Губернаторъ, его жена и пятеро дѣтей,– все чистокровные эскимосы – вѣжливо вышли на встрѣчу посѣтителямъ. Докторъ, въ качествѣ филолога, зналъ кое-что по-датски, и этого было вполнѣ достаточно для установленія съ туземцами дружескихъ отношеній. Впрочемъ, Фокеръ, переводчикъ экспедиціи и вмѣстѣ съ тѣмъ ice-master, зналъ словъ двадцать по-гренландски, а съ двадцатью словами человѣкъ можетъ уйти далеко, если только онъ не черезчуръ ужъ честолюбивъ. Губернаторъ родился на Диско и никогда не покидалъ своего отечества. Онъ показалъ путешественникамъ весь городъ, не особенно, впрочемъ, обширный, состоявшій изъ трехъ деревянныхъ домовъ, занимаемыхъ губернаторомъ и лютеранскимъ пасторомъ, да изъ школы и изъ магазиновъ, которые снабжались провіантомъ судами, потерпѣвшими крушеніе! Прочія городскія зданія состояли изъ снѣжныхъ хижинъ, въ которыя эскимосы входятъ ползкомъ чрезъ единственное продѣланное въ стѣнѣ отверстіе.

Большая часть населенія отправилась къ Forward'у, и многіе изъ туземцевъ выѣхали на средину залива, въ своихъ «каякахъ», длиною въ пятнадцать, а шириною не болѣе двухъ футовъ.

Докторъ зналъ, что слово эскимо значитъ: употребляющій, въ пищу сырую рыбу; но ему также было извѣстно, что слово это считается браннымъ. Поэтому онъ постоянно называлъ туземцевъ гренландцами.

За всѣмъ тѣмъ, по пропитанной жиромъ одеждѣ изъ шкуръ тюленей, по такимъ-же сапогамъ, по маслянистой и смрадной наружности, не дозволявшей различать мужчинъ отъ женщинъ, не трудно было догадаться, какою пищею питаются эти люди. Подобно всѣмъ рыбояднымъ народамъ, эскимосы покрыты накожными сыпями, что нисколько не мѣшаетъ имъ пользоваться вождѣленнымъ здоровьемъ.

Лютеранскій пасторъ и его жена, съ которыми докторъ надѣялся побесѣдовать спеціально, уѣхали въ Провенъ, лежащій на югъ отъ Уппернавика; такимъ образомъ Клоубонни пришлось ограничиться бесѣдою съ самимъ губернаторомъ. Но этотъ высокій сановникъ, повидимому, былъ не особенно развитъ; чуточку поменьше развитія – и онъ былъ-бы чистымъ осломъ; чуточку побольше – и онъ умѣлъ бы читать.

Не смотря на это, докторъ разспрашивалъ губернатора на счетъ торговли, обычаевъ и нравовъ эскимосовъ и узналъ при помощи языка жестовъ, что моржи на копенгагенскомъ рынкѣ стоятъ около 1,000 франковъ за штуку; за медвѣжью шкуру обыкновенно платится сорокъ датскихъ талеровъ, за шкуру песца – четыре, бѣлой лисицы – два или три талера.

Докторъ пожелалъ также, съ цѣлью пополненія запаса своихъ свѣдѣній, побывать въ эскимосской хижинѣ. Нельзя себѣ представить, до чего способенъ дойти ученый, желающій чему нибудь научиться! Къ счастію, отверстія хижинъ оказались черезчуръ ужъ узкими, такъ что пылкій докторъ не могъ въ нихъ протискаться. Впрочемъ, это случилось къ его счастью, такъ какъ ничего не можетъ быть отвратительнѣе скопленія живой органической и неорганической матеріи, мяса моржей и тѣла самихъ эскимосовъ, прогнившей рыбы и смрадной одежды, служащихъ обстановкой эскимосской хижины. Ни одного окна для возобновленія воздуха, дышать которымъ нѣтъ возможности; только вверху хижины продѣлано одно отверстіе, черезъ который выходитъ дымъ, но не смрадъ.

Всѣ эти подробности сообщилъ доктору Фокеръ; однако, достойный ученый все-таки проклиналъ свою тучность, не позволившую ему побывать въ жильѣ эскимоса и лично убѣдиться на счетъ достоинства sui generis благовоній, свойственныхъ эскимосскимъ хижинамъ.

– Я увѣренъ,– говорилъ онъ,– что со временемъ къ этому можно привыкнуть.

Во время этнографическихъ изслѣдованій Клоубонни, Шандонѣ, съ своей стороны, занимался, согласно съ полученными имъ инструкціями, вопросомъ о средствахъ предстоящихъ передвиженій въ области вѣчнаго льда. Въ виду этого онъ нашелся вынужденнымъ заплатить четыре фунта стерлинговъ за сани и шесть собакъ, съ которыми эскимосы рѣшились разстаться.

Шандонъ хотѣлъ также завербовать Ганса Христіана, искуснаго вожака собакъ, участвовавшаго въ знаменитой экспедиціи капитана Макъ-Клинтока, но Гансъ находился въ это время въ южной Гренландіи.

Наконецъ, на очередь выступилъ вопросъ, находится-ли въ Уппернавикѣ какой-нибудь европеецъ, ожидающій прибытія брига Forward? Извѣстно-ли губернатору, чтобы кто нибудь изъ чужеземцевъ, по всѣмъ вѣроятіямъ англичанинъ, поселился въ странѣ? A если извѣстно, то къ какому времени относятся его послѣднія сношенія съ китобойными или другими судами?

На эти вопросы губернаторъ отвѣчалъ, что больше десяти мѣсяцевъ ни одинъ, чужеземецъ не высаживался въ этой части Гренландіи.

Шандонъ приказалъ подать себѣ списокъ всѣхъ китобоевъ, побывавшихъ здѣсь за послѣднее время;– никого изъ нихъ онъ не зналъ. Отъ этого можно было прійти въ отчаяніе.

– Сознайтесь, докторъ, что тутъ рѣшительно ничего не поймешь,– говорилъ помощникъ капитана. Ничего на мысѣ Фаревель, ничего на островѣ Диско, ничего въ Уппернавикѣ!

– Повторите мнѣ черезъ нѣсколько дней: «Ничего въ заливѣ Мельвиля» – и я поздравлю васъ капитаномъ Foricard'а, любезный Шандонъ.

Шлюпка возвратилась подъ вечеръ на бригъ. По части свѣжей провизіи, Стронгъ добылъ нѣсколько дюжинъ яицъ elder-duсks (пушистыхъ утокъ); яйца оказались зеленоватаго цвѣта и въ два раза больше куриныхъ. Этого было маловато – но все же лучше, чѣмъ ничего; экипажу успѣла порядкомъ таки надоѣсть солонина.

Хотя на слѣдующій день вѣтеръ былъ попутный, но Шандонъ не сдѣлалъ никакихъ распоряженій относительно отплытія. Онъ рѣшилъ подождать еще одинъ день, чтобы дать возможность попасть на бригъ тому, кому это было необходимо. Шандонъ приказалъ даже каждыя часъ стрѣлять изъ пушки. Выстрѣлы грохотали среди ледяныхъ горъ и только вспугивали стаи molly-mokes (птицъ, водящихся въ полярныхъ моряхъ) и rotches (родъ куропатокъ). Ночью съ брита пускали много ракетъ; все тщетно! Никто не являлся. Приходилось отправиться дальше.

8-го мая, Forward, шедшій подъ марселями, факселемъ и брамселемъ, потерялъ изъ вида Уппернавикъ и отвратительные шесты, на которыхъ висѣли внутренности моржей и желудки оленей.

Вѣтеръ дулъ съ юго-востока; температура поднялась до тридцати двухъ градусовъ (0° стоградуснаго термометра). Солнце проницало завѣсу тумановъ и, подъ разлагающимъ дѣйствіемъ живительныхъ лучей, льдины утрачивали нѣкоторую долю своей взаимной связи.

Однакожъ, рефракція лучей свѣта не замедлила произвесть вредное дѣйствіе на зрѣніе матросовъ. Уильстенъ, оружейникъ, Грипперъ, Клифтонъ и Белль были поражены snow blindness – болѣзнью глазъ, очень распространенною весною въ полярныхъ странахъ и производящею у эскимосовъ частые случаи слѣпоты. Докторъ посовѣтовалъ больнымъ въ частности, а всѣмъ своимъ спутникамъ вообще, закрывать лица вуалью изъ зеленаго газа и первый-же послѣдовалъ своему совѣту.

Собаки, купленныя Шандономъ въ Уппернавикѣ, были довольно дики; однако Капитанъ жилъ въ ладахъ съ своими новыми товарищами и, казалось, зналъ ихъ привычки. Клифтонъ первый замѣтилъ, что таинственный догъ, по всѣмъ вѣроятіямъ, и прежде находился въ сношеніяхъ со своими гренландскими родичами. Постоянно голодныя и пользовавшіяся очень скудною пищею на материкѣ, гренландскія собаки постарались возобновить свои силы кормомъ, который давался имъ на бригѣ.

9-го мая, Forward прошелъ въ разстояніи нѣсколькихъ кабельтововъ отъ самаго западнаго изъ острововъ Баффина. Докторъ замѣтилъ, что многія изъ скалъ залива, находившіяся между материкомъ и островами, покрыты краснымъ; прелестнаго карминоваго цвѣта, снѣгомъ, которому докторъ Кэнъ приписываетъ чисто растительное происхожденіе. Клоубонни желалъ поближе изслѣдовать этотъ странный феноменъ, но льдины не позволили ему подойти къ берегу. Хотя температура и повышалась, тѣмъ не менѣе нетрудно было замѣтить, что ледяныя горы и ледяныя теченія направлялись къ сѣвернымъ частямъ Баффинова моря.

Начиная съ Уппернавика, материкъ представлялся уже въ другомъ видѣ; на сѣроватомъ небосклонѣ рѣзко выдѣлялись очертанія громадныхъ ледниковъ. 10-го мая, Forward оставилъ вправо заливъ Гикгстона, почти подъ семьдесятъ четвертымъ градусомъ широты; – на западѣ показался проливъ Ланкастера, тянувшійся въ морю на нѣсколько сотъ миль.

Это громадное водяное пространство было затянуто теперь ледянымъ покровомъ, на которомъ высились правильные hummock'и (возвышенія) въ видѣ кристаллическихъ ледяныхъ отложеній. Шандонъ приказалъ развести дары и до 11 маяForward шелъ извилистыми каналами, обозначая на небѣ черною полосою дыма свой путь по морю.

Не замедлили явиться и затрудненія; свободные проходы, вслѣдствіе безпрестаннаго перемѣщенія плавающихъ массъ, загромождались льдами, такъ что каждое мгновеніе подъ килемъ брига могло не хватить воды; попади Fortvard въ ледяные тиски,– выпутаться ему было-бы трудно. Всѣ знали это и были серьезно встревожены.

На Forward'ѣ, не преслѣдовавшемъ извѣстной цѣли, не имѣвшемъ опредѣленнаго назначенія и только безумно направлявшейся въ сѣверу, стали обнаруживаться нѣкоторые признаки колебанія. Многіе изъ матросовъ, люди, привыкшіе въ полной опасностей жизни, забывали даже о предоставляемыхъ имъ выгодахъ и начинали сожалѣть о томъ, что зашли такъ далеко. Въ умахъ царила уже нѣкоторая доля деморализаціи, усиливавшейся еще опасеніями Клифтона и розсказнями двухъ или трехъ коноводовъ, въ родѣ Пэна, Гриппера и Уильстена.

Къ нравственнымъ волненіямъ экипажа присоединились еще изнурительные труды: 12-го мая бригъ былъ совершенно затертъ льдами, дѣйствіе паровъ оказались безсильнымъ. Съ трудомъ приходилось пролагать себѣ путь среди ледяныхъ полянъ. Работа пилами была чрезвычайно утомительна: льдины (floes) достигали толщины семи футовъ; сдѣлавъ во льду двѣ параллельныя прорубки длиною каждая въ сто футовъ, находившееся между ними пространство приходилось ломать ломами и топорами. Обыкновенно, забрасывали якорь въ отверстіе, сдѣланное большимъ буравомъ, послѣ чего начиналась работа воротомъ и тяга бичевою. Труднѣе всего было спустить подъ floes разбитые куски льда, чтобы очистить дорогу судну; ихъ отталкивали длинными, съ желѣзными наконечниками, шестами.

Работа пилами, воротомъ, шестами и тяга бичевою, работа безпрерывная, неотложная и опасная, среди тумановъ, подъ густымъ снѣгомъ, при относительно низкой температурѣ, глазныя болѣзни, страданія нравственныя – все это лишало матросовъ энергіи и вліяло на ихъ воображеніе.

Если матросы имѣютъ дѣло съ человѣкомъ энергичнымъ, отважнымъ, убѣжденнымъ, знающимъ, чего онъ хочетъ, куда идетъ, къ какой стремится цѣли, то увѣренность капитана придаетъ силы экипажу. Матросы сердцемъ сливаются съ своимъ начальникомъ; они крѣпки его силою, спокойны его спокойствіемъ. Но на бригѣ сознавали, что Шандонъ не увѣренъ въ своихъ дѣйствіяхъ, что онъ колеблется предъ невѣдомою цѣлью экспедиціи и назначеніемъ Forward'а. Не смотря на энергію характера, колебанія помощника капитана сказывались, помимо его воли, въ отмѣнѣ прежде отданныхъ приказаній, въ неполнотѣ распоряженій, въ несвоевременныхъ размышленіяхъ, въ тысячахъ мелочей, не ускользавшихъ отъ вниманія экипажа.

Къ тому-жъ, Шандонъ не былъ капитаномъ брига, первымъ, послѣ Бога, властелиномъ на суднѣ. Этого было совершенно достаточно для того, чтобы его приказанія подвергались обсужденію. Но отъ обсужденій до неповиновенія – одинъ только шагъ.

Недовольнымъ удалось вскорѣ склонить на свою сторону перваго машиниста, до сихъ поръ слѣпо повиновавшагося своему долгу.

16-го мая, шесть дней послѣ того, какъ Forward очутился у ледяныхъ равнинъ, Шандонъ и на двѣ мили не подвинулся къ сѣверу. Грозила опасность, что бригъ затретъ льдами и онъ останется въ такомъ видѣ до весны. Положеніе становилось критическимъ.

Къ восьми часамъ вечера, Шандонъ и докторъ, въ сопровожденіи матроса Гарри, отправились на развѣдку по безпредѣльнымъ ледянымъ равнинамъ, стараясь не слишкомъ удаляться отъ брига, такъ какъ было крайне затруднительно оріентироваться среди этихъ бѣлоснѣжныхъ пустынь, видъ которыхъ безпрестанно измѣнялся. Странныя, изумлявшія доктора, явленія производило здѣсь преломленіе лучей свѣта. Иной разъ казалось, что слѣдуетъ сдѣлать прыжокъ всего въ одинъ футъ, а на повѣрку выходило, что перескочить приходилось пространство въ шесть футовъ. Случалось и совершенно наоборотъ, но въ обѣихъ случаяхъ дѣло кончалось если и не опаснымъ, то все-же непріятнымъ паденіемъ на куски твердаго и остраго какъ стекло льда.

Шандонъ и его товарищи, отыскивая удобные проходы, въ трехъ миляхъ отъ судна не безъ труда поднялись на ледяную гору, высотою около трехсотъ футовъ. Взоры ихъ проносились надъ грустною картиною, представлявшею какъ-бы развалины громаднаго города, съ его поверженными обелисками, разрушенными башнями и опрокинутыми дворцами. Чистый хаосъ! Солнце какъ-бы съ трудомъ проходило свой путь надъ этимъ исковерканнымъ пейзажемъ, освѣщая его своими косвенными и холодными лучами, точно между дневнымъ свѣтиломъ и этою печальною страною лежали промежуточные слои, не проводящіе теплоты.

Насколько можно было охватить взоромъ, море казалось замерзшимъ.

– Ну, какъ тутъ пройти? – спросилъ докторъ.

– Не знаю,– отвѣтилъ Шандонъ,– но хотя бы пришлось порохомъ взрывать эти горы, а все-таки мы пройдемъ. Понятно, что, я нисколько не желаю, чтобы насъ затерло здѣсь до слѣдующей весны.

ІІІандонъ и его товарищи не безъ труда поднялись на ледяную гору.

– Какъ это случилось съ бригомъ Fox, въ этой-же почти мѣстности. Да,– сказалъ докторъ,– мы пройдемъ, при помощи нѣкоторой доли… философіи, потому что философія, какъ сами увидите, стоитъ всѣхъ машинъ въ мірѣ.

– Должно сознаться,– отвѣтилъ Шандонъ,– что настоящій годъ начинается при не совсѣмъ благопріятныхъ предзнаменованіяхъ.

– Это неопровержимо! Къ тому-жъ, я замѣчаю, что Баффиново море возвращается къ положенію, въ которомъ оно находилось до 1817 года.

– Развѣ вы полагаете, докторъ, что видъ этого моря повременамъ измѣняется?

– Не полагаю, а навѣрное знаю, любезный Шандонъ. Повременамъ здѣсь совершаются громадныя передвиженія льдовъ, и ученые даже не стараются объяснить это явленіе. Такъ, до 1817 года, Баффиново море было постоянно загромождено льдами, но вдругъ, вслѣдствіе какого-то необъяснимаго движенія водъ, ледяныя горы были отброшены въ океанъ, причемъ большая ихъ часть обмелѣла у береговъ Ньюфаундлэнда. Съ той поры Баффиново море почти освободилось отъ льдовъ и сдѣлалось сборнымъ мѣстомъ всѣхъ китобоевъ.

– Слѣдовательно,– спросилъ Шандонъ,– съ того времени путешествія на сѣверъ представляютъ меньше затрудненій?

– Несравненно меньше. Но замѣчено также, что нѣсколько уже лѣтъ заливъ какъ-будто начинаетъ замерзать и даже грозитъ надолго сдѣлаться недоступнымъ для мореплавателей. Поэтому именно мы должны какъ можно дальше подвинуться впередъ, хотя при этомъ мы нѣсколько похожи на людей, подвигающихся въ невѣдомыхъ галереяхъ, двери которыхъ закрываются за идущими.

– Не посовѣтуете-ли мнѣ вернуться назадъ? – спросилъ Шандонъ, пристально глядя доктору въ глаза.

– Пятиться я никогда не умѣлъ, и если-бы даже намъ не суждено было возвратиться на родину, то я все-таки настаивалъ-бы на томъ, необходимо идти впередъ. Опѣшу однакожъ добавить, что намъ очень хорошо извѣстно, чему мы подвергнемся въ случаѣ необдуманныхъ съ нашей стороны дѣйствій.

– A вы, Гарри, какъ полагаете? – спросилъ Шандонъ у матроса.

– Я пошелъ-бы впередъ. Я одного мнѣнія съ докторомъ; впрочемъ, вы вольны дѣйствовать по собственному усмотрѣнію. Приказывайте, мы будемъ повиноваться.

– Не всѣ говорятъ такъ, Гарри,– продолжалъ Шандонъ,– не всѣ склонны повиноваться. A если экипажъ не захочетъ исполнять мои приказанія?

– Я высказалъ мое мнѣніе,– холодно отвѣтилъ Гарри,– потому что вы требовали этого. Но соображаться съ моимъ мнѣніемъ вы не обязаны.

Шандонъ ничего не отвѣтилъ. Онъ внимательно осмотрѣлъ горизонтъ и затѣмъ спустился съ горы.

XI. Чертовъ палецъ

Въ отсутствіе Шандона экипажъ производилъ различнаго рода работы, имѣвшія цѣлью предохранить бригъ отъ давленія громадныхъ ледяныхъ полянъ. Этимъ труднымъ дѣломъ занимались преимущественно Пэнъ, Клифтонъ, Больтонъ, Гриплеръ и Симпсонъ; кочегаръ и оба машиниста помогали своимъ товарищамъ;– какъ скоро машина не требовала ихъ присутствія, они дѣлались простыми матросами и должны были принимать участіе во всѣхъ работахъ, требовавшихся на бригѣ.

Но повиновались они не безъ ропота.

– Надоѣло мнѣ все это,– говорилъ Пэнъ,– и если черезъ три дня ледъ не тронется, то, клянусь Богомъ, я сложу руки и ни за что не примусь ни за какую работу!

– Сложивъ руки? переспросилъ Грипперъ. Не лучше-ли наоборотъ, работать ими хорошенько для того, чтобы имѣть возможность вернуться на родину? Не полагаешь-ли ты, что кому нибудь хочется зимовать здѣсь до слѣдующей весны?

– Да, плохая была-бы зимовка,– отвѣтилъ Пловеръ,– бригъ не защищенъ ни съ одной стороны.

– Да и кто знаетъ,– замѣтилъ Брентонъ,– будетъ-ли весною море болѣе свободнымъ отъ льдовъ, чѣмъ теперь?

– Рѣчь не о веснѣ,– отвѣтилъ Пэнъ. Развѣ мы станемъ ее ждать?! Сегодня четвергъ, и если въ воскресенье, утромъ, море не очистится, то мы отправимся на югъ.

– Дѣло! – вскричалъ Клифтонъ.

– Значитъ, идетъ? – спросилъ Пэнъ.

– Идетъ! – отвѣтили его товарища.

– И совершенно резонно,– продолжалъ Уэренъ,– потому что если ужъ надо убиваться и тянуть бригъ бичевою, то, по моему, лучше вести его назадъ.

– Увидимъ въ воскресенье,– сказалъ Уильстенъ.

– Пусть только мнѣ прикажутъ,– замѣтилъ Брентонъ,– за иной задержки не будетъ, я живой рукой растоплю машину.

– И безъ тебя растопимъ,– отвѣтилъ Клифтонъ.

– A если кто нибудь изъ офицеровъ пожелаетъ провести здѣсь зиму – что-жъ, онъ воленъ поступать, какъ ему заблагоразсудится,– замѣтилъ Пэнъ. Его преспокойно оставятъ здѣсь; онъ легко соорудитъ себѣ хижину изъ снѣга и заживетъ въ ней настоящимъ эскимосомъ.

– Ну, это не годится,– сказалъ Брентонъ. Никого не слѣдуетъ оставлять, слышите-ли? Я думаю, что Шандонъ и такъ легко согласится; видъ у него озабоченный, и если ему представятъ дѣло полегонько, исподоволь, то…

– Это, братъ, еще вилами писано,– возразилъ Пловеръ,– Шандонъ – человѣкъ крутой и порою даже упрямый. Пощупать его слѣдуетъ, это точно, только поосторожнѣй, съ опаскою.

– Какъ подумаешь, со вздохомъ связалъ Больтонъ,– черезъ мѣсяцъ мы можемъ быть уже въ Ливерпулѣ! Мы живо перемахнемъ полосу льдовъ. Въ началѣ іюня Дэвисовъ проливъ бываетъ свободенъ и намъ останется только спуститься въ Атлантическій океанъ.

– Не говоря уже о томъ,– отвѣтилъ осторожный Клифтонъ,– что, возвратившись съ Шандономъ и дѣйствуя подъ его личною отвѣтственностью, мы получимъ причитающіеся намъ паи и наградныя деньги. Вернись мы безъ него,– дѣло приметъ сомнительный оборотъ.

– Умныя рѣчи пріятно и послушать,– сказалъ Пловеръ. Клифтонъ разсуждаетъ какъ мудрецъ. Постараемся не ссориться съ адмиралтействомъ, и ни кого не оставимъ здѣсь,– это будетъ повѣрнѣе.

– A если офицеры не захотятъ слѣдовать за нами? – спросилъ Пэнъ, желавшій подбить товарищей на крайнія мѣры.

– Объ этомъ потолкуемъ въ свое время,– отвѣтилъ Больтонъ, впрочемъ, стоитъ только склонить на свою сторону Ричарда Шандона, а это, полагаю, не особенно трудно.

– A все-же кое-кого я оставлю здѣсь,– съ площадною бранью сказалъ Пэнъ,– хоть-бы онъ отгрызъ мнѣ руку.

– А, собаку!

– Да, собаку. Я скоро сведу съ нею счеты.

– Тѣмъ болѣе,– отвѣтилъ Клифтонъ, возвращаясь къ своей любимой темѣ,– что она одна виновата во всѣхъ нашихъ несчастіяхъ.

– Она околдовала насъ,– сказалъ Пловеръ.

– Привела къ ледянымъ горамъ,– подсказалъ Грипперъ.

– И нагромоздила на нашемъ пути такую массу льдовъ, какой никогда не видывали здѣсь въ эту пору,– добавилъ Уильстенъ.

– A на меня напустила глазную болѣзнь,– сказалъ Брентонъ.

– И отмѣнила выдачу джина и водки,– замѣтилъ Пэнъ.

– Всему она причиною!

– И вдобавокъ ко всему – она же капитанъ! – сказалъ Клифтонъ.

– Такъ погоди-же ты, окаянный капитанъ! – вскричалъ Пэнъ, котораго безумная злоба усиливалась по мѣрѣ того, какъ онъ говорилъ. Ты хотѣлъ побывать здѣсь, ну, такъ и оставайся здѣсь!

– Теперь самое удобное для этого время,– отвѣтилъ Клифтонъ. – Шандона нѣтъ на бригѣ; лейтенантъ спитъ въ своей каютѣ; туманъ настолько густъ, что Джонсонъ и не замѣтить насъ…

– A собака? – спросилъ Пэнъ.

– Спитъ подлѣ магазина съ углемъ,– отвѣтилъ Клифтонъ,– и если кто хочетъ…

– Это ужъ мое дѣло! – бѣшено закричалъ Пэнъ.

– Берегись, Пэнъ! Она перехватитъ зубами желѣзную по» лосу.

– Шевельнись только – и я распорю ей брюхо,– отвѣтилъ Пэнъ, взявъ въ руку свой ножъ.

И онъ бросился къ выходу въ сопровожденіи Уэрена.

Вскорѣ оба матроса возвратились, неся на рукахъ собаку, у которой крѣпко были связаны веревкою лапы и морда. Пэнъ и Уэренъ набросились на нее въ то время, когда она спала, и несчастное животное не могло спастись.

– Ура! молодчина Пэнъ! – вскричалъ Пловеръ.

– A теперь что ты намѣренъ дѣлать съ нею,– спросилъ Клифтонъ.

– Утопить; посмотримъ, удастся-ли ей вернуться назадъ,– съ свирѣпою улыбкою отвѣтилъ Пэнъ.

Въ двухстахъ шагахъ отъ брига находилась отдушина тюленя, нѣчто въ родѣ круглаго отверстія, которое это земноводное прогрызаетъ зубами, притомъ, всегда изнугри наружу. Отверстіемъ этимъ тюлень выходитъ на ледъ, чтобы подышать воздухомъ и не позволяетъ отдушинѣ замерзнуть, такъ какъ, по особенному устройству своихъ челюстей, тюлень не можетъ прогрызть отверстіе снаружи во внутрь, чтобы, въ случаѣ опасности, скрыться отъ своихъ враговъ.

Пэнъ и Уэренъ направились къ этой отдушинѣ и, не взирая на энергическое сопротивленіе собаки, безжалостно бросили ее въ воду, заложивъ отверстіе большою льдиною, не позволявшею догу выйти наружу, такъ что животное было плотно закупорено въ своей ледяной тюрьмѣ.

– Счастливаго пути, г. капитанъ! – вскричалъ грубый матросъ.

Нѣсколько минутъ спустя, Пэнъ и Уэренъ были на бригѣ. Джонсонъ ничего не замѣтилъ; туманъ сгущался вокругъ брига, начиналъ падать сильный снѣгъ.

Черезъ часъ Ричардъ Шандонъ, докторъ и Гарри возвратились на Forward.

Они замѣтили на сѣверо-востокѣ свободный проходъ, Шандонъ рѣшился воспользоваться имъ и сдѣлалъ соотвѣтствующія распоряженія. Экипажъ, повидимому, повиновался довольно охотно, желая убѣдить Шандона въ невозможности дальнѣйшаго движенія впередъ. Впрочемъ, втеченіе трехъ дней матросы готовы были повиноваться.

Почти всю ночь и на слѣдующій день работа пилами и тяга бичевою производились дружно; Forward на двѣ мили подвинулся къ сѣверу и 18-го числа находился въ виду материка, въ пяти или шести кабельтовыхъ отъ утеса, которому вслѣдствіе его странной формы, дано названіе Чортова пальца.

Въ этомъ мѣстѣ суда Prince Albert въ 1851 году и Advance, втеченіе нѣсколькихъ недѣль были затерты льдами.

Странная форма Чортова пальца, пустынная и печальная мѣстность, громадныя скопленія ледяныхъ горъ, изъ которыхъ иныя имѣли болѣе трехсотъ футовъ высоты, трескъ льдинъ, зловѣще повторявшійся эхомъ, все это дѣлало положеніе брига крайне опаснымъ и вмѣстѣ съ тѣмъ печальнымъ. Шандонъ сознавалъ, что Forward необходимо вывести изъ этой мѣстности и отправиться дальше. По его разсчету, черезъ двадцать четыре часа можно будетъ подвинуться еще на пять миль. Шандонъ чувствовалъ, что его начинаетъ одолѣвать страхъ; фальшивое положеніе, въ которомъ онъ находился, парализировало его энергію. Повинуясь своимъ инструкціямъ и подвигаясь впередъ, онъ подвергалъ бригъ чрезвычайной опасности; тяга бичевою окончательно истомила экипажъ; для того, чтобы во льду, обыкновенно имѣвшемъ отъ четырехъ до пяти футовъ толщины, прорубить каналъ длиною въ двадцать футовъ, требовалось болѣе трехъ часовъ; здоровье начинало измѣнять экипажу. Молчаніе и необычайное усердіе матросовъ изумляли Шандона, но онъ опасался, что это затишье служитъ только предвѣстникомъ близкой бури.

Каково-же были изумленіе, досада и даже отчаяніе Шандона, когда онъ замѣтилъ, что, вслѣдствіе незамѣтнаго движенія ледяныхъ полянъ, Forward, въ ночь съ 18 на 19 число, лишился всего, что онъ пріобрѣлъ цѣною такихъ трудовъ!

Въ субботу, утромъ, онъ находился, но еще въ болѣе критическомъ положеніи, въ виду того-же грознаго Чортова пальца. Число ледяныхъ горъ увеличилось; подобно призракамъ, носились онѣ среди тумановъ, пугая суевѣрныхъ матросовъ.

Шандонъ окончательно растерялся, страхъ завладѣлъ сердцемъ этого мужественнаго человѣка. Онъ узналъ о гибели собаки, но наказать виновныхъ не рѣшился, опасаясь вызвать на бригѣ возмущеніе.

Весь день погода стояла ужасная; бригъ заволакивало непроницаемою пеленою снѣга. Повременамъ ураганъ приподнималъ завѣсу тумановъ и Чортовъ палецъ, высившійся подобно привидѣнію, по направленію къ материку, представлялся тогда въ грозномъ величіи устрашеннымъ взорамъ экипажа.

Forward забросилъ якорь на одну большую льдину, такъ какъ ничего другаго не оставалось дѣлать. Мракъ до того усилился, что рулевой не могъ видѣть Джемса Уэлля, стоявшаго на вахтѣ.

Ураганъ удвоилъ свою ярость; среди волнуемыхъ бурнымъ вѣтромъ тумановъ, Чортовъ палецъ разросся, казалось, до ужасающихъ размѣровъ.

– Господи! – съ ужасомъ вскричалъ Симпсонъ.

– Что такое? – спросилъ Фоверъ.

Со всѣхъ сторонъ тотчасъ раздались крики: '

– Насъ раздавитъ!

– Мы гибнемъ.

– Г. Уэлль! г. Шандонъ!

– Мы пропали!

– Г. Шандонъ! г. Шавдовъ! – кричали одновременно всѣ стоявшіе на вахтѣ.

Уэлль бросился къ кормѣ; Шандонъ, въ сопровожденіи доктора, выбѣжалъ на палубу и осмотрѣлся вокругъ себя.

Въ просвѣтѣ тумана Чортовъ палецъ, казалось, быстро приближался къ бригу; онъ страшно увеличился въ размѣрахъ, на его вершинѣ покачивался на своемъ основаніи другой опрокинутый конусъ. Онъ грозилъ раздавить судно своею громадною массою, раскачивался изъ стороны въ сторону и готовъ былъ рухнуть въ море. Каждый подался назадъ; многіе изъ матросовъ побросались съ брига на ледъ.

– Ни съ мѣста! – грозно крикнулъ Шандонъ.

– Не бойтесь, друзья мои,– уговаривалъ со своей стороны докторъ; – нѣтъ никакой опасности. Посмотрите, Шандонъ, посмотрите Уэлль: это миражъ – и больше ничего!

– Вы правы докторъ,– отвѣтилъ Джонсонъ. Эти темные люди испугались тѣни.

Послѣ сказаннаго докторомъ, большая часть матросовъ возвратились къ своимъ мѣстамъ и, переходя отъ ужаса къ изумленію, не могли надивиться странному феномену, который не замедлилъ однако вскорѣ исчезнуть.

– Ишь ты! Они называютъ это миражемъ! – сказалъ Клифтонъ. Но повѣрьте, ребята, дѣло не обошлось тутъ безъ нечистой силы!

– Это ты вѣрно! – отвѣтилъ Грнпперъ.

Въ просвѣтѣ тумана, Шандонъ замѣтилъ большой свбоюдный отъ льдовъ каналъ, существованія котораго онъ даже и не подозрѣвалъ. Казалось, теченіе относило бригъ отъ береговъ, и Шандонъ не преминулъ воспользоваться этимъ обстоятельствомъ. Людей разставили по обоимъ сторонамъ канала, подали имъ дерлиня (веревки) и экипажъ бичевою повелъ бригъ на сѣверъ.

Втеченіе многихъ часовъ матросы работали усердно, хотя и молча. Шандонъ приказалъ развести пары, желая воспользоваться столь кстати открытымъ каналомъ.

– Чрезвычайно счастливое обстоятельство,– сказалъ онъ Джонсону,– и если намъ удастся пройти еще нѣсколько миль, то всѣ наши невзгоды кончатся. Брентонъ, усильте огонь; какъ скоро пары достигнутъ надлежащаго давленія, скажите мнѣ. A пока, экипажъ долженъ удвоить свои усилія. Матросы хотятъ уйти подальше отъ Чортова пальца, и прекрасно, воспользуемся ихъ добрымъ намѣреніемъ.

Вдругъ бригъ остановился.

– Въ чемъ дѣло? – спросилъ Шандонъ. Уэлль, неужели лопнули перлиня?

– Нѣтъ,– сказалъ Уэлль, наклоняясь надъ бортомъ. Эге! – да матросы бѣгутъ назадъ, взбираются на бригъ! Повидимому, они страшно перепуганы.

– Что это значитъ? – вскричалъ Шандонъ, направляясь въ носу судна.

– На бригъ, на бригъ! – кричали матросы.

Шандонъ взглянулъ на сѣверъ – и невольно вздрогнулъ. Какое-то животное, высунувъ дымящійся языкъ изъ огромной пасти, большими прыжками неслось въ ста саженяхъ отъ брига. Ростомъ оно было, повидимому, въ двадцать футовъ; шерсть на немъ стояла щетиною; оно преслѣдовало матросовъ, повременамъ останавливалось и своимъ хвостомъ въ десять футовъ длиною взметывало цѣлые клубы снѣга.

– Это медвѣдь! – вскричалъ одинъ матросъ.

– Морское чудовище!

– Апокалипсическій левъ!

Шандонъ побѣжалъ въ каюту за своимъ постоянно-заряженнымъ ружьемъ; докторъ тоже схватился за карабинъ, гоговясь выстрѣлить въ звѣря, величиною своею напоминавшаго допотопныхъ животныхъ!

Между тѣмъ чудовище приближалось громадными прыжками. Шандонъ и докторъ выстрѣлили одновременно и выстрѣлы ихъ, приведя въ сотрясеніе слои атмосферы, произвели неожиданное дѣйствіе.

Докторъ внимательно сталъ всматриваться и захохоталъ.

– Рефракція,– сказалъ онъ.

– Рефракція! – вскричалъ Шандонъ.

Но крикъ ужаса, раздавшійся на палубѣ, прервалъ ихъ слова.

– Собака! – воскликнулъ Клифтонъ.

– Собака-капитанъ! – повторили его товарищи.

– Собака! Проклятая собака! – вскричалъ Пэнъ.

Дѣйствительно, то былъ Капитанъ. Онъ разорвалъ веревки, которыми былъ связанъ, и вышелъ на ледъ другимъ отверстіемъ. Преломленіе лучей свѣта, какъ это часто случается въ полярныхъ широтахъ, придало ему громадные размѣры, исчезнувшіе отъ сотрясенія воздуха. Какъ бы то ни было, но случай этотъ произвелъ дурное впечатлѣніе на матросовъ, съ трудомъ допускавшихъ, чтобы странное явленіе могло быть объяснено чисто-физическими причинами. Чортовъ палецъ, появленіе собаки при какихъ-то загадочныхъ обстоятельствахъ, все – это окончательно сбило ихъ съ толку. Экипажъ началъ роптать.