие с более свежими петушиными. Пряжкой скрепляющей этот похожий на веник султан, служило крохотное зеркальце, отражающее неровный свет костра, словно фонарик.