Бесёнок по имени Ларни

Глава 105. Верные враги

– Значит, могут обыскать?

– Могут, но вы же послы, чего вам бояться?

В трактире было одновременно темно и шумно. Идеальное место для тайных встреч, закулисных переговоров и заговоров. То, что они встретили капитана Зигеля именно здесь, не было спланировано. Это был подарок судьбы!

– Мы такие послы, которых расстреляли из крупнокалиберного пулемёта, а потом, когда выяснили, что мы живы, то продержали в тюряге два с половиной месяца! – сказала Диана, стискивая кулаки. – Поэтому я не удивлюсь, если нас не только обыщут, но и сделают это с особым пристрастием.

Зиг кивнул и снова взялся за свою кружку. Он и так уже был основательно налит вином, которое, похоже, не оказывало на него никакого действия. Всему виной была кипящая от негодования кровь. Ведь не каждый день убиваешь ни в чём не повинного человека, который к тому же был тебе крайне симпатичен? Зиг встретил его в тюрьме, когда сам посещал там другого заключённого – действительно опасного маньяка-убийцу, чей тугой кошелёк перетянул чашу весов правосудия и его вскоре должны были выпустить.

(И ведь выпустили, несмотря на несколько детских трупов найденных в подвале его собственного дома! Несмотря на многочисленные свидетельства и доказательства, изобличающие насильника, педофила и садиста. Вот только наслаждаться свободой он долго не смог – буквально через день был найден в грязном переулке со свёрнутой шеей. А всего-то Зиг не стал скрывать факт его выхода от других заключённых. Вот и думай теперь, где оно настоящее правосудие?)

А вот у Инци кошелька не было вовсе, даже тощего. Чем он жил вообще было непонятно, ведь занят он был тем, что учил народ добру. Здесь, в Торговом городе, добру! Нда-а… Здесь дети способны продать родителей, а родители детей, если предложат хорошую цену.

А ведь кто-то из этих… граждан решил, что безобидный проповедник добра, любви и чистоты, тоже годится для продажи. И тогда Инци продали и поместили в тюрягу для особо опасных преступников. А потом на суде выяснилось, что этот человек куда, как страшнее чем кровавый маньяк-педофил! Зиг к тому времени успел подружиться с заключённым философом. Он думал, что тому грозит штраф или общественные работы, потому, что добрые дела совсем без наказания не остаются, но почему же это наказание не может быть мягким? Где была его голова?..

Короче, когда он услышал, что именно грозит Инци, он бросился к своему начальнику и покровителю. И добился-таки его заступничества, что возможно окончательно погубило всё дело… Отсрочку, которая была принята, немедленно отменили, и к тому же недвусмысленно высказались по поводу коррупции, процветающей в Тайном отделении, покрывающем государственных преступников! В результате его, Зига, поставили следить за исполнением казни, что, в конце концов, дало ему возможность прекратить страдания невиновного…

А надо было его освободить!!! Надо было перебить палачей и стражу. Это было в его силах!!! Но он ничего не сделал… Почему? Потому, что находился при исполнении служебных обязанностей, потому, что за эти годы привык к дисциплине и подчинению, потому, что… (Какая гря-азь!!!) Потому, что он служака зачуханный, и нет ему теперь прощения!

А теперь вот явились эти двое и просят его помочь троим сторонникам Инци, приговорённым к растерзанию монстрами на арене Большого цирка. Зиг даже не знал, что у Инци были сторонники! А вот, оказывается, были. Два парня – один взрослый, другой совсем ещё малец. И девушка. Причём речь идёт не о том, чтобы спасти их от гибели, а скорее о том, чтобы дать умереть с честью!

– Хорошо, – услышал Зиг свой голос, – я поговорю кое с кем из тех, кто будет дежурить в тот день в Большом цирке и вас пропустят без досмотра. Но предупреждаю – выскочить на арену самим вам не удастся, там слишком высокая решётка с зазубренными остриями наверху. Ни монстр не прорвётся, ни человек.

Им пришлось удовлетвориться этим обещанием и оставить капитана Зигеля наедине с его кружкой.

– Похоже, он нас не узнал? – не очень уверенно проговорила Диана.

– Я-то его точно не узнал, – ответил сэр Галль. – Не у всех же такое зрение, как у тебя. Я и не разглядел его толком тогда.

Диана кивнула. Они не знали, что Зиг не только узнал эту парочку, но и знал заранее, с кем ему приходится иметь дело, а потому ему было весьма непросто сдерживаться. Когда они ушли, он заказал себе ещё кружку, но пить уже не смог, а просто уставился куда-то в пустоту.

Перед его глазами вдруг всплыло лицо Маранты, наклоняющееся к нему со словами сочувствия. Вдруг это лицо исказила гримаса боли и Маранта упала в его объятия… Он буквально физически почувствовал укол и жжение на месте старого шрамика на груди, куда кольнул его наконечник стрелы, пробивший плечо воительницы. Эта крохотная ранка потом долго не заживала – наконечник был смазан ядом, львиная доля которого досталась Маранте и совсем немножко Зигу. Если бы не лекарское искусство Порфирия…

Но Зиг уже не думал об этом. Он вспомнил своего атамана, рванувшегося в огонь и яростно стрелявшего на бегу вслед вот этой самой парочке, с которой он только что разговаривал. Тогда они были – восемнадцатилетняя девчонка по имени Диана, бывший кадет гвардии и непревзойдённая лучница и, неизвестно откуда взявшийся, двенадцатилетний пацан со странным именем – Галль.

Конечно, Зиг этого тогда не знал , да и толком не увидел ни ту, которая послала отравленную стрелу Маранте в спину, ни её спутника. Вся история с именами и событиями была восстановлена и осознана им потом. А тогда он, только что потерявший возлюбленную, разорванную монстром, держал на руках тяжело раненную подругу своего атамана, которого любил, как отца и который тогда так и не вернулся из пламени…

Тогда Маранта выжила, чтобы вскоре погибнуть во время столкновения с конными варварами возле форта Альмери. Как он тогда хотел отмстить тем, кто вызвал цепь этих несчастий! Ведь именно для того, чтобы не сорваться в бездну всепоглощающей мести, он решил тогда покинуть родные края и переселиться сюда, где нашёл новую жизнь полную новых событий.

И вот теперь они пришли к нему сами – Диана и Галль. Ей сейчас тридцать пять, кажется, лет, и она военный комендант Форта Альмери, нынче претендующего на звание независимого города. Ему, Галлю, соответственно двадцать девять, и он у них рыцарь, что видно по манере, осанке и ощущению силы, исходящей от бывалого уже воина, а заодно главный специалист по технике. Бывает же такое!

Форт Альмери, где живут его старые друзья, благодарен этой парочке не менее, а может и поболее, чем Маранте, спасшей крепость от гибели. Время залечило раны, оставленные прошлым на плоти, сердцах и душах людей. Оно вылечило даже манию Дианы, из-за которой тогда случились многие беды. Оно подлечило и Зига.

Из задумчивости его вывело то, что вино из его кружки залило весь стол и уже потекло на колени. Зиг взглянул на свою руку – в ней был зажат бесформенный оловянный ком, всё, что осталось от тяжёлой трактирной кружки, которой можно было при хорошем ударе разбить человеку голову. Значит, он смял её, пока предавался воспоминаниям. У Зига были очень сильные кисти рук. Даже те стражники, которые были на полторы головы выше его и вдвое шире, порой приседали, взвыв от боли, когда знакомились с его знаменитым рукопожатием.

Это маленькое незначительное происшествие отрезвило его и помогло заглушить поток тяжёлых дум. Зиг встал, стряхнул с себя остатки разлитого вина, бросил монету подскочившему служке и вышел из питейного заведения.

Несмотря на поздний час, он отправился не домой, а к казармам стражи. Если уж договариваться, то чем раньше, тем лучше. Он обещал помочь своим бывшим врагам, и он поможет им. Теперь у них общие интересы, теперь они в одной лодке!

Глава 106. «После Инци»

Руфусу не спалось. Сначала образ распятого Инци, с венцом из колючей проволоки на голове, так и стоял у него перед глазами. Из тюремного окна торговую площадь было видно хорошо, а распорядители казни расположили крест таким образом, что казнимый был, повёрнут лицом к своим "сообщникам", поэтому те видели всё.

Руфус был готов к такой развязке, но он не мог не испытывать боль и ужас при виде того, как корчится на кресте тело его учителя и друга! Когда милосердный удар копьём избавил Инци от страданий, Руфус почувствовал, что его собственное сердце остановилось. Мир стал меркнуть вокруг, а звуки словно тонули и исчезали, уступая место глухой, ватной тишине.

Словно через двойные стены Руфус слышал, как плакала Мара, а Верентий, сам потрясённый до глубины души, пытался утешить её, какими-то нелепыми, срывающимися словами. Самым сильным из физических чувств, для него вдруг стал нестерпимый, с ума сводящий холод, который начался от рук и ног, и с огромной скоростью стал захватывать всё тело, подбираясь к мозгу.

Дело кончилось бы плохо, не будь рядом его друзей. Они подхватили его на руки, отнесли на кровать и заставили замершее сердце снова биться. Мара просидела до темноты у его постели, и ушла только когда решила, что мальчик уснул. Но Руфус не спал. Он лежал с закрытыми глазами, потому что не хотел ни с кем разговаривать и не хотел смотреть никому в глаза. Сейчас его убивало даже не чувство утраты, а осознание собственной беспомощности и бесполезности, а ещё страх за своих друзей и близких.

Как им теперь жить, когда Инци покинул этот мир? Пока он был с ними, жить было не так страшно, а вот как быть теперь? Люди не понимали, что теперь их жизнь станет вдесятеро страшней и тяжелей из-за того, что с ними нет Инци. Руфус понимал это. Неосознанно это понимала Мара. Верентий ещё не понимал, но уже догадывался, что дело плохо.

Почему-то люди должны увидеть, как гаснет солнце, горят леса и города, океаны выходят из берегов, чтобы понять, что пришла беда. Но, когда распинают Инци, они этого не чувствуют и… даже толком не видят. Как же! Ведь ничего не изменилось, солнце так же светит, все вокруг живы и здоровы, кроме этого, никому не известного. Который на кресте. В кармане по-прежнему, гремят деньги, и вроде их становится даже больше, а дома ждёт сытный обед. Так о чём же беспокоиться? Подумаешь – стало на одного мечтателя меньше, ведь жизнь продолжается! И не знают, не догадываются люди, что для их мира это не жизнь, а агония тела с вырванным сердцем…

В ночной тишине послышались приглушённые ритмичные звуки, тихий шёпот, лёгкие стоны, негромкие вскрики. Руфус открыл глаза и улыбнулся. Его друзья любили друг друга, а в горе нет лучшей поддержки, чем любовь.

– Я тоже так думаю! – раздался рядом знакомый голос.

Если бы стены тюрьмы вдруг обрушились и Руфус обнаружил бы себя парящим в облаках, это врядли произвело бы на него большее впечатление. Мальчик медленно повернул голову, словно боялся, что от резкого движения тот, кого он хотел и боялся увидеть, пропадёт, растворится в ночном мраке, словно солнечный луч в глубоком омуте.

Инци сидел рядом и никуда не исчезал. Правда, Руфусу показалось, что он может видеть сквозь его тело противоположную стену, но это было неважно. Важно было то, что Инци был рядом и говорил с ним!

– Любовь это то, что движет миром, то, что спасает людей, – говорил Инци со знакомой задумчивой улыбкой. – Если хочешь знать, то Любовь это любимейшее и прекраснейшее дитя Создателя! Да, она бывает капризной и своенравной, непостоянной и изменчивой, но бывает и верной, преданной, самоотверженной. Но какой бы она не была – мудрой или легкомысленной, мимолётной или всеобъемлющей, чистой или… ну не важно! Какой бы она не была, она всегда прекрасна, всегда желанна и притягательна. Тот, кто познал любовь, уже отмечен божественным благословением, а тот кто её не изведал – за что-то наказан. Твои брат и сестра познали любовь, будучи в Аду, а это говорит о том, что в них есть особая сила, способная противостоять любому злу и нести добро с собой! Открою тебе секрет – они скоро сделают тебя дядей! Так что жди в положенный срок маленькую племянницу. И не только её одну… Впрочем, хватит мне выбалтывать тебе секреты без которых жизнь теряет свою прелесть. Твоя семья благословлена любовью, и это, поверь мне, самое прекрасное, что Небо может подарить людям. Да, кстати, когда Ларни и Стефан вернутся, скажи им, что препятствий для их союза нет, и не было, ведь они друг другу не брат и сестра по крови.

– Инци! – произнёс, а может, подумал Руфус. – Ведь тебя же…

– Убили? Увы, но это так! Опять я успел слишком мало, а был по-настоящему услышан лишь тобой и Ларни. Что ж, не в первый раз и не в последний. Когда-нибудь меня услышат многие, и может кто-нибудь поймёт. А день, когда услышат все, а многие поймут, тоже настанет, но это будет не скоро. А теперь прости, но я должен идти. Не грусти так сильно, ведь я всё равно остаюсь с тобой. Теперь мы уж точно будем неразлучны.

– Инци?

– Что?

– Я не знал, что у Создателя, кроме сыновей была дочь.

– И не одна, мой мальчик! Да ведь ты же знаешь их всех по именам. Вспомни: Вера, Надежда, Любовь – это самые известные, и о них говорят чаще всего, а ведь есть ещё Верность, Правда, Истина, Доброта, Радость, Счастье! Есть и другие, которых я бы тебе с удовольствием перечислил, но думаю, ты и сам догадаешься. Не пренебрегай ни одной из них и жизнь твоя будет, как полная чаша! А теперь мне и в самом деле пора. Прощай, то есть до свидания!

Инци больше не было рядом. Его образ растаял раньше, чем слова прощания слетели с губ его ученика.

Руфус снова закрыл глаза. Мало! Как мало он был с ним, как мало они разговаривали, как мало он всего узнал! Руфус даже не спросил его, что ему делать на арене и что делать дальше, если удастся выжить. Впрочем, ответы тут же пришли сами собой – твори добро, защищай слабых, не уступай сильным, если ты прав, а они нет. Как это делать? Разве все способы перечислишь? Просто иди тем, путём, который приемлем для тебя самого, будь верен себе, своим убеждениям, принципам, идеалам. И тогда всё получится!

С этими мыслями Руфус повернулся на другой бок и спокойно заснул, не думая больше ни о расставании с Инци, ни об арене, которая вскоре может быть полита его кровью.

Глава 107. Семья друга

– И тогда мама направила своего коня прямо к обрыву, который оказался краем каньона!

Слушатели ахнули и подались вперёд. На Ларни снова были направлены десятки глаз, но теперь они напоминали не наконечники стрел, а жадно раскрытые клювы птенцов, ожидающих корма.

Большой зал в главном доме хутора Рыжего Вана был переполнен народом. Местные жители, как и сам хозяин, были невероятно охочи до разных историй, и теперь их гостям приходилось несладко. Если в запасе у Стефана было множество охотничьих баек, от которых слушатели попросту покатывались со смеху, то Ларни пришлось воспроизвести рассказы Маранты о падении королевства Лоргина и о собственных её приключениях.

Рыжий Ван сам был свидетелем начала этих событий, и потому он частенько перебивал её, чтобы услышать о судьбе знакомых ему людей. Когда он узнал о гибели атамана Золаса, то взвыл дурным голосом и буквально вырвал из своей шевелюры клок рыжих волос. Его жена, красивая, но молчаливая пампушка Ивонна, от которой слова лишнего было не дождаться, охнула и залилась слезами. Она тоже знала в своё время атамана Золаса, по-видимому, с очень хорошей стороны. Не имея возможности закрыть лицо ладонями, эта дама спрятала его в пелёнках младенца мирно спавшего у неё на руках.

(Вообще сколько у этой пары было детей, с точностью сказать никто не мог. Среди них были двое или трое ровесников Ларни, пять или семь подошедших к десятилетнему рубежу и целая куча разновозрастных малышей, которые, то прибывали вокруг Ивонны, то убывали. Стефан конечно не заморачивался этим вопросом, но Ларни, ввиду своего женского любопытства попыталась делать какие-то подсчёты и, в конце концов, пришла к выводу, что почтенная Ивонна, кроме своих детей нянчит ещё и соседских.)

Эти их рассказы растянулись на много вечеров, и сегодняшний подходил к своей кульминации, когда Ларни решила немножко приврать.

– Мамин конь, – говорила она, раскрывавшим рты, слушателям, – оттолкнулся от края обрыва и полетел!

– А-а-ах! – сказала толпа и ещё придвинулась к рассказчице.

– Но конь не мог лететь долго, ведь у него не было крыльев, и он упал, а мама осталась в воздухе.

– О-о-о! – отозвалась толпа и замерла в ожидании продолжения.

– Сначала она думала, что тоже упадёт, но продолжала лететь. Тогда она подняла голову и посмотрела вверх. И что же она увидела?

– Что она увидела? – спросил в полной тишине одинокий женский голос из задних рядов.

– Она увидела двух белоснежных существ, внешне похожих на людей, но с лебедиными крыльями! Они поддерживали её в воздухе, а потом посадили на верхушку дерева!

– У-у-у! – выдохнула толпа и Ларни даже немного пожалела о своих словах.

Никто не собирался подвергать её рассказ сомнению, всё было принято на веру и произвело эффект кролика вынутого из шляпы перед детьми пяти лет. Единственным лицом, выражавшим недоумение, было лицо Стефана.

"Зачем ты это сделала?" – спрашивали его глаза.

Но Ларни не могла ответить на этот вопрос даже перед самой собой. Однако останавливаться было поздно, приходилось врать дальше.

– И тогда они сказали ей: "Пройдёт много лет и кто-нибудь из твоих детей найдёт племя Рыжего Вана, которого ты хорошо знаешь. Так пусть передаст ему и его народу, что их поклонение циклопу Шарлю ошибочно, что поклоняться надо только Богу-Создателю, а для того, чтобы делать это правильно надо следовать учению великого Инци – сына Бога, учителя и спасителя человечества". Вот, что сказали ей белокрылые существа, прежде чем они улетели в небо. Потом мама спустилась с дерева и пошла через лес, а вскоре вышла к Междустенью, где спасла Стефана, которому тогда было пять лет, от жуткого монстра, собиравшегося его съесть. Но об этом мы расскажем завтра!

Толпа вновь загудела с некоторой долей разочарования от того, что рассказ кончился, но время было позднее и пора было расходиться. Однако Рыжий Ван остановил Ларни, уже собиравшуюся уходить.

– А скажи-ка мне, дочь Маранты-воительницы, откуда же мы можем узнать учение этого самого Инци, о котором, кстати, Шарль тоже постоянно толкует, но сам знает очень мало. Может быть, ты нам расскажешь об этом подробнее?

– Могу и я рассказать, ответила Ларни, – но я тоже знаю не так много, чтобы быть вашим учителем. С этим лучше справился бы мой младший брат – Руфус, но его здесь нет. Самым правильным будет обратиться к нашему старому священнику, который уже много лет учит народ Междустенья мудрости и законам Инци. Для этого нужно только, чтобы вы пришли к нам в гости, а мы покажем дорогу.

– Хорошая мысль, девочка! – обрадовано воскликнул Рыжий Ван. – Так и сделаем, только подготовимся к путешествию, как следует. Я с удовольствием ещё раз увижу Маранту, а может, узнаю ещё что-нибудь о своих прежних друзьях и знакомых.

На этом собрание закончилось. Ларни и Стефан с удовольствием растянулись на широченном ложе, представлявшем собой деревянный ящик на столбиках с низкими бортами, набитый соломой и вереском, покрытым сверху превосходно выделанными шкурами.

– Ловко придумала! – похвалил Стефан вечернее выступление Ларни. – Теперь, если такая экспедиция состоится, мы быстрее и вернее попадём домой. Но я всё равно боялся, что мы засыпимся.

– Почему?

– Ты видела детей Вана?

– Видела.

– Есть среди них хоть один рыжий?

Ларни призадумалась.

– Нет, – сказала она, наконец, – они все белые, как будто их макнули в муку.

– То-то! И Ван тоже белый, понимаешь? В рыжий цвет он красится, причём не забывает ни волосинки не только на голове, а на всём теле. Я это случайно услышал.

– Вот те раз! А зачем он это делает?

– По местному обычаю здесь все вожди – рыжие. Якобы их власть от Солнца!

– Ну и что с того?

– А то, что когда они с Марантой в те годы встречались он рыжим не был. Белым он был, как его дети и молодым ещё совсем. Твоих лет. А ты про него тогдашнего, как про рыжего говоришь!

Ларни схватилась рукой за рот, а потом рассмеялась.

– Да, действительно! Но я бы что-нибудь придумала. А, всё равно никто ничего не заметил!

Стефан крепко обнял свою подругу и крепко прижал её к себе.

– Врушка! – сказал он ей ласково. – Милая моя врушка! Любимый ты мой бесёнок!

Глава 108. Нелёгкая работа сержанта Луиса

Толпа, ломившаяся в Большой цирк, грозила смести стражей. Торговый город, похоже, решил явиться сюда в полном составе и прихватить с собой изрядную часть предместий. Охрана работала не покладая рук. Надо было не допустить на трибуны никого лишнего, но и не обидеть при этом почтенных купцов и их не менее почтенных жён. (Дети в большой цирк на кровавые зрелища не допускались.)

Под лишними понимались, конечно же, воры, попрошайки, бродяги разных мастей, проститутки, за исключением тех, кого угодно было провести с собой богатым, но одиноким горожанам. Правда, сегодня был день особый и стражу предупредили, что среди посетителей, даже не вызывающих подозрения, могут быть сторонники смутьяна и разбойника Инци, казнённого недавно на торговой площади. А это означало, что присматриваться надо не только к отребью, которое сразу видно, но и к вполне приличным с виду гражданам, так-как всем известна способность бандитов, маскироваться под кого угодно.

Сержант Луис вытер обильный пот, выступивший после схватки с купцом, которого он попросил показать содержимое объёмистой сумки, трепетно прижимаемой, этим самым купцом к не менее объёмистому животу. Сумка оказалась полна всякой разной снеди.

– Это – орехи! – орал купец, выпучив глаза. – Орехи, а не пули и не отрезанные головы! А это – пироги, а не ножи! Бездельники! Тунеядцы! Мы их кормим, чтобы они следили за порядком, а они… Они нас же и обшмонать норовят! Гнать вас всех к ядрёной матери!

Это был уже пятый случай за сегодня. Приятного мало, но лучше, как говориться перебдеть… Мимо сержанта прошло несколько женщин в кринолинах. И кто только эти юбки придумал? Под ними не только оружие, но и пару головорезов протащить можно. Но вот его взгляд упал на худенькую, небольшого роста, черноволосую женщину, которая тоже была одета в платье с кринолином. Двигалась она при этом как-то тяжело. Может просто не привыкла к такой одежде, а может…

Рядом с ней шёл высоченный блондин атлетического сложения и разбойного, (с точки зрения сержанта), вида. Луис собрался было отдать приказ остановить этих двоих, но тут к нему подскочил юркий, молоденький ефрейтор и что-то горячо зашептал в ухо. Сержант нахмурился, потом кивнул головой и ещё раз вытер пот. Пронесло! Чуть послов не досмотрел, вот было бы дело!

Ну да, теперь он вспомнил, что видел этих послов из Форта Альмери, (который давно уже не форт, а самостоятельный город), когда стоял на посту перед Ратушей. Тогда эта женщина была одета в костюм вроде охотничьего, который ей очень шёл. Чего же теперь она в кринолин-то вырядилась? Да, бабы есть бабы! Обязательно нарядятся так, что не знаешь, то ли насмешить народ хотели, то ли напугать?

Вот ещё одна идёт. Высокая, статная, красивая, хоть уже и не первой молодости. И тоже в кринолине! Тьфу, а кринолин ей, что корове седло! Она ж в нём и ходить-то не умеет! Вон и мужик у неё здоровый, как медведь, но с походкой тигра. Охотник – видно сразу. Видать разбогател на торговле шкурами, ведь сейчас из-за обилия монстров в лесах этот товар основательно взлетел в цене. Проверить их? Да ну, тут, если что, одной руганью не отделаешься. Тут можно и кулак лицом поймать, а кулаки у охотника во-он какие! Если даже не убьёт, то без зубов точно оставит. Так что ну их, пусть идут себе… А это что за толпа?

На сержанта надвигалась целая армия, празднично одетых, гопников! Кто-то другой принял бы их за обычных горожан, только не сержант Луис! Его потому и поставили на это место, что он подобную публику за версту чует. Остановить, запросить свистком подмогу, переловить всю эту публику, заслужить повышение по службе!..

– Не надо, начальник!

Голос прозвучал возле самого уха, но Луис, каким бы зорким он не был, толком не разглядел говорящего. Тем более, что голос тут же переместился к другому уху.

– Не промышляем, никого не обижаем, просто развлекаемся культурно. Зуб даю!

При этом карман бдительного сержанта, как-то подозрительно потяжелел. Луис сунул руку в карман и нащупал там мешочек с крупными кругляшами. Надежда, страх, возмущение, радость, всё это разом нахлынуло на него. У сержанта вдруг закружилась голова, а язык прилип к нёбу. Когда он очнулся, никаких гопников рядом уже не было. Луис облился холодным потом, но про себя решил: "Ежели что, скажу – ничего подозрительного не заметил. Одеты хорошо, ведут себя прилично…"