Корсы К.С.В.

Посвящается Полине Ивановой – моей студентке. Которая хочет стать писателем.

В мире моих грез есть широкая зеленая долина. Она настолько красива, что даже птицы, паря над нею, восхищаются грациозными стебельками травы и голубыми цветами. Они кричат, пролетая над нею, и я слышу в этом протяжном звуке восхищение и любовь.

Я хожу туда каждое утро, когда на границе между небом и землёй ещё стелется густой туман, а на траве искрятся набухшие капли росы.

Я всегда иду по собственной протоптанной дорожке по направлению к старому дубу, откуда и посылаю к тебе мои мысли.

Они помогают тебе бороться против нашего с тобой врага.

Я всегда буду рядом с тобой, где бы ты ни находилась. И в тот час, когда ты сменишь свою нежную кожу на тёплый мех, я буду частью тебя.

Ибо знай – на этой Земле зло не победит.

Аманда

1

На дворе стояла середина джунвера¹. Городок Дортс или, как его называли местные, городок, в котором никогда ничего не происходит, был засыпан тополиным пухом. Полуденное солнце светило на деревянные фронтоны и стены дома семьи Стоунов и разбегалось на сотни бликов, которые настойчиво лезли в окна.

Намечался День Клуба Свободных Кудесников, совпавший с днём рождения одной девочки. Во дворе традиционно висели десятки разноцветных шаров, создавая праздничную атмосферу. Стройная женщина семидесяти лет, держа охапку белых георгинов, осторожно постучалась в комнату на втором этаже и приложила ухо к двери. Повернув ручку, она осторожно въехала на коляске в комнату именинницы. Кровать, на которой та должна была мирно посапывать, оказалась пуста и застелена.

Выругавшись как можно мягче, женщина развернулась и покатила обратно к лестнице, стараясь колесами не задевать ковролин.

Платформенный подъемник снова находился у подножия лестничного марша. После того, как двухлетний Робби подковырял колесики платформы, подъемник периодически отказывался стоять наверху и по инерции скатывался вниз. И тогда Аманда вопила дочери, не стесняясь ни времени суток, ни настроения окружающих о том, что надо бы его поднять.

Джес, стараясь не спорить с пожилой матерью, подходила к деревянной лестнице и, причмокивая от недовольства, взмахивала руками вверх, потом крутила ими, как если бы обычный человек таким образом подавал сигнал машинисту остановиться на путях, и подъемник вновь возвращался на исходную позицию на втором этаже.

Так случилось и сегодня. Уставшая от подготовки к празднику, Джес, а именно так звали дочь Аманды, прибежала по второму зову, проклиная тот день, когда Министерство здравоохранения выписало разрешение на бесплатную установку сложной техники. Она ни на секунду не сомневалась, что те поступили так, лишь бы избавиться от постоянных жалоб их подопечной.

Если бы не подъемник, доступ на второй этаж Аманде был бы не по силам, ведь левитировать инвалидам запрещало то самое Министерство здравоохранения, ссылаясь на то, что безопасным поднятие в воздух считалось для человека весом до ста килограммов, а вместе с коляской Аманда весила все сто двадцать.

– Куда ты, черт возьми, подевалась? – не испытывая даже доли благодарности, возмутилась Аманда. – И где ты была, когда я была в огороде? Я чуть в грядки не свалилась, срывая цветы. Поставь в вазу! – скомандовала она, когда вместе с букетом оказалась на первом этаже.

Воспользоваться телекинезом и перенаправить цветы с грядки прямиком в вазу Аманде ничего не стоило. Но она считала, что растрата энергии на пустяки ведет к неисправимой лени. Поэтому такие действия как срезать цветы, заставить чашку кофе или пульт от телевизора подлететь к твоей постели она считала ненужными шалостями.

– Я разговаривала с Чаком на улице. Езжай, а то он собирался отлучиться, – ответила Джес, стараясь не замечать настойчивого тона матери.

Такой тон был у Аманды всегда, по крайней мере, с тех пор, как Джес себя помнит. Пожилая женщина считала великим подвигом рождение дочери и требовала от нее беспрекословного подчинения только за то, что ей подарили жизнь тридцать шесть лет назад.

В день, когда произошла автокатастрофа, жертвой которой стала Аманда, никого поблизости как назло не оказалось. Прибывшая лишь через два часа бригада Целителей констатировала факт Безвозвратного Увечья.

Тогда Джес понадеялась, что мать начнет ее больше ценить за заботу, которую она ей давала. Но этого не произошло, даже когда Аманде присвоили инвалидность первой группы.

Правда, старушка осталась непревзойденным живчиком, уверяя, что никакая она не беспомощная и вполне не хуже других. Даже на жалостливые лица она смотрела с такой укоризной, что встречавшиеся ей на пути доброхоты старались скорее убежать прочь.

Аманда не считала, что наличие у кудесника ног – это какое-то преимущество, и наоборот, гордилась тем, что все, что она делала ранее, может с легкостью делать и сейчас – только руками; и очень злилась, когда ей не давали работать в саду и на кухне.

Поэтому, несмотря на то, что коляска оставляет глубокие борозды на грядках, Джес скрыла свое недовольство касательно посещения сада Амандой. Непокорная мама все равно будет продолжать выдергивать сорняки, поливать или срезать цветы.

– Этот Чак… Он мне совсем не нравится, – как обычно начала причитать Аманда. – Ему восемнадцать. Кэти еще совсем девочка. И этот его мотоцикл… В кого или во что он там превращается? В термодинамик, в теродикля…

– В птеродакля, мама, – ухмыльнулась Джес.

– Это так небезопасно! Ты совершенно не следишь за дочерью! И эта нынешняя вульгарность в поведении и в одежде, – она активно жестикулировала, не давая Джессике вставить и слова, – а вчерашний инцидент с журналистами! Да я чуть со стыда не сгорела! Мне пришлось отнекиваться и всячески оправдываться в том, что не она придумала заклинания, способствующие росту у лошади коровьих рогов, и уж тем более не участвовала в заговорах, заставляющих розовых фламинго совершать массовые залеты для придания небу колоритности! Скажи спасибо, что все народные осведомители – взяточники, и если б не мои приворотные зелья – между прочим, лучшие – «подаренные» им за молчание… – Аманда прервалась, заметив, что дочь демонстративно прикрыла уши ладонями, – ТЫ БЫЛА БЫ НА ПЕРВОЙ ПОЛОСЕ КАК МАТЬ-НЕУДАЧНИЦА! – крикнула что есть мочи она.

Собственно говоря, это были обычные упреки. Джес к ним привыкла. Поэтому лишь закивала головой в знак согласия.

Привыкла она и к тому, что Кэти всегда походила на свою бабушку, а с годами стала и вовсе как две капли воды на нее похожа. Вот и в свой день рождения, когда Джес с таким трудом собрала всю родню, Кэти избегала тетушек, все время умудряясь удрать со двора. Также поступала и Аманда, когда к ней приезжали ее сестры Пенни и Камилла. Одну она считала слишком возвышенной, вторую же слишком приземленной. В общем-то, все окружавшие Аманду Стоун, были «слишком» не такие, и в подметки ей не годились.

Но если для Кэти было достаточным скрыться от посторонних глаз на мотоцикле своего бойфренда, то для старой кудесницы Аманды оказывалось необходимым посетить ее старый дом.

Это было единственным местом, где всегда можно было найти мать Джессики и бабушку Кэти.

Старый двухэтажный особняк с трапециевидными деревянными окнами и трубой из красного кирпича на крыше.

Несмотря на то, что внешне дом выглядел типичным для Дортса – деревянный, покрашенный в белый цвет (белыми были все дома в городке, в котором ничего не происходило), он привлекал к себе местную детвору.

Из-за потрескавшейся краски и запущенного фасада, на котором местами рос зеленый мох, дети называли строение домом с привидениями.

Пробегавшие мимо, они то и дело норовили кинуть в него камнями или запустить краской, которая сама разливалась в слова: вечная память усопшим.

За что получали палкой от Аманды.

Она выезжала на коляске, заслышав дразнилки снаружи, и ничего не стесняясь, замахивалась на группу вредителей подготовленной заранее палкой. Когда дети со смехом разбегались, Аманда целилась в самого нерасторопного сорванца и кидала в него припасенным орудием. Палка гонялась за выбранной жертвой сама и шлепала негодника по мягкому месту до тех пор, пока тот не сдавался и не умолял Аманду прекратить самосуд. Тогда хозяйка дома подзывала палку обратно и возведенным в небо кулаком грозила напустить на помешавшего ее отдыху хулигану Заклятие Акне. Что было куда ужаснее палки, ведь тогда подросток покрылся бы прыщами на четырнадцать дней.

Внутри помещение также нуждалось в ремонте: половицы скрипели, поросшие пылью картины падали с гвоздей, а винтовая лестница – главное украшение особняка – и вовсе прохудилась. Ходить по ней было небезопасно. Аманда пропадала в этом доме каждый день, а на уговоры родственников продать развалюху никак не реагировала. Земля, на которой стоял рассыпающийся особняк, стоила дорого, и агенты по торговле недвижимостью удручали хозяйку своими визитами.

Но цена не волновала Аманду.

Часто ее заставали в кресле-качалке, уныло поскрипывающем в темноте. Иногда она сидела у окна и вязала, а потом вновь появлялась у дочери, живая и жизнерадостная – старый дом ее лечил, это было заметно.

Кэти, на радость матери, с бабушкой в том захолустье не сидела. Но спорить с ней было также бесполезно, как и бесполезно было давать советы Аманде. Поэтому, когда Джес в очередной раз попыталась образумить юное создание, та, подмигнув, села на мотоцикл и скрылась на нем. Джессика только и успела заметить огромные металлические крылья, взмывающие ввысь, которые впрочем, скоро стали едва видны.

– Отродясь не видала такой наглости! Дрянная девчонка! – воскликнула Аманда, заметив эту картину и замахав рукой вслед столбу пыли. – Гости! У тебя же гости! – кричала она Кэти. Но та уже скрылась высоко над Лазурной улицей, на которой они все вместе жили вот уже шестнадцать лет.

Когда-то Аманда с дочерью и отцом Кэти ютились в том самом доме, что сейчас разваливался и оставлял желать лучшего. Почему Аманда запрещала проводить там капитальный ремонт, – никто объяснить не мог. Возможно, она просто не желала расставаться с прошлым. В любом случае, сейчас жить в нем было невозможно.

Джес отнюдь не пожалела, когда все семейство перебралось в более скромное, но достаточно уютное жилище. Переезжать далеко и не пришлось, – они просто поселились в доме неподалеку, по неизвестным причинам покинутом старыми хозяевами.

Аманда вначале наотрез отказывалась покидать «Большого Бо» – как ласково она называла свой бывший особняк, но все же смирившись с невозможностью свободно перемещаться после аварии, сдалась. Ведь, к сожаленью, имея Безвозвратное Увечье, ни один кудесник не мог способствовать собственному свободному передвижению.

Конечно же, была возможность сдавать дом в аренду, чтобы тот не пустовал и находился в хорошем состоянии, но принципы Аманды были непоколебимы – ей казалось абсурдным впускать в родное пристанище незнакомых людей.

Хотя семье Стоун не помешал бы дополнительный заработок от сдачи жилья. Они ограничивали себя во всем и отказывались от материальных соблазнов. Что первое время казалось непривычным, ведь Аманда когда-то зарабатывала неплохо, руководя фармацевтической фирмой. Но это было делом минувших дней.

Хотя иногда видели, как она в своей в инвалидной коляске заезжала в старый дом, держа в руке колбочки. Даже пошел слух, что Аманда помешалась из-за несчастья.

Сейчас, в день рождения внучки, она доказывала обратное, показывая свое неуемное желание жить, веселиться и воспитывать всех вокруг.

Подкатив в сад к столу, заставленному различными яствами, она осмотрелась, и убедившись, что гости разбрелись по беседкам, налила себе в стакан светло-коричневой жидкости.

Джес запрещала ей выпивать, полагая, что алкоголь безумно вреден. Но Аманда так не считала и украдкой гремела холодильником по ночам.

Осушив порцию виски, она взбодрилась и принялась уплетать сырные палочки, аккуратно завернутые в бекон. Потом она налила себе еще и уже через пару минут отплясывала на колесах несуразный танец. Вокруг бегали ребятишки и, смеясь, забрасывали ее воздушными шарами, не давая прохода.

И так бы и продолжалось, пока она не заметила его. Он стоял за забором на заднем дворе и как всегда курил: не то сигару, не то самокрутку. Он был таким худощавым, что при вдохе, его впалые как у скелета щеки особенно выделялись. И взгляд был нездоровый – с синячищами под глазами.

Все как обычно.

Так, как она его и запомнила.

Как сейчас она помнила последнюю их встречу. Он ее нашел, несмотря на то, что прошло столько лет. Она и не помнила сколько. Фигурировало число двадцать, а может, и больше. В любом случае, сколько бы ни прошло времени, когда она увидела его, ей показалось, что пролетела неделя.

В последнюю встречу она смогла дать ему отпор.

Но тогда она не была прикована к этому проклятому креслу, погубившему ее надежду снова быть лидером как раньше.

Аманда протерла глаза, надеясь, что иллюзия развеется, как дым от фейерверков. Но высокий мужчина в плаще не исчезал а, казалось, еще внимательнее ее разглядывал.

На секунду она подумала: «А вдруг он меня не узнает?! Ведь прошло столько лет. Я постарела и теперь инвалид».

Но сразу же отбросила столь нелепые мысли. Грифон узнал бы ее, превратись она в жабу.

Он читал ее мысли, как бы она ни сопротивлялась.

Сейчас она думала, что что-то упустила, раз он так быстро ее нашел. Хотя все это время считала Дортс единственным местом, где можно было пропасть, исчезнуть, испариться; в конце концов, просто расслабиться от повседневной и порой опасной жизни кудесника.

Сейчас она ощутила обратное: ту же тревогу, которая несколько лет тому назад ее терзала.

Но Аманда не собиралась сдаваться даже от осознания того, что враг проник на ее территорию. Наоборот, она была полна решимости и даже отваги.

Она знала, что так просто Грифону с ней не справиться. Что пока она скрывает в себе тайну, о местонахождении которой он не знает, она сильнее его.

С полной решимостью и боевым настроем она собрала волю в кулак и приготовилась встретиться с давним знакомым.

Но тощий человек буквально испарился.

Аманда судорожно начала высматривать неприятеля, выехав к калитке, и оглядывая левую и правую стороны дороги. На какой-то момент она расслабилась, – порция виски была мала, – но вдруг ей в действительности все померещилось.

Она уже было улыбнулась и с облегчением выдохнула, когда чья-то рука вдруг коснулась ее плеча. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, она больше всего боялась посмотреть в его пустые и равнодушные глаза. Но взамен этого увидела удивленное лицо Кэти.

Перед Амандой стояла ее внучка, родная и настоящая.

Пожилая женщина как никогда была рада видеть перед собой этот вечно угрюмый юношеский взгляд.

– Ты побледнела, Аманда. Может, позвать доктора Лойса? Он пока не ушел, – сказала Кэти, сменив угрюмый взгляд на слегка обеспокоенный.

– Не называй меня Амандой! Невоспитанная девчонка! – в своей манере воскликнула женщина. – Я в твоем возрасте себе такого не позволяла. Это во-первых. А во-вторых, – она сменила тон на более мягкий, – ты уже не та маленькая Кэти, которую можно запереть дома и воспитывать, но прошу тебя – будь осторожнее…

Аманда взяла ладонь девочки в свою и попросила ее нагнуться, чтобы что-то сказать. Было видно, что женщина передала Кэти какой-то предмет.

– Это фамильная драгоценность, – объяснила она, – знаешь ли, у многих есть такая традиция: передавать украшения через поколения. Я, конечно же, помирать не собираюсь, – сказала она с сарказмом, будто пытаясь уловить реакцию девочки, – но хочу, чтобы этот предмет находился у тебя. Чтобы убедиться, что ты не отнесешься легкомысленно к моему подарку, хочу тебе сказать, что это вещица не раз приносила мне удачу. Найди то место, о котором будешь знать только ты, и спрячь эту вещь там, – Аманда огляделась и буквально перешла на шепот, так, что Кэти с трудом начала ее понимать. – Очень важно, чтобы ты сохранила кулон.

Кэти внимательно оглядела вещицу.

Весомо оттягивала руку плотная цепь. На ее конце, в узорчатом обрамлении висел отгравированный темно-серый кулон треугольной формы.

– Этот камень называется Корсовым Глазом, – пояснила Аманда. – Он поможет тебе в преодолении жизненных препятствий. Когда ты почувствуешь, что нуждаешься в посторонней помощи – надень его, и он тебя защитит.

– Но почему ты даешь кулон мне? А не матери? Разве это не было бы честно – сначала отдать камень ей, чтобы впоследствии она отдала его мне, когда придет время?

– Камень вам обеим поможет, – улыбнулась Аманда. – И потом, у кого из вас сегодня день рождения? Я хочу, чтобы моя маленькая девочка уже с ранних лет ощутила ту ответственность, которая научит ее двигаться по жизни легко и непринужденно. И в первую очередь, – Аманда вернулась к своему излюбленному стилю общения, – я хочу, чтобы ты больше не садилась на эту тарахтящую помойку. Ты отлично понимаешь, о чем я говорю.

Тон ее голоса вновь повысился.

– Да уж, – искоса посмотрев на нее, процедила Кэти. – С твоим агрегатом не сравнится, – и тут же прикусила губу.

Обидеть Аманду такой фразой было невозможно, но вот за лишнее сказанное слово она могла долго мстить, прибегая ко всевозможным нетяжелым предметам, летящим в сторону колких на язык обывателей. Что и произошло. Аманда, хватая разбросанные соседскими детьми игрушки, начала кидать их в визжащую от смеха Кэтрин.

Несколько раз ей удалось попасть совсем метко, и именно в тот момент на бьющуюся в истерике от смеха именинницу набросилась толпа соседских малышей, щекоча ее со всех сторон.

Все вокруг смеялись и веселились. Праздник, устроенный в честь шестнадцатилетней Кэти Стоун, выдался на славу, несмотря на негативные мысли, которые даже в минуты радости не покидали Аманду. Лишь она в этот день почувствовала: что-то не так, что-то должно произойти, но понадеялась, что несчастье обойдет стороной.

2

Утро следующего дня встретило Кэтрин наглым солнечным лучом, пробивающимся сквозь маленькую щелочку между занавесок. В комнате было душно. Убеждая себя, что духота и полуденное солнце – дело минутное, Кэти изо всех сил попыталась вернуться в сон после пробуждения. Сначала она высунула обе ноги из-под одеяла, чтобы стало прохладнее, потом положила подушку поверх головы, чтобы избавиться от уличного шума, но все ее действия оказались тщетны, потому как мозг уже давно проснулся. Наконец, не слушая собственное тело, она встала, наступив на вечернюю чашку чая, так непредусмотрительно оставленную возле кровати.

Пройдя мимо зеркала, краем глаза Кэти отметила, что лучше в него не смотреться, а сразу направиться в ванную комнату.

Спускаясь по лестнице она заметила важную особенность нового дня. Обычно в выходные – а сегодня было именно воскресенье – в доме стоял галдеж. Больше всех было слышно Аманду. Будучи нетрудоспособной в полной мере, она наняла садовника и не упускала возможности поставить несчастного на место за любое мелкое прегрешение, связанное с ее цветами. Тот приходил к ним один раз в неделю и как раз в воскресенье.

Еще была соседка Кассандра.

Зловредная женщина, по словам Аманды.

Которая всячески старалась в чем-нибудь упрекнуть Аманду.

– Кто это едет? – дразнила она ее как девчонку. – Неужто фармацевтический гигант? – и тут же заливалась смехом.

Подобных фраз в арсенале Кассандры было предостаточно. Она дразнила Аманду с юности: не могла смириться с успехом бывшей подруги. Их отношения сломал стереотип: «Кому-то всё, а кому-то ничего или фиг с маслом».

А когда-то они вместе работали и отдыхали. Но человеческая зависть с корнем вырвала дружбу, насадив на свое место злость – от житейского бремени и неудач. Кассандра на пике своей карьеры сломалась, расслабившись от достижения успеха, на чем и прогорела. Аманда же никогда не понимала слова совершенство и на этом «незнании» заработала и место, и капитал. Поэтому, когда в ее жизни случился переломный момент, связанный со здоровьем, соседка только злорадствовала.

Но сегодня было тихо. Кэти даже обрадовалась такому стечению обстоятельств. «Уехали. Куда-то уехали, – подумала она. – Наконец-то никого дома. Наконец-то кусочек свободы», – ликовала она.

Забежав на кухню, она положила себе миндального печенья и налила молока. Привычный утренний душ ее сейчас не интересовал. Ведь посреди гостиной пустовал диван, и единственный телевизор был в полном ее распоряжении.

И потом, она все же обладала чертой, явно отличающей ее от Аманды: а именно, не пренебрегала способностью немножко воспользоваться магией по пустякам и привести себя в порядок.

Так к ней в руки летела гребенка и сама расчесывала девочку.

А косметичка с невероятной легкостью наводила марафет на лице хозяйки.

Кэти не упустила привилегии магии и сейчас.

Щелкнула пальцами и задержала внимание на нужных предметах.

Спустя короткое время над ее головой трудились три пары рук невидимых мастеров: один расчесывал, второй пудрил лицо, а третий отряхивал лишнее.

Потом тушь накрасила ей глаза, а помада естественного оттенка увлажнила и без того алые губы.

Незамысловатая работа заняла пять минут, и отражение в зеркале уже не отпугивало свою обладательницу.

Спустя какое-то время Кэти заметила подъезжающий к дому универсал. Из него вышла Джессика. Следом за ней проследовали двое мужчин. Оба они были одеты в костюмы, что показалось девочке странным, ведь на улице пекло. Градусник, висевший за кухонным окном, показывал восемьдесят по Фаренгейту. Ключ проворачивался в замке, а Кэтрин уже стояла за стенкой, снедаемая любопытством узнать, что за гости решили их навестить.

– Я бы предложила вам чаю, – начала разговор Джес, и Кэти заметила ее тревожный вид. – Но право, ничего не могу сообразить. В голове пустота.

Она заплакала, и Кэти еле подавила в себе желание узнать, что произошло.

– Не волнуйтесь, миссис Стоун, ни к чему сейчас эти формальности. Мы вас не задержим и лишь зададим пару вопросов, – сказал тот, что был повыше.

– Вы знаете, зачем мы здесь, – начал говорить второй мужчина в сером костюме. – Мы все понимаем, но благоразумнее будет не откладывать разговор на длительный срок.

– Конечно, – всхлипнула Джес, отчего у Кэти побежали мурашки.

Один из мужчин положил на стол кейс для документов и достал оттуда несколько листов.

– Я зачитаю, если вы не против, – обратился он к Джес.

– Нет-нет. Конечно же, не против. Продолжайте, пожалуйста. – Джес скрестила руки и уронила локти на стол, уставившись в сторону.

Кэти напрягла слух, боясь сглотнуть.

Мужчина в сером костюме зачитал:

Завещание

Я, Аманда Лайза Стоун, настоящим завещанием делаю следующее распоряжение:

1. Все мое имущество, которое ко дню моей смерти окажется мне принадлежащим, я завещаю Кэтрин Джессике Стоун, 16 июня 2003 года рождения. Имуществом следует считать дом, расположенный по адресу: Лазурная ул., д. 11. А также все, что в нем находится.

2. Возлагаю обязанность передачи наследства после моей смерти.

3. В качестве помощника, который сбережет дом в том виде, что он и сейчас, назначаю Джессику Стоун.

4. Сдача в аренду вышеописанного имущества, а также любое другое неофициальное заселение не допускается.

5. Текст завещания записан нотариусом с моих слов, и до его подписания прочитан мною лично в присутствии нотариуса.

Аманда Стоун

От резко накатившей тоски и удивления у Кэти подкосились ноги. Она даже не успела понять, что именно испытывает: боль, злость, тревогу или нежность. Все чувства перемешались в ней. Она сидела, прислонившись к стене по другую сторону которой стояли незнакомые и чужие ей люди, и ощущала пустоту. Завещание просто так не зачитывают странные люди в серых костюмах. Она это откуда-то знала. Как и то, что за этим документом может стоять штамп… о смерти.

Кэти вдруг захотелось услышать голос бабушки – строгий и пронзительный; вновь споткнуться о ее коляску спросонья.

Кэти по утрам всегда как сурок, а та будто сторожит у ее комнаты, чтобы пробудить ее неожиданным восклицанием.

Да… Голос бабушки.

Не Аманды.

Она же была здорова. Что произошло? Почему? Завещание? Эти и другие вопросы поселились в голове девочки, и она, не в силах понять, что произошло, сглотнула внезапную слезу.

– У нас с собой акт на право собственности, – продолжал адвокат, – вам нужно лишь поставить подписи. Понятное дело, что вступившая в законное право владелица дома еще не совершеннолетняя. В этом случае подписи должна проставить ее мать или опекун. В данном случае вам, миссис Стоун, нужно подписать вот эти бумаги.

Он достал документы и положил их на стол. Листы сразу же сами рассортировались в нужном порядке, будто имели разум и собственное мнение о том, как расположиться.

– Миссис Стоун, – вдруг неожиданно обратился он к Джес. – Не подумайте, что я интересуюсь из любопытства. Я сочувствую вашему горю. Ваша мать была необычной женщиной. Она притягивала своим мужеством и добротой. Но этот дом… – Он перешел на шепот. – Благо – это не мои слова и я считаю это абсурдным, но говорят, что он не такой уж и заброшенный, каким является внешне. Вы понимаете, о чем я говорю?

Было видно, как Джес занервничала и встала с дивана. Кэти захотелось выйти и сказать этим адвокатам все, что она о них думает.

Но любопытство заставило ее остановиться. До нее самой доходили такие слухи, а именно, что в доме иногда появляются жильцы.

Она интересовалась у бабушки, правда ли то, что в доме кто-то живет в отсутствие в нем владелицы. Но та отвечала, что это злые языки болтают.

Аманда никогда не пускала в дом посторонних – Большой Бо для нее был святилищем.

И Кэти ей верила.

А то, что дом находился в сущем беспорядке – это дело хозяина. Каждый имеет право на собственные радости, а возвращаясь после прогулки по Большому Бо, Аманда испытывала именно это чувство.

– Нет, я не понимаю, о чем вы говорите, – Джес явно не хотела отвечать на этот вопрос. – В нашем районе много детей. А дети способны нафантазировать все что угодно. Моя мать одна часто бывала у себя. Поэтому прошу вас, не распространяйте бессмысленные слухи, которые не имеют под собой почвы.

Молчание повисло над гостиной. Каждая из сторон почувствовала неловкость. Кэти посчитала нужным уйти в свою комнату, – она не терпела стук часов в тишине, – а сейчас было слышно даже, как движется секундная стрелка.

Эти часы подарила ей Аманда на тринадцатилетие.

Странный для юной девочки подарок вот уже который год стучал в холле над дверным проемом.

Тогда бабушка лишь сказала, что время – это самое ценное в природе. И пускай счет времени придумал человек, – без него не было бы плана, а без плана – выполненного задания. Которое всегда можно ускорить, если замедлить время.

Что имела в виду Аманда?

Эти слова сейчас вспомнились Кэти, и пускай она их совершенно не понимала, она знала, что время многие недооценивают. Часы показывали ровно час дня.

Часовая и минутная стрелки часов представляли собой два резных ключа. Тяжелые, медные, они лениво передвигались с одного деления на другое, а маяк, ходивший под ними, будто следил за тем, чтобы они не остановились. Вообще такие старинные часы наилучшим образом вписались бы в дом Аманды, такой же старинный и необычный. Но тем не менее, бабушка Кэти решила, что они должны висеть здесь.

В дверь постучали, и Джес наконец отошла от внезапно возникшего неловкого молчания.

В дверях стоял Чак – друг Кэти.

На солнце русые волосы невысокого парня казались рыжеватыми, и Джес только сейчас обратила внимание на несколько еле заметных глазу веснушек. Увидев его, адвокаты поспешили удалиться, воспользовавшись моментом.

– Миссис Стоун… – обратился Чак к Джес.

– Не сегодня, Чак, не сегодня. Видишь ли…

– Я знаю, мама, я все знаю, – вмешалась Кэти, буквально опередив Джессику на несколько слов. – Я все слышала. Я слышала завещание. Расскажи нам, что произошло!

Кэти, смущаясь, взяла за руку Чака, тем самым давая понять, что этот человек ей близок и должен быть в курсе произошедшего, так же, как и она.

Джес ничего не оставалось, как пригласить Чака в дом.

Сейчас, когда адвокаты поспешно ушли, она чувствовала себя чуть менее зажато и, предложив выпить зеленого чая с жасмином, удалилась на кухню, обещая вернуться с чашками терпкого напитка.

Она рассказала, что Аманду нашли мертвой в гостиной того дома, где она любила бывать. Врачи поставили диагноз: Парализующий Удар.

У женщины зафиксировали остановку сердца буквально нынешней ночью.

– Это произошло так внезапно, – всхлипнула Джес, – врачи сказали, что такое случается даже со здоровыми людьми.

– Но что она делала там ночью? – поинтересовалась Кэти. – Она никогда не ходила туда в такое время суток. То есть, не ездила… Конечно, она могла засидеться, но позже одиннадцати никогда не возвращалась.

Джес держала чашку обеими руками, не боясь обжечься. Пальцы дрожали несмотря на то, что было очень жарко и душно.

– Возможно, я не заметила, как Аманда ушла, – ответила Джес. – Я думала, она дома. У меня вчера разболелась голова. Я проводила гостей и прилегла у себя. Дернувшись от звонка, я поняла, что уснула. Звонили соседи. Они сообщили, что мальчишки обнаружили ее там – в гостиной.

Кэти, конечно же, знала, что дом Аманды притягивает не только слухи. Она сама не раз видела, как ребятня шушукается возле Большого Бо.

– Миссис Стоун, Кэти, мне право очень жаль, – посочувствовал Чак. Я совсем не знал твою бабушку, Кэти. Но я видел, что она любила тебя и оберегала. И к вам, – он обратился к Джес, – она наверняка относилась трепетно.

Последние слова Чака были ошибочными. Аманда в действительности любила своих близких и как могла оберегала, но она никогда не принимала всерьез отношения матери и дочки, бабушки и внучки, – все это она переводила на собственный язык, полагая, что воспитание – это часть долга, и никакого трепета в нем быть не может. Скорее, наоборот. Только жесткостью, она считала, можно вырастить цивилизованного человека.

Она не готовила завтраков по утрам и не кричала из кухни: «Милая, все готово!» Она не говорила о важности проведения праздников Рождества и Дня Благодарения. Аманду не любили за отсутствие трепетности по отношению к семье и близким, но уважали за открытость и честность.

«Правда всегда одна, и никаких вариаций, – говорила Аманда. – А заключается она в холодности по отношению ко всем без исключения. Иначе тебе сядут на шею и перестанут уважать».

Свои говорили, что она любила родных по-своему, каждого по-разному и по заслуге. Чужие, – что она вовсе не любила никого.

Но все соглашались в том, что Аманда – волевая кудесница и с характером.

Многим не нравилась эта индивидуальность, которую часто сравнивали с черствостью характера, многие считали Аманду грубой, но только действительно близкие ей люди, а именно Джес и Кэти смогли однажды углядеть в этом человеке частицу самих себя, понять ее и полюбить.