Книга украденных детей. Американская история преступления, которое длилось 26 лет

Каждый день я сажусь за изучение записей, которые мне прислали усыновленные дети, пытаясь разобрать выцветший шрифт, вглядываясь в паучью подпись Танн, представляя, что чувствовали родители – родные и приемные. Вот и сейчас я беру очередную папку и погружаюсь в новую историю.

Я читаю, и у меня болит сердце.

Глава 4
Подсказки из урока естествознания
«Мы ждали этого звонка много лет»

НОРА РУТ МИЛЛЕР – ДОЧЬ ПАСТОРА, школьная учительница из Огайо. Во время Второй мировой войны она переезжает в Мичиган и поступает работать на завод боеприпасов, чтобы помогать фронту.

Такой поступок вполне соответствует ее убеждениям, однако с этого момента жизнь Норы сделала резкий поворот в направлении, которого она никак не планировала. В двадцать шесть лет Нора беременеет от директора завода.

Этот человек старше ее почти вдвое, и он не собирается жениться на ней. А Нора не хочет выходить за него замуж.

Она возвращается домой в Огайо и рассказывает обо всем своей матери и тете. Все трое соглашаются с тем, что отцу-проповеднику вовсе не обязательно знать, что произошло. Стигматизация внебрачных детей слишком сильна, осуждение со стороны общества может оказаться слишком суровым. Это как раз та часть реальности, которая обеспечивает топливом машину усыновления Джорджии Танн.

Нору отправляют в Мемфис, где она будет жить со своей тетей, матерью годовалого ребенка, пока не родится ее собственный малыш. История, которую они рассказывают всем, включая отца Норы, заключается в том, что она едет в Теннесси, чтобы помогать тете с младенцем.

Последние пару месяцев своей беременности Нора живет в пансионате для незамужних матерей. 18 апреля 1944 года на свет появляется ее дочь. Нора не хочет отказываться от ребенка, но не знает, как оставить девочку у себя.

В результате малышку отправляют в приемное отделение приюта Джорджии Танн в Мемфисе, а затем перевозят в Нашвилл и держат в местном отделении ОДДТ в течение нескольких недель. Согласно существующим правилам, младенца нельзя отдать на усыновление в том городе, где он родился. С другой стороны, в империи Танн давно научились игнорировать законы, так что дети, родившиеся в Мемфисе, чаще всего оставались там до встречи с приемными родителями. Причина, по которой новорожденного ребенка Норы отправили в Нашвилл, до сих пор неясна.

Живущие неподалеку супруги Нельсоны, с нетерпением ожидающие своей очереди на усыновление ребенка, получают долгожданное сообщение. Их будущая приемная дочь переведена в приют для сирот в Нашвилле. Домохозяйка Луиза и бухгалтер Дойл в восторге, но им не разрешают забрать девочку сразу. Вместо этого Луизе позволяют в течение шести недель навещать младенца.

Диана родилась в Мемфисе, но была переведена в детский дом в Нашвилле. Ее приемная мать полтора месяца навещала ее, пока ей не разрешили забрать девочку домой.

Наконец малышка, которой дают новое имя – Линда Диана, – переезжает в свой новый дом.

Дом, где ее приемные родители хранят еще одну тайну.

Диана

«МОИ РОДИТЕЛИ НИКОГДА НЕ РАССКАЗЫВАЛИ МНЕ о том, что меня удочерили».

Эти слова принадлежат Линде Диане Пейдж, 74-летней женщине, с которой мы общаемся.

Диана, которая решила отказаться от имени Линда еще в старших классах школы, не сможет присутствовать на нашей встрече в Мемфисе, поэтому она делится своей историей по телефону. Диана – инженер на пенсии, я чувствую в ней интеллигентного, образованного собеседника, не скрывающего своей грусти.

«Думаю, моя биологическая мать никогда не видела меня, – говорит Диана. – Боялась, что, только взглянув на дочь, уже не сможет от нее отказаться… Она хотела оставить меня, но не собиралась выходить замуж за моего отца. Получается, что у нее просто не было другого выхода».

Книжный клуб при христианской церкви, которую посещает Диана в Нашвилле, выбрал книгу Лизы «Пока мы были не с вами» для предстоящего обсуждения. «Пара моих хороших подруг в этом книжном клубе знают всю мою историю», – говорит она. Тем не менее Диана не была уверена, что готова обсудить это со всей группой сразу.

«Я никогда не пыталась скрыть это от кого бы то ни было… Я не отрицаю своего прошлого, но и не выставляю его напоказ». Она колеблется. «Мои приемные родители дали мне хорошую жизнь. Я росла избалованным ребенком. Ходила на уроки танцев, носила самую красивую одежду и училась в Вандербильтском университете».

Когда имя Дианы появилось в коротком списке усыновленных детей, переданным мне одним из организаторов встречи, я связалась с ней и рассказала о нашем желании задокументировать историю Общества детских домов Теннесси. Я обещала не настаивать, если она не захочет давать интервью. Диана связалась со мной лишь через несколько дней. Сначала она посоветовалась со своими дочерями. «Когда я получила ваше электронное письмо, я поговорила со всеми тремя, потому что знала, что это повлияет и на них», – объяснила она.

Реакция дочерей удивила Диану. Оказалось, что они хотят узнать как можно больше об этой истории. О том, что скрывается в том числе и за их прошлым.

ПО МЕРЕ ВЗРОСЛЕНИЯ ДИАНА ЗАДУМЫВАЕТСЯ ВСЕ СИЛЬНЕЕ. Она чувствует какое-то несоответствие в своей жизни, но никак не может понять, в чем именно оно заключается.

В подростковом возрасте девушка решает, что на самом деле Луиза и Дойл приходятся ей бабушкой и дедушкой, поскольку они намного старше родителей ее сверстников. «Какое-то время я думала, что это так… Мне казалось, что я смотрю фильм, но вижу только то, что происходит в центральной части экрана. Но всегда за кадром оставалось что-то, чего я никак не могла разглядеть».

Свое главное открытие она делает в пятнадцать лет. Во время одного из уроков биологии в средней школе Нашвилла Диана вдруг понимает, что не может быть родной дочерью людей, с которыми у нее нет определенных общих генетических черт. Возраст родителей по-прежнему вызывает у нее множество вопросов. Отец и мать всегда уклоняются от разговоров на эту тему, но при этом водят знакомство в основном с бабушками и дедушками ее друзей. «Я была единственным ребенком в семье. И мои родители были гораздо старше других», – говорит она.

Из-за нежелания матери говорить на определенные темы Диана начинает подозревать, что от нее что-то скрывают. «Были сомнения… в вещах, про которые моя мать не хотела со мной говорить». Излишнее любопытство девочки приводит к ссорам. «У меня был детский альбом, – вспоминает Диана. – Раньше я никогда не обращала на него особого внимания». Но теперь альбом вызывает ее живой интерес. «Я знала, что в нем хранилось мое свидетельство о рождении, поэтому решила на него взглянуть». На следующий день она задает матери прямой вопрос: «Ты когда-нибудь была в Мемфисе?»

«Нет, никогда».

«Тогда почему в моем свидетельстве о рождении говорится, что я родилась в Мемфисе?»

Но мать только отмалчивается в ответ.

Годы идут, здоровье приемной матери Дианы ухудшается, и это вызывает закономерные вопросы о семейной истории болезней. Сама Диана в это время уже замужем и имеет собственных дочерей, одна из которых тоже не слишком здорова. Диане нужны ответы. В детстве она была близка с четырьмя своими троюродными братьями и сестрами. Однажды она спрашивает свою тетю: «Меня удочерили?»

Та отвечает уклончиво: «Насколько мне известно, ты не приемный ребенок».

Но один из двоюродных братьев, которому уже за сорок, открывает ей всю правду: «Я всегда знал, что тебя удочерили, просто моя семья поклялась никому об этом не рассказывать».

Приемные тетя и дядя жили недалеко от приюта в Нашвилле, и их дети часто играли с ожидающими усыновления детьми. «Мои тетя и дядя знали об этом, – говорит Диана. – Моя старшая двоюродная сестра рассказала мне, что мама и бабушка несколько раз приезжали навестить меня в приюте и приносили одежду, которую мама сама шила для меня. А потом, когда мне исполнилось два месяца, меня отдали им насовсем».

Ее приемный отец Дойл, который солгал о своем возрасте, чтобы облегчить процесс удочерения, умер к тому времени, когда Диана узнала правду. «Все говорили, что папа хотел мне рассказать об этом, – вспоминает Диана. – А маме я призналась, что очень бы хотела узнать обо всем раньше».

«Я не хотела, чтобы ты думала, что с тобой что-то не так и что кто-то бросил тебя», – объяснила ей мать. Во времена Танн так отвечали все любящие приемные родители, не желавшие, чтобы история с усыновлением всплыла на поверхность. Причин для сохранения тайны было предостаточно – от опасения за эмоциональное здоровье детей до страха, что, как только ребенок узнает правду, он предпочтет вернуться к биологической матери.

Приемный отец Дианы, запечатленный на этой фотографии, хотел рассказать дочери правду, но ее мать всегда была против.

Диана не любит секретов. В 1990-х годах она уже числится в списке ожидания тех, кто хочет получить доступ к архивам приюта Теннесси. «Когда Теннесси открыли архив, – говорит она, – я тут же направила им запрос. Дождалась своей очереди. Хотела получить документы как можно скорее. Что меня действительно интересовало, так это моя генетическая история».

Среди прочих деталей она узнает, что ее биологическая мать, Нора, вышла замуж через пару лет после рождения Дианы, но не смогла больше иметь детей. К сожалению, она умерла задолго до того, как Диана начала ее разыскивать, но при этом сама всю жизнь искала свою дочь. Когда Диана говорит об этом, ее голос смягчается.

Чуть позже Диана знакомится со своей двоюродной бабушкой Зельдой, с которой ее мать жила, пока была беременна. «Теннесси предоставил мне информацию о моем рождении, и я просто залезла в интернет и нашла ее телефон. Потом я позвонила и спросила: «Прошу прощения за беспокойство, но нет ли у вас племянницы по имени Нора? Я думаю, она могла бы быть моей матерью».

Зельда, которой на тот момент было около восьмидесяти, тут же ответила: «Мы ждали этого звонка много лет».

Диана описывает свой разговор с двоюродной бабушкой так: «Мы поговорили несколько минут – я понимала, что для нее это был шок». Женщины обменялись контактами, и Зельда отправила Диане фотографии ее биологической матери. «Они жили во Флориде, их дочь позвонила нам и позвала в гости. Мы с мужем просто сели в машину и поехали. Они оказались действительно хорошими людьми».

Они встретились в небольшом ресторане прямо на автомагистрали, а затем новые родственники пригласили Диану и ее мужа к себе домой.

Вернувшись, Диана рассказала своим детям о поездке и о «семье, которая у них была». После чего у дочерей Дианы появилось желание заглянуть еще глубже. «Девочки захотели узнать больше о моем родном отце и о том, почему он не нравился моей матери. Сомневаюсь, что кто-нибудь из его родственников вообще знал о моем существовании», – признается она. Сама она пока еще не была готова открывать эту дверь.

И все же подтверждение факта удочерения стало для Дианы ключом к разгадке многих тайн, в которых ей всегда хотелось разобраться. Так, например, одна из ее дочерей отличалась от других – всегда выбивалась из ритма, по словам Дианы. Ее характер с самого рождения ставил окружающих в тупик. «В кого она пошла? – спрашивали друг друга Диана и ее муж. – Откуда у нашей дочери такие гены?»

Скорее всего, от Норы.

«Очевидно, моя биологическая мать всегда поступала так, как считала нужным. И теперь дочь была рада узнать, от кого она унаследовала свой характер. Она пришла в полный восторг, когда выяснилось, откуда у нее появилась эта черта».

Чтобы замкнуть цепочку страданий, дочь Дианы назвала свою новорожденную девочку Норой. «Мне тоже понравилась эта идея», – говорит Диана.

Все они были бы рады познакомиться с Норой лично.

Впрочем, они и так смогли выстроить этот мостик между поколениями одной семьи – через передаваемые друг другу черты характера, стремление к независимости и схожие имена.

Безымянные

Во время своих интервью я часто спрашиваю людей о том, известно ли им, как они получили свои имена. Имена несут в себе силу, любовь и возможность заглянуть в прошлое.

Например, самое распространенное имя в моей семье – Росс. И оно дается не в честь какого-то знатного и зажиточного предка, а в честь наемного работника, трудившегося на ферме моих бабушки и дедушки в Арканзасе. Росс. Второе имя моего отца, моего старшего брата, его сына, двоюродного брата и его сына. Я даже дала это имя герою в одном из моих романов.

Меня могли бы звать Грейс, но моя мать вышла замуж за человека по фамилии Пейс. К счастью, она вовремя поняла, что такая рифма вряд ли пойдет мне на пользу. Вместо этого мой семилетний брат назвал меня Джуди Энн^[3]. Каждый раз звучание собственного имени как будто переносит меня в 1940–1950-е годы. По сей день я спрашиваю себя: разве можно позволять семилетнему ребенку присваивать имена новорожденным?

Родители Лизы тоже долго спорили из-за ее имени. «Я почти стала Стейшей или Стейси, – говорит она. – Когда я об этом думаю, это вызывает в моей душе совершенно иные ощущения. Какой была бы моя жизнь с таким именем?»

Одна из самых печальных вещей, с которой ты сталкиваешься при знакомстве с усыновленными детьми, заключается в том, что каждому из них при рождении давали имя – иногда семейное, передававшееся из поколения в поколение. Но в момент усыновления это имя заменяли на другое. Один судья из Мемфиса настаивал на том, чтобы детям разрешали оставлять свои настоящие имена, но Джорджия Танн одержала в этой битве верх. Новые имена затрудняли отслеживание ребенка и как бы подтверждали тот факт, что у него нет прошлого.

Как трогательно, что внучка Дианы носит имя своей давно потерянной прабабушки Норы. Это имя хранит память о ней и отдает дань уважения.

Между тем до встречи остается всего три недели, и мне не терпится услышать истории, скрывающиеся за именами, которые я пока видела только в письмах, полученных по электронной почте. За каждым из них стоит что-то особенное.

Глава 5
Все ответы в твоей ДНК
«Сначала я подумал, что это ошибка»

МОЛОДАЯ ЖЕНЩИНА ПО ИМЕНИ ВЕРА МЭЙ с младенцем на руках заходит в аптеку маленького городка на западе Теннесси. Она говорит фармацевту, что не может позволить себя оставить ребенка, и спрашивает, не знает ли он кого-то, кто может им заинтересоваться. Мальчика зовут Джон Стивен.

Дороти и Билл Гибсоны из городка по соседству давно мечтают о ребенке. Каким-то образом (детали так навсегда и останутся в секрете) они связываются с отчаявшейся молодой женщиной. Возможно, Дороти и Билл сами в тот день находились в аптеке и услышали предложение несчастной матери. Или фармацевт, знакомый с их ситуацией, сообщил им об этом. Так или иначе, если они поторопятся, то смогут практически сразу стать родителями.

Дороти и Билл забирают своего приемного сына и называют его Гленном. Датой его рождения считается 4 сентября 1934 года, хотя в момент передачи никто толком не знает его возраста.

Десять лет спустя Вера Мэй, которая снова готовится стать матерью, совершает путешествие длиною в сотню километров, направляясь прямиком в Общество детских домов Теннесси для подготовки к родам. Очевидно, ее планы относительно второго ребенка отличаются от прежних: ясно, что в аптеку она его не отдаст.

17 апреля 1944 года, через четыре дня после прибытия Веры Мэй в Мемфис, в больнице при католической церкви Святого Иосифа на свет появилась Тереза Селеста. Буквально сразу же новорожденную, в сопровождении сотрудника ОДДТ и с благословения Джорджии Танн, доставляют в семью, проживающую за пределами штата.

Новые родители, Сара и Карл Киплинг, живущие в Нью-Йорке, как и многие приемные родители, имеют свои выходы на ОДДТ. Мать Карла, воспитательница в детском саду в Алабаме, дружит с социальным работником приюта в Теннесси. Она и рассказывает им о Джорджии Танн, которая, как известно, готова обойти любые законы и правила усыновления… в обмен на соответствующее вознаграждение.

В письме к Танн Сара просит подобрать для них здорового ребенка крепкого телосложения. И признает существование потенциальной проблемы: «Несмотря на то что мы с мужем принадлежим к разным конфессиям, это никак не повлияло на наше семейное счастье. Мы готовы дать ребенку надлежащее религиозное воспитание в еврейских традициях, поскольку это является моей религией, и мой муж полностью согласен с этим. При этом религиозное происхождение ребенка нас совершенно не волнует».

«Мы бы очень хотели усыновить крепкую и здоровую новорожденную девочку».

ИЗ ПИСЬМА ПРИЕМНОЙ МАТЕРИ БЕСС К ДЖОРДЖИИ ТАНН, 11 ДЕКАБРЯ 1943

Такие мелочи не волнуют и сам приют. Там с радостью принимают тысячу долларов (четырнадцать тысяч в пересчете на современные деньги) в обмен на Терезу Селесту. Танн пишет Киплингам о «процедуре перевозки детей в другие штаты» и объясняет, что «ребенок будет передан в ваш дом на испытательный срок в один год, в течение которого вы можете вернуть его обратно, если сочтете не отвечающим вашим требованиям». Танн обманывает Сару и Карла, говоря, что биологическая мать младенца – молодая девушка, которая не может оставить ребенка. В реальности матери уже почти сорок, дома ее ждут четверо детей, и еще троих она уже передала на усыновление. Киплинги, как и другие приемные родители, ничего об этом не знают. Они на седьмом небе от счастья и души не чают в милой дочурке, которую называют Бесс Эллен.

Однако вскоре им придется невольно стать персонажами весьма запутанного сюжета.

НАЧНЕМ С ТОГО, ЧТО НИКАКОЙ ВЕРЫ МЭЙ не существует. Настоящее имя женщины, которая оставила своего маленького сына в аптеке, – Элси Клара. Это ее первый шаг в долгой истории отказа от собственных детей. В общей сложности на усыновление будут переданы четверо ее детей, трое из которых отправятся прямиком в детский приют Джорджии Танн: дочь, родившаяся в 1938 году, еще один сын, появившийся на свет в 1940 году, и, наконец, Тереза Селеста, родившаяся в 1944 году. Эти четверо детей будут разбросаны по всей стране. А их три сводных брата и сводная сестра останутся с Элси Клара. Самый младший младенец умрет, едва родившись. Семья зарабатывает на жизнь фермерством, но живет очень бедно.

Итак, четверо детей брошены, и еще четверо остались. Однажды усыновленные дети зададутся вопросом, не делала ли их родная семья бизнес на продаже младенцев Танн?

Возможно, Элси Клара попала в поле зрения Танн в тот самый день, когда она впервые вошла в аптеку и объявила о том, что хочет кому-нибудь передать ребенка. Был ли Джон Стивен первым из детей, о котором узнали в Обществе детских домов Теннесси? Может быть, семья Элси была внесена в особый список для наблюдения? Или ей предложили сделку по покупке будущих детей? Какими бы ни были причины и мотивы матери, родные братья и сестры оказались разделены.

Чтобы собрать их всех вместе, потребуется один решительный подросток, текст ДНК и вмешательство высших сил.

Бесс

КОГДА Я СВЯЗЫВАЮСЬ С 74-ЛЕТНЕЙ БЕСС Уинтерс, организация встречи приемных детей уже идет полным ходом. Она очень хочет приехать в Мемфис, где по ее семье был нанесен такой сокрушительный удар. Однако пенсия медсестры очень невелика, так что Бесс, живущая в северной части штата Нью-Йорк, не может позволить себе такую поездку. Несмотря на это, ей не терпится рассказать о своих многолетних отчаянных попытках отыскать сестру и двух братьев.

Приемная семья обеспечила Бесс безбедное детство, наполненное бродвейскими спектаклями, поездками на Кубу и в Калифорнию и путешествиями на поезде через Скалистые горы. «Где мы только не побывали», – говорит она и тут же признается, что с радостью променяла бы все это на жизнь вместе с родными братьями и сестрами. «Я бы отдала свою правую руку, чтобы жить вместе с ними».

История Бесс – яркий пример борьбы с превратностями судьбы. И еще это напоминание о том, как деятельность Танн повлияла не только на жизни самих усыновленных детей, но и на последующие поколения. «Я знаю, сколько преступлений совершила эта женщина», – говорит Бесс во время телефонного интервью.

Она и впрямь очаровательна, энергична и рассказывает о своих родных братьях и сестрах с волнением и любовью. Их связь – редчайший дар и благословение на этом этапе жизни. «У меня на руках есть все необходимые документы», – говорит она мне.

«Все восхищаются ее золотым характером и лучезарной улыбкой… Я уверена, что во мне говорит не только материнская гордость за своего ребенка. Она замечательная. Позвольте нам еще раз поблагодарить вас за счастье, которое вы нам подарили».

ИЗ ПИСЬМА ПРИЕМНОЙ МАТЕРИ БЕСС К ДЖОРДЖИИ ТАНН, 24 ОКТЯБРЯ 1944

Несколько дней спустя я нахожу в своем почтовом ящике конверт из плотной бумаги. В нем не только ксерокопии, но и оригиналы. Я чувствую себя польщенной доверием Бесс и медленно вынимаю из конверта один листок за другим. Письма ее приемной матери Танн. Постановление об удочерении. Объявление, которое Бесс когда-то разместила в газете Нашвилла в попытке отыскать своих братьев и сестер.

Тогда объявление не дало никаких зацепок. Пройдут годы, прежде чем подсказки придут к Бесс совершенно иным путем. Братья и сестры, живущие в разных семьях по прихоти Танн, останутся разлученными до той поры, пока на сцене не появится еще один брат, о существовании которого они не подозревали.

Мурашки бегут у меня по спине, когда Бесс рассказывает мне свою историю. Она прочитала роман «Пока мы были не с вами», фотография на обложке книги напомнила ей о сестре. В романе есть момент, когда разлученные сестры наконец встречаются. «Это было так, будто Лиза писала о нашей семье, – признается Бесс. – Джорджия Танн… она была ужасным человеком. Она разрушила так много семей».

Бесс, конечно же, не могла предположить, насколько странным окажется ее путешествие по жизни. Начало этого путешествия сохранилось в большом конверте с документами, который она прислала мне по почте. В конверте были письма от Танн с четкими указаниями: отправить на ее имя сто сорок восемь долларов в качестве покрытия расходов на переезд и подготовку к удочерению Бесс. «Пожалуйста, подготовьте чек на имя мисс Джорджии Танн и отметьте его как «Транспортные расходы», – пишет Танн в 1944 году. Сегодня эта сумма составила бы около двух тысяч долларов.

Приемная мать Бесс, Сара, регулярно отправляет Танн длинные письма, написанные изящным почерком. С их страниц веет восторгом и любовью, которую она испытывает к своей маленькой дочери. «Все считают ее красивой – не думайте, что это только наше родительское мнение. Еще раз спасибо вам за нее. Мы, безусловно, любим ее и будем к ней добры».

В то же время в переписке Сара упоминает о неких юридических документах, что свидетельствует о тревоге и подозрительности, лежащих в основе ее общения с Танн. «Мы так и не получили никаких юридических документов, подтверждающих факт удочерения, – может, они все-таки важны? Если да, то должны ли мы предпринять какие-либо дополнительные шаги?»

Следующее письмо содержит в себе отголоски реалий военного времени наряду с желанием матери как можно больше узнать о ребенке, которого она усыновила. Как всегда, оно начинается со слов благодарности за «нашего замечательного ребенка. Она такая милая и добрая. Нам, конечно, очень повезло». Затем Сара переходит к пересказу последних новостей: вызванный к малышке врач попросил предоставить информацию обо всех анализах и осмотрах, проведенных при рождении.

«Я была бы вам очень признательна, если бы вы направили нам всю необходимую информацию. Кроме того, не могли бы вы прислать какое-нибудь подтверждение ее рождения или любые документы, касающиеся ее, чтобы я смогла получить продовольственную книжку. В местном муниципалитете ее не выдают без свидетельства о рождении, больничной выписки или любого другого документа, который бы доказывал, что она моя дочь. Мне нужно получить красные купоны на сгущенное молоко и синие – на овощи».

Танн направляет Саре всю необходимую информацию, и та быстро пишет в ответ: «Я уже получила ее продовольственные книжки». Когда Танн получит это письмо, она нацарапает внизу страницы, обращаясь к неизвестному социальному работнику: «Пожалуйста, поблагодарите за письмо и скажите, что я уехала из города в отпуск, но пусть обязательно держат нас в курсе событий».

Заверения о воспитании ребенка в еврейских традициях, о которых Сара писала Танн в другом письме, не оправдались. Пара не отличается особой религиозностью, в семье празднуют как христианские, так и еврейские праздники, и в конце концов Бесс становится католичкой.

Однако Танн беспокоят более серьезные проблемы. В декабре 1944 года она связывается с Киплингами и сообщает о грядущих изменениях в законах Теннесси об усыновлении. «Мы считаем, что было бы целесообразно завершить все юридические процедуры как можно раньше», – пишет она.

Впрочем, уточняет Танн, все это будет сделано только в том случае, если «ребенок, который на данный момент проживает в вашем доме, полностью соответствует всем требованиям и желаниям». Процедура по удочерению может быть завершена социальным работником ОДДТ, который специально для этого приедет в Нью-Йорк, пишет Танн – по ее словам, суд штата Теннесси с пониманием относится к «чрезвычайному военному положению и трудностям, связанным с путешествиями с детьми». Затем Танн просит выписать на ее имя чек на сумму в 160,68 долларов (или две тысячи триста долларов в переводе на современные деньги) с пометкой «На транспортные и судебные расходы». Киплинги, во всем доверяющие Танн, не поедут ни в Теннесси, ни в суд в Нью-Йорке.

Бесс было всего пять или шесть лет, когда она впервые спросила мать, не удочерили ли ее. «Я была любознательным ребенком. И заметила, что у всех моих двоюродных братьев и сестер черные волосы», – объясняет она.

«Нет», – ответила ей Сара.

Однако девочка упорствует, недоумевая, почему она не похожа ни на кого в их семье.

Тогда ее мать делает вид, что капитулирует: «Да, мы тебя удочерили».

Бесс жутко расстраивается, и Сара идет на попятную, пытаясь обратить все в шутку.

Этот разговор наглядно иллюстрирует, какая путаница царила в воспитании Бесс. Ее жизнь была полна материальных благ, но не меньше в ней было вопросов без ответов. Частично правду она узнает, когда ей будет уже за тридцать. Именно в этом возрасте она столкнется с другими удивительными фактами своей жизни. «Я не могла, – говорит Бесс, – отделаться от ощущения, что что-то было… я даже не знаю, как это выразить…» Ее голос на другом конце провода затихает.

До шести лет Бесс вместе с родителями жила в Нью-Йорке, а затем семья переехала в свой второй дом – на ферму площадью 35 гектаров, расположенную неподалеку от города Уайт-Плейнс. В этом красивом месте маленькая девочка чувствовала себя полностью изолированной от мира. «У нас было озеро, и у меня были лошади, – рассказывает она. – Я была счастлива, но при этом – совсем одна». И тогда Бесс нашла выход. «Я сажала перед собой двух кукол, мальчика и девочку, и притворялась, что они мои брат и сестра».

Хотя Бесс не догадывается, что ее удочерили, она уже знает, что родилась в Мемфисе. Ее удивление растет.

«Почему я родилась в Теннесси?» – спрашивает она.

«Мы просто проезжали мимо», – отвечает Сара.

И ни слова больше до тех самых пор, пока Бесс не исполнится тридцать восемь лет. Тогда в семье разыгрывается настоящая драма. «Я получила письмо из Департамента статистики актов гражданского состояния о моем удочерении», – говорит она. Об удочерении, в котором ее мать когда-то отказалась признаться. К тому времени ее приемные родители уже давно развелись, отец женился во второй раз. Бесс рассказывает, что кто-то из старших членов семьи без ее согласия написал запрос в штат Теннесси и, назвавшись ее именем, попросил предоставить соответствующую информацию. Так появилось нежелательное письмо. «Когда я получила его, это был такой шок. Оказалось, я жила во лжи. Я была не той, кем себя считала».

Она вызывает родителей на откровенный разговор. Отец просит прощения, мать подавлена.

«Она так и не смогла смириться с тем фактом, что не она родила меня». Бесс рассказали, что ее приемный отец после перенесенной болезни не мог иметь собственных детей. Молодая женщина очень близка со своей тетей, сестрой матери, но та тоже хранила все в секрете. Теперь тетя Бесс говорит Саре: «Я же просила тебя все ей рассказать».

Бесс не держит зла на тетю, но сам факт обмана все равно причиняет ей боль. «Первые пару месяцев это уничтожало меня эмоционально. Мне было грустно. Я задавала массу вопросов. Мои тети и дяди все знали».

Возмущена ли она до сих пор их коллективным молчанием? «О нет, нет и нет». Она пошла к психотерапевту и проработала это. «И я не сердилась на свою мать. Это уже не имело значения. Все встало на свои места. Но я просто безумно зла на Джорджию Танн…»

Однако новостью о рождении Бесс секреты не исчерпываются. «Я знала, что родилась в Теннесси, и мое сердце всегда было там. Я всегда думала о Теннесси… Я всегда считала себя южанкой. Это было чем-то странным и необъяснимым – моя тяга к Теннесси», – признается она.

Саре она объясняет: «Я не ищу свою биологическую мать. Я ищу свою сестру». Однако поиски изматывают и разочаровывают ее. Оказалось, что ее родная мать использовала разные имена в документах об усыновлении. В запутанных семейных архивах она иногда возникает под именем Валерии, но каждый раз – с новой фамилией.

Родного отца Бесс звали Томас, ему было сорок четыре года, от предыдущего брака у него осталось двое сыновей. Вместе с Элси Кларой они жили в маленьком городке на западе Теннесси. «Они остались жить там, – рассказывает Бесс. – Поженились после того, как отдали своих детей». Или после того, как продали их?

Бесс начинает искать свою семью, когда законы об усыновлении в Теннесси еще оставались прежними. Все архивы были засекречены. Бесс пишет в штат Теннесси и, наконец, находит судью, который будет вести ее дело. В газетах она обнаруживает имена родных брата и сестры. Затем она регистрируется на сайте некоммерческой организации под названием ALMA Society, которая помогает людям установить связь со своими родными семьями. Бесс записывает каждый свой шаг и собирает огромную папку писем. «Я обыскала округ за округом, – говорит она. – Я знала, что они были где-то там, потому что так было указано в бумагах».

В один из дней она совершает открытие: у нее есть старший брат по имени Джим!

«Я закричала на всю улицу: «Я нашла своего брата!» – вспоминает Бесс. – Он жил в Аризоне, я позвонила ему в день его рождения. Простуженный, он сидел дома. Он был ошеломлен… и очень счастлив».

Однако прежде чем они встречаются с Джимом, Бесс разыскивает еще и свою сестру Сьюзен. Та живет в Нашвилле, Бесс позвонила ее приемной матери. «Она сказала: «Я не могу поверить! Она всегда хотела иметь сестру». Приемная мать Сьюзен сразу же называет Бесс своей второй дочерью. И Бесс снова в восторге выбегает на улицу. «Когда я нашла ее, то не могла удержаться, чтобы не закричать: «Я нашла свою сестру!»