Таинственное Сокровище Рима

Вполне возможно, это было частью политики открытости остальному миру, не могу сказать. Было ясно только то, что я никогда не был в этой стране, а тут предоставилась прекрасная возможность побывать там, поэтому я не хотел, чтобы мне что-то или кто-то мешал.

Если бы приятель, у которого украли кошелек, сказал мне, сколько денег ему нужно, я бы заплатил ему, лишь бы спокойно продолжить эту экскурсию.

Не представляю, что еще такого ценного он мог иметь при себе, поскольку все наши документы хранились в посольстве. Чтобы передвигаться по городу, нам выдали карточки, на которых мы написали свои данные, адрес гостиницы, в которой остановились, и номер телефона посольства. Несмотря на то, что была лишь середина весны, было довольно жарко, а мы, не привыкшие к таким высоким температурам в это время года, никак не могли найти питьевые фонтанчики.

Те, что нам встречались, не вызывали у нас доверия, хотя люди пили из них без опаски. Из соображений благоразумия мы только освежили руки и голову, поскольку фонтан, работающий уже многие сотни лет, не мог быть таким чистым, как нам хотелось бы.

Возможно, все дело было в контрасте, но эти люди казались нам достаточно безобидными, вдали от больших городов, залитых дымом близлежащих заводов, к которым мы привыкли. Что-то вроде этого они, должно быть, думали о нас, когда мы восхищались вещами, которые они видели каждый день.

Нам настолько нравилось то, что мы видели вокруг, что одни из моих спутников старался зарисовать в своих альбомах, более или менее удачно, самые примечательные здания. Другие, которым проще было выразить свои мысли в письменной форме, останавливались на каждой улице и пытались вместить в несколько абзацев то, что их особенно восхитило. Лишь некоторым удалось привезти с собой фотоаппараты.

Не знаю, как они пронесли их через таможню, поскольку перед отъездом нам дали четкие инструкции о запрете вывозить из нашей страны любую технику, но полагаю, что фамилии их родителей перевесили любой писаный закон.

Время от времени они просили нас остановиться, чтобы сделать несколько снимков и запечатлеть всю нашу группу на фоне какого-нибудь особенного здания.

Наверное, в этой поездке я был более неопытным, чем остальные, так как у меня была только небольшая записная книжка, в которой я старался отразить самое замечательное за день, даже не пытаясь передать в нескольких строчках восхищение, которое вызывал у меня этот город на каждом шагу.

Одним из самых любопытных моментов, основанных на контрасте, было то, как одеваются женщины. Пожилые носили черный платок на голове и платье того же цвета. Молодые выбирали неброские цвета, но очень яркие платки.

В своей стране я привык видеть женщин накрашенными, в длинных и широких юбках, и с короткими рукавами, которые позволяли видеть их руки. А платки носили совсем немногие, и в качестве декоративной детали.

Кроме того, казалось, что здесь существует четкое различие между полами в том, что можно, а что нельзя делать, поэтому мужчины расхаживали по улице в лучших костюмах, а в сильную жару, если они были не на работе, в простых рубашках. Для нас это выглядело несколько странным, как будто обществом правят мужчины, а скромные женщины стараются остаться незамеченными, будто им нечего показать или сообщить.

Меня поразило ощущение, что все словно застряли во времени. Я имею в виду то, как были одеты люди, хотя не думаю, что это было каким-то образом связано с религией, как бывает у квакеров, общины, изолировавшейся от мира, чтобы сохранить свою культуру и противостоять прогрессу. Подтверждением тому их одежда, мало отличавшаяся от той, что мы видели здесь.

Да, таковы были мои впечатления тогда; со временем я научился понимать культуру, с которой мне приходилось встречаться; а тогда все было следствием моей неопытности, потому что, по словам приятелей, которым уже доводилось путешествовать по Европе, в каждой стране существуют совершенно особые обычаи и манера одеваться.

Даже отношение между мужчинами и женщинами разные, в зависимости от страны. Мне рассказывали об одной роскошной француженке, которая, забыв приличия, демонстрировала свои достоинства, не дожидаясь, когда какой-нибудь мужчина выберет ее, и сама выбирала того, кто казался ей самым галантным.

Даже те страны, с которыми у нас общая культура и язык, казалось, сохраняют совершенно особые традиции. Так, в отличие от нашей страны, где это произошло уже давно, женщины еще не достигли достаточного уровня экономической и политической независимости даже в Англии, где возникли первые движения за всеобщее избирательное право, то есть, за то, чтобы женщины могли голосовать при избрании своих законных представителей. Другими словами, за ними признали некоторые права, приравняв к мужчинам, хоть и не политической сфере, но среди них по-прежнему мало тех, кто вырвался за рамки сферы обслуживания и собственного дома.

Такие сравнения никогда не переставали меня удивлять, как если бы эта часть мира развивалась медленнее, чем я думал.

По крайней мере, в моей стране были предприняты значительные усилия, чтобы поделиться своей культурой с остальными, интегрируя при этом в общество всех эмигрантов, которые в последние десятилетия прибывали из всех стран Европы, политических беженцев или простых людей, стремящихся воссоединиться со своими семьями.

Одни бежали от разочаровавшего их политического режима, другие искали лучшей жизни и возможности трудоустройства, и всех их принимали, независимо от пола, расы или вероисповедания.

Они очень быстро ассимилировались в культуру нашей страны, не утрачивая своей, и вскоре их было трудно отличить на улице, в учебных заведениях и на рабочих местах.

Пожалуй, больше всего они выделялись бы цветом кожи или некоторыми чертами лица, но страна приняла уже не одно поколение похожих на них людей, и эти особенности перестали быть значительными.

Единственное, в чем осталась их самобытность, - ритуалы и церемонии, свадебные или прощания с умершими близкими. На некоторых я присутствовал, и не раз, сначала из любопытства, и потом по дружбе.

ГЛАВА 2. ПЕРВЫЙ СЮРПРИЗ

Мы быстро двигались по старым улочкам, многие из которых были вымощены булыжником, рассчитывая быстренько все посмотреть, но число мест, представляющих интерес для туристов, было бесконечным. По крайней мере, так думали остальные члены группы, которые нервничали всякий раз, когда мы сворачивали за угол, обнаружив очередное необычное древнее сооружение.

Мне казалось, что мы целую вечность ходим по бесчисленным историческим местам, и я начал уставать. Возможно, этому способствовала жара, по которой мы целое утро мотались от одного места к другому, а возможно, большая разница во времени, ведь в моей стране была глухая ночь, тогда как здесь едва наступил полдень. А может быть, то, что мы не ложились спать допоздна из-за нашей неудачной попытки исследовать ночную жизнь города, или все вместе.

Кроме того, все это простояло здесь сотни лет, и думаю, простоит еще столько же.

И я не понимал, зачем нам нужно осматривать каждое место, которое притягивает взгляд, фотографировать или описывать его в своих записных книжках, как будто мы были первооткрывателями древних руин.

Я сидел у каменного фонтана посреди площади и ждал, когда мои товарищи выйдут из церкви. Я задумался, глядя на дно озерца, образованного падающей водой из фонтана, когда ко мне подошла девочка.

Судя по росту, ей было не больше шести или семи лет. На ней было белое платье и желтый платок на голове. Широко улыбаясь, она протянула мне цветок с большими белыми лепестками.

Приняв это необычное и изящное подношение, и не понимая, почему она мне его дала, я хотел заплатить ей. Достав несколько монет из кошелька, я показал их ей, чтобы она могла взять, сколько нужно, но она отрицательно покачала головой и что-то сказала. Я не понял, и тогда она, поднесла правую руку к голове в знак прощания, повернулась и побежала прочь.

Я не знал, что делать с этим маленьким чудом, и вставил его в петлицу на лацкане пиджака. При других обстоятельствах я бы этого не сделал, так как замечал, что такие цветочные украшения используются на свадьбах и некоторых светских мероприятиях, но скорее в качестве аксессуара к женскому наряду.

Когда, прикрепив цветок, я поднял глаза, то увидел, что девочка шла по одному из многочисленных переулков, ведущих к площади. Честно говоря, я был немного дезориентирован довольно хаотичной городской планировкой, ведь я привык к большим городам с широкими центральными улицами, от которых шли улицы и улочки поменьше, но здесь размер улиц ничего не значил; любая из них вела в другую, а та – в следующую, и так далее, пока вы не попадали вдруг на современный проспект или бульвар.

Вдобавок, немногие указатели с названием места, где мы жили, были написаны на этом странном языке, который, имея похожий алфавит, был для меня довольно загадочным.

Наверно, мне следовало уделять чуть больше внимания древним языкам, преподаватели которых тратили столько сил, чтобы привить мне любовь к классической культуре, но поскольку эти предметы не влияли на выпускную оценку, я не проявлял к ним большого интереса. И вот теперь не мог в полной мере насладиться поездкой не только потому, что в городе было полно надписей - на дверях, притолоках и других археологических объектах - на древнем и уже не используемом латинском языке, но и потому, что язык, на котором говорили здесь люди, итальянцы, был его производной.

К тому же гид, назначенный посольством, выступал в роли переводчика, разговаривая с торговцами, подходившими к нам, чтобы что-то продать, или с владельцами частных вилл, на территории которых находились архитектурные или исторические памятники, которые нам хотелось увидеть.

Мне до сих пор не совсем понятно, как относились к искусству в этом городе. Представляется, что древние «спонсоры», меценаты того времени, щедро платили мастерам, чтобы те могли создавать свои шедевры, превращая тем самым столицу в центр культуры и искусств.

Конечно, в моей стране тоже есть благотворители, которые жертвуют часть своего состояния молодым талантам, но их щедрость не доходит до столь высокого уровня, при котором общественные богатства десятилетиями собирают в качестве стимула для новых поколений.

Кроме того, само правительство с помощью различных механизмов предоставляет субсидии или степендии самым способным, но эта помощь не ориентирована исключительно на художников, а скорее предназначена тем, кто отличился в той или иной области, чтобы они могли продолжать развиваться и совершенствоваться.

Таким образом, молодые таланты в сфере науки, исследований, искусств и даже спорта получают гранты, позволяющие им посвятить этому свою жизнь, не беспокоясь о поиске работы, и оплачивать свои изыскания.

К своему счастью, я оказался в числе стипендиатов, от которых зависели развитие и будущее нашей страны. Эта государственная стипендия позволила мне учиться в престижном учебном заведении, не имея отца, занимающего высокий политический пост или обладавшего большим состоянием, как одни из моих попутчиков, или перспективы выдающейся спортивной карьеры, как другие.

Своей научной специальностью я выбрал математику, потому что с детства любил находить связь между элементами в природе, предугадывать события до того, как они произошли, и прогнозировать поведение животных и людей.

Я понятия не имел обо всем этом, но, начав изучать математику, понял, что это язык будущего, ведь с его помощью я мог размышлять о настоящих и грядущих событиях, разбираться в ассоциациях множеств и их поведении, и применять это в обычной жизни.

Наверное, было слишком амбициозно, как утверждал один профессор, пытаться логически обосновать окружающий нас мир, не принимая во внимание подсознательное. Точно так же некоторые из моих сокурсников критиковали меня за самонадеянность, поскольку сами предпочитали доверять чему-то нематериальному, вроде везения или невезения, но я был уверен, что за каждым фактом и каждым поступком стоит формула, объясняющая его.

Итак, я специализировался на экономических теориях, с помощью которых мог предсказывать поведение правительств в области внутренней и внешней торговли.

Основная идея, которую я защищал, заключается в том, что численность населения увеличивалась или сокращались в зависимости от обеспеченности продовольствием, причем не столько из-за того, урожайным был год или нет, сколько из-за простоты или сложности торгового обмена.

Таким образом, я пересмотрел историю через призму этой гипотезы и пришел к выводу, что некоторые народы были обречены на исчезновение из-за отсутствия сырьевых запасов, которые можно было бы предложить соседям, то есть из-за того, что им нечем было торговать.

Некоторые из моих преподавателей во время защиты диссертации обвиняли меня в том, что я переворачиваю действительность, пытаясь привести ее в соответствие с математической моделью, но я был уверен, что с их стороны это было проявлением недоверия.

Если бы знать все или хотя бы самые важные экономические показатели конкретного народа, можно было бы безошибочно предсказать, сколько лет он будет существовать, и будет ли господствовать над другими.

Таким образом, если народы, которые выращивали и производили сырьевые запасы, не имели поблизости тех, кто перерабатывал их, они лишались возможностей для развития. Это был идеальный симбиоз, выгодный для обеих сторон, в котором изготовитель выживал, благодаря тому, кто производил сырье.

Правда, при этом возникала довольно значительная экономическая разница, поскольку народу-изготовителю переработанный продукт обходился в десять раз дороже, чем сырой, но если мы говорим исключительно о выживании, обеим сторонам это удавалось.

Возможно, тех, на кого мои теории произвели впечатление, было немного, но наиболее примечательные результаты получались, когда их применяли в других областях. Некоторые предлагали мне разработать вариант, позволяющий предположить, как поведут себя народы, с военной точки зрения.

Однако моя первоначальная экономическая идея была более предсказуемой, поскольку поведение народов зависит не только от количества оружия, но и от его качества, а также от их материально-технических возможностей, элементов, которые в моих уравнениях трудно оценить.

Погрузившись в эти мысли, я вдруг услышал крик, исходящий оттуда, куда ушла маленькая девочка, подарившая мне цветок.

Я огляделся по сторонам, но, похоже, этот крик никто не заметил. Он длился всего несколько секунд, а затем растворился в шуме толпы.

Я замер на мгновение, и мне пришла в голову странная мысль «а что, если этой девчонке грозит опасность?». Холод пробежал по моей спине, и, резко сорвавшись с места, я помчался в том направлении, где в последний раз видел эту малышку, чей призыв о помощи, видимо, никто не услышал.

Я даже не успел ничего сказать своим приятелям, так как сам не знал, куда направлялся. Я пробежал сотню метров, не останавливаясь, пока не добежал до места, где улица раздваивалась.

Я повсюду искал ее взглядом, и не мог ничего понять; ведь я только что слышал ее крик, но нигде ее не видел. Она не могла пробежать такое большое расстояние за такое короткое время, как это сделал я, значит, я должен был бы ее видеть, но, в отличие от оживленной площади, которую я только что покинул, здесь никого не было.

Было бы здорово спросить какого-нибудь прохожего, не видел ли тот маленькой девочки, но, поскольку я никого не нашел, я не знал, что делать: по какой улице пойти? как далеко? и как долго продолжать поиск?

Хотя я совсем не знал эту девочку, мысль о том, что она может быть в опасности, беспокоила меня, и я не хотел возвращаться, но и продолжать до бесконечности беготню по улицам тоже не имело смысла.

Она могла исчезнуть так быстро только в том случае, если ее несли на руках. Другой возможности я не видел, ведь добраться сюда так быстро на своих двоих она не могла.

Я пошел, тяжело дыша, обратно той же дорогой, удрученный, обеспокоенный и разочарованный тем, что не смог ей помочь, и вдруг увидел, что посреди улицы справа есть маленькая дверь, которую я не заметил, когда пробегал мимо.

Я еще раз прошел по улице с самого начала, чтобы посмотреть, есть ли еще двери, но больше ни одной не нашел. «Может, они затащили ее сюда?» - подумал я, стоя перед маленькой дверью чуть выше моей груди.

Я прикоснулся к старой деревянной двери, распухшей от влаги, и толкнул ее, чтобы проверить, открыта ли она, потому что не заметил ни дверного молотка, ни звонка, ни засова. После нескольких попыток дверь поддалась и открылась с громким и противным скрежетом, который издают старые несмазанные велосипеды, которыми какое-то время не пользовались.

Я остановился перед этой темной пустотой, решая, войти или нет, так как было понятно, что это частное владение, куда меня не приглашали. Также маловероятно было, чтобы малышка вошла через эту дверь, потому что тогда я должен был бы услышать тот своеобразный звук, если только … дверь не была открыта еще до того, как девочку схватили.

Я заглянул внутрь, чтобы посмотреть, что находится за этой разбухшей старой деревянной дверью, но единственное, что смог увидеть, была кромешная тьма, сопровождаемая сильным запахом сырости, более типичным для мест у моря с высокой влажностью, когда влага проникает в стены, разъедая их и образуя селитру, которая отслаивается и трескается.

Я стоял, превозмогая сильный запах и ожидая, когда мое зрение привыкнет к темноте, чтобы попытаться разобрать очертания какого-нибудь предмета и уловить хоть какой-нибудь звук, но напрасно. Все, что я слышал, было мое учащенное дыхание, а все, что видел, полная темнота, из чего я заключил, что эта дверь ведет в закрытую, холодную и сырую комнату.

Но что это может быть: старая кладовая или заброшенная мансарда какого-то дома?

Очень осторожно и, предупредив о своем присутствии на случай, если кто-то окажется внутри этого зловещего места, я решил войти.

Чтобы не натолкнуться на что-нибудь, я оставил дверь открытой, но это не помогло, тьма лишь превратилась в густой мрак, в котором моя тень проецировалась на заднюю стену в виде кривого и призрачного силуэта.

Я чуть не упал, не заметив три ступеньки, ведущие вниз, но устоял и стал очень медленно, наощупь, чтобы ни во что не врезаться, двигаться вперед, пока не наткнулся на стену.

От двери до задней части этой мрачной комнаты было не более двух метров, и, похоже, другого входа тоже не было – тупик.

Девчонка никак не могла войти сюда, и если и вошла, то недобровольно, но где она могла быть? У меня заканчивались идеи, поэтому я продолжил делать то, что делал, - исследовать эту маленькую комнату, как будто это была моя последняя соломинка, чтобы ухватиться.

Я продолжал ощупывать каждый сантиметр этой комнаты руками, пока не обнаружил в стене просвет, это была рама другой двери.

На ощупь она была грубой и влажной как входная дверь в эту мрачную комнату.

Я провел рукой по двери, пытаясь нащупать ручку, чтобы открыть ее, но не смог ее найти. Я нащупал только отверстие на уровне пупка, которое, я полагаю, было замочной скважиной.

Я с силой толкнул дверь, но она не сдвинулась с места. Поскольку она не поддавался, я подумал, что, возможно, нужно потянуть ее на себя, чтобы открыть, поэтому попытался сделать это, вставив пальцы в крошечное отверстие замочной скважины, но все мои усилия были напрасны.

Я присел на высоту этого отверстия, чтобы посмотреть, что же за этой дверью, но единственное, что смог увидеть, была часть квадратного двора, похожего на монастырский двор, окруженный колоннами … похожими на тюремные решетки.

Казалось, они охраняют и защищают множество больших картин, висящих на соседних стенах. Но не было ничего, что помогло бы мне определить это место, потому что за утро я видел несколько таких величественных домов, как этот, но я не заметил ни девочки, ни кого-либо еще, кого я мог бы попросить о помощи, чтобы открыть эту дверь. Тогда мне пришлось смириться со своим полным провалом. Понимая, что не могу ничего больше сделать для этой маленькой девочки, и что мои товарищи вот-вот выйдут из церкви, где я их оставил, и будут меня искать, я вернулся на площадь с фонтаном.

Я по-прежнему беспокоился о маленькой девочке, которая за мгновение до исчезновения подарила мне нежный цветок, но я даже не был уверен, что с ней что-то случилось.

Я вернулся туда, где мои товарищи уже ждали меня и разыскивали на соседних улицах. Я успокоил их и поинтересовался, как им понравилось в церкви, после чего мы двинулись дальше, туда, где нас ждал очередной памятник античности.

Я снова остался на улице, но на этот раз укрылся от яркого солнца в тени балкона.

Там, немного успокоившись и оправившись от эмоций, пережитых за несколько минут до этого, я вспомнил, что испытал нечто подобное раньше, довольно щекотливую ситуацию, которая, как я думал, забылась с течением времени, но оказалось, что она в моей голове, как если бы я переживал ее прямо сейчас.

Тогда я должен был вмешаться, но не сделал это из страха или трусости, не знаю, но если бы это зависело от меня, я был ее спас.

Я имею в виду свою сестру. Тогда мы были маленькими, мне не было и семи лет, а ей всего около пяти.

Это произошло в такой же жаркий день, как сегодня, в бассейне на базе, где мы тогда жили, потому что наш отец был военным. Мы вдвоем пришли туда в полдень, потому что знали, что никого не будет, так как взрослые в это время отдыхали, и мы сможем искупаться.

Наши родители уехали, чтобы нанести один из тех визитов, к которым мы уже привыкли. Эти визиты были связаны с активной общественной деятельностью нашей матери, порой несовместимой со строгим распорядком жизни отца, но именно так она справлялась с его постоянным отсутствием, когда он по нескольку месяцев был в командировках.

Это началось как своего рода развлечение и мало-помалу занимало все больше и больше времени, пока не стало важной частью ее жизни.

Сначала это был просто способ отвлечься, когда она начала ходить на безобидные курсы рисования раз в неделю, затем два раза, и так далее … пока не превратила одну из комнат в доме в свою мастерскую, после чего стать профессионалом был лишь вопрос времени и практики, так как у неё было самое необходимое: отличное владение кистью и внимательный глаз.

Учителя, гордившиеся её работами, убедили её начать проводить выставки для остального персонала базы, и их количество постепенно увеличивалось.

После этого она начала ездить по близлежащим военным базам, куда её приглашали, зная о её таланте и мастерском владении кистью, а затем занялась, так называемой, «общественной жизнью». Её приглашали участвовать в групповых или индивидуальных выставках, проводимых в разных городах, чтобы продемонстрировать её успехи.

Кроме того, военное командование поддержало её, так как это улучшало имидж вооруженных сил среди гражданских лиц, показывая, что жизнь на базе не такая уж скучная и однообразная, и женам военнослужащих нет нужды отказываться от своих мечтаний, имея такие же возможности развиваться, как и у всех остальных.

Очень скоро нашу семью стали воспринимать иначе: из семьи отца, прославленного капитана, награжденного за доблесть и уважаемого всеми, кто служил под его командованием, она превратилась в семью матери, известной на всю страну как пионер и во многих случаях пример укрепления роли женщин в армии и за ее пределами. Она стала настолько известной, что ее даже пригласили на одну из программ в прайм-тайм (с максимальной аудиторией).

То, что поначалу всех радовало, потому что мы видели нашу маму счастливой, позже обернулось бытовыми проблемами.

Моя мать обрела долгожданную финансовую независимость, благодаря собственным доходам, позволившим ей купить вещи и транспортные средства, которые военнослужащие или их семьи, как правило, не могут себе позволить.

Отец настаивал на том, чтобы его оставили в покое, что она вольна заниматься любым делом, но не должна выделяться своими расходами на базе, на что мама не обращала внимания, потому что, по её словам, устала жить, как остальные, и хочет иметь больше удобств.

К тому же, она начала совершать многодневные поездки по музеям и выставкам или представлять на них свои работы. Она даже готовилась участвовать в создании фонда молодых художников, для чего провела несколько месяцев, посещая различные финансовые учреждения, готовые оказать финансовую помощь будущим членам фонда.

В результате, нам несколько раз пришлось оставаться дома под присмотром матери друга, но это совсем не то же самое, что быть с родными.

Никто из родителей не хотел пожертвовать частью своей жизни, чтобы уделять нам больше времени, поэтому мне пришлось взять на себя ответственность за сестру, которую я сопровождал в школу и обратно.

Конечно, это было не слишком сложно, так как нас возили в школу на базовом автобусе, но в тот день мама моего друга почему-то опоздала, то ли ей не позвонили, то ли что-то ещё.

Мы вернулись из школы, пообедали, и, воспользовавшись тем, что был жаркий день, решили пойти в бассейн.

Он находился недалеко от того места, где мы жили - достаточно было пройти через пару внутренних двориков.

Когда мы оказались возле бассейна, я расстерялся, так как обычно по краям бассейна были спасатели со спасательными кругами на всякий случай, но в тот день никого не было.

Возможно, потому, что ещё не пришло время, или потому, что бассейн не работал. Но нам хотелось открыть сезон, воспользовавшись возможностью совершить первое купание.

До официального открытия оставалось несколько дней, после чего бассейн обычно был полон больших парней, считавших, что он принадлежит только им.

Я все ещё осматривался, пытаясь вспомнить, где находится неглубокий край, откуда мы входили в воду в прошлом году, когда вдруг моя сестра бухнулась в воду с головой, потому что видела, что я делал это много раз, но не вынырнула.

Я неподвижно стоял, не сводя глаз с поверхности бассейна, которая постепенно успокаивалась, пока не приняла прежний вид, но сестрёнка все не появлялась.

Я засунул голову в воду и сделал то, что мать запрещала мне делать, – я открыл глаза под водой, чтобы посмотреть, где моя сестрёнка, но никак не мог её найти. Вдруг кто-то из-за моей спины прыгнул в бассейн, приведя в движение огромную массу воды, из которой он вновь появился с моей сестрой на руках.

Выйдя из воды, он передал её мне, чтобы я подержал её, пока он вылезал из бассейна. Судя по форменной одежде, это был солдат, довольно молодой и мокрый с головы до ног.

У него не было времени снять одежду, прежде чем прыгнуть в воду, и теперь даже с его башмаков капала вода.

Моя сестра неподвижно лежала у меня на руках. Её лицо было бледным, неживым и мокрым. Я продолжал смотреть на неё, не зная, что делать или что сказать, ожидая, что она вот-вот очнется и встанет. Я надеялся, что это была просто дурацкая шутка, но она не реагировала.

Я едва понимал, что происходит, но мне было ясно, что-то было не так. Я снова и снова звал сестру по имени, но она, казалось, спала и не отвечала мне. Это всё, что я мог сделать, прежде чем парень, который бросился в бассейн, вырвал её из моих рук, осторожно положил на соседнюю лужайку и начал давить ей на грудь, повторяя:

- Дыши, дыши, дыши….

Я не понимал, зачем он это делает, но он, казалось, был уверен, что это поможет. Через несколько долгих и напряженных секунд, которые показались мне часами, моя сестрёнка начала кашлять, выплевывая воду.

После этого молодой человек повернул её на бок и осторожно ударил по спине. Что касается меня, я едва ли сдвинулся с того места, откуда моя сестрёнка плюхнулась в бассейн.

- Теперь всё в порядке, - сказал парень, но я как будто «завис», не понимая, что произошло. Я знал только одно – она цела. - Иди сюда! – сказал парень, дружественно протягивая мне руку. На его лице были признаки усталости от приложенных усилий – Надо сообщить вашим родителям.

Я покачал головой и лишь пожал плечами, даже не сдвинувшись с места. Я знал, что никого из них сейчас не найти, так как их не было на территории базы. Однако я не хотел ничего объяснять этому героическому незнакомцу.

- Ладно, но пусть кто-нибудь присмотрит за вами. Не думаю, что нужно везти твою сестру в больницу, но хорошо бы, чтобы кто-нибудь из взрослых позаботился о ней, - настаивал молодой человек, не удовлетворенный моим ответом.

- Я сам забочусь о ней! - пробормотал я, всё ещё потрясенный случившимся.

- Ясно, но бывают моменты, когда обстоятельства выше нас, и мы не можем их контроливать по незнанию или просто потому, что они непредсказуемы.

Я не понял, о чем он говорит, но мне показалось, что он сомневается в том, что я могу позаботиться о своей сестре, и это меня задело, ведь я делал это с тех пор, как моя мать начала путешествовать, и думаю, что неплохо справлялся, потому что она росла день ото дня. Я собрался поблагодарить молодого человека, но он взял мою сестру на руки и твердо сказал:

- Говори, где живешь. Отнесу её домой.

Я показал ему дорогу. Дома нас ждала мать моего друга, немного обеспокоенная нашим отсутствием. Увидев мокрую малышку у него на руках, она очень испугалась, взяла её, положите в кресло и, поблагодарив молодого человека за помощь, попрощалась с ним.

Я проводил его до двери, всё ещё ошеломленный всем, что произошло так быстро, но показалось мне вечностью. Мы просто пошли искупаться, всего лишь окунуться, и вот мы уже опять в безопасности после всего пережитого страха.

- Ладно, парень, я пойду, но запомни мои слова. Удача благоприятствует только подготовленным людям.

Сказав это и подмигнув мне, молодой военный ушёл, мокрый с ног до головы. Я стоял в дверях, наблюдая, как он уходит, даже не попрощавшись с ним, не понимая значения того, что он мне сказал, но в некотором восторге от самого зрелища, как становился все меньше и меньше тот, кто спас мою сестру.

Это был странный момент. Возможно, тогда я не понимал ни важности слов этого молодого человека, ни того, насколько я испыгался за свою сестру, но каким-то образом с того дня мой образ жизни и мышления изменился.