Бесёнок по имени Ларни

Глава 56. Оставшийся без герлы

– А женщины у них есть?

– Женщины? Тролльчихи? Есть, конечно, а тебе зачем? Ах, ты потаскун!

Сато перевернула Стефана и оказалась сверху. Ей почему-то особенно нравилась эта поза. Стефан обычно был не против, но сейчас проявил упрямство и перевернул девушку обратно с той же лёгкостью, что и она его до этого.

– Ты, что с ума сошла? – воскликнул он, не останавливаясь, но наоборот увеличивая темп. – Чтобы я позарился на такую уродину?

– Мр-р! – ответила вечно юная демоница. – Ты не знаешь, о чём говоришь. Женщины-тролли – красавицы, понимаешь? Умопомрачительные красавицы. Они берегут себя, очень ценят свою красоту. Для них недопустимо получить хоть малейший изъян, а если такое случается, то эту тролльчиху ты уже не увидишь – уйдёт под землю, спрячется навсегда… Ой! У меня подходит! Ты готов?

– Да!

Стефану, который раз, показалось, что произошёл взрыв. Сама земля содрогнулась от великолепного финала их любви! Вздрогнули горы, и деревья на миг склонили свои кроны, всплеснув руками-ветками от этого триумфа сверхчеловеческой страсти!

А потом они долго лежали в объятиях друг друга, наслаждаясь близостью и слушая последние аккорды затихающего возбуждения.

– А ты стал сильнее, – сказала Сато, пальчиком вычерчивая, что-то на груди Стефана. – Когда будешь любить свою девушку, постарайся быть с ней осторожнее, не сломай её!

– С кем поведёшься! – хотел поддеть её Стефан, но демоница и ухом не повела.

– Нет, я серьёзно, – продолжила она ту же тему. – Ты привык это делать со мной, но все женщины разные, и то, что нравится одной, может быть неприемлемо для другой. Поэтому я вовсе не пошутила насчёт тролльчих. Я бы тебя познакомила с эльфийками, они ведь великие мастерицы по части плотской любви, но нам некогда, а этих дам надо долго уламывать, слишком уж они церемонные. Девушки-лепреконы не менее искусны и даже более заводные, но у нас и на них времени нет. А с тролльчихами всё просто – они не только не откажут, но потом от них не так-то просто будет отделаться.

Стефан рассмеялся.

– Ты что, и впрямь совершенно не ревнива?

– Ревность – одна из побочных дочерей моего отца, с помощью которых он истязает человечество. Я старше сводной сестрёнки и терпеть её не могу. Ещё не хватало, чтобы я подчинялась этой стерве! Так вот, я могу поймать для тебя молоденькую тролльчиху или двух, ради опыта, но потом придётся придумать куда их девать…

– Я думаю, что мы без этого сможем обойтись. Хотя я посмотрел бы на них, если нам доведётся их встретить. Любопытно, знаешь ли! Так говоришь, они красивы? Как же они уживаются со своими мужьями? Или это правда, что красивые женщины предпочитают мужиков погрубее?

– Ну, это чушь, а что касается тролльчих, то у них не бывает мужей. Тролльчихи с троллями-самцами не связываются никогда, потому что от их союза рождаются такие монстры, что сами тролли боятся их и ненавидят.

– Откуда же тогда берутся тролли? Не из камня же рождаются, как в сказках?

– Они рождаются от связей тролльчих с мужчинами других народов. Тролли-самцы тоже могут зачать ребёнка, но для этого им приходится похищать для себя женщин, а это связано с изрядным риском. Эльфы, например, завидев тролля, поднимают тревогу, и если тот не успевает удрать, рубят в капусту безо всякой жалости! Поэтому случаи похищения женщин весьма редки, а участь похищенных незавидна, ведь с ними будет жить вся община, и кое-кто из соседей захочет ещё присоединиться. Бедняжку оставят в покое, только если налицо признаки беременности. Тогда к ней относятся, как к королеве и буквально носят на руках, но уже через две-три недели после родов её кошмар продолжится. Ох, я боюсь за Кейни! Она девочка крепкая, но сразу семь похотливых самцов, это и для неё многовато. Впрочем, может она уже носит тролльчонка? Надеюсь, что мои уроки не прошли для неё даром, я ведь в своё время обучила её кое-каким женским хитростям, которые не только люди, но и эльфы с лепреконами не знают.

– Вот ещё одна причина не связываться с местными бабами, какими бы красавицами они не были – я не хочу, чтобы мои дети были троллями.

– Возможно, ты и прав, щепетильный ты мой. Большинству мужиков это без разницы, но есть и такие, которые склонны думать и о том потомстве, которого не увидят никогда. Что ж, придётся тебя охранять.

– Зачем?

– Ты, что не понял? Тролльчихи ужасно похотливы, а мужики им достаются нечасто. Так что они могут тебя у меня просто украсть, а если узнают, что ты сын Адама, то сделают это обязательно!

– Ой, страшно!

– Поверь, это не самая лучшая жизнь. Быть пленником – консортом в этих горах, исполнять прихоти нескольких фурий, которые могут обращаться с тобой совсем неласково, особенно если проявишь, хоть малейшую строптивость. Кстати, когда твоя мужская сила пойдёт на убыль, а при такой жизни это случится очень скоро, тебя попросту сожрут. В буквальном смысле слова. Они людоеды, знаешь ли, эти тролли!

– Вот те раз! А зачем сама меня к ним толкала?

– Я имела в виду другое – поймать пару самочек, да поиметь их под моим присмотром, а потом дать пинка под зад, чтобы катились куда подальше. Просто я хотела бы, чтобы ты имел представление о других женщинах, прежде чем возьмёшься за свою девочку. Но если ты не хочешь…

– Теперь уж точно не хочу! А что касается Ларни, то – да, я люблю её, и теперь скажу честно – люблю совсем не как сестру. Но про её чувства мне ничего не известно. Поэтому я не знаю, захочет ли она со мной…

– Судя по тому, что ты о ней рассказывал, она не дура, а значит захочет. Ну ладно, пора нам трогаться в путь, так что веди сюда нашего проводника, а то он там один совсем соскучился.

Стефан послушно поднялся, натянул одежду и отправился за скалу, где в компании с жареным оленьим боком, сидел Хаюк, привязанный к дереву неразрываемой эльфийской верёвкой, с узлами, секрет которых, знала только Сато.

Идти было недалеко, и молодой охотник вскоре увидел торчащие за поворотом тропинки уродливые лапы тролля. Стефан прошёл ещё несколько шагов и встал, как вкопанный, не в силах двинуться с места от удивления: Хаюк сидел, как его и оставили – прислонясь спиной к дереву, а голову свою держал на коленях. Голова у парня была отрублена…

Глава 57. Шарль

– Что же теперь делать?

Маранта выглядела растерянной. Впервые в жизни она действительно не знала, что делать и ощущение, что всё потеряно и ничего исправить уже нельзя, стало заполнять её сознание с катастрофической быстротой. Михал видел свою жену такой впервые, и это ему совершенно не понравилось.

– Да, в самом деле, что делать? – спросил он, обращаясь к Инци. – И вообще, что-то можно теперь сделать?

– Нам остаётся только ждать.

Инци устало опустился прямо на пол, привалившись спиной к стене.

– Ваши дети, люди необыкновенные, а потому у них есть шанс выйти живыми оттуда, откуда люди возвращались лишь дважды за всю историю человечества.

– Тогда мы будем ждать здесь! – заявила Маранта, и Михал согласно кивнул.

– Нет, нет! – отозвался Инци. – Это совершенно бессмысленно. – Здесь проход больше не откроется никогда. Он не открывается в одном и том же месте дважды, а вот, где это случится, предсказать нельзя. Поверьте, я тоже очень тревожусь о ребятах, но ничего не могу сейчас поделать! Повторяю – теперь нам осталось только ждать. Возвращайтесь домой, и надейтесь на лучшее. Ларни и Стефан могут справиться с силами зла и вернуться живыми, а если им удастся выйти с того света, то дорогу домой они как-нибудь найдут.

– Но когда это будет? – спросила Маранта.

– Может завтра, может через год, может через двадцать-тридцать лет. Это нельзя сказать наверняка.

Все замолчали. Михал увидел, что вокруг рта у Маранты пролегла горькая складка, и понял, что если сейчас не предпринять, что-то особенное, это выражение останется у неё навсегда.

– Ну, что ж! – сказал он, как можно бодрее. – Раз тут делать больше нечего, то и не надо здесь торчать. Пошли наверх, а то тут слишком душно. Дамы – вперёд!

Маранта кивнула и направилась к лесенке, чтобы подняться наверх. Когда она достигла выхода из подвала, Михал жестом предложил Инци последовать за ней, но тот отрицательно покачал головой и охотник уже взялся за поручни, чтобы отправиться вслед за женой, как вдруг увидел её летящую вниз прямо ему на голову! Каким-то чудом он всё же успел её поймать, сохранив и свои, и её кости в целости.

– Оступилась? – спросил Михал и понял, что сморозил глупость: Маранта превосходно владела акробатикой и была в прекрасной форме, поэтому предполагать, что она оступилась на обычной лестнице, было, по меньшей мере, нелепо.

– Там монстр! – ответила Маранта, вставая на ноги. – Здоровенный, во весь собор. Кажется это тот циклоп, которого мы видели в парке, но тот был с выбитым глазом… Впрочем, у этого вместо глаза тоже, что-то странное.

– Дайте-ка, я посмотрю, что там можно сделать! – сказал Инци, подходя к лестнице.

– Не надо! – возразила Маранта. – Он тебя меж пальцев разотрёт – пятерню над входом сюда держит, как кот лапу над мышиной норкой.

– Ничего, ничего! Я буду осторожен.

Инци, не торопясь, поднялся по лестнице, вышел на поверхность и стал разглядывать нависшую над входом в тайную комнату фигуру циклопа. Он и впрямь занимал большую часть собора, в который влез-то только благодаря широченным высоким дверям, сделанным такими, не иначе, как для того, чтобы статую Рогатого сюда протащить.

Сейчас он сидел, подмяв под себя скамьи с одной стороны и нависая над открытым люком с другой. Свою широченную лапищу он держал, таким образом, что каждый, кто высунулся бы из люка, сразу оказался у него в ладони. Инци прикоснулся к этой ладони и отвёл руку циклопа в сторону.

– Вау? Ы? – спросил циклоп и задрожал мелкой дрожью.

– Не бойся! – ответил ему Инци. – Я не сделаю тебе больно и не причиню зла. Дай посмотреть, что у тебя с глазом?

– Ы-ы-ву-у! – застонал циклоп, но послушно наклонил свою страшную голову почти к самому полу.

Заглянув в то место, где когда-то был его глаз, Инци обнаружил странную и плохо понятную картину – в не полностью зажившей ещё глазнице, сидело некое существо, похожее на змею покрытую, как шерстью длинными, ровными иглами. Эти иглы глубоко вросли в плоть циклопа и, похоже, сейчас достать это существо, не убив самого носителя, было невозможно.

По-видимому, эта тварь спала или находилась в трансе, потому что не двигала своей змееподобной головой, а поворачивалась таким образом, как будто и впрямь являлась глазом циклопа. Да, видимо теперь это и был его глаз, и сейчас он начал затягиваться сверху полупрозрачной кожистой плёнкой. Со временем она обещала полностью скрыть начинку этого "глаза", превратив голову колючего существа в зрачок. Выглядеть будет страшновато, но ничего, ведь циклоп сам по себе не красавец!

Инци положил ему левую руку на лоб, а указательным пальцем правой дотронулся до головы колючей твари. Ах, вот оно что! Мозг циклопа, устроенный весьма примитивно, соединился со сложным мозгом этого монстра, вытянутым во всю длину тела и объёмом не уступающему человеческому. Теперь их разум слит воедино, причём, как личность, победил циклоп и теперь он пользуется интеллектом поселившегося в нём паразита, а заодно и его глазами!

Инци понял, что злобный паразит сопротивляется, как может, и процесс ещё не завершён. И тогда он решил вмешаться.

"Всё, – подумал Змеёж, – проиграл! А жаль, ведь тайны человеческой живучести только-только начали приоткрываться. Но ничего, рано или поздно придёт кто-нибудь сильнее и злее меня, и тогда последним людишкам на земле настанет долгожданный конец".

Злая часть вновь созданного сознания, была крепко-накрепко связана и спрятана в недосягаемую глубину, считай, что уничтожена. Инци увеличил тягу циклопа к познанию мира, упорядочил его память, усилил логику и наблюдательность. Не забыл он и о таких вещах, как милосердие, справедливость и… осторожность, ведь если такое существо, как циклоп открыто выйдет к людям с проповедью добра и пропагандой знаний, его поймут с точностью до наоборот и дело может кончиться плачевно.

– Кто я?! – первым делом спросил циклоп и на его физиономии отразилось крайнее удивление.

– Ты – это ты, – пояснил Инци. – Теперь ты сам себе хозяин и можешь делать, что хочешь.

– А как моё имя?

– У тебя пока нет имени, но ты можешь его выбрать или придумать.

– Хочу быть Котом в сапогах!

– Это врядли подойдёт. Очень уж ты не похож на кота.

– Тогда Шарль Перро!

– Тоже не очень подходяще, ведь многие знают кто такой был Шарль Перро, а ты не он, так что может выйти путаница.

– Но мне нравится Шарль!

– Хорошо, пусть будет Шарль. А теперь, Шарль, скажи, что ты хочешь?

Циклоп призадумался.

– Шарль хочет читать книжка и… Шарль хочет кушать!

– Вот и хорошо! Я вижу, книг ты себе уже набрал, и можешь потом взять ещё, а покушать…

Тут призадумался Инци.

– Вот что! На востоке отсюда раньше были огромные яблоневые сады. Поищи еду там, правда, яблоки, наверное, ещё не созрели, но у тебя такой желудок, что тебе годятся в пищу даже ветки. Ты можешь также есть всё, что бегает, плавает и летает, но никогда и ни при каких обстоятельствах не ешь людей, даже мёртвых, договорились?

– Договорились! Шарль идёт читать книжка и кушать!

– Иди! Ты больше не создание Тьмы, теперь ты своё собственное и немножко моё создание. Я благословляю тебя, иди!

Счастливый циклоп выбежал из храма Рогатого, размахивая на ходу своим мешком с книгами. Только сейчас Инци заметил, что за всей этой сценой наблюдают из открытого люка Маранта и Михал, готовые в любой момент то ли спрыгнуть вниз, то ли дать залп из нацеленного оружия. Он поманил их, и они вышли наружу.

– Инци, – спросила его воительница, всё ещё с опаской поглядывая в сторону выхода из церкви, – что ты только что сделал?

– Сам точно не знаю, – ответил Инци задумчиво. – Возможно, я создал новое языческое божество?..

Глава 58. Какой же это шпиён?

– Шо ж вы, душегубы, делаете? Нет, я спрашиваю, шо творите, окаянные? Совсем парня замучили! Чуть до смерти не уходили! Ну, какой же он вам шпиён? Какой шпиён, я спрашиваю?! Вы хоть раз шпиёна живого видали? То-то! Шпиёны нас за сто вёрст обходят, такой страх на них Диана нагнала! А этот… Ну-ка, живо его ко мне, да поаккуратнее, живая душа всё-таки!

Лысый, бородатый старик, неохватных размеров, еле протиснулся в дверь сырой холодной камеры, где уже третий день, (или четвёртый?), на куче каких-то промасленных тряпок, дрожал Руфус. Его пленители так намяли ему бока, что поначалу трудно было дышать, но это скоро прошло. Хуже всего было то, что его никто не хотел слушать.

Порфирий, к которому его собирались отвести, "лежал в запое". Руфус не знал, что это такое, но решил, что речь идёт о какой-то болезни, которую местные почему-то находили смешной, так-как заговаривая о "запоях" этого Порфирия, всегда смеялись.

Руфуса развязали, но заперли в странной, холодной комнате, стены которой, были сплошь сделаны из железа, а окон не было вообще. Заперли и, по-видимому, забыли, потому что никто к нему не приходил до тех пор, пока он не принялся лупить кулаками по гулкой железной двери своего узилища.

Наконец засов ржаво лязгнул и на пороге возник плюгавенький такой мужичонка, заспанный, сморщенный, как печёное яблоко, со щербатым ртом и одним косящим глазом. Он уставился на Руфуса, словно увидел привидение и, после минутного разглядывания, осведомился, кто он такой и что здесь делает?

Руфус ответил, что он – шпион, (слово, значение которого, ему было неясно, но так его называли те двое, что набросились на него у стены), и что он несёт с собой учение Инци. Мужичонка страшно перепугался при слове "шпион", ничего не понял ни про какие инци-дринци, и, сказав, что пойдёт и всё выяснит, захлопнул дверь.

Выяснял он это часа два или три. За это время Руфус почти совсем отчаялся и, (чего греха таить?), наделал в углу, так-как терпеть дольше уже не мог. Кроме того, его начали сводить с ума муки голода, ведь даже последняя трапеза из грибов собранных в лесу была давно переварена. Он уж совсем собрался по новой колотить по стенам, когда дверь открылась и в её проёме показалась физиономия того самого мужика, который хотел повесить его в лесу.

– Чо те надо? – процедил мужик и сплюнул на пол.

– Я хочу выйти отсюда! – пробормотал Руфус, который вдруг почувствовал, что его начинают душить слёзы.

– Порфирий ещё не проспался, – заявил мужик и повернулся, чтобы уйти.

– Постойте! – воскликнул Руфус, почти в отчаянии. – Я голоден и… и мне надо в туалет.

Мужик хмыкнул и, ничего не сказав, закрыл дверь перед носом парня. Но минут через десять дверь открылась, и давешний плюгавенький мужичонка вошёл к Руфусу, держа в руках небольшую корзинку и ведро с крышкой. В корзинке нашлось пол каровая чёрствого хлеба, несколько луковиц, несъедобного вида сыр и бутылка с жидкостью странного цвета, оказавшаяся брагой. Ведро призвано было служить парню отхожим местом.

Изголодавшийся пилигрим, набросился на еду, словно голодный волк, и она быстро исчезла, словно её и не было. От браги у него закружилась голова и потянуло в сон, хорошо ещё, что было куда лечь – помещение, где он был заперт, было на треть завалено старыми тряпками. Возможно, оно служило для их хранения.

Так прошло дня три или больше. Больше всего он страдал от холода, так-как теперь мужичонка появлялся у него по два раза в день со своей корзинкой, и проблема питания была решена. Меню, правда, было однообразным, только вот брагу, по просьбе самого Руфуса, поменяли на обычную воду.

Хуже холода и плохой еды было отчаяние. Так вот он, какой этот мир, в который Руфус так стремился! И это люди, которым он собирался принести слово Инци? Стоило ли ради такого покидать родное Междустенье? Похоже, священник был прав, а он, Руфус, свалял дурака.

Попытки заговорить с мужичонкой, приносящим еду, успехом не увенчались. Руфус быстро понял, что тот был большим поклонником той самой браги, которой напоил его в первый день. Когда же от него не пахло брагой, он становился пуглив и убегал, лишь только Руфус раскрывал рот, чтобы что-нибудь сказать. Парень совсем было отчаялся, но тут, наконец, появился Порфирий.

Это и был тот плешивый, бородатый, необъятных размеров старик, который устроил разнос тюремщикам Руфуса. А ещё у него была широкая, красная физиономия и очень добрые, хоть и немного мутноватые, глаза. (Правда, брагой от него разило похлеще, чем от десятка таких, как тот, что носил Руфусу еду.)

Узника поставили на ноги и вывели на свет. Оказывается, сейчас был ясный, тёплый день, по небу плыли небольшие облачные барашки, ласковый ветерок дохнул освобождённому пленнику в лицо ароматом цветущих деревьев, к которому примешивался волшебный запах, доносящийся из невидимой пока кухни.

Во дворе их встретила женщина, немного постарше его мамы, но всё ещё красивая и стройная. Она всплеснула руками, увидев измождённого мальчишку, и через пару секунд он уже жевал, невероятно вкусный, горячий пирог с начинкой из ягод, которым второпях чуть не подавился.

– Её благодари за то, что не сидишь сейчас в кутузке! – сказал старик Порфирий. – Это Альмери – хозяйка форта, то бишь не форта уже, а колонии нашей, потому как мы значительно выросли. Видишь, как оно вышло – выпил я намедни лишнего, (ну бывает, что поделаешь!), а эти дураки вообразили, что я совсем в запой ушёл и ничего мне не докладывали. Какой там запой?! Стар я уже в запои уходить. Раньше случалось, не скрою, а теперь ни-ни, разве что переберу малость, да и то совсем чуть-чуть! Так вот, не далее, как с полчаса назад, поймала наша Альмери одного пропойцу возле жбана с брагой. "Ты чего, – говорит, – Кузьма, без спроса брагу берёшь? Вот я тебя половником!" А тот ей: "Не суди строго, хозяюшка! Замучила меня жажда окаянная от трудов моих – денно и нощно шпиёна сторожу, нет больше моей моченьки!" Она ему: "Какого такого шпиёна?" Вот тут-то он ей всё и выложил. Она ко мне, а я к тебе, значит. Так что не серчай, а хозяйке спасибо скажи. Я ещё дуракам этим ухи-то оборву! А тебя, прежде всего, прикажу сейчас в баньке попарить. Баня дело первейшее! И отогреешься, и в себя придёшь!

Через час, чистый, как надраенный самовар, Руфус, сидел за столом напротив Порфирия и Альмери, одетый в свежую рубаху, принадлежавшую, наверно, Порфирию, так-как ему пришлось несколько раз обернуться этим одеянием, чтобы не запутаться.

Голова шла кругом от обилия еды, стоявшей перед ним, и он еле сдерживался от желания запихать себе в рот всё сразу. Хозяева его не торопили, давая насытиться, и только подкладывали на тарелку всё новые и новые угощения. Но вот, наконец, Руфус понял, что не может больше проглотить ни кусочка и, встав из-за стола, поблагодарил хозяев, как это было принято дома. Тогда Порфирий указал ему на плетёное из лозы кресло и начал расспрашивать.

– Ну, теперь рассказывай, парень, кто ты, да что ты, и за каким делом к нам пожаловал? Но сперва скажи своё имя.

Руфус назвался. Ему незачем было скрывать имя от таких приветливых и щедрых людей.

– А скажи мне, Руфус, – продолжал Порфирий, – что ты ищешь в наших краях или у тебя какая-то цель?

– Я хочу увидеть мир, – отвечал Руфус, – и рассказать людям об учении Инци.

– Инци? Это бог, что ли такой? Я о нём слышал, кажется, давным-давно от одного моего хорошего знакомого. Его, вроде, толи до смерти забили, толи повесили? Только, что это за бог, если дал себя повесить? Не обижайся, парень, но по мне, так все боги одинаковые, и от всех от них мало толку.

– Инци не "какой-то там бог", а сын Бога-Создателя, – терпеливо объяснил Руфус. – И его не повесили, а распяли, прибив гвоздями к деревянному кресту. А учил он…

– Хорошо, но это ты потом расскажешь, а сейчас скажи-ка – откуда ты родом и какого роду-племени? Родителей твоих, как зовут?

– Родом я из Междустенья, а родителей моих зовут – Михал-охотник и Маранта-воительница.

– Что-о?!

Красное лицо Порфирия вдруг побледнело, а сам он даже привстал со своего места, потом переглянулся с Альмери и переспросил слегка дрожащим голосом:

– Как ты говоришь, зовут твоих родителей?

– Михал-охотник и Маранта-воительница, – повторил недоумевающий Руфус, который никак не мог понять, что же так удивило обоих его хозяев.

Порфирий уже справился с собой, но руки его всё ещё дрожали. Он налил себе объёмистую кружку браги и сказал:

– Ну-ка, давай, парень, рассказывай всё по порядку! Где оно, это самое твоё, как его? Междуречье?

– Междустенье!

– А, ну да. Расскажи-ка поподробнее об этом месте и о своих родителях. Особенно интересует меня твоя матушка. Сдаётся, что бывали мы с ней в давние годы знакомы!