Глава 45. Везунчик
– Я не был в тот день ни в Цирке, ни в церкви, и потому, наверное, остался жив.
Вестник – беженец, наверно повторял свою историю в десятый раз или больше, но всё равно его трясло от пережитого страха или волнения, а скорее от того и другого сразу.
– Никогда не думал, что проигрыш в кости может быть к удаче! Я накануне проиграл всё, что наторговал за полгода, а потом с горя так накачался дешёвым пойлом, что еле дополз до своей конуры в том же кабаке. Потому-то я и не пошёл в Цирк, где должен был состояться бой нашего чемпиона с какой-то заезжей знаменитостью. Когда продрал глаза, понял, что в церковь тоже идти не стоит – поздно уже, да и видок у меня не тот, а самое главное – жертвовать нечего. Инци не поймёт, если к нему сунешься с пустыми карманами…
– У-у, язычники! – с сердцем прервал его, вдруг помрачневший Руфус. – Инци всегда поймёт того кто приходит к нему с открытым сердцем, искреннем раскаянием и мольбой идущей от души, если это мольба о благе, конечно же. И не нужны никакие пожертвования Ему – истинному Владыке мира сего!
Беженец окончательно вжал голову в плечи и замолчал, зажмурившись. Казалось ещё немного, и он закроет голову руками и полезет под стол. Маранта укоризненно поглядела на сына, но тот и сам уже всё понял и, как мог, смягчил свой голос, чтобы сказать:
– Не бойся, сын мой, здесь ты в безопасности, среди друзей, которые не дадут тебя в обиду и всячески защитят. Прости, что я так строго говорил с тобой. Твоё невежество мы исправим несколько позже, а сейчас, пожалуйста, продолжай!
Беженец несколько раз вздохнул, собираясь с мыслями, отхлебнул из своей чаши медовухи крепкого настоя и продолжил:
– В общем, решил я остаться дома. В карманах завалялась ещё кое-какая мелочь и я спустился вниз, чтобы заказать себе того же или какого другого вина на опохмелку, да подумать над своей судьбой. Хозяин у меня был мужик понимающий, сказал, что угостит кружечкой чуток получше той кислятины, которой я залился накануне, и сам за ней, за этой кружечкой, пошёл. Я, тем временем, сел в угол, где меня не видно и стал думать думу свою невесёлую. Настроение было – швах, с таким хоть удавиться. Впрочем, лезть в петлю мне было рано – долгов у меня нет, значит над душой кредиторы не стоят, человек я торговый, оборотистый, хоть всего и третьей гильдии купец, но в городе меня знают и ссуду дадут под щадящие проценты. Вывернусь! Пусть и с небольшой прибылью, но вывернусь, встану на ноги. Ну, сдураковал, с кем не случается? Будем считать нынешнюю конфузию за дорого оплаченный урок!
Вот я сижу и думаю себе, и тут примечаю, что хозяин с обещанной кружечкой чой-то не идёт и не идёт. Я уже рад бы вместо хорошего вина любой дряни глотнуть, так у меня в горле пересохло. Тогда я зову младшенькую дочку хозяйскую, (ох и была вострушка, четырнадцати всего годков, а уж глазки-то мастерски строила!), и прошу её сходить посмотреть, куда это батька ейный запропастился? Пошла она и только скрылась за дверью в подвал, так ну, давай визжать! И визжит, и визжит, как резаная! Там в зале, кроме меня только два пьянчужки было, тоже похмельные, так все повскакали и я в том числе, на помощь, значит, бежать, да тут визг и прекратился…
И тут-то из двери в погреб, (она, как раз с другой стороны зала, против того угла, где я помещался), вылетело что-то круглое такое, как мяч, и прямо мне в руки. Я по привычке-то поймал, ведь я с малолетства в мяч игрок, а штука эта – голова девчонкина, как ножом срезанная! Я держу её, и поверить не могу, смотрю, как дурак, а она на меня тоже глазками-то смотрит и губами шевелит ещё, как будто сказать хочет что-то! Уж не знаю, сколько я держал её – пальцы свело. Наверное, недолго, а показалось – вечность!
Тут оба пьянчужки, (они-то не видали, что мне такое в руки влетело), в дверь подвала возьми да сунься. А оттуда копья – не копья, шипы – не шипы… в общем, проткнуло обоих, прямо повисли на этих штуках, даже пикнуть не успели. Смотрю – лезет из подвала, что-то вроде рака, только клешней больше и глаз, и усов или шипов там, не знаю.
И застряла она, тварь эта, не идёт дальше – проход видно узкий. Только это меня и спасло. Уж не знаю, как меня на улицу ноги вынесли, а там… Вот поверите ли? Кишмя кишат! Из всех домов лезут, из дверей, из окон, большие, маленькие… И такие жуткие – сплошные когти да жвала! И куда бежать прикажете? На всей улице ногой ступить некуда, сплошные чудовища! И тут одно на меня, ка-ак пасть раззявит…
Тогда пальцы у меня сами собой и разжались. Кинул я голову бедной той девчонки прямо в пасть твари поганой, а сам, как кот – по стене, да на крышу! А за мной уже лезут, а я на другую крышу! Какое там похмелье? Да я сам про себя знать не знал, что так прыгать умею. Допрыгал до Соборной площади и вижу – ворота в храм закрыты и ломает их гадина, видом схожая с черепахой, только размером с дом, на длинных ногах и с руками человечьими. А когти на тех руках, что сабли у господ казаков, которые меня приютили и сюда привели. Вот, она, значит, ка-ак долбанёт по воротам башкой своей каменной, потом откусит кусок, выплюнет, когтями поскребёт – тоже оторвёт что-то и опять лбом ударит! А вокруг неё собрались такие… такие чудища здоровые, что хозяйский волкодав перед ними, как мышь перед котом.
И тут одна такая монстрятина на меня обернулась. Я даже не знаю, увидела ли она меня или нет, но тут, понятное дело, меня, как ветром сдуло. Уж не ведаю, в какие переулки я свалился, но монстров там не было, и я припустил бежать, куда глаза глядят, пока с мужиком каким-то не столкнулся – он в обратную сторону бежал, тоже от монстров спасался. Вот он-то мне и рассказал про Цирк. Точнее только крикнул, что монстры там всех порвали да сожрали. Я хотел спросить его куда дальше-то деваться, но он рванул туда, откуда я прибежал и через пару вздохов я услышал, как он за поворотом крикнул истошно, да замолк.
Бежать туда, откуда он прискакал было также глупо. В общем, я свернул наугад, меж домами еле протиснулся и оказался в тупике, точнее во внутреннем дворе какого-то дома с единственной дверью в стене. На моё счастье она оказалась незапертой. В доме было тихо, если не считать звуков, которые доносились с улицы. Я прошёл через короткий коридор и оказался на кухне. Оттуда был проход в столовую, где стоял стол с приборами, и валялось несколько опрокинутых стульев. Похоже, что хозяева сбежали, но куда при этом делись было неясно. Я сунулся туда-сюда – нигде никого нет. Нашёл дверь в подвал, потянул – заперто. Изнутри заперто! Вот они где, подумал.
Я постучал. Долгое время ответа не было, потом кто-то спросил меня – кто я такой и что мне надо? Я назвался, попросил убежища. Они там долго шушукались, потом мужской голос сказал, что он там с женой и с тёщей, что места мало и продуктов хватит ненадолго. Тут я взмолился, стал кричать им, что богат, что заплачу любые деньги, лишь бы впустили. Тогда он сказал, что сейчас откроет и слышу – с замком возится. Я уж обрадовался, и вдруг оттуда, снизу, как завизжит женщина, потом другая, а потом и мужик этот заорал, словно его живьём жрали!
По всему видать так оно и было, потом их крики стихли, а в дверь, ка-ак что-то даст! Потом ещё, да так, что рама из пазов вышла. Я оттуда тягу! И куда деваться не знаю – на улице сожрут, в доме сожрут… Я на кухню – слышу со стороны того внутреннего дворика, откуда в дом вошёл, что-то лязгает и стрекочет, как цикада, если б она была величиной с корову. А за спиной дверь-то подвальная уже трещит вовсю, и видимо как раз открылась или разломалась, потому что что-то там грохнуло.
Вот тут-то я в печку и полез. Прямо на той кухне. Хорошо, что она остывшая была, иначе конец мне пришёл бы. Закрыл я за собой заслонку, обернул голову собственной рубахой, чтобы от сажи не задохнуться, лежу – молюсь Инци, золотые горы ему обещаю от будущих прибылей, и что бы там не говорили, святой отец, помог ведь Инци-то! Видно услышал и помог! Может он и владыка мира, а лишние денежки никогда не помешают.
Чего я только не натерпелся там, лёжа в темноте и пыли, когда мимо меня ходили, топали, ползали, печку задевали! Я же там обделался по уши, как дитя несмышлёное, вы уж простите дамы, но деваться-то было некуда. Сколько я там просидел, не знаю. Суток двое или трое, не меньше, а может все четверо. От жажды чуть не кончился, да от собственной вони, но стерпел. И ещё сидел бы там наверно, но случилось вот что:
Как-то ночью, (это я потом узнал, что ночь была, в печке-то, что ночь, что день – всё едино), так вот – как-то ночью открывается вдруг заслонка, бесшумно так, и вплывает внутрь что-то белое, прозрачное, светящееся слегка. Я пригляделся – рука с поленом, только и рука, и полено, словно из тумана сделаны! Повернул я голову и увидел кухарку, всю такую же белотуманную, прозрачную.
Стоит она, значит, колотые дрова к груди прижимает, в печку их класть собирается. Приостановилась, вроде как замерла, только непонятно, видит она меня или нет? И было это, доложу я вам, так страшно, что, наверное, загляни туда самый жуткий монстр с самыми здоровенными зубами, я бы не так испугался. В печке деваться было некуда, а потому я скакнул вперёд, прямо через призрачную кухарку! Впечатленьице – как сквозь мелкую ледяную морось прошёл, но вышел сухим, хоть и сыро было. И тут я увидел, что в столовой ещё такие же сидят – молочно-белые и прозрачные. Тут я на улицу, а она полна ими, привидениями этими! И ни одного монстра…
Только те, которые на улице, похоже настоящим делом занимались – кто мостовую метёт, кто стекло вставляет. Но я не стал смотреть, что они там делают – давай Бог ноги, к воротам, прочь из города! Пока в печи лежал, поясница болела так, что думал – ноги отнимутся. Нет, не отнялись! Бежали, как надо, спасибо им… Я как за ворота выскочил, сразу с дороги сошёл и дальше двигался только полями, садами да огородами. Так скрытней было, и хоть какое-то пропитание себе добывал.
Шёл пока не доплёлся до южных пустошей, там меня господа казаки и остановили. Накормили, напоили, помыться заставили, приодели, (моя-то одежда совсем в лохмотья превратилась), а потом к командору Зигмунду вот привели. Теперь возят по городам и весям, чтобы я свою историю всем рассказывал. И вам вот рассказал, благодарствуйте за внимание!
Бедолагу засыпали вопросами, но вскоре отпустили. Больше ничего путного он рассказать не мог. Маранта предложила сначала поужинать, а потом говорить о делах. В итоге засиделись за полночь.
Из рассказа беженца удалось извлечь три странности, на которые стоило обратить внимание. Первое – монстры, напавшие на город, появились не извне, а почему-то изнутри, из домов, из подвалов; второе – монстров в городе больше нет или почти нет, что впрочем, неудивительно – разорив, какой-нибудь город или целую область, монстры, как правило, покидали это место, оставляя "дежурных", которые доедали случайно спасшихся людей или каких-нибудь неосмотрительных путников; и третье – город сейчас принадлежит загадочным призракам, которые вполне могут быть плодом воображения этого мужика, свихнувшегося во время сидения в печке.
Пришли к очевидному выводу – надо ехать в Торговый город или что там от него осталось, и разбираться на месте. Вопрос был в том кто туда поедет и сколько человек должна составить экспедиция.
– Я должен ехать однозначно! – заявил Руфус. – Здесь вопрос не только в монстрах. Если мёртвые не находят успокоения, то брошен вызов самой вере и учению Инци. Значит необходимо присутствие тех, кто сведущ в этом учении. Мне есть, кого оставить вместо себя. Таких ребят несколько, я благословлю их всех на службу Инци, но думаю, что они сами разберутся, кому быть священником здесь, а кому нести его слово в другие края, если я не вернусь из похода.
– У нас есть опыт исследования заброшенных городов, – сказала со своего места Ларни, а Стефан согласно кивнул.
– Нет, вы не поедете, – отрезала Маранта. – У вас маленькая дочь, а мальчишкам ещё расти и расти. Поедем мы с Михалом. Что-то мне подсказывает, что наше присутствие там будет нелишним.
– Мы не поедем, – заявила Ханна, а Терентий виновато вздохнул. – Старые мы, да и Золас-град не на кого оставить. Но мы привели с собой элитный отряд, который стоит небольшой армии. Вы знаете – я слов на ветер не бросаю.
– А мы поедем обязательно, – сказала Диана. – У нас к Торговому городу свои счёты. Надо проверить кое-что и навестить могилы друзей, ведь мы оставили там тех, кого собирались привезти домой.
– Ну и я поеду! – радостно воскликнул Зигмунд. – Толку с меня мало, но уж поймите старика – хочу умереть в боевом походе, а может чем и пригожусь?
Когда собрание закончилось, и гостей развели по комнатам, Маранта вышла одна во двор, где у крыльца пышно разрослись два куста – рябина и черёмуха. Воительница посмотрела на звёзды, зевнула, сладко потянулась, подняв руки сначала вверх, а потом, разведя в стороны, и… вытащила за ухо из-за куста, смеющегося Василя.
Младший, которому по возрасту уже давно полагалось стать серьёзным, вёл себя и выглядел совершенно легкомысленно – он был бос, из одежды носил только короткие штаны, нестриженные с детства волосы, словно золотой плащ ниспадали у него до щиколоток, а на бедре красовалось единственное оружие, которое он признавал – длинная смертоносная скьявона, на самом деле принадлежавшая самой Маранте.
– Слышал всё? – осведомилась Маранта.
– Угу, – был ответ. – А, правда, что этот древний дед с длинными усами, тот самый Зигмунд?
– Правда. Хочешь поехать?
– Угу, только я сам доберусь.
– Вот как? Значит, брезгуешь нашей компанией? Ладно, шучу. Думаю – запрещать тебе в этом участвовать бесполезно.
– Угу!
– В таком случае возьми снаряжение.
– Ну-у…
– Обязательно возьми – там будет жарко. Ты не знаешь, где Леса?
– У себя в подземельях, монстров гоняет, где же ей ещё быть?
– Может это и к лучшему – не хочу, чтобы девчонка в это ввязывалась.
– Обязательно ввяжется, если уже не там.
– Ты-то откуда знаешь?
– Чувствую.
– Та-ак, второй Руфус выискался!
– Нет, я не так чувствую. Он использует силу веры в Инци, а я слушаю голоса неба и земли, воды и воздуха.
– И что они тебе сказали?
– С ней всё в порядке, голоса Беды не было, но сейчас она где-то далеко.
– Где же?
– Не знаю, но могу узнать. Для этого ещё надо лес и камни послушать.
– Ты послушай и мне расскажи, ладно? Только без сочинительства.
Василь ещё шире улыбнулся, как делал всегда, когда сталкивался с недоверием и, указывая куда-то внутрь дома, сказал:
– Маленькая Зоя проголодалась, сейчас кушать попросит!
В следующую секунду со стороны спальни Ларни и Стефана раздался негромкий, но требовательный детский плач. Маранта машинально обернулась, но увидела только тёмные сени, а когда повернулась обратно, Василя уже не было на крыльце, только ветер прошёлся по верхушкам яблонь, окружавших дом, словно младший сын раскрыл крылья и улетел в ночь.
Глава 46. Кто же это?
– Но ведь это же!..
Леса стояла с портретом в руке, и глаза у неё были круглые от удивления.
– Что? – спросил Рарок, слегка нахмурившись, когда увидел, что именно девушка нашла в комнате его старого слуги и наставника.
– Это же… бабушка! – произнесла Леса не совсем уверенно.
Она во все глаза разглядывала изображённую на портрете красивую молодую женщину в доспехах, с пышной гривой каштановых волос. Да, это было бабушкино лицо, хоть и намного моложе того, какой её знала Леса, и всё-таки… Девушка никогда не видела, чтобы в лице бабушки было столько величественности!
– Какая ещё бабушка? – повторил гладиатор с некоторым раздражением, так-как был крепко не в духе после того, что не нашёл старика дома. – Это портрет старой знакомой и кажется возлюбленной Лозаса, про которую он говорил много хорошего.
– А действительно похожа! – перебил его подошедший Зиг. – Я её, конечно, давно видел, но забыть такую ба… кх-м, женщину совершенно невозможно, хоть и не была она моей девушкой. Вот только доспехи она не носила, по крайней мере, при мне.
– Но Лозас говорил, что она погибла на его глазах, – возразил Рарок.
– Лозас… Тьфу, вот придумал, как вывернуть собственное имя! Запомни, парень, что слуга твой не кто иной, как пропавший много лет тому назад атаман вольных разбойников – Золас в честь которого выжившие после падения королевства Лоргина назвали город Золас-град.
– Не верится. Знаменитый бандит Золас, о котором поют песни и рассказывают всякие басни?
– Половина нынче живущих в Форте Альмери и том же Золас-граде называют его героем и спасителем. А что касается Маранты-воительницы, вот этой самой его возлюбленной, то мы все на её счёт ошибались. Золас думал, что она погибла от стрелы попавшей ей в спину. Он не знал, что она выжила, потому что сам сгинул тогда, провалившись в трещину при пожаре дворца Лоргина. Я же думал, что она разбилась после того, как сиганула в Проклятый каньон с конём вместе, уводя от нас отряд конных варваров. Я тогда спустился в каньон и долго искал её. Нашёл обрывки ткани от её рубашки и коня утонувшего в болоте. Решил, что она тоже там, но проверить не смог – помешала мантикора, так что пришлось ноги уносить. А она видишь вот – ещё раз выжила, добралась до людей, родила там ребёнка от нашего атамана и начала новую жизнь. Семью завела. Нда. А это вот перед тобой – внучка Маранты-воительницы и твоего этого, (ха-ха!), Лозаса! Не веришь, у Меха нашего спроси, он там всё по-своему проанализировал.
Теперь круглыми глазами в пол лица смотрел на них Рарок. Он переводил взгляд с портрета на Лесу, с Лесы на портрет и к своему растущему удивлению находил между ней и предполагаемой бабушкой всё больше сходства. Девушка, однако, по-своему расценила его замешательство.
– Мех! – позвала она громко, хоть и знала, что Механикус может расслышать даже то, что она произнесёт одними губами, без голоса. – Подойди, пожалуйста, к нам и разъясни этому маловерному насчёт меня, бабушки с дедушкой и этого портрета.
Механикус прибыл через долю секунды, покинув сэра Мальтора с которым они рассматривали коллекцию рыцарских доспехов собранную Рароком. На портрет стальной охотник кинул только один взгляд, причём глаза его на миг вспыхнули, а на портрете, тоже на мгновение появилась красная ровная сетка, которая тут же исчезла.
– Лесик, – сказал Механикус мягко, – эта женщина тебе не бабушка.
– А кто же это? – одновременно вскричали Зиг и Леса в крайнем удивлении.
– Я проанализировал сходство, а заодно взял в расчёт время написания портрета, изучив химический состав краски, холста и естественный окисел серебряной рамки, если конечно он не был вставлен в неё позднее своего создания, что врядли. На основании этих исследований я делаю тот вывод, что с вероятностью 97% этот портрет написан лет на пятьдесят – семьдесят раньше эпохи Лоргина и выполнен не здешними мастерами.
Зиг и Леса переглянулись, а Рарок улыбнулся, но без торжества, а скорее сочувственно.
– Но не спешите констатировать ошибку, – продолжил Механикус. – Я определил лишь то, что портрет старше, чем вы думали, а значит, на нём не может быть изображена Маранта-воительница. Однако напомню, что, прежде всего, я сделал анализ портретного сходства между женщиной здесь изображённой и нашей милой Лесой. Так вот, жаль, конечно, что я лично не знаком с её знаменитой бабушкой, ведь так мне было бы гораздо легче сделать вывод, но, тем не менее, со всей очевидностью могу отметить 75% сходства между этим портретом и Лесой. Учитывая обязательное генетическое влияние со стороны мужских предков Лесы – отца, деда, прадеда и так далее, и сопоставив эти расчёты с возрастом портрета, я с уверенностью приближающейся к 100% могу утверждать, что здесь изображена бабушка не Лесы, а Маранты-воительницы, иными словами прапрабабушка Лесы. Ой, Лесик, что с тобой?
У девушки вдруг подкосились ноги, но двое мужчин не дали её упасть, едва, правда, не сбив друг друга с ног.
– Я в порядке! – сказала Леса, когда её усадили на стул. – Просто голова закружилась… Ой, как стыдно!
– Задурил ты ей голову своей болтовнёй! – проворчал Зиг. – У меня и то от всех этих твоих – "абы-кабы 100%", голова, едва не пошла кругом.
– Наверно ты прав, – сокрушённо проговорил Механикус. – Я не предполагал, что на неё это так подействует.
– Значит Лозас… то есть Золас тоже ошибался, принимая этот портрет за портрет своей возлюбленной? – спросил Рарок, когда они вышли в другую комнату, оставив Лесу отдыхать под уютным пледом.
– По-видимому, наш общий знакомый был введён в заблуждение внешним сходством и воинственностью изображённой здесь женщины и той, которую он знал лично, – предположил Механикус. – Очевидно, что уникальная воинственность и исключительная храбрость передаётся в этой семье именно по женской линии. Не удивлюсь, если узнаю, что время от времени в их роду появляются мальчики совершенно неспособные к воинскому делу. Не трусы, нет! Именно неспособные, зато одарённые, каким-нибудь талантом в занятиях совершенно мирного характера.
– Во! Леска говорила, что у неё родной дядька такой! – подтвердил Зиг. – Он у них священником. Учёный книгочей, авторитет и большая шишка, а что по другой части, так он ни-ни! Ни охотник из него, ни воин не вышел. Ну, разве что сапоги точать умеет, да чёботы шить.
– Это только подтверждает мою теорию, – ответил Механикус. – Конечно, не все мужчины их семьи рождаются такими, ведь отцовские гены наследуются наравне с материнскими, а мужья у таких женщин, как правило, им под стать. Поэтому-то я и удивляюсь, что вы с Лесой до сих пор…
– Да ты уж лучше молчи! – перебил его Зиг. – Скажи-ка…
– Что это там у вас? – раздался за их спинами голос сэра Мальтора, о котором все забыли. – А, Огненная королева! Давненько не видел я этого лица.