Тайфун

Заговорили еще двое. В их голосах слышались злобные, обвинительные интонации. Остальные зашевелились и недовольно заворчали. Джакс приказал матросам немедленно покинуть трюм. Сам он вышел последним, пятясь к двери. Ворчание перешло в громкий ропот, руки китайцев простирались ему вслед, словно указывая на злодея. Боцман запер задвижку и смущенно заметил:

– Вроде ветер стих, сэр.

Матросы рады были вернуться в отсек. Втайне каждый из них думал, что в последнюю минуту сможет выбежать на палубу, и это утешало. Утонуть внизу почему-то страшнее. Разобравшись с китайцами, они вновь вспомнили о бедственном положении судна.

Выйдя из отсека, Джакс по самую шею провалился в бурлящую воду. Добравшись до мостика, он обнаружил, что может разглядеть неясные контуры предметов, будто зрение неестественно обострилось. Увиденное вызвало в памяти не знакомые очертания «Нань-Шаня», а нечто иное – старый расснащенный пароход, ржавеющий на глинистой отмели, который он видел несколько лет назад. «Нань-Шань» теперь походил на эту развалину.

Ветер совсем утих, если не считать слабого течения воздуха, вызванного движением судна. Дым, вылетавший из трубы, опускался на палубу. Пробираясь вперед, Джакс чувствовал мерную пульсацию двигателей и слышал негромкие отголоски великой бури: стучали исковерканные снасти, какой-то обломок катался туда-сюда по мостику. Он смутно различил приземистую фигуру капитана, державшегося за искореженные поручни. Тот стоял неподвижно, лишь слегка покачиваясь, словно врос в доски корнями. Неожиданное затишье подействовало на Джакса угнетающе.

– Мы все уладили, – выдохнул он.

– Я знал, что вы справитесь, – сказал капитан Макуир.

– Знали? – буркнул Джакс.

– Ветер утих, – продолжил капитан.

– Думаете, это было легко?.. – вспылил Джакс.

Капитан, вцепившийся в поручни, пропустил его слова мимо ушей.

– Если верить книгам, самое скверное еще впереди…

– Они там чуть дух не испустили от страха и морской болезни, иначе мы бы не выбрались оттуда живыми, – сказал Джакс.

– Должен был поступить с ними по справедливости, – упрямо пробормотал Макуир. – В книгах вы не все найдете…

– Они бы на куски нас разорвали, если бы я не приказал матросам поскорей уйти! – с чувством продолжал Джакс.

Раньше они надрывались от крика, но этот крик был почти не слышен; теперь же, в неподвижном воздухе, тихие голоса звучали очень громко и отчетливо, как в темной гулкой пещере.

Сквозь рваное отверстие в облачном куполе падал в черное бушующее море свет звезд. Временами на судно обрушивалась новая конусообразная волна, сливаясь с водоворотами пены на затопленной палубе, и «Нань-Шань» тяжело раскачивался на дне круглой цистерны из облаков. Кольцо густого пара, бешено вращающееся вокруг спокойного центра, окружало судно, словно неподвижная сплошная стена, пугающая своим зловещим видом. Море в этом кольце будто сотрясалось изнутри, вздымалось остроконечными валами, которые наскакивали друг на друга и тяжело ударяли о борта судна, а за пределами грозно притихшего круга слышался тихий стон, бесконечная жалоба взбешенного шторма. Капитан Макуир молчал, и чуткое ухо Джакса уловило слабый протяжный рев невидимого гигантского вала, набегающего под покровом густой тьмы, ограничивающей кругозор.

– Разумеется, – сердито начал Джакс, – китайцы подумали, что мы пользуемся случаем их ограбить. Еще бы! Вы ведь приказали собрать деньги. Легче сказать, чем сделать. Откуда они могли знать, что мы замышляем? Мы ворвались к ним в самый разгар драки. Пришлось действовать силой.

– Раз дело сделано… – пробормотал капитан, не глядя ему в лицо. – Я должен был поступить по справедливости.

– Еще неизвестно, чем это кончится, – обиженно произнес Джакс. – Стоит им прийти в себя, и увидите: они вцепятся нам в глотки. Не забывайте, сэр: мы теперь не на британском судне. Им это прекрасно известно. Чертов сиамский флаг!

– Это ничего не меняет, – заметил капитан Макуир.

– Опасность еще не миновала, – пророчески изрек Джакс, покачнувшись и хватаясь за поручень, слабым голосом прибавил: – Судно разбито.

– Да, – согласился капитан Макуир. – Присмотрите тут минутку.

– Вы уходите, сэр? – быстро спросил Джакс, словно опасался, что шторм бросится в атаку, как только он останется на мостике в одиночестве.

Он следил, как искалеченный корабль тяжело пробирается сквозь жуткие водяные горы, освещенные отблесками далеких миров. Судно шло медленно, с глухим вибрирующим звуком выдыхая в самое сердце урагана избыток своей силы – белое облако пара, будто живое существо, стремясь возобновить поединок, посылает вызывающий трубный клич. Внезапно он смолк. Неподвижный воздух испустил протяжный стон. Несколько звезд над головой Джакса бросали лучи в черную пропасть. Чернильный край облачного диска хмурился из-под козырька сияющего неба. Звезды тоже пристально глядели на судно, словно в последний раз; их мерцающая гроздь казалась диадемой на хмуром челе.

Капитан Макуир отправился в штурманскую рубку. Свет там не горел, однако чувствовалось, что в комнате, где он привык поддерживать образцовый порядок, все перевернуто вверх дном. Кресло опрокинулось, книги попадали на пол, под ногами хрустнул осколок стекла. Он ощупью полез за спичками и нашел коробок на краю полки с высоким бортиком. Зажег спичку и, прищурив глаза, поднес огонек к барометру, все время кивавшему блестящей стеклянной головой.

Барометр стоял невероятно низко, так низко, что капитан Макуир застонал. Спичка потухла, и он неловкими окоченевшими пальцами поспешно достал другую.

Перед кивающей головкой барометра вновь вспыхнул маленький огонек. Капитан мрачно сощурился, внимательно вглядываясь в прибор, словно ожидая неуловимого сигнала. Он походил на безобразного язычника, воскуряющего фимиам перед храмом своего идола. Ошибки быть не могло. Он никогда в жизни не видел, чтобы барометр настолько опустился.

Капитан Макуир тихонько присвистнул. Глубоко задумавшись, он не заметил, как огонек спички съежился в синюю искру, обжег пальцы и погас. Наверное, барометр испортился.

Над диваном был привинчен анероид. Капитан повернулся к нему и вновь зажег спичку: белый диск прибора многозначительно смотрел на него с видом, не допускающим возражений, словно равнодушие материи исключало ошибку. Сомневаться не приходилось. Он недовольно фыркнул и бросил спичку.

Значит, худшее впереди, и, если верить книгам, оно может оказаться чрезвычайно скверным. События последних шести часов расширили представления капитана о плохой погоде. «Надвигается что-то ужасное», – мысленно произнес он. Зажигая спички, он смотрел только на барометр, и тем не менее заметил, что графин и два стакана вылетели из креплений. Это помогло ему уяснить, какую качку выдержало судно. «Я бы этому не поверил», – подумал он. Стол был девственно-пуст: линейки, карандаши, чернильница – все вещи, имевшие свое определенное и надежное место, упали, словно чья-то злобная рука хватала их одну за другой и швыряла на мокрую палубу. Шторм вторгся в его святая святых. Такого на его памяти не случалось, и ему стало страшно. А худшее еще впереди! Он порадовался, что вовремя обнаружил беспорядки в твиндеке. Если судну все-таки суждено пойти ко дну, на нем по крайней мере не будет людей, вцепившихся друг другу в глотки. Это было бы отвратительно! Так проявлялось интуитивное представление капитана о человечности и о том, как подобает жить.

В силу своего темперамента Макуир размышлял медлительно и с трудом. Он протянул руку, чтобы положить коробок спичек в угол на полку. Они лежали там всегда, по его приказанию. Он давным-давно внушил стюарду: «Вот здесь, видите? Недалеко от края… Чтобы я мог достать рукой. Свет может понадобиться спешно. На борту судна никогда не знаешь, чего ждать. Вы это запомните».

И сам он, разумеется, всегда клал спички на прежнее место. Так поступил и сейчас, но не успел убрать руку, как подумал, что, быть может, никогда больше не представится случай ими воспользоваться. Эта мысль остановила его, и на бесконечно малую долю секунды пальцы вновь сжали коробок, ставший символом мелких повседневных привычек, какие приковывают нас к утомительному жизненному круговороту. Наконец он выпустил из рук коробок и, усевшись на диван, стал прислушиваться, не поднимается ли ветер.

Еще нет. Слышался только плеск воды и глухие удары волн, беспорядочно атакующих судно со всех сторон. Этому не видно конца.

В воздухе сгустилось напряжение, над головой словно навис дамоклов меч. Во время зловещего затишья шторм пробил защитную броню этого человека и разомкнул его уста. Один, в непроглядной темноте каюты, он заговорил, как бы обращаясь к другому существу, пробудившемуся в груди.

– Я не хочу потерять судно, – вполголоса произнес он.

Капитан сидел, никем не видимый, отрешившись от моря, от корабля, как бы вырванный из своей привычной жизни, где не было места такой прихоти, как разговор с самим собой. Его руки лежали на коленях, он опустил голову на короткой шее и тяжело отдувался, чувствуя непонятную усталость: он не отдавал себе отчета, что эта усталость – результат сильного душевного напряжения.

С диванчика можно было дотянуться до стойки умывальника. Там где-то полотенце. Да, есть… Он промокнул лицо и начал тереть мокрую голову. Он энергично вытирался в темноте; потом застыл с полотенцем на коленях. Наступила такая глубокая тишина, что никто не догадался бы, что в каюте сидит человек. Затем послышался шепот:

– Оно еще может выпутаться…

Капитан Макуир резко поднялся, словно поняв, что слишком долго отсутствовал, и вышел на палубу. Затишье продолжалось уже более четверти часа и становилось невыносимым. Джакс, застывший на переднем конце мостика, сразу заговорил. Его голос, невыразительный и напряженный, словно он говорил сквозь стиснутые зубы, растекался в темноте, вновь сгустившейся над морем.

– Я сменил рулевого. Хэкет сказал, что больше не может. Он лежит под штурвалом, на нем лица нет. Я долго никого не мог вытащить снизу, чтобы сменить бедолагу. Всегда вам говорил, что этот боцман – бездельник. Думал, придется идти самому и приволочь кого-нибудь за шиворот.

– А… Хорошо, – пробормотал капитан, настороженно глядя на Джакса.

– Второй помощник тоже там, в рулевой рубке. Держится за голову. Он ранен, сэр?

– Нет, умом повредился, – коротко ответил капитан Макуир.

– А похоже, будто ударился головой.

– Пришлось дать ему пинка, – объяснил капитан.

Джакс нетерпеливо вздохнул.

– Шторм налетит внезапно, – сказал капитан, – думаю, вон оттуда. Хотя бог его знает. Книги только морочат голову и нервируют. Будет тяжко, но всему приходит конец. Если только удастся поддерживать пар и не отклоняться от курса…

Прошла минута. Несколько звезд мигнули и погасли.

– Их там не покалечит, как думаете? – неожиданно заговорил капитан, будто не в силах больше молчать.

– Вы говорите о кули, сэр? Мы натянули веревки через весь твиндек, чтобы они могли держаться.

– Да? Отлично придумано, Джакс.

– Я не знал… думал, вам неинтересно… – отозвался Джакс. Рысканье судна обрывало речь помощника, как будто его кто-то дергал, пока он говорил. – …как мы справились… с этой адовой работенкой. Мы с ними разобрались. А в конце концов, наверное, все было зря.

– Мы должны были поступить по справедливости… хоть они всего лишь китайцы… Дать им столько же шансов, сколько есть у нас, черт побери. Судно еще держится. И без того несладко сидеть в трюме во время шторма… Да еще их могло покалечить, – с горячностью продолжал капитан. – Я не мог допустить этого на своем судне, даже зная, что ему осталось жить не больше пяти минут. Не мог, Джакс!

Внезапно воздух содрогнулся от гулкого звука – будто эхо прокатилось по скалистому ущелью. Последняя звезда, размытая и неестественно огромная, вспыхнула, осветив необъятную черноту, нависшую над судном, и погасла.

– Сейчас начнется, – пробормотал капитан Макуир. – Джакс!

– Я здесь, сэр!

Они почти не видели друг друга.

– Мы должны пройти насквозь и выйти с другой стороны. Просто и ясно. Без всяких стратегий шторма.

– Да, сэр!

– Нас будет трепать и заливать еще несколько часов, – пробормотал капитан. – С палубы смывать уже нечего – разве что вас или меня…

– Обоих, сэр, – задыхаясь, прошептал Джакс.

– Нельзя быть таким пессимистичным, Джакс, – упрекнул его капитан. – Хотя, конечно, от второго помощника никакого толку. Слышите, Джакс? Вы останетесь один, если…

Капитан Макуир оборвал фразу. Джакс, озираясь по сторонам, молчал.

– Не бойтесь, – торопливо продолжал капитан. – Ведите судно навстречу. Что бы вам ни говорили, самые высокие волны идут по ветру. Навстречу ветру, всегда навстречу – вот единственный способ пробиться! Вы молодой моряк. Идите ему навстречу. Вот все, что вам нужно знать. Не теряйте хладнокровия.

– Да, сэр, – с замирающим сердцем прошептал Джакс.

Капитан подошел к телеграфу машинного отделения и о чем-то коротко переговорил с механиком.

Джакс почему-то ощутил прилив уверенности и понял, что у него хватит сил встретить любую опасность. До его слуха долетел отдаленный рокот, шедший из тьмы. Поверив в себя, Джакс встретил его спокойно, как встречает человек, защищенный надежной кольчугой, острие меча.

Пароход упорно пробирался среди черных водяных холмов, расплачиваясь за жизнь беспощадной качкой. Из его недр вырывался гул, белые клочья пара вылетали в ночь. Джакс мысленно спустился в машинное отделение, где боролся за жизнь судна надежный человек – Соломон Раут. Когда гул затих, Джаксу показалось, что смолкли все звуки, воцарилась мертвая тишина, и он вздрогнул от голоса капитана Макуира.

– Что такое? Ветер? Пустяки! – Слова капитана прозвучали громче, чем когда-либо. – С бака. Это хорошо. Мы еще можем выбраться.

Рев ветра приближался. Вблизи он напоминал тягостный жалобный стон, а дальше переходил в многоголосый нарастающий вой, в котором слышалась тревожная барабанная дробь и злобные ноты боевой песни марширующей толпы.

Джакс теперь с трудом угадывал очертания своего собеседника. Судно окутала тьма. Он смутно различал фигуру капитана, расставленные локти, вскинутую голову.

Капитан Макуир с непривычной торопливостью застегивал верхнюю пуговицу непромокаемого плаща. Ураган, обладающий силой поднимать огромные волны, топить корабли, выкорчевывать деревья, рушить крепкие стены и прибивать к земле птиц небесных, сумел вырвать у этого скромного человека несколько слов. Прежде чем на судно вновь обрушился яростный ветер, капитан Макуир раздраженно проговорил:

– Я не хочу его потерять.

От этой неприятности он был избавлен.

Глава 6

Погожим солнечным днем «Нань-Шань» вошел в Фучжоу. Легкий ветерок относил дым из трубы далеко вперед. Его прибытие не осталось незамеченным.

– Смотрите! Что это за пароход? Вы только поглядите на него! – переговаривались моряки на берегу. – Что с ним? Флаг вроде сиамский? Нет, вы только посмотрите!

Судно и вправду выглядело так, будто его использовали в качестве плавучей мишени для отработки стрельбы с близкого расстояния. Даже град мелкокалиберных снарядов не мог бы придать его открытым палубам столь плачевный, разбитый, опустошенный вид. «Нань-Шань» выглядел настолько изможденным и потрепанным, будто побывал на краю света. По сути, так оно и было: за такой короткий рейс он проделал долгий путь и побывал на берегах той великой страны, откуда не возвращается ни один корабль, чтобы предать земле свой экипаж. Весь корпус был облеплен серой солью – до самых клотиков мачт и верхушки трубы, словно (как предположил один шутник) «его выудили со дна морского и привели в порт, чтобы получить вознаграждение». Придя в восторг от собственного остроумия, он предложил за судно «в том виде, как оно есть», пять фунтов.

«Нань-Шань» не простоял в порту и часа, как из сампана вышел на набережную Иностранной концессии тощий человек с покрасневшим кончиком носа; лицо его искажала злобная гримаса. Он повернулся и погрозил судну кулаком.

К нему тут же подошел долговязый субъект с длинными ногами, слишком худыми для огромного круглого живота, и водянистыми глазами:

– Вы только что с парохода? Четко сработано, – заметил он.

На мужчине был видавший виды синий фланелевый костюм и пара облезлых туфель для игры в крикет. Над верхней губой понуро висели грязно-серые усы, а между полями и тульей шляпы в двух местах проглядывал дневной свет.

– Приветствую! Что вы тут делаете? – спросил бывший второй помощник с «Нань-Шаня», торопливо пожав незнакомцу руку.

– Подыскиваю работу… Неплохой шанс… мне намекнули, – апатично просипел человек в рваной шляпе.

Второй помощник вновь погрозил кулаком в сторону «Нань-Шаня».

– Этот идиот не может командовать и шаландой, – дрожа от злости, объявил он.

Собеседник с безразличным видом огляделся по сторонам.

– Правда?

Тут его взгляд упал на тяжелый коричневый сундук второго помощника, завернутый в парусину и перевязанный новой манильской веревкой. Он поглядел на него с пробудившимся интересом.

– Если бы не проклятый сиамский флаг, я бы им такой скандал закатил! Не к кому пойти, не то бы я ему устроил. Подлец! Объявил старшему механику – тоже тот еще фрукт, – что я струсил. Шайка первостатейных мошенников, каких поискать! Нет, вы представляете…

– А жалованье вам выдали? – внезапно осведомился потрепанный собеседник.

– Да. Рассчитался со мной на борту! – все больше входил в раж второй помощник. – «Можете, – говорит, – позавтракать на берегу».

– Вот гад! – рассеянно прокомментировал длинный тип и облизал губы. – Как вы насчет промочить горло?

– Он меня ударил, – прошипел второй помощник.

– Не может быть! Что вы говорите? Ударил? – сочувственно засуетился новый знакомый. – Здесь невозможно разговаривать. Расскажите подробно. Ударил? Наймите кого-нибудь, пусть тащит ваш сундук. Я знаю тут поблизости тихое местечко, где есть пиво в бутылках…

Джакс, изучавший в бинокль берег, сообщил старшему механику:

– Наш второй помощник не замедлил найти себе дружка. Последний ужасно смахивает на бродягу. Я видел, как они вместе ушли с набережной.

На судне производили необходимый ремонт, однако стук и грохот не мешали капитану Макуиру. Он писал письмо в аккуратно прибранной штурманской рубке. Стюард нашел в этом послании столь интересные отрывки, что дважды едва не попался. А миссис Макуир в своей роскошной гостиной подавила зевок – вероятно, из уважения к себе самой, так как в комнате больше никого не было.

Она полулежала в позолоченном кресле-гамаке с плюшевым сиденьем, рядом с изразцовым камином. Каминную доску украшали пестрые японские веера, а за решеткой мерцал огонь. Супруга капитана лениво пробегала глазами длинное – на нескольких страницах – послание. Она же не виновата, что эти письма так прозаичны и неинтересны – от «дорогая моя жена» в начале и до «твой любящий супруг» в конце. Не думает же он, что ее интересуют все эти морские дела? Конечно, она была рада весточке, хотя никогда не спрашивала себя почему.

«…Их называют тайфунами… Помощнику это как будто не понравилось… Нет в книгах… Не мог допустить, чтобы это продолжалось…».

Зашелестела бумага. «…затишье, которое длилось более двадцати минут», – рассеянно прочла она. Бездумный взгляд скользнул по словам в начале следующей страницы: «…увидеть еще раз тебя и детей…» Она сделала нетерпеливое движение. Вечно он думает о том, чтобы вернуться домой. Никогда еще не получал такого большого жалованья. Что там у него стряслось?

Ей не пришло в голову вернуться на предыдущую страницу. Тогда бы она узнала, в чем дело. С четырех до шести часов утра 25 декабря капитан Макуир думал, что в такой шторм судно не продержится и часа и ему не суждено больше увидеть жену и детей. Этого никто не узнал: ведь письма всегда так быстро терялись, – кроме стюарда, на которого это открытие произвело сильнейшее впечатление, настолько сильное, что он решил поделиться новостью с коком, мрачно заявив:

– Мы все были на волоске от гибели. Сам старик чертовски мало надеялся на спасение.

– Откуда ты знаешь? – презрительно спросил кок, старый морской волк. – Уж не он ли тебе сказал?

– Представь себе, намекнул, – дерзко выпалил стюард.

– Да с тобой лучше не связываться! А то в следующий раз он и мне намекнет, – ухмыльнулся старый кок.

Миссис Макуир настороженно читала дальше. «… Поступить справедливо… Несчастные создания… Только у троих сломаны ноги, а один… Подумал, что лучше не поднимать шум… Надеюсь, поступил правильно…».

Она опустила письмо. О возвращении домой больше ничего не говорилось. Должно быть, он просто высказал тщетное пожелание. Миссис Макуир успокоилась. Негромко, словно украдкой, тикали черные мраморные часы, оцененные местным ювелиром в три фунта восемнадцать шиллингов и шесть пенсов.

Дверь распахнулась, и в комнату влетела девочка-подросток – длинноногая, в короткой юбчонке. Бесцветные, довольно жидкие волосы рассыпались по плечам. Заметив мать, она остановилась и с любопытством впилась светлыми глазами в письмо.

– От отца, – пробормотала миссис Макуир. – Где твоя лента?

Девочка подняла руки к голове и состроила рожицу.

– Он здоров, – томно продолжала миссис Макуир. – Во всяком случае, я так думаю. Об этом он никогда не пишет.

Она усмехнулась.

Девочка слушала с рассеянным безразличием, а миссис Макуир смотрела на нее с умилением и гордостью.

– Ступай надень шляпу, – помолчав, сказала она. – Я иду за покупками. У Линома распродажа.

– Ах как прелестно! – воскликнула девочка неожиданно низким, глубоким голосом и вприпрыжку выбежала из комнаты.

Несмотря на серое небо, день стоял теплый и сухой. Перед мануфактурным магазином миссис Макуир любезно улыбнулась дородной матроне в широкой черной мантилье, обильно увешанной агатовыми украшениями. На ее шляпе над немолодым желтушным лицом красовался пышный букет искусственных цветов. Дамы оживленно защебетали, обмениваясь приветствиями и восклицаниями. Они сыпали словами, словно боялись, что мостовая разверзнется у них под ногами и поглотит их раньше, чем они успеют выразить свою радость от встречи. Дамы перекрыли путь к вращающимся стеклянным дверям. Несколько мужчин, стоя в сторонке, терпеливо ждали, пока женщины наговорятся, а Лидия была поглощена тем, что просовывала острие зонтика в щель между каменными плитами.

– Благодарю вас. Нет, еще не возвращается, – тараторила миссис Макуир. – Конечно, грустно, что его нет рядом, однако меня утешает мысль, что он чувствует себя хорошо.

Она перевела дыхание и, просияв улыбкой, прибавила, что мужу очень подходит тамошний климат, точно бедняга Макуир отправился в китайские моря с единственной целью – поправить здоровье.

Не собирался домой и старший механик Раут, прекрасно знавший цену хорошему месту.

– Соломон говорит, что чудесам не бывает конца! – весело крикнула миссис Раут старой леди, сидевшей в кресле у камина.

Старушка кивнула. Ее иссохшие руки в черных митенках покоились на коленях.

Глаза жены механика стремительно неслись по строчкам.

– Соломон говорит, что капитан судна – этот недалекий человек, помните, мама? – совершил очень умный поступок.

– Да, дорогуша, – покорно отозвалась старушка. Она сидела, опустив серебристую голову, с невозмутимо спокойным видом, характерным для очень старых людей, которые теряются, наблюдая за последними вспышками жизни. – Кажется, помню.

Соломон Раут, Длинный Сол, Папаша Сол, отличный парень Раут, снисходительный и заботливый наставник молодежи, был младшим из ее многочисленных детей, к тому времени умерших. Лучше всего она помнила сына десятилетним мальчиком, задолго до того, как он отправился куда-то на север учиться на механика. С тех пор она столь редко видела сына и так долго прожила, что приходилось возвращаться в далекое прошлое, чтобы разглядеть его сквозь дымку времени. Порой ей казалось, что невестка говорит о чужом человеке.

Миссис Раут-младшая разочарованно хмыкнула и перевернула страницу.

– Какая досада! Он не пишет, что же такого умного сделал капитан. Говорит, я все равно не пойму. Представляете? Что же он сделал? Как Соломону не стыдно скрывать от нас!

Она молча дочитала до конца и долго сидела, глядя на огонь. О тайфуне Соломон написал всего несколько слов. Далее он сообщал супруге, что чувствует все большую потребность в ее жизнерадостном обществе. «Если бы не мать, за которой нужно ухаживать, сегодня же выслал бы тебе денег на дорогу. Ты могла бы поселиться здесь в маленьком домике, чтобы видеться чаще. Мы не молодеем…».

– Он здоров, мама, – вздохнула, возвращаясь к действительности, миссис Раут.

– Он всегда был крепким, здоровым мальчиком, – спокойно отозвалась старушка.

Джакс давал в своем письме самый полный и вдохновенный отчет. Его друг, служивший на Атлантическом океане, охотно поделился полученными сведениями с другими помощниками.

– Один мой старый приятель пишет о необычайном случае, который произошел у них на борту во время тайфуна. Помните, два месяца назад об этом тайфуне писали в газетах? Прелюбопытная история! Да вот посмотрите сами. Я покажу вам письмо.

В послании Джакса содержались фразы, свидетельствовавшие о неукротимой и героической решительности. Помощник не кривил душой: в момент написания письма он действительно так чувствовал. Он мрачными красками описывал сцены в твиндеке.

«Я вдруг подумал: откуда несчастным китайцам знать, что мы не грабители? Отнять деньги у китайца, если он сильнее тебя, практически невозможно. Пойти на грабеж в такую погоду могли только совсем уж отчаянные головорезы, но что знали о нас эти бедняки? Я, не теряя времени на размышления, поторопился увести матросов. Свое дело мы сделали – на этом настаивал старик. Мы убрались восвояси, даже не поинтересовавшись их самочувствием. Уверен: не будь такой немилосердной качки, что они не могли на ногах устоять, нас разорвали бы в клочья. Ох, нелегкое было дело, уж поверь. Ты можешь до скончания века болтаться в своей луже, прежде чем на тебя свалится такая работенка».

Далее Джакс профессионально описывал повреждения, полученные судном, а затем продолжал:

«Когда шторм утих, мы оказались в дьявольски непростом положении. Дело осложнялось и тем, что недавно мы перешли под сиамский флаг, хотя капитан не видит разницы. «Это ничего не меняет», как он говорит. Есть вещи, которые этот человек понять не в силах, хоть кол на голове теши. С таким же успехом я мог бы объяснять это ножке кровати. Кроме того, судно, плавающее в китайских водах, чертовски беззащитно: здесь нет ни консула, ни захудалой канонерки, ни каких-то властей, к которым можно обратиться в случае чего.

Я считал, что этих китаез надо держать под замком еще часиков пятнадцать: примерно столько нам оставалось до Фучжоу. Там мы могли найти какое-нибудь военное судно и под защитой его орудий чувствовали бы себя в безопасности. Разумеется, любой капитан военного судна – англичанин, француз или голландец – помог бы нам разобраться с дракой на борту. А затем мы бы избавились от кули вместе с их деньгами, сдав всех скопом мандарину, или тао-тай, или… как там называют этих парней в темных очках, которых таскают в портшезах по своим вонючим улицам.

Старик никак не мог этого уразуметь. Не хотел поднимать шум, видите ли. А если ему взбредет в голову какая-то мысль, ее и паровой лебедкой не вытянешь. Ему хотелось поменьше шуму: – в интересах судна, в интересах судовладельцев, – в общем, «в интересах всех причастных лиц», как он заявил.

Я разозлился. Конечно, такого дела не скроешь, да ведь сундуки были закреплены как следует и выдержали бы любой нормальный шторм, а мы попали в поистине адский тайфун, какого ты даже вообразить не можешь.

Между тем я едва держался на ногах. Все мы не спали почти тридцать часов, а тут этот старикан сидит, задумчиво трет подбородок, чешет затылок, такой озабоченный, что даже сапоги позабыл снять.

– Надеюсь, сэр, – говорю я, – вы их не выпустите на палубу, пока мы так или иначе не подготовимся к встрече.

Заметь, я не очень-то был уверен, что мы справимся с этими нищебродами, если они вздумают напасть. Возня с таким грузом, как китайцы, не игрушки. К тому же я чертовски устал.

– А что, если швырнуть им вниз все эти доллары, и пусть дерутся между собой, а мы пока отдохнем? – предложил я.

– Что за чепуху вы несете, Джакс! – говорит он и медленно поднимает глаза. У меня прямо мурашки по спине пробежали. – Мы должны придумать выход, чтобы поступить справедливо по отношению ко всем.

Работы у меня было по горло, как ты легко можешь себе представить, поэтому я отдал распоряжения матросам, а сам решил вздремнуть. Я и десяти минут не проспал, как в каюту врывается стюард и дергает меня за ногу.

– Ради бога, мистер Джакс, выходите скорей! Идите на палубу, сэр! Да идите же!

Парень до смерти меня напугал. Я не знал, что случилось: опять ураган или что? Но никакого ветра я не слышал.

– Капитан их выпустил! Ох, он их выпустил! Бегите на палубу, сэр, и спасайте нас! Старший механик только что побежал вниз, за своим револьвером…

Вот что я понял из слов этого оболтуса. Правда, Папаша Раут клянется и божится, что пошел в каюту всего-навсего за чистым носовым платком. Как бы там ни было, я в секунду натянул штаны и вылетел на корму.

С мостика и вправду доносился шум. На корме работали четверо матросов и боцман. Я раздал им ружья – на каждом судне, плавающем у берегов Китая, имеются ружья – и повел на мостик. По дороге я чуть не столкнулся со старшим механиком – с незажженной сигарой в зубах, донельзя удивленным.

– Бежим! – крикнул я.

Мы всемером ворвались в штурманскую рубку. Там уже все было решено. Капитан так и стоял в штормовых сапогах по бедра, зато без куртки, в одной рубахе – видно, запарился от размышлений. У его локтя крутился пижон из «Бан-Хин» – грязный, как трубочист, с бледно-зеленым лицом. Я сразу понял, что мне сейчас достанется.

– Что за глупые фокусы, Джакс? – спрашивает у меня старик самым свирепым тоном.

По правде сказать, у меня язык отнялся.

– Ради бога, Джакс, – говорит он, – отберите у людей ружья. Если вы этого не сделаете, кто-нибудь непременно себя изувечит. Черт возьми, сумасшедший дом какой-то! А теперь слушайте внимательно. Я хочу, чтобы вы помогли мне и китайцу из «Бан-Хин» пересчитать эти деньги. Может, и вы не откажетесь помочь, мистер Раут, раз уж вы здесь? Чем больше нас будет, тем лучше.

Все это он придумал, пока я спал. Будь мы английским судном или отвози этих кули в какой-нибудь английский порт вроде, например, Гонконга, тогда конца бы не было расследованиям, неприятностям, искам о возмещении убытков и так далее. Но эти китайцы знают своих чиновников лучше, чем мы.